Копеечка к копеечке

Ещё в советские времена в одном из городов Заполярья базировалась крупная воинская часть, подразделения которой были разбросаны по всему региону. Вот в ней-то и произошла эта история. Впрочем, обо всём по порядку.

Финансовой службой в этой части командовал молодой ещё капитан с незамысловатой фамилией и незапоминающейся внешностью. Он был обычным офицером, даже более, чем обычным: весь какой-то до серости усреднённый, какой-то бесцветный, всегда хмуро-сосредоточенный, молчаливый, избегающий весёлых компаний и не участвующий в общих сборищах. Короче – никакой. Не удивительно, что друзей у него среди сослуживцев было, мягко говоря, не слишком много. Офицеры относились к нему равнодушно, со снисходительностью «бывалых вояк» к «тыловой крысе», позволяя себе не стесняться в выражениях и отпускать в его адрес сомнительные остроты. А, между тем, начфин был блестящим специалистом, великолепно считал, обладал острым умом, непомерными амбициями и изощрённой фантазией. И запоминал каждое сказанное о нём слово. И хорошее, и, особенно отчётливо, - не очень. Может, капитан и не был таким уж злопамятным, но память у него была великолепная.

Начальник штаба одного из подразделений, расположенного не так уж далеко от управления части, на противоположном берегу морского залива, был финансисту полной противоположностью. Небольшого роста, полноватый, с обширной лысиной, окружённой торчащими во все стороны буро-рыжими волосами, с не сходящей с пухлого лица ехидной улыбкой и всегда косо сидящими на широком носу круглыми очёчками, он скорее был похож на клоуна из шапито, чем на боевого офицера, занимающего, причём, абсолютно заслуженно, совсем не маленькую должность. Прибавьте к этому трудно произносимую (что-то среднее между «экслибрис» и «шикльгрубер») фамилию, журчаще подкартавливающий говор, неубиваемый цинизм и не признающий никаких авторитетов едкий сарказм, - и вы поймёте, что среди его начальников, подчинённых, сослуживцев и просто знакомых, равнодушных не было. Причём, количество обожавших его людей вряд ли превышало число люто его ненавидящих.

И вот однажды в подразделении ждали очередную зарплату. Обычно деньги привозил кто-нибудь из старших офицеров подразделения, которым заодно надо было решить какие-то служебные (а зачастую, и свои личные) дела в управлении части, или кто-то из управленцев, регулярно совершающих начальственно-контролирующие наезды.

В этот раз денежное довольствие начфин привёз лично. Бойцы, скособочившись от тяжести, затащили инкассаторские мешки в канцелярию. Командир выставил дежурного у двери, финансист ещё раз проверил деньги, переложил их в сейф, оставив зачем-то два мешка рядом со своим стулом, разложил ведомости. Выдача началась.
По давно устоявшемуся порядку первыми получили зарплату солдаты и сержанты, за ними – прапорщики и младшие офицеры, а затем очередь дошла и до «дядей с большими звёздами» - командного состава подразделения.

Последним в канцелярию зашёл начальник штаба, подменявший дежурного офицера на командном пункте. Сияя довольной улыбкой и блестящей лысиной, штабист подошёл к столу, расписался в ведомостях и со словами: «Давай, мытарь, порадуй дядю тугриками» снисходительно похлопал начфина по плечу.
Финансист, криво ухмыльнувшись, привстал, поднапрягся, вытащил из-под стола стоявшие рядом с ними мешки и с грохотом взгромоздил их на стол: «Забирайте, товарищ майор!»

В глазах начштаба мелькнуло недоумение, улыбка приобрела оттенок неуверенности. Почуяв некую нестандартность ситуации, командир приподнялся над столом, стараясь не упустить ничего из происходящего. Майор открыл мешки. Улыбка сползла с его губ, лысина, а затем и всё лицо штабиста начали медленно окрашиваться в цвет варёной свеклы. Командир напрягся. Начфин смотрел на своего визави, сохраняя выражение невозмутимой безмятежности, однако отодвинулся подальше от стола (на всякий случай?) и ласковым, хотя и слегка осипшим голосом спросил: «Пересчитывать будете?» Через несколько секунд все помещения подразделения сотряс звериный рык начальника штаба: «Сука!!!»

От немедленной и безжалостной расправы начфина спасло только присутствие в кабинете командира, с трудом удерживающего рвущееся наружу ржание.

(Для прояснения ситуации. В маленьком советском северном городке не было офисов или отделений каких бы то ни было банков или иных финансовых организаций, зато был крупный оборонный завод и не менее крупная военно-морская база. Учитывая северные и прочие многочисленные надбавки, зарплаты у местного населения были несопоставимо выше средних по стране. Правда и цены на всё (а снабжение городка осуществлялось по первому разряду) были соответствующими. Всё это привело к тому, что металлических денег в городке практически не было. Копейки (любого номинала) можно было найти разве что у какого-нибудь коллекционера. Самым мелким дензнаком везде был рубль. Даже на ценниках в магазинах копейки отсутствовали.)

Но вернёмся в канцелярию.

Перед разъярённым начальником штаба на столе стояли два мешка с его зарплатой (с учётом северных надбавок, выслугой и прочая, и прочая – порядка 600 (если не больше) полновесных советских рублей), набитых МЕДНЫМИ МОНЕТАМИ, самыми крупными из которых было несколько пятикопеечных. Почти 45 кг медяков. Тысячи «копеечек», «двушечек» и «трюльничков»…
Где и как долго собирал их начфин, и какая гадость, сделанная штабистом, заставила его пойти на столь изощрённый способ отмщения, так и осталось тайной…

Но!

Уже через пару дней, никуда не выезжая из городка, начальник штаба умудрился поменять ВСЕ свои медяки на бумажные денежные купюры!

Впрочем, если вспомнить его фамилию, вряд ли стоит удивляться…