Гимназист. Повесть. Путешествие по южному Кавказу
И нас нечаянно касались,
И мы средь пиршеств молодых
Душою часто омрачались;
Мы возмужали; рок судил
И нам житейски испытанья,
И смерти дух средь нас ходил
И назначал свои закланья.
А.С.Пушкин
Путешествие по южному Кавказу.
Гимназист.
Повесть.
Верхняя Сванетия (Земо-Сванети) - высокогорная долина в верхнем течении реки Ингури, которую окаймляет (окружает) собой в виде каймы, Главный Кавказский хребет с вершинами Шхара, Ушба, Тетнульди, по которому проходит граница Грузии с Россией (КБР), просыпалась от долгой зимней спячки. Здесь Ингури переходя в узкие горные ущелья, расширяется возле селение Джвари и выходит на территорию Колхидской низменности, где впадает в Черное море. Колхидская низменность благоухала. Недалеко находилось низовья реки Риони, которое славится богатой разнообразной фауной и флорой. Низменность постоянно посещают даже египетские цапли, которые славятся неописуемой красотой и грацией. Я не торопился, решил пройти эти сказочные места, слиться с духом родной земли, вдыхать тонкий аромат лугов и полей, их душистый, приятный запах. Потом подняться на невысокие лесистые холмы и руками потрогать растущее в горах редкое железное дерево, вечнозеленый кустарник самшит, посмотреть плоды гирканского инжира. Я сидел на каменистом берегу реки Мтквари, где село Уплисцихе и делал наброски, потом написал эту повесть.
После долгой службы в походных лазаретах военный фельдшер Алексей Иванович Васильев, ввиду неизлечимой болезни супруги, в плоть которой еще глубже въедалась скоротечная чахотка, оставил службу и вернулся в родное селение Джвари, которое расположилось у подножия гор. Он понимал, что его супруга Алевтина Сергеевна, которая, еще не дожив до сорокалетнего возраста, медленно прощалась с жизнью, и ничем помочь ей был не в силах. Он был высок ростом, жилистый, и односельчане в шутку называли его верзилой, хотя он был складного телосложения. Алексей Иванович был потомком староверов, обосновавшихся на Кавказе давно, жил в родительском двухэтажном доме, где имелся небольшой сад, огороженный деревянным забором от соседей, с пятнадцатилетней дочерью Дианой. Сын Роман еще с детства выделялся среди сверстников своими необычайными знаниями и был замечен купцом - меценатом Ивановым Иваном Ивановичем, который жил по соседству, покровительствовал Роману и, с разрешения его матери Алевтины Сергеевны, в возрасте 14 лет увез его Москву и через своих друзей устроил в казенную классическую гимназию с изучением, кроме общих образовательных дисциплин, и иностранным языкам, где он начал учиться и жил в общежитии гимназии. Его умственное начало, мыслительная способность, его необычное мышление помогли ему быстро овладеть теорией знания, и он в дальнейшем основательно увлекся историей и философией.
В московской квартире знакомого, купца Иванова, где иногда жил гимназист Роман Васильев, следователями сыскной полиции проводился обыск, сыскари всюду рыскали в поисках запрещенной литературы, и нашли его гимназистские конспекты о посещении кружков Герцена, Огарева, экземпляры журнала «Колокол», который издавался в Лондоне, в котором разрабатывались утопические социально-экономические программы крестьянской революции в духе русского социализма. Кроме того, следователям удалось найти рукописные наброски к рассказам в стихах Никитина о горькой доле бедняков в России.
– Бунтарь, прямо-таки, - закуривая пахитоску, - заметил жандарм Берман, - вы же, молодой человек, из семьи обедневших дворян, как вас-то угораздило ступить на этакий скользкий путь, а? Преуспевающий гимназист, так сказать, будущее России, а вляпался в утопические идеи этих бунтарей, теперь высылка да каземат, вот так-то, братец. Вы же враг государства, а как же иначе? - читал морали Васильеву Берман. – В кандалы его и в Бутырку, - приказал жандарм в штатском двум полицейским с винтовками, стоящим всё это время у двери квартиры, - а вы, понятые, идите, расписывайтесь в протоколе, если грамоту не знаете, то, просто поставьте крестик, - строго велел жандарм.
– Ты, гимназист, больше на кого похож – на отца, старовера, обедневшего дворянина, или на мать - крестьянку, а? – толкая его в экипаж, с ехидцей спросил жандарм Берман.
– А у меня матроклинная наследственность, - дерзко ответил Роман. – А как это понять? – недоуменно спросил жандарм в штатском, который его бил.
– Не поймете, да и долго объяснять, - неохотно ответил гимназист.
– Ты, гимназист, можешь гордиться, что стал «гостем» знаменитой Бутырки, - с иронией заметил Берман, - тут пред казнью сидел аж сам Емелька Пугачев, но тебя, конечно, казнить не будут, а отправят этапом, разумеется, пешедралом под конвоем на Кавказ, на каменоломни, добывать известняк, гипс, мрамор из горных пород, тем я хочу облегчить твою судьбу, - передавая его тюремщику, тихо произнес Берман.
Арестантов было двадцать человек, все молодые, в арестантской робе, в кандалах, сопровождаемые конным конвоем, не смотря на зной, шли без остановки, кормили раз в сутки сухим пайком – кусок хлеба с салом, и сало было такое соленое, что нестерпимо хотелось пить. В населенных пунктах жители проявляли сочувствие, на ходу украдкой давали хлеб, воду в глиняных кувшинах арестантам, за что многие получали от конвоиров удар арапником, не обращая внимания на их угрозы и крики: не балуй, они политические, не подходить! Чем дальше шли арестанты, тем становилось невыносимо жарче, южное солнце нещадно обжигало, боясь солнечного удара, конвоиры «сжалились», почаще устраивали привал на берегу реки, давая арестантам возможность помыться и постираться. Конвой с арестантами встретил местный пристав вблизи село Уплисцихе на левом берегу реки Мтквари. Сразу же их доставили в распределительный пункт каземата, построенного еще персами, во дворе которого толпились местные горные князьки – мелики, которые занимались поставками мрамора, гипса в Россию для строительства.
– Меня не интересует ваша принадлежность к партиям, - начал, было, пристав с пафосом, - мне начихать и на ваши убеждения, нужен латынщик, конечно, если он еще знает европейские языки, чтоб умел рисовать, есть такие? Васильев понял, что выпал шанс избежать изнурительной работы с ночевкой в каземате и поднял руку, его тут же отвели к экипажу, а остальных прямо на работу, не смотря на то, что день уже начинал вечереть. Сам пристав в экипаж не сел, в экипаже сидели двое: кучер на своем месте, облучке, а внутри барышня в платье из парчи, в вуали, в мягкой фетровой шляпе, из-под которой выбивались длинные белокурые волосы. Экипаж остановился у замка с мраморными колоннами, видны были вершины снежных гор, и водопад, и слышался шум буйной реки. Замок для тайных обрядов, мистерии, вот для чего латынщик, чтоб понимал, что же мисты с ним творят, - подумал Васильев, усмехнувшись. Замок утопал в цветущем саду. - Приехали, вылезай!- громко прошамкал кучер с длинным горбатым носом, приставляя короткую лестницу к ступенькам экипажа. Барышня, ничего не говоря, начала подниматься на второй этаж, а к Васильеву подошел старичок – камердинер, на шее которого висел ключик на голубой ленте – особый знак важности среди слуг, и знаком руки велел идти к постройке рядом с конюшней.
– Ты будешь здесь жить, - медленно начал он, - щас принесут чистую одежду, проводят в баню, а после тебя примет княгиня и скажет, чем ты будешь заниматься, усёк?
– Еще как! - дерзнул Роман, – выпускать кровь будут у чистого, а потом начнется омовение кровью, и при этом должна присутствовать Кибела, но если она лобызает Аттиса, тогда уж Изида, и если ее тоже ублажает ААХ, вообще-то, мне все равно, - дерзко произнес он. Домик, куда привел Романа старичок с ключом на шее, был просторным, с хорошей мебелью, на веранде в просторной клетке пел желтый кенар, – гарцкий благородный роллер, коленца-то овсяночного пения, - сразу определил гимназист, - хорошо, когда под дивное пение этой пташки выпускают тебе кровь. Баня была с водяным паром – кипел котел с водой над чугункой, вода испарялась, но было жарко, служанка принесла косоворотку с короткими рукавами, чистое нижнее белье, брюки типа татарских шароваров, туфли странные – без задника и с открытым верхом, - наверное, кожи не хватило, и тут экономят, - подумал Роман, зато имелось жидкое душистое мыло, початый флакон одеколона «кёльнская водица». После того, как Роман закончил с личной гигиеной, присел на ступеньки крыльца и ждал свою участь. Пошто они меня так опекают, а? – подумал Роман, - не за знания языка же? можно подумать, что я нахожусь в стране невежд, ишь, какой замок позолоченный, какие же у них надобности во мне, какую каверзу затеяли эти имущие со своим политическим врагом, крайне для них неблагонадежным, а? Из окон замка доносились звуки фортепиано, кто-то бегло играл сарабанду Генделя, подошел старичок-камердинер с ключиком на голубой лентой на шее, - такое впечатление, что он с каждым днем высыхает, его, что, не кормят или ежедневно выпускают ему кровь? – подумал Васильев. – Следуйте за мной, молодой человек, вас ждут, - тихо прошамкал старичок и направился в сторону замка. Камердинер, шаркая лощеными сапогами по паркету, привел гимназиста в гостиную, велел сидеть на турецком канапе и ждать.
Боже мой, какое убранство, может, я в царских палатах или в покоях самого шахиншаха персидского, а? – осматриваясь, подумал Роман. Дверь в гостиную открылась, вошла та женщина с вуалью из экипажа и с ней худенькая, белокурая, с голубыми глазами барышня.
– Ваша фамилия Васильев, - жестко, как на допросе, начала женщина, - умны, владеете языками, философ, знаток античности, всё это мне известно из записки начальника второго отдела сыскной полиции Бермана. Я княгиня Вертинская Ольга Фёдоровна, она, стало быть, моя дочь, княжна Агния Сергеевна, и к нам следует обращаться Ваше сиятельство, усёк? Ей нужен католический язык – латынь, которому вы ее будете учить.
– А для чего ей латынь, чтоб читать протоколы допросов и пыток инквизиторов или читать в подлиннике Катулла, Вергилия, Овидия? – начал было дерзить Роман.
– Однако, вы дерзкий, как предупреждал Берман, думаю, оное вас не касается, - начала было раздражаться княгиня Ольга Фёдоровна.
– А я есть хочу, - вдруг громко произнес Роман.
– Какой забавный, однако, - переливчатым голосом вставила, до сих пор молчавшая, княжна Агния.
– Ладно, Агния, отведи его в столовую, пусть его накормят, и он будет кушать с прислугой, - велела Ольга Фёдоровна.
– А спать придется там же? - тут мне было бы уютно, - не сдержался Роман. Княжна рассмеялась, а Ольга Фёдоровна, ничего не ответив, постукивая своими каблуками, удалилась.
– Ну что, пойдем, что ли? – обратилась к Роману княжна. – Я один есть, не буду, только с тобой, в противном случае, я ночью в вашем прекрасном саду предамся самосожжению, или отправьте меня добывать известняк, - почти крикнул Роман и плюхнулся на канапе. Он ей нравился, она не могла устоять перед искушением, вдоволь наговориться с ним и надеялась, что такая возможность у нее будет.
– Пойдемте в столовую, там вас накормят, - предложила княжна.
– Я один не буду – капризно надув губы, ответил Роман, - пусть меня морят голодом, пусть меня зароют живем в сырую землю, пусть на моей могиле мои кости гложет пушкинский красногубый вурдалак, но я не стану кушать, пусть, даже Атлант уронит небосвод, - с сардонической улыбкой продолжал издеваться над княжной Роман. Княжна Агния, закрыв лицо руками, убежала в свою комнату, ему оставалось, только, встать и идти в домик, который ему отвели, - жаль, что остался голодным, - вслух произнес он. Через некоторое время пожилая служанка Евдокия, в сопровождении Агнии, принесла серебряный поднос с едой.
- Я алкоголь не употребляю, унесите обратно, - громко произнес Роман, увидев на подносе графин с вином и фарфоровый бокал. Ошалевшая служанка, выложив еду на стол, собиралась уходить, но, вдруг, услышала: она остается со мной, только, об этом никому, ни гу-гу, идёт?
- Ты случайно не сумасшедший, а? мне очень интересно, когда же мы будем заниматься-то, а то мать начнет серчать, и ты окажешься на каменоломне, будешь дышать пылью известняка и скоро от болезни лёгких умрешь, - сердито выпалила княжна.
– И я умру от пыли минерала кальцита, которая засорит мои бронхиолы, а ты на могилу-то придешь? – съязвил Роман, - а где заниматься-то, будем?
– У меня в комнате, - коротко ответила Агния и пошла к выходу, - А там дверь на замок закрывается? - спросил Роман, желая окончательно вывести княжну из себя. Она не ответила, и он медленно поплелся за ней. Комната княжны Агнии была просторная, стены украшали персидские ковры ручной работы, мебель была резная в стиле интарсия, книжные полки были забиты книгами античных авторов и современных русских поэтов. У стены стоял широкий диван, а у окна турецкое канапе, покрытое покрывалом из красного бархата. В углу комнаты был встроен камин-камелёк, у канапе стояло фортепиано. – А можно? – спросил Роман княжну.
- А ты умеешь играть? – удивилась княжна. Он умело начал перебирать клавиши, озвучивая «Лунную сонату», закрыв глаза. Роман даже не слышал, как в комнату вошла княгиня.
– Как идут занятия. Агния? – с ходу спросила княгиня. Он, энтот ссыльный, толковый малый или мы напрасно теряем время?
– Нет, всё хорошо, мама, - покраснев, ответила Агния.
– Тут меня вообще за человека не считают, - престав играть, произнес Роман, - может, вы придумаете мне кличку? например – Тутмос, или вас устраивает ссыльный, а? я ухожу в каземат. Она никогда ни чему не научится, пустая, не дано,- и быстрыми шагами направился к двери. Зашел камердинер.
- Ваше сиятельство, пристав Воронцов Иван Ильич и поручик Ростов просят вашей аудиенции, принять? – прошамкал он.
– Проси, голубчик, и прикажи, чтоб подали фрукты и вина, – радостно ответила княгиня, загадочно посмотрев на Васильева.
– Вы, оказывается, и музыкант, может, всем нам споете, а?
– Я не рапсод, Ваше сиятельство, и не кифаред Фамир, вот, пусть фатоватый фендрик поручик с приставом вам споют, а княжна аккомпанирует, а я пойду в свою обитель почивать, и поторопитесь отправить меня в каземат, - с сарказмом ответил Роман. Ночью в дверь комнаты, где спал Роман, постучали, и в сопровождении поручика Ростова в комнату вырвались трое стражников и начали прикладами жестоко избивать Романа.
– Да хватит с него, а то убьете, - остановил стражников поручик. Роман два дня не выходил из комнаты, так как не мог ходить, и обеспокоенная его отсутствием княжна Агния, увидев его, ужаснулась.
- Изверги, что они с тобой сделали, ты потерпи, Роман, я ночью тебя вывезу и стану твоей пленницей, как Брисеида у Ахилла, - омывая его раны, плача, сквозь слёзы произнесла Агния. Перевязав его раны, она по тайному ходу вывела его на задний двор и повела в конюшню. Их встретил старый конюх Митрофан, увидев изувеченного юношу, прямо-таки, ахнул: кто его так избил-то, Агнюша, а? креста на них нет, - перекрестившись, помог ей уложить Романа на солому.
– Дядя Митрофан, ты меня с рождения знаешь, скажи, готов ли ты мне помочь? – беря его за мозолистые руки, тихо спросила княжна.
– Ты, княжна, моя повелительница, прикажи, и не сумлевайся, - робко ответил конюх.
– Если мы ночью поедем, ты найдешь орлиную скалу в ущелье? - спросила Агния.
– Найду, Ваше сиятельство, не переживай.
– Кажись, у тебя есть супруга, мы ее тоже увезем, мы ни в чем не будем нуждаться, ты только бери выносливых лошадей карабахской породы и моего жеребца не забудь, - и быстро ушла. - С продуктами мне поможет Евдокия, а тайники матушкины опустошу, избить моего возлюбленного, ведь, она должна была понять, что я влюблена, и у него «эзопов язык», он будет говорить притчами, что их всех раздражает, - направляясь в замок, сердито причитала княжна.
– Евдокия, - обратилась она к служанке, - Митрофан в конюшне готовит мажару, она к ночи должна быть загружена продуктами и теплой одеждой, ты, ведь, любишь меня? поедешь со мной, я ухожу из замка, ты меня поняла? – на ходу бросила она. Княжна зашла в комнату матери, отодвинула большую картину не стене, где в днище в тайнике лежал ридикюль, набитый бриллиантами, империалами, семейными драгоценностями, деньгами в больших купюрах, тамга, завещание: для одного человека, не много ли? – с насмешкой подумала Агния. Она со стены сняла две инкрустированные двустволки, а из комнаты взяла свой маленький револьвер. К ночью всё было завершено, только, вот, супруга конюха Митрофана отказалась ехать, и мажара, закрытая сверху, с привязанными к ней породистыми лошадьми, покинула двор замка и направилась в сторону гор, в неизвестность, и, кто знает, княжна, влюбившись в ссыльного Васильева, сама не зная, разрушала вековые традиции, преемственность, что было основой ее любви, счастья, того непредсказуемого таинственного чувства, суть которого веками оставалась загадкой для мудрецов и многих поколений, а может быть, это был зов судьбы, призыв Бога, а он его посланник, а? веление фатума, который тяготеет над головой у каждого из нас, и мы не вольны противостоять его шалостям, его велению, уповаем, мол, это наша доля, божеская воля, а Бог тут ни при чем, мы сами, своими деяниями, поступками вынуждаем его, чтоб он наградил нас горькой долей. Конюх Митрофан хорошо знал дорогу, чем выше в гору поднималась мажара, тем сильнее ощущался холод, княжна всё время поила отварами Романа, покрытого соломой, у которого был жар, и он иногда начинал бредить. Начинался рассвет, прохладный туман с утренними сумерками рассеивался, уже за лесистыми горами видно было зарево. Рождался новый день.
– Теперича до орлиной горы, моя повелительница, рукой подать, а там, в ущелье, нас никто не найдет, - понукая лошадей, успокаивал всех конюх Митрофан. Показался водопад, который, наверняка, и сотворил небольшую речушку.
– Вот и приехали, Ваше сиятельство, чуть ниже домик должен сохраниться, я его еще в детстве с отцом строил, - останавливая мажару, произнес Митрофан. Он, не торопясь, распряг лошадей, отвязал и других, привязанных к мажаре, связав длинной веревкой, отпустил пастись и взялся разжечь костёр.
- Первозданная природа, Ваше сиятельство, быстро вылечит вашего касатика, - разгружая продукты, заметила кухарка Евдокия. Роман приходил в себя и, пока, не понимал, где же он находится.
– Ты, Роман, уже в безопасности, немного поправишься, мы поедем в Тифлис к моему дяде, генералу Вертинскому, он поможет с пашпортом, с новыми документами, и ты навсегда исчезнешь для полиции, как бунтарь, ссыльный, и мы там же, в Тифлисе, в православной церкви обвенчаемся. Я полюбила тебя, Роман, с первого дня, когда увидела, люба ли я тебе? – сквозь слёзы говорила княжна. Роман, вместо ответа, притянул её в свои объятия и тихо прошамкал.
- И вышла нимфа из воды, чтобы любоваться горящим факелом любви маленького божка, не подозревая о чудодейственной силе его огня, и заразилась любовью. Теперь ты, нечто нереальное, как призрак, будешь преследовать меня всюду, так? Или как у гениального русского Поэта Пушкина – величайшего златоуста: - «Эхо, Бессонная нимфа скиталась по берегу Пенея». Княжна Агния всё сделает для счастья своего возлюбленного, и они останутся жить в Тифлисе, где она родит двух мальчуганов – будущих князьков, и после десятилетней разлуки, теперь, со своим супругом, князем Лозинским, вернется в родные пенаты и будет прощена матерью: да Бог простит тебя, ответ просящему прощения, ибо, я сама грешница, нам следует примириться, делать простым от греха вины, долга, примириться сердцем, не питая вражды за обиду, переложив гнев на милость, - слёзно произнесла княгиня Ольга Фёдоровна, обнимая своих розанов, и тут уместно вспомнить слова великого словесника: всё в жизни случай, и на всё воля Бога…
Август – сентябрь – октябрь. 2023г. м.м.Б.
Свидетельство о публикации №123102602084