Емельян Пугачёв. Часть двадцать третья

«Сентенция*» судьи была готова:
Январь суровый вынес приговор:
«Четвертование» — Гром, шок от слова,
Но Пугачёв шептал: «Нет, я не вор!»

Перфильев и Зарубин — та же участь,
Повешенье: Шигаев и Торнов.
Подуров в списке том: «Умрите, мучась!»
Расклад тяжёлый полностью готов.

Что остальным? Был выбор невеликим:
Телесные побои да Сибирь.
Протоиерей** увидел страха лики,
Надеялись, что ждёт их монастырь.

Свершались исповедь и причащенье,
Анафеме не стоит предавать!
Не все покаялись: «Нет нам прощенья!» —
Перфильев и Шигаев — мощна стать.

Январский день морозный и холодный.
Народ на площади стоит с утра.
Закружит снег, зол ветер — волк голодный...
Зловещая, суровая пора.

Помост высокий, крепкий, деревянный,
На нём пока сидели палачи.
Вина немного — холод окаянный...
Простудишься, потом к жене: «Лечи!»

Три виселицы прочных близко, рядом...
Полки пехотные вокруг стоят.
Все офицеры в шубах, холод — адов!
Замёрзшие носы в шарфах таят.

На крышах лавок, магазинов — люди,
Облеплены буквально все дворы.
Нет, зрелище Россия не забудет,
Как не забудет правила «игры».

Детей, старух и женщин слишком много...
Казалось бы: мороз и холод лют.
Расчищена, посыпана дорога,
Последний в жизни бунтаря маршрут.

Примечание:
*Сентенция — приговор;
**Протоиерей Архангельского собора
Пётр Алексеев по поручению епископа
Крутицкого и Можайского Самуила
посетил камеры в Монетном дворе
с приговором,
чтобы исполнить исповедь и причащение.