Как две капли воды

24

Первый сбой в столь тщательно продуманной Эдди поездке произошел на третий день. Они были в Хьюстоне. С утра Тейт произнес страстную речь перед докерами. Приняли его хорошо.

Когда они вернулись в отель, Эдди отправился к себе в номер узнать, кто звонил в их отсутствие. Все остальные собрались в номере Тейта. Джек углубился в утренние газеты, ища в них упоминания о Тейте, его сопернике и вообще о выборах. Эйвери сидела на полу рядом с Мэнди, которая была занята раскраской с Микки Маусом.

Тейт растянулся на кровати, подложив под голову по­душку, и включил телевизор. Показывали какую-то вик­торину. Вопросы были идиотские, участники робели, ве­дущий был донельзя развязен, но порой такая ерунда да­вала отдых его мозгу, и ему в голову приходили интерес­ные новые мысли. Лучшие идеи посещали его, когда он бывал менее всего сосредоточен.

Нельсон и Зи вместе решали кроссворд.

Эту мирную сцену нарушил Эдди. Он ворвался в ком­нату в таком возбуждении, в каком Тейт его никогда не видел.

– Выключи эту штуку и слушай меня.

Тейт пультом уменьшил громкость.

– Ну, – сказал он со смехом, – мы все внимание, мистер Пэскел.

– Сегодня днем проходит заседание одного из круп­нейших в штате клубов Ротари. Это самое главное засе­дание года. Принимают новых членов, на заседание все приглашены с женами. Докладчик, назначенный на сего­дня, внезапно заболел. Они хотят тебя.

Тейт сел и спустил длинные ноги с кровати.

– Сколько человек?

– Двести пятьдесят – триста. – Эдди рылся в каких-то бумагах в портфеле. – Крупнейшие бизнесмены и уче­ные – столпы общества. Старейший клуб Ротари в Хью­стоне. У его членов полно денег, даже в наше трудное время. Вот, – сказал он, протягивая Тейту несколько листков бумаги, – это та речь, с которой ты выступал в Амарильо в прошлом месяце. Просмотри ее. И ради Бога, сними ты эту джинсу и переоденься в приличный костюм.

– Эти ребята больше похожи на выборщиков Деккера.

– Так оно и есть. Поэтому так важно, чтобы ты перед ними выступил. Деккер изображает тебя юнцом, витаю­щим в облаках, а то и того хуже, психованным либералом. Покажи им, что ты твердо стоишь на ногах и что у тебя нет ни хвоста, ни рогов. – Он бросил взгляд черед плечо. – Ты тоже приглашена, Кэрол. Постарайся быть очарова­тельной. Женщины…

– Я не смогу пойти.

Всеобщее внимание переключилось с Эдди на нее. А она все еще сидела на полу рядом с Мэнди, держа в ру­ках цветные карандаши, а на коленях картинку с утенком Дональдом.

– Мэнди в час назначено прийти на прием к доктору Вебстеру.

– Черт! – Тейт взъерошил волосы. – Совсем забыл.

Эдди, не веря своим глазам, смотрел то на одного, то на другого:

– Такую возможность нельзя упускать. На этой неделе по опросам мы впереди на один пункт. Тейт, мы еще не утвердились. Эта речь может принести нашей кампании кучу долларов, которые нам необходимы, чтобы покупать телевизионное время на коммерческих каналах.

Джек отложил газету в сторону:

– Договоритесь с врачом на другое время.

– Это возможно, Кэрол?

– Ты же знаешь, как трудно было к нему записаться. Вероятно, следующего раза придется ждать несколько недель. Даже если бы это было возможно, в интересах Мэнди нельзя откладывать.

Тейт видел, как его брат, отец и менеджер обменялись многозначительными взглядами. Они хотели, чтобы он произнес речь перед влиятельными людьми, и они были правы. Надо было убедить этих консерваторов, верных сторонников Деккера, что он – кандидат надежный, а не какой-нибудь выскочка. Но, посмотрев на жену, он за ее вроде бы спокойным взглядом почувствовал твердую ре­шимость. Как бы он ни поступил, его не простят.

– О, Господи!

– Я могу пойти с Кэрол к психологу, – предложила Зи. – А ты, Тейт, выступай со своей речью. Мы тебе по­том подробно расскажем все, что доктор говорил.– Спасибо за предложение, мама, но она моя дочь.

– А эта встреча может решить ход выборов, – подал голос Эдди.

Джек встал и потуже затянул пояс на брюках, как буд­то собирался драться:

– Я на сто процентов согласен с Эдди.

– От одной речи не могут зависеть выборы. Отец?

– Мне кажется, твоя мать предложила лучший выход. Ты же знаешь, я этим психиатрам не особо доверяю, мне не стоит труда пойти послушать, что один из них говорит про мою внучку.

– Кэрол?

Спор шел вокруг нее, а она в нем совсем не участвова­ла, что было на нее не похоже. Раньше она не преминула бы высказать свое мнение, не ожидая, пока ее спросят.

– Очень важно и то, и другое, – сказала она. – Ре­шать надо тебе.

Эдди выругался под нос и бросил на нее разъяренный взгляд. Уж лучше бы она орала и требовала, добиваясь своего. Тейт чувствовал то же самое. Насколько проще было сказать ей «нет», когда она настаивала и упрями­лась. Но в последнее время она больше говорила своими темными красноречивыми глазами.

Каким бы ни был его выбор, неодобрения ему не избе­жать. Решающим фактором была сама Мэнди. Он взгля­нул в ее серьезное личико. Она не понимала, о чем спор, но, казалось, извинялась за то, что из-за нее возникло столько неудобств.

– Позвони им, Эдди, и скажи, что мы не можем при­нять их любезное приглашение. – Видно было, как Кэ­рол, сидевшая в напряженном ожидании его ответа, рас­слабилась. – Скажи, что у миссис Ратледж и у меня уже запланирована встреча, к сожалению.

Тейт предупреждающе поднял руку и посмотрел на друга тяжелым решительным взглядом:

– Прежде всего – обязательства перед семьей. Пом­нишь, ты обещал мне поддержку и понимание?

Эдди взглянул на него с отчаяньем и бросился вон из комнаты. Тейту не в чем было его винить. У него не было детей, он отвечал только за себя. Что он мог знать о род­ственных чувствах?

– Надеюсь, ты отвечаешь за свои поступки, Тейт, – сказал Нельсон, вставая с места и протягивая Зи руку. – Пойдем успокоим нашего менеджера. – И они вышли.

Джек был возмущен на меньше, чем Эдди. Он бросил взгляд на Кэрол:

– Довольна?

– Хватит, Джек, – с раздражением сказал Тейт.

Тот угрожающе ткнул в сторону Кэрол палец:

– Она тобой манипулирует, тоже мне примерная мать!

– То, что происходит между Кэрол и мной, тебя не ка­сается.

– Обычно нет. Но поскольку ты хочешь получить вы­борную должность, твоя личная жизнь касается всех нас. Меня касается все, что связано с кампанией. Я посвятил годы тому, чтобы ты смог баллотироваться.

– И я ценю все, что ты сделал. Но сегодня я беру увольнительную – ради своей дочери. Не думаю, что я требую многого, но если это и так, не спорь со мной, по­жалуйста.

Бросив еще несколько злобных взглядов на Кэрол, Джек вышел из номера, хлопнув дверью.

Она поднялась на ноги:

– Ты тоже так думаешь, Тейт? Что я разыгрываю примерную мать?


…Хуже всего было то, что он не знал, что думать. На­чиная со своего первого свидания в пятнадцатилетнем возрасте Тейт старался быть сдержанным в отношениях с женщинами. Он нравился женщинам. И они ему нрави­лись. Он уважал их. Он был не из тех мужчин, которые легко шли на романтические приключения, и друзей среди женщин у него было столько же, сколько любовниц, хотя те, кто принадлежал к первой категории, тайно сожалели о том, что не попали во вторую.

Самый серьезный роман у него был с одной разведенной дамой из Сан-Антонио. Она была достаточно удач­ливым торговцем недвижимостью. Тейт радовался ее ус­пехам, но не любил ее настолько, чтобы пытаться полу­чить от нее столько же времени и внимания, сколько тре­бовали ее дела. Кроме того, с самого начала она дала понять, что не хочет детей. Они встречались два года, а потом расстались друзьями.

В их адвокатской конторе Джек занимался комплекто­ванием штата, но когда появилась Кэрол Наварро, Тейт поддержал мнение Джека. Ни один мужчина не мог бес­страстно смотреть на Кэрол. Ее огромные темные глаза приковывали к себе внимание, фигура будила воображение, улыбка проникала в самое сердце. Он одобрил ее, и Джек зачислил ее в фирму ассистентом.

Вскоре Тейт нарушил правила служебной этики и при­гласил ее на ужин – отпраздновать одно выигранное ими дело. Она была очаровательна и кокетлива, но вечер кончился всего лишь дружеским рукопожатием у дверей ее квартиры.

Несколько недель она вела себя на свиданиях чисто по-дружески. Однажды вечером, когда терпению Тейта при­шел конец, он заключил ее в свои объятия и поцеловал. Она страстно ответила на поцелуй. Естественным обра­зом они оказались в постели, и физическая близость дос­тавила подлинное удовольствие обоим.

Через три месяца их контора потеряла сотрудника, но Тейт приобрел жену.

Ее беременность была полной неожиданностью. Он легко свыкся с мыслью, что ребенок появится раньше, чем они планировали. Кэрол – нет. Она жаловалась на то, что такая ответственность свяжет ее по рукам и ногам. Ее милая улыбка и заразительный смех отошли в область воспоминаний. Секс она стала воспринимать как обязан­ность, и Тейт не очень огорчился, когда от физической близости пришлось отказаться.

У них начались скандалы. Все, что он делал, ей не нра­вилось. В конце концов он оставил попытки наладить с ней отношения и все свое время и энергию стал отдавать подготовке к выборам, которые должны были состояться через несколько лет.

Как только родилась Мэнди, Кэрол занялась восста­новлением своей фигуры. Она тренировалась с фанатическим упорством. Он не мог найти этому объяснения. По­том стала понятна причина этого рвения. Он почти день в день знал, когда она завела первого любовника. Она это­го и не скрывала, так же как не скрывала и последующих измен. Его защитой было равнодушие, которое в тот мо­мент было искренним. Впоследствии он жалел, что тогда не развелся с ней. Это было бы лучшим выходом для всех.

Долгие месяцы они жили в одном доме, но разными жизнями. Потом как-то ночью она пришла к нему в ком­нату в самом соблазнительном виде. Он так и не понял, что заставило ее прийти – может быть, скука, или пре­зрение, или желание доказать, что она может совратить его. Но какова бы ни была причина, долгое воздержание и слишком большое количество спиртного, выпитого за покером, побудили его воспользоваться ее предложением.

В самые черные минуты он подумывал о том, чтобы возобновить свою старую связь с женщиной, торговавшей недвижимостью, или завести новую – хотя бы ради того физического облегчения, которое это могло дать. Но он лишил себя этой роскоши. Интрижки на стороне – ло­вушка для женатого мужчины. Для кандидата в сенаторы – это конец карьеры. Попасться на этом было равносильно политическому самоубийству. 

Попался бы он на этом или нет, все равно супруже­ская клятва верности значила для него слишком многое, пусть для его жены это было иначе. И он оставался верен Кэрол и тем словам, которые произнес на брачной цере­монии.

Через несколько недель после той ночи она с вызовом сообщила ему, что опять беременна. Тейт не знал точно, его ли это ребенок, но вынужден был поверить ей на сло­во.

«Я вовсе не желаю быть связанной еще одним ребен­ком», – заявила она.

Тогда он наконец понял, что больше ее не любит, не любит давно и уже не сможет снова полюбить. Он пришел к этому выводу ровно за неделю до того дня, как она под­нялась на борт самолета рейса 398 в Даллас.

Он встряхнул головой, чтобы избавиться от этого не­приятного воспоминания. Он хотел пропустить мимо ушей ее вопрос о примерной матери, так же как постарал­ся не заметить ее признания, что она не была беременна.

Он боялся опять начать выяснять отношения. Он не хотел принимать ту или иную линию поведения, не удостове­рившись в том, что Кэрол действительно переменилась в лучшую сторону…


– Может быть, ты закажешь ленч в номер, чтобы нам не надо было никуда заходить перед визитом к доктору Вебстеру? – предложил он, меняя тему.

Она не меньше его хотела прекратить этот разговор:

– Что бы ты хотел?

– Что угодно. Сандвич с холодным ростбифом, на­пример.

Она присела на кровать, чтобы позвонить по телефону и машинально скрестила ноги. У Тейта напряглись все мускулы, когда он услышал, как скрипнули ее чулки.

Если он все еще не доверял ей, почему его так тянуло заняться с ней любовью?

Она прилагала максимум стараний, это он вынужден был признать. С момента возвращения домой она делала все, чтобы помириться с ним. Она почти не выходила из себя. Делала массу усилий, чтобы ладить с его семьей, выказывала удивительный интерес к их переживаниям, их делам, их привычкам. Она стала прямой противополож­ностью той нетерпеливой, раздражительной матери, ко­торая была раньше.

– Да, сандвич с арахисовым маслом, – говорила она в трубку. – С виноградным желе. Я знаю, этого нет в меню, но именно это она любит есть на ленч. – Стойкая привязанность Мэнди к сандвичам с арахисовым маслом и желе была постоянным предметом их шуток. Кэрол улыбнулась ему через плечо.

Господи, ему так захотелось попробовать эту улыбку на вкус.

Недавно он попробовал. У ее рта не было привкуса лжи, обмана, измены. Поцелуи, которыми она отвечала ему, были нежными, утонченными и… другими. Вспоми­ная их – а он часто делал это в последнее время, – он понял, что ощущение было такое, будто он впервые цело­вал женщину.

То, что должно было быть давно знакомым, оказалось непривычным. Эти несколько поцелуев потрясли его и оставили неизгладимое впечатление. Он призвал на по­мощь всю силу воли, чтобы ими и ограничиться, хотя ему хотелось и дальше исследовать этот рот, чтобы найти объяснение такой странности.

А может, в этом не было ничего странного. Она так непривычно выглядела с короткой стрижкой. Может, пластическая операция настолько изменила ее лицо, что она стала казаться на себя непохожей.

Отличный аргумент, но он его не убедил.

– Сейчас принесут, – сказала она. – Мэнди, собери, пожалуйста, карандаши и положи их в коробку. Пора кушать.

Она наклонилась ей помочь. Когда она нагнулась, уз­кая юбка чуть задралась и натянулась на бедрах. Его пронзило желание. Кровь прилила к членам. Это понятно, быстро объяснил он себе. Он так давно не был с женщиной.

Но и этому он поверил не до конца.

Он не хотел любую женщину. Если бы причина была в этом, он решил бы все проблемы одним телефонным звон­ком.

Нет, он хотел именно эту женщину, эту Кэрол, свою жену, к которой начал заново привыкать. Иногда, загля­нув ей в глаза, он думал, что как будто не знал ее раньше, и все размолвки происходили не с ним, а с кем-то еще. Трудно было в это поверить, но ему нравилась новая Кэ­рол. И совсем было трудно поверить в то, что он, кажется, начинает влюбляться в нее.

Но он стал бы отрицать это и перед лицом смерти.


– Я рада, что ты пошел с нами, – сказала Эйвери, не­решительно улыбнувшись Тейту. Они сидели в приемной доктора Вебстера и ждали разговора с врачом.

– Я не мог поступить иначе.

Психолог провел с Мэнди уже почти час. Они с тяже­лым чувством ждали его заключения. Беседа ни о чем по­могала им справиться с напряжением.

– Неужели Эдди до конца поездки будет на меня злиться?

– Перед уходом из отеля я поговорил с ним. Он поже­лал нам удачи. Наверное, мама с папой его успокоили. Да он вообще долго не сердится.

– Странно, правда?

Тент посмотрел на часы.

– Господи, долго еще он будет с ней разговаривать? – Он посмотрел на дверь, как будто пытаясь открыть ее взглядом. – О чем ты?

– О том, что Эдди никогда не сердится.

– А, да. – Он пожал плечами. – Такой темперамент. Он редко выходит из себя.

– Ледышка, – пробормотала она.

– Что?

– Ничего.

Она перебирала рукой ремень от сумки и взвешивала, стоит ли продолжить разговор на эту тему. Айриш посо­ветовал ей узнать об этих людях побольше. Ее профессио­нальный успех строился на умении вытянуть информацию из людей, которые вовсе не собирались делиться своими секретами. Она решила вновь использовать свой талант и проверить, не разучилась ли она это делать.

– А женщины?

Тейт отложил в сторону журнал.

– Какие женщины?

– Женщины Эдди.

– Не знаю. Он со мной их не обсуждает.

– Не обсуждает личную жизнь с лучшим другом? Я думала, мужчины обожают рассказывать о своих успехах.

– Мальчишки. Мужчинам это не важно. Я не люблю подсматривать, а Эдди не любит выставляться.

– Он не гетеросексуал?

Тейт бросил на нее ледяной взгляд:

– Он что, не пожелал с тобой переспать?

– Черт бы тебя побрал!

Дверь распахнулась. Они виновато отпрянули друг от друга. Ассистентка сказала:

– Доктор заканчивает с Мэнди. Он скоро выйдет.

– Спасибо.

Когда она вышла, Эйвери опять наклонилась к Тейту:

– Я спрашивала про Эдди только потому, что твоя племянница к нему липнет, и я боюсь, что она может об­жечься.

– Моя племянница? Фэнси? – Он с недоверием расхо­хотался. – Бегает за Эдди?

– Она рассказала мне об этом прошлой ночью, когда зашла ко мне в комнату с синяками на лице. (Улыбка сползла с его лица.) Так и было, Тейт. Она подцепила в баре какого-то ковбоя и пошла к нему. У него случились проблемы с эрекцией, он обвинил в этом Фэнси и избил ее.

Он смог только выдохнуть:

– Господи…
Он смог только выдохнуть:

– Господи…

– Ты не заметил у нее синяка под глазом и распухшую губу?

Он покачал головой.

– Ничего, не расстраивайся. Ее родители тоже не за­метили, – с горечью сказала она. – Они к ней относятся, как к мебели. Она присутствует, но никто ее не замечает… если только она не ведет себя особенно отвратительно. Как бы то ни было, сейчас она обратила свои взоры на Эдди. Как ты думаешь, как он среагирует?

– Фэнси еще ребенок.

Эйвери посмотрела на него с изумлением:

– Конечно, ты только ее дядя, но ты же не слепой.

Он передернул плечами.

– Эдди достаточно поразвлекался, когда мы учились в университете. Он посещал публичные дома в Нэме. Я знаю, что он нормальный мужик.

– Он сейчас с кем-нибудь встречается?

– Да, с женщинами, которые работают в штате пред­выборной кампании, но обычно это безобидные платони­ческие отношения. Не слышал никаких сплетен о том, что он спит с кем-нибудь из них. Думаю, некоторые из них не отказались бы, если бы он им предложил. Но Фэнси! – Тейт недоверчиво покачал головой. – Вряд ли Эдди ста­нет ее трогать. Он не будет связываться с женщиной, ко­торая почти на двадцать лет его младше, особенно с Фэн­си. Он слишком умен для этого.

– Будем надеяться, что ты прав, Тейт. – Она задума­лась, потом взглянула на него и добавила: – Я говорю это не потому, что сама в нем заинтересована.

У него не было возможности прокомментировать ее слова – врач открыл дверь и вышел из кабинета.
– Ты не заметил у нее синяка под глазом и распухшую губу?


Сандра Браун