Римма Дышаленкова

РИММА ДЫШАЛЕНКОВА
(1942-2016)

«Отец мой был природный пахарь»,
мать сиротливо запоет
и тихо начинает плакать,
сильнее — песня не дает.

И бабушка ту песню пела
легонько, не скрывая слез:
сама в двадцатом овдовела,
самой быть пахарем пришлось.

Отец мой был природный пахарь.
От почерневшего крыльца,
над шестерыми мать поплакав,
шла провожать на фронт отца.

А мы, глотая песню-слезы,
с голодных лет, сиротских лет
впитали истовый и грозный
родимых песен алый цвет.

Их вдовы не поют, а плачут,
сутуло пляшет вдовий круг,
а утром вместо сдохшей клячи
впрягутся в плуг…

Немало вдов по всей России
плетут ее ржаной венец.
И всё поют, поют седые
о том, что пахарь — мой отец.

***

Весной хочу к земле поближе быть.
Мне надобно ладони погрузить
в припухшее распаханное поле.
Из почвы тесто жизни замесить.
Водой живою семя оросить
и выпустить растение на волю.

Могильное, бесплодное на вид,
сурово поле черное молчит,
полно большой космической печали.
Но месяц встанет на волшебный рог,
от звезд примчится вестник-ветерок, —
и зерна, будто звезды, зашуршали.

И я тружусь, и трудится звезда,
и космос световые льет года,
и волны жизни мощно излучает,
чтоб маленькая нежная земля,
ресницами зелеными звеня,
давала это чудо урожая.

***

Крестам по пояс поднялась трава.
Никто ее на кладбище не косит.
То здесь, то там качаются колосья,
то здесь, то там нечаянные сосны
печально образуют острова.

Я здесь впервые. Я — почетный гость.
Меня ведут на мамину могилу.
И говорят, — покуда были силы,
все мама о свидании просила,
да просьбу передать не привелось.

— Как передашь, когда грудным ребенком
тебя в чужую отдали семью… —
Вторая мама отошла в сторонку
и, глядя в землю, скорбно под гребенку
в тяжелый узел прячет седину.

— Ах, мамочка, не надо отходить,
и не впервые плакать нам с тобою.
Не для корысти и не для обид,
но кто-нибудь все время норовит
тебя или меня назвать чужою.

Я зло дралась с ватагою ребят,
я зло пытала, бедную, тебя:
«За что меня приемышем прозвали?»
А ты в слезах повязывала плат,
шептала: «Это Гитлер виноват», —
и отводила детские печали.

Крестам по пояс поднялся покой
увенчанный солдатским обелиском
Мы обе, мама, матери с тобой,
и знаем: как целительной травой,
Земля объята наша материнством.