Лёха Гимнастёркин 14. Вспомнить всё

По мотивам поэмы А.Т. Твардовского Василий Тёркин
                Глава четырнадцатая
*** Как Лёхе Гимнастёркин всё вспомнил ***

С той поры промчался месяц,
Трудный месяц боевой.
Все вокруг, что крайне бесит,
Говорят о перевесе
В затянувшемся процессе,
Говорят наперебой.

Комментировать подробно
В роте прессу не удобно.
Вот спроси кого угодно –
Отмахнётся наотрез.
На атаки – отвечаем,
Но башку свою ломаем:
Почему ж не наступаем,
Раз имеем перевес?

Алексей служил достойно,
Под уздцы взял свою злость.
Но, душе всё не спокойно,
Словно что – то не пристойно,
Как не полная обойма…
И за это – в душу гвоздь.

Не скажу, что враг бездарен:
Он ошибок не прощал.
Но хитёр хоть и коварен –
Съеден был и переварен,
А во сне всё тот же парень
Приходил, как обещал.

Подойдёт, сверкнёт глазами,
Погрозится кулаком,
Плюнет кровью со слезами,
А потом уйдёт молчком.

Поначалу страшно было,
Алексей во сне стонал.
Но однажды, словно шило,
Мысль сразила наповал.

Потайная дверь открылась
Та, что разум сторожил:
…Это в армии случилось
Когда срочную служил.
_____________________________
Словно длинный кол на клумбе,
Затянув, как мог, ремень,
Он стоял с утра «на тумбе».
Был дневальным в этот день.

Замерев, как на параде,
Охранял покой страны.
Но чесалось где – то сзади
Ниже Лёхиной спины.

За окошком минус тридцать
Всё – таки Полярный Круг*.
Лёха тихо матерится,
Ждёт дежурного, но вдруг

Как шпана по переулку,
Как предвестники беды
На вечернюю прогулку
Вышли погулять «деды».

Быть «дедами» - это клёво!
Можно «духов» прессовать.
И один из них, из Львова**
Стал на Лёху наезжать:

«Кто ты, длинный, слышишь плохо?
Покажи свои котлы***».
«Я с Донбасса, можно Лёха».
«Ха, да мы ж с тобой хохлы.

Только ты –  второго сорта,
Да, к тому ж, ещё и «дух».
Я по боксу – мастер спорта
И считаю я - до двух.»

Без ключа от зажиганья
Можно Лёху завезти:
«Всё, дедуля, до свиданья
И считай хоть до пяти.

На котлы мои не зарься
Мне отец их подарил».
«Ты служи пока, не парься»
Тот сквозь зубы процедил.

«Ты мне враг уже заочно
И имей это в виду.
А слабо сегодня ночью
В душевую?»
«Да, приду.»

Без разбора в челюсть хлёстко
И под дых, чтоб не кричал.
Били больно, били жёстко,
Но и Лёха не скучал.

В детских драках он не плакал,
Первым сам не приставал,
А вот дед – хватался за кол,
И отец не отставал.

И в тот вечер, в том бараке,
Преступив ногой порог
Постоять в хорошей драке
За себя, конечно, мог.

Но хохлы – они же трусы,
Только хором – храбрецы.
Синяки горят, как флюсы,
Губы – словно огурцы.

Молча все дрались, ни слова,
Лишь летали сапоги.
Больше всех бил тот из Львова
Его, вроде, звали Вова,
Но руками бил хреново
И старался всё с ноги.

Опыт деда пригодился:
Он «бендеру» крутанул,
Увернулся, изловчился,
С правой в ухо саданул.

Позже, в роту возвращаясь,
Лёха тёр подбитый глаз.
Заводила с ним, прощаясь,
И от злобы задыхаясь
Говорил всё усмехаясь:
«Ещё встретимся, Донбасс!»

И был прав. Судьба упрямо
Вновь свела двоих людей.
В том и заключалась драма,
Что врагов, а не друзей.

Что ж, закон драматургии,
Прямо целый сериал:
В нём один служил России,
А другой нацистом стал.

И в ту ночь, с голодным брюхом,
К нам в засаду угодил.
Он и был тем злобным духом,
Что ночами приходил.
_____________________________
Когда вспомнил – полегчало
И немного отлегло.
Только сердце кровь качало
И размеренно стучало,
Только мысль не покидала
Сколько ж вас здесь полегло!

И зарыто просто в ямы.
Из Черкасс, Кременчуга,
Из Днепра, с Одессы – мамы
Львова – фабрики врага.

Оболваненных речами
Профашистских крикунов.
Ведь не русские с мечами
К вам нагрянули. Вы сами,
Возомнив себя богами,
Женщин жгли и стариков.

Это видела Одесса
И Донецк не стал прощать.
Ну а там, в краю прогресса,
Телевидение и пресса
Отнеслись без интереса:
«Фейки, что же с русских взять.

Сами жгут себя, тупицы,
Сотни лет – и всё впотьмах.
И бомбят свои ж больницы,
В деревнях и городах.

Дальше носа – то не видят.
Одним словом –  мужичьё!
НАТО мухи не обидит,
Мы ж к вам с миром, дурачьё.

С нами толерантным станешь,
Эй, мужик, глаза протри!»
Только Лёху не обманешь,
Он всё видит изнутри.

Он давно свой выбор главный
Сделал: Родине служить.
Ведь он – русский, православный
И в России хочет жить.

Здесь семью свою построить.
С этим надо не тянуть.
Главное – себя настроить!
Ну, а силы что б удвоить,
Да и душу успокоить
Надо в церковь заглянуть.

Только храмы все в руинах
И сожжён иконостас.
Двери, окна в паутинах,
И огонь свечей погас.

Остаётся слово Божье,
Если даже власти лгут.
И, как раз, по бездорожью
Для беседы с молодёжью
В часть священника везут.

Связь наладить с небесами.
Ряса чёрная до пят,
С очень добрыми глазами
И на вид, лет пятьдесят.

Растрясло слегка беднягу,
Был не лёгок переезд.
Сам служил, давал присягу,
И с крестом, что по обряду
На груди сияли кряду
Две медали за Отвагу
И Георгиевский Крест.

Жаль, но очередь до Лёхи
В этот вечер не дошла.
Был прилёт, и в суматохе
Церковь паству не нашла.

Ночь была почти бессонной,
День надежду подарил.
Он стоял перед иконой,
А священник говорил:

«Червь сомненья душу гложет?
На, вот свечку подержи.
Что боец тебя тревожит?
Не стесняйся, расскажи.

С сердца вырву гематому.»
Как ровесника убил –
Доложил отцу святому,
Ничего не утаил.

И сказал в ответ Учитель:
«Прекращай себя корить.
Ты Отечества спаситель
Это надо уяснить.

Было чувство врезать сдачи?»
Алексей зажёг свечу.
«Ничего, кроме отдачи
Автомата по плечу.»

«Мнений множество расхожих»
Пастырь Лёху приобнял,
«Десять заповедей Божьих
Нам никто не отменял.

Только Библия вещает:
На войне убить врага
Нам Господь не запрещает,
Если жизнь вам дорога,

Но законов христианских
Нам нет права нарушать:
Пленных, раненых, гражданских
Ты не должен убивать.

Обратись к врагу с любовью –
Верный способ победить.
Ненависть свою смой кровью,
Научись врага любить.

И любовь к тебе вернётся,
Опыт жизни доказал!
Тот, кто любит – тот спасётся,
Даже если убивал.

Да уж –  трудная задача
Выиграть бой с самим собой.
Ну, а выиграл – стал тем паче
Благороднейший герой.

Верь, живи духовно, кротко,
Обращайся к небесам.
А без веры – только водка,
Ну, а с водкой – знаешь сам.

Воевать с собой не бойся,
Не беда, что с детства трус.
Не волнуйся, успокойся.
Я понадоблюсь – вернусь.»

Так сказал, а Лёха слушал
Те слова, лишь иногда
Повторял: «Теперь не струшу.
То, что Вы вложили в уши,
Мне попало прямо в душу
И засело навсегда!»

«Дай то Бог, служи Отчизне
Не жалея своих сил.
Это – честь и право в жизни
Так Господь за нас решил.»

Наложил тремя перстами
Крест на Лёхино чело:
«Помни, Бог, он всюду с нами».
И у Лёхи отлегло.

Шёл какой – то просветлённый,
Непривычно деловой.
А за ним, чуть отдалённо
Ангел плыл над головой.

А в дали второй и третий,
Каждый со своим бойцом.
Это был год двадцать третий
Год с неведомым концом.

* Лёха служил на Севере, так, как призывался в ряды российской армии, хотя по паспорту был украинцем.
** Старослужащий из Львова так же оказался в рядах российской армии вместе с Алексеем так, как учился в Росси в институте и после его окончания был призван на срочную службу.
*** Котлы – часы.

Конец четырнадцатой главы. Продолжение следует.