Зорино
Раиса и Глеб
Рая Шевченко родилась в станице Рязанской Краснодарского края. Её родители Яков Васильевич и Тина Карповна имели бакалейную лавочку, свой маленький магазинчик. Мать, Тина Карповна малограмотна, окончила церковно-приходскую школу. Она была самой настоящей казачкой, из семьи казаков-хлеборобов. После революции проявила большую активность и стала членом коммунистической партии, и даже имела вес в партийной ячейке. Коммунисты – враги частной собственности, а маленький магазинчик мужа такой собственностью и являлся, и члены партии стали выказывать ей недоверие. Тина предпочла остаться с мужем и положила свой партбилет на стол. И не просто положила, а швырнула! Случилось это в первой половине 20-х годов, а выйди из партии она в 30-е годы, стала бы врагом народа. Опасаясь преследований, семья была вынуждена выехать в Краснодар. Тина Карповна безраздельно распоряжалась в доме и не допускала никаких возражений. Яков Васильевич служил милиционером. Он был спокойным и уравновешенным человеком, хорошо играл в шахматы и шашки. Когда Рая окончила педагогическое училище, то семья вернулась в станицу Рязанскую, в свой дом. Устои своей семьи: главенствующей матери и во всем послушного ей отца Рая перенесла и в свою семью.
Будущий муж Раи, Глеб, родился в деревне Зорино Рязанской области в многодетной семье лесника. По соседству в деревне Константиново родился Сергей Есенин. Мальчишкой, Глеб часто видел поэта, навещавшего свою мать. Мальчик видел, как невысокий светлоруссый шикарно одетый молодой человек прогуливался по лугам. Он видел, как Есенин ничком падал в эту душистую траву. Глеб еще не догадывался, что это великий поэт подпитывался энергией русской земли, свежей травой, и самой природой.
В семье Глеба было 8 детей. Когда дети подросли, настала пора перебираться в город, продолжать их учить. Родители переехали в город Майкоп Краснодарский край, Адыгейской области. А дом в Зорино оставили старшей сестре, которая к этому времени вышла замуж. Там же в Майкопе окончил педагогическое училище Глеб. По распределению попал в станицу Рязанскую, и поселился у семьи Шевченко.
Это была любовь с первого взгляда. Оба красивые: Глеб светлоруссый, голубоглазый, Рая смуглая, темноволосая, настоящая казачка. Летом молодые поехали к родителям Глеба, а затем в Сочи. В этом волшебном городе они и поженились. А через год родился первенец.
Молодые решили продолжить учебу в Краснодарском педагогическом институте. Поселились в общежитии. Была пора коллективизации, и вследствие чего, страшного голода. Глеб подрабатывал – вечером преподавал на рабфаке, но на деньги продукты не купить. Студенты могли прокормиться только по талонам. По этим талонам давали конину и перловую кашу. Рая не могла заставить себя проглотить склизкий комок перловки, а ее однокурсница не терпела конину. Они ждали друг друга у входа в столовую, чтобы поменяться: одной конину, другой – перловую кашу. От постоянного голода Рая просила мужа уехать домой, бросить учебу. Глеб уговаривал потерпеть.
Отец Глеба работал объезжиком, целыми днями пропадая в лесу. Мать вела своё хозяйство, скотина, огород, за своими собственными детьми и то не уследишь, а тут молодые «подбросил» малыша. Не досмотрела старая замученная женщина за внуком, не сберегла. Умер от какой-то инфекции.
Погоревала Рая, упрекая мужа и его родню, а вскоре снова забеременела. Уговаривала Глеба бросить институт, уехать - поднимать маленького. У нее от недоедания появились первые признаки туберкулеза. Надо было срочно менять климат. Они переехали в Крым. В город Симферополь, и там восстановились в институте. А следом за ними переехали и родители Раи. До годика покормила грудным молоком, а потом молодая мама часто оставляла ребёнка своим родителям. Но и её родители не уберегли малыша. Повели его в цирк, и в цирке от обезьянки, подцепил мальчик полиомиелит. Не выжил.
Так за пять лет учёбы Рая родила и потеряла двоих сыновей. После института их распределили в Керчь. Там у них родился третий сын, назвали его Виктор, что значит победитель. Мальчик должен был победить смертность малышей в их семье! Климат в Керчи был ужасный, сухой с постоянными сильными ветрами. Рая боялась, что маленький Витя простудиться.
От родственников пришло письмо. Они проживали в селе Першутино Клинского района, и туда в школу требовались педагоги, словесник, как Рая и учитель физики, как Глеб. И молодая семья уехала в Клин, с Юга на Север было легко переехать. В дороге малыш заболел, понос, рвота, симптомы, как у его умершего братика. Рая паниковала. Глеб отправился в Москву в справочное бюро искать врача.
Справочное бюро – это будка на вокзале. А это был 1937 год, год, когда боялись разговаривать с близкими людьми, а не то, что с чужими. Глеб подошел в справочную и попросил дать адрес хорошего педиатра. Женщина из будки диктовала адреса больниц. Но Глеб упросил ее, умолил, и эта женщина, на свой страх и риск, дала обеспокоенному отцу адрес отличного доктора. Малыша выходили, откармливали сырой картошкой.
Сначала, в Клину, они поселились в комнате при школе. Удобства, само собой, во дворе. Глеба назначили завучем. В школе, да и в городе их очень уважали. От школы получили участок земли, и через два года начали строить свой дом. Отец Глеба был лесничим, и научил его работать с деревом. Глеб строил дом, торопился, ведь у них скоро опять родиться ребенок.
Стали жить в собственном доме. Свой огородик. Двое сыновей: два и три годика. Трехлетка ревновал маму к маленькому, вытаскивал младенца за ноги из своей бывшей кроватки. Жили бедно, но счастливо. А через три года началась война.
Глеб работал в школе железнодорожников и имел бронь. Но фашисты подходили к Москве, и Глеб вывез свою семью в эвакуацию на свою родину в деревню Зорино к старшей сестре Надежде, и брони не стало. В деревне уже всех мужчин призвали на фронт, а надо было косить траву, запасать корм скотине, и Глеб вызвался помочь колхозу. В лесничестве у отца он ловко научился косить. Крепкий, работящий, он не боялся никакой работы. Пока Глеб помогал колхозу, соседские жители были приветливы к его семье, но как только поздней осенью его призвали на фронт, многие соседи шипели вслед Раисе: «Что наш хлеб приехали жрать!?» Из-за постоянных нападок гордая Рая уехала в ближайший город Тума, и поселилась там при школе.
Голод был дикий, даже несравнимый со студенческой жизнью. Рая свою порцию делила на троих: сыновьям и себе. У нее перестала идти менструация, как у ленинградок - блокадниц. Когда совсем стало невмоготу - неожиданно пришла помощь. За то, что Глеб косил всё лето, председатель колхоза привез ей мешок муки. Часто потом она вспоминала тот мешок - спасший им жизнь.
В 1943 Глеб был тяжело ранен. В грудь и руку. Пуля прошла в 1-2 см от сердца. Он долго лежал в госпитале в городе Гусь-Хрустальный, и Рая с сыновьями его там навещали. Левая рука Глеба, ссохлась, и не шевелилась совсем. Глеб был болезненно худой и измученный. Но радость встречи – живой – не описать словами!
Глеб и Рая перебрались обратно в Клин. Глеб был ещё слаб. Жить было совсем не на что, и они решились продать полдома. Точнее не продали, а поменяли на три мешка картошки.
И вот - уже долгожданная победа! А у Раи под сердцем – ребёнок.
Родилась девочка в начале августа, в год Победы! Долгожданный выстраданный год для всех советских людей, и для родителей девочки. Назвали ее Верой, потому что верили, что войны больше не будет.
Вера родилась, когда матери было под сорок. Двум оставшимся братьям девять и семь лет. Рая колебалась - оставлять ли ребенка, она очень ослабла после долгого военного голода, но Глеб был непреклонен. Он вернулся, он жив, и все будет нормально!
Мать часто брала дочь на свои уроки. Вера была девочкой спокойной, послушной, и маме не мешала. Рая, как истинный педагог, была женщина властная, не терпевшая возражений. Дочь не баловала, не ласкала, хотя и любила безмерно. Мать была страшно вспыльчива, и за её криками дети не разглядели материнской любви.
Глеб был выдержанным человеком. Жену свою очень любил, и эту любовь пронес через всю свою жизнь. В воспитании детей полностью полагался на нее. Человек он был спокойный и даже, чуть мягкий.
Братья сестренку особенно не любили, потому что были вынуждены с ней часто оставаться. Но никогда не роптали, не смели перечить своей матери, да и так было принято, что старшие приглядывали за младшими. Тихая девочка обычно возилась в углу с единственной куклой, сшитой из тряпок. Когда она мешала играть в их, мальчишеские игры, они пугали пухлую девочку:
- Сейчас Дядя отрежь пирожка придёт! – и малышка в страхе забиралась под кровать.
Иногда мальчишки брали её с собой гулять. Однажды они отправились кататься на льдине небольшого озера. Несколько раз прокатились туда - сюда, а потом решили, что плотно укутанная малышка много весит, и оставили ее на берегу. Неокрепший лед на озере треснул. Веру оставили на берегу, где двухлетняя девочка наблюдала за барахтающимися в воде братьями. Озорники побежали домой, у печки высушили одежду, и ничего не сказали матери. А ещё как-то на прогулке мальчишки потеряли свою сестрёнку, зарёванную малышку привели домой посторонний люди.
Продукты давали только по карточкам, и продуктов не хватало. Родители продали вторую половину дома и переехали обратно в комнату при школе. Стало полегче, когда отменили карточки. Глеб с сыновьями ездили в Москву за продуктами. Начали откладывать деньги на собственный домик. И вот деньги накоплены, присмотрели домик, а мальчишки хоть и малы, но чем-то помогают. Деньги хранились в сберкассе. Глеб пришел снимать деньги, а кассирша разными намеками давала ему понять, мол, не снимайте деньги, погодите. Глеб удивился, почему не снимать, завтра же он покупает дом?! Но завтра на эти деньги Глеб не смог купить даже батон хлеба. Произошла девальвация рубля. Последняя жертва Сталина. Деньги, которые были на руках, обесценились, а те, что на сберкнижке сохранились. Итак, они остались без денег, без дома, а жить при школе, было уже невыносимо.
Глеб списался с фронтовым товарищем. Тот стал зам.министром по транспорту. Товарищ помог им - устроил работать в Московскую школу железнодорожников. Через несколько лет Глеб стал директором школы, забот прибавилось.
Вера
Жили они в самом центре Москвы в многокомнатной коммунальной квартире напротив фабрики «Рот-Фронт», где всегда пахло конфетами. Добрые работницы украдкой бросали малышам в окошко конфеты. Коммунальная комната была перегорожена мебелью, как бы разделяя на четыре комнатушки: спаленка отца и матери, закуток-кухонка, комнатка братьев и уголок Верочки.
Вера росла смышленой и очень любила читать. Чтобы мать не ругалась, она по ночам забиралась под одеяло и с фонариком взахлёб читала книги. Верочка подцепила желтуху, у нее пожелтели белки глаз, и ухудшилось зрение. В итоге и стала носить очки с толстыми стеклами. Подруг у тихой Веры не было. В самом детстве дружила с соседкой по коммуналке Натальей. Но девочка была постарше и быстро переросла соседку. Вера не участвовала в школьной жизни, она много читала и любила бродить по Москве.
С матерью не откровенничала, не советовалась. Однажды в одиннадцатом классе Вера пошла в кино с соседкой. На дневной сеанс билетов не было, и девушки купили билеты на вечерний, фильм оказался двухсерийным. Вернулась Вера домой поздно вечером, мать резко обозвала дочь «шлюхой», и отвесила ей звонкую пощечину. Старший брат тут же остановил мать, вступился за сестру.
Вера была самой обычной девушкой. Невысокая. Светло-голубые глаза за некрасивыми очками, узкие губы, аккуратный прямой нос, бесцветные брови, русые волосы. Мать всегда была яркой, косметикой пользоваться не было нужды, а подсказать дочери, как подчеркнуть свою внешность не приходило в голову. Для нее дочь и так была хороша. Мать уже оформила пенсию, но продолжала работать в школе, была усталой, больной женщиной, и казалась старше своих лет. Но всё равно оставалась статной женщиной со следами былой красоты. Черные глаза, черные волосы с проблесками седины убраны в пучок, красивая улыбка. Второй брат рано женился на красивой девушке. Вера с завистью любовалась на брюнетку с яркими синими глазами. Сноха была стройной, активной уверенной в себе. Она умела даже дешевое пальто носить с шиком.
Вера хорошо окончила школу и легко поступила в Педагогический институт. Ей хотелось заниматься математикой и английским языком. В ин.яз её не приняли, потому что она поздно вступила в комсомол, только в последнем классе, и Вера пошла в педагогический.
Учиться было интересно. После 1-ого курса все ребята отправились в поход на Кавказ. Скрепя сердцем мать отпустила и Веру.
Поехали в плацкартном вагоне. Верочка впервые оторвалась от родителей. На поляне разбили палаточный лагерь. Вера помогала наравне со всеми. В палатке спали по двое-трое. Вериной соседкой стала девушка из её институтской группы Наталья. Ребята много лазили по горам, разжигали костры и пели песни бардов под гитару. В туротряде вспыхивали и романы. Красавец Илья и звонкая смеющаяся Леночка были самой яркой парой.
Когда до отъезда оставалось всего три дня случилось то, что перевернуло жизнь бедной девушки. Вера уже легла спать, на другой день хотела встать пораньше и пойти с девчонками в лес. Её палатка стояла далеко от костра, было совсем темно, только ярко горели звезды, и еле-еле доносилось пение, смех и аккорды гитары.
Вера уже спала, когда кто-то влез в палатку. Спросонья девушка подумала, что это Наталья. Этот кто-то навалился на неё всем телом, и стал расстегивать спальный мешок. Вера вскрикнула. Мужчина с колючей щетиной и алкогольным дыханием закрыл её рот своими губами, и стал приговаривать:
- Ну, что ты моя хорошая, ну не сопротивляйся, ты же обещала… Ну, девочка моя, ну, потерпи…
Вера узнала Илью. Она растерялась. Попыталась сопротивляться, но Илья уже расстегнул мешок и стягивал с девушки трусики. Вера громко зашептала:
- Илья, Илья, перестаньте, перестаньте, пожалуйста, я вас очень прошу, перестаньте…
Илья что-то мычал в ответ, пытаясь поцеловать Веру, залез к ней под майку.
Вера не могла кричать или позвать на помощь, она представила, как сбегутся ребята и увидят её, почти голую, с Ильей. Представила реакцию Леночки. Она вырывалась, громко шептала и просила его перестать. Но сильный молодой человек овладел девушкой. Когда это произошло, Вера перестала дергаться, она впала в ступор. Она отвернулась, слёзы потекли из её глаз. В голове была только одна мысль: «Ну почему это произошло со мной?» Боли она не почувствовала только чувство ужаса и брезгливости. Илья попытался поцеловать её:
- Ну, вот и всё моя хорошая, ведь и не больно было… Ленка, я люблю тебя…
И отвалился в сторону.
«Ленка!» Вера поняла, что он перепутал её с Леной. Палатка Лены была следующей. «Да как же можно так сильно напиться!» Вера выползла из-под спящего пьяного тела насильника. Натянула на себя свою одежду, глотая слезы, брезгливо подтянула на Илье штаны, чтобы, когда Наталья вернется в палатку, не увидела его голым.
Вера пошла к морю. В темноте вошла в воду, терла себя песком, пытаясь отмыться. Немного успокоилась, хотя еще бил легкий озноб. Пошла к костру, чтобы потом пойти в свою палатку вместе с Натальей. У костра осталось немного ребят. Когда последние песни были допеты, ребята встали и отправились спать. Вера позвала Наталью:
- Наташа, подожди меня! – голос дрогнул.
Наталья удивилась:
- Вера, а ты чего еще не спишь?
- Да не спалось…
- А ты тихоня, я тебя и не заметила, ну пошли, спать хочу, нет сил…
В палатку Наталья полезла первая, и вскрикнула:
- А у нас гости… - включила фонарик – Да, это Илья, напился, храпит тут в нашей палатке.
И Наталья позвала ребят. Парни, смеясь, вытащили за ноги ничего не понимающего Илью. Вера стояла в стороне, ни жива, ни мертва. Всю ночь не могла уснуть, под утро немного забылась сном.
Весь лагерь давно проснулись, а Вера не вылезала из палатки, боялась встретиться глазами с Ильёй. Наташа заглянула к ней:
- Ты чего не встаешь? Не заболела?
- Да что-то голова болит…
- Ну, отдыхай. Чай принести?
При мысли о еде Веру стало подташнивать:
- Нет, спасибо ничего не хочу… Я полежу.
Больше Веру никто не беспокоил, она со страхом прислушивалась к звукам вокруг палатки. Читать не могла, строчки расплывались перед глазами.
Вечером Вера вылезла, тихонько пошла к костру, боялась в темноте оставаться одна в палатке, подсела к боевой Наталье. Илья вёл себя, как ни в чём не бывало, шутил, пел, играл на гитаре. Был как всегда душой компании. Леночка сидела с ним рядом и звонко смеялась. Вера не поднимала на него глаз. Сидела тихо, как мышка. Ребята привыкли, что Вера тихая и незаметная. Когда Илья собрался идти спать, кто-то крикнул ему вслед:
- Смотри не перепутай палатки! Не охота тебя опять тащить…
Все дружно засмеялись, а у Веры кровь отхлынула от лица. Она замерла. Илья ответил:
- Не перепутаю, я сегодня трезв, как стеклышко! – Леночка погрозила Илье кулачком, Илья прижал её к себе и интимно добавил: – А, то привидится, не поймешь чего…
- Не выдавай желаемое за действительное! – строго сказала Лена.
Вера поняла, Илья думает, что ему всё приснилось. Пронесло. Самым главным было, чтобы никто не узнал о случившимся. А получается, что даже сам Илья ничего не помнит. Настроение у Веры улучшилось. Она ещё злилась на него, но была готова забыть про свои обиды, лишь бы никто ничего не узнал.
На следующий день все поковали вещи. Вера была занята, и старалась не думать о прошлой ночи. В поезде считала время до прибытия, хотела быстрее оказаться дома. На перроне её встречали родители. Мать, встретила суровым лицом, видно, что очень переживала за дочь. Потом оглядела загорелую девушку, расслабилась, и улыбнулась приветливой красивой улыбкой. Отец подхватил рюкзак. Всю дорогу домой Вера рассказывала родителям о красоте Кавказа. Чем больше она вспоминала о походах, горах, море, тем дальше уходило воспоминание о злосчастной ночи.
Август пролетел быстро, и в сентябре Вера перешла на 2-ой курс. Илья тоже учился на 2-ом курсе, но на другом факультете. Он готовился стать переводчиком при иностранном посольстве, как и его отец. Пересекались они редко. Впервые дни учебы, когда Вера замечала его, она бледнела, и у неё леденели руки. Но время шло, и, не наблюдая никакой его реакции, она немного успокоилась. С Леночкой он уже расстался и теперь прибывал, по его же словам, в гордом одиночестве. Илья занимался активной комсомольской работой, а Вера никогда нигде не участвовала. Однажды Илья обратился к ней с поручением. Он стоял совсем близко, улыбался. И говорил, что-то Вере. Она не слышала его, впала в транс, руки опять похолодели. Не добившись от девушки ни слова, Илья удивился, немного растерялся:
- Не берешься, ну и не надо, другого найду…
Занятия, задания, новые книги занимали всё время девушки. Страшная ночь всплывала в памяти, но всё реже и реже. Потом Вере стало казаться, что это произошло и не с ней вовсе.
Перед Новым годом Вера с соседкой Натальей отправились в баню. Ванной в их квартире не было. Девушки с удовольствием плескались в тазиках. Наташа со смехом заметила:
- Вера, а ты растолстела! Смотри, какое пузо, как у беременной!
Вера улыбнулась, рассматривая свой животик. Наташа потрогала живот подруги:
- Если бы я тебя не знала, то и правда подумала бы, что ты брюхатая…
Вера пронзила страшная мысль: «А что если, правда…» Девушка побелела, у неё подкосились ноги. Наталья испугалась:
- Вер, тебе, что плохо? Перепарились мы с тобой... Ну, давай, давай в предбанник пойдем, на воздух.
Всю ночь Вера не спала. Она с ужасом думала, что возможно беременна. Промучившись несколько дней, отправилась в поликлинику. Долго сидела в длинной очереди, из под полуопущенных ресниц, разглядывала соседок с огромными животами.
Доктор сразу подытожила:
- Беременность, 5 месяцев.
Вера зарыдала, закрыла лицо руками.
- Ну, что, что теперь реветь. С каждым бывает. Не замужем? Ну, да, тебе лет то всего ничего.
Вера умоляюще обратилась к врачу:
- А аборт…
- Э, дорогая, какой аборт!? У тебя срок то уже большой. Всё, рожать придётся. Что же ты раньше не пришла? – И видя ужас девушки, не ругала, не журила, а попыталась поддержать:
- Ну, конечно рано… Ну что же делать?! Родишь ребеночка, выйдешь замуж…
Когда Вера немного успокоилась, доктор заполнила медицинскую карту, и посоветовала не тянуть, а всё рассказать молодому человеку и родителям.
Вера брела домой раздавленная. Слезы не останавливаясь, текли по лицу. Задавая себе один и тот же вопрос: «Почему это случилось со мной? Другие вон какие гулящие, а я… Ну, почему?!» Она долго сидела в сквере, никак не могла прийти в себя, принять решение. Дома сразу легла спать.
Мать заметила потерянность и понурость дочери, но списала всё на сессию. После сдачи экзаменов Вера решилась обо всём рассказать родителям. Маме. Отцу рассказывать было страшно стыдно.
- Мама… Я хочу поговорить с тобой. Это очень серьезно для меня... - голос сорвался, Вера продолжала почти шепотом, у матери замерло сердце, - Дело в том, что я… Что у меня… Так получилось… - и собралась с духом - Я беременная.
У матери от удивления распахнулись глаза:
- Что?
Самообладание покинуло девушку.
- Беременная? Как это понимать? Вера, отвечай! Что ты опускаешь глаза? От кого? Не молчи! Какой срок? Он собирается жениться?
Вера заплакала. Сквозь слезы мать выпытала у дочери всю эту историю. Её сердце не дрогнуло:
- Дура! Господи, какая же, дура! Это, что получается, этот Илья даже не знает, что ты беременна, и даже не знает, что переспал с тобой? Почему ты не сопротивлялась!? Я никогда не поверю, что девушка не смогла справиться с пьяным мужиком! Может он тебе понравился? Может ты сама дала ему повод залезть именно к тебе в палатку? А? - и, окончательно разозлившись, мать отвесила дочке увесистую пощечину - Как я буду в глаза людям смотреть? Я педагог, и не смогла воспитать собственную дочь!
Вера рыдала, её трясло, она уже не могла остановиться. Мать вышла и комнаты, в сердцах хлопнув дверью. Девушка кинулась на постель и уткнулась в подушку.
Вечером отец пришел с работы, дома была одна Вера. Братья давно женились и жили отдельно. Глеб увидел, что дочь лежит на кровати, почувствовал, что что-то случилось, и не стал её беспокоить. Раиса шумно вошла в комнату, Глеб поспешил к ней:
- Вера отдыхает…
- Отдыхает?! Устала ноги раздвигать!
- Рая! Что ты говоришь?
- А тебе доченька не сообщила? Что стыдно? А дочка то нам в подоле принесла!
- Рая! Что ты такое говоришь? – отец застыл, он смотрел на взбешенную жену и сотрясающиеся от рыданий плечи дочери, Глеб взял себя в руки, и тихо, но властно, как обычно никогда не говорил, обратился к жене – пойдем, Раиса, прогуляемся.
Родителей не было часа два. Домой пришли в сумерках. Ни о чем с Верой и между собой не разговаривали, все ворочались и не спали всю ночь. Утром Верочка, с синяками под глазами и припухшими веками собиралась в институт. Мать не ругалась, но демонстративно выказывала своё недовольство, громыхала посудой. Завтрак приготовила только мужу. Вера уже собралась выскользнуть за дверь, но отец позвал:
- Вера, иди, попей чай.
Раиса вышла на кухню.
- Вера, не обижайся на мать, она переживает за тебя. Ну, ничего, что-нибудь придумаем.
Это «что-нибудь придумаем» вселило в Веру надежду. Занятия тянулись неимоверно долго, она не могла сосредоточиться, не слышала преподавателей. На перемене увидела мать около деканата. Сердце остановилось. Мать, одетая в строгий шерстяной костюм, с сумкой, с которой ходила только в театр или в управление образования, разговаривала с деканом Ильи. Раиса была выдержана, говорила с чувством собственного достоинства, не просила, не заискивала, как человек привыкшей, чтобы его слушали и выполняли его требования. Декан почтительно выслушал её, кивнул и ушёл в кабинет. На дочь она слегла взглянула, и сразу же отвернулась, будто бы читая что-то на стенде. Декан вышел и протянул ей листок бумаги, они коротко попрощались. Вера стояла, ни жива, ни мертва. Она очень хотела узнать, что задумала мама, но спросить у неё побоялась.
На следующий день, уже выходя из института Веру, окликнул Илья. Окликнул резко, по фамилии. Вера замерла.
- Васильева! Отойдем, надо поговорить! - они отошли вглубь двора - Вчера к нам домой приходила твоя мать… - Вера ужаснулась, все последние дни она жила с этим чувством, с чувством ужаса. - Ты что там на меня наговорила? Офанарела совсем? Если ты залетела, то при чем тут я? Вспомнила, как я по пьяни залез в твою палатку и решила на меня повесить ребёнка?! – У Веры опять уже который день подряд полились слезы - Что ты ревёшь?! Так, если ты не хочешь вылететь из института, имей в виду у моего отца отличные связи! Угомони свою мать! Она действительно верит, что я переспал с тобой. В общем, так, пока никто ничего не знает, и не узнает, мне это не надо. Переведи стрелки, на кого-нибудь другого. А то пришла, фурия, пугает комсомолом, судом! Требует, чтобы я на тебе женился! Представляешь?! Ну, ладно, не реви! Я сначала очень на тебя разозлился, думаю, что я ей такого сделал, что она на меня ребенка повесила. Или выбрала первого попавшегося бабника?
Вера утерла нос тыльной стороной ладони, подняла голову:
- Это ты!
- Что?
- Это ты! Это твой ребенок.
- Так, ты ничего не поняла!
- Нет, я всё поняла. Это ты не понял. Да, ты залез ко мне в палатку, перепутал меня с Леной. Был сильно пьяный. Это, это была ошибка…А я, я… Боялась кричать, стыдно было…
- Так! Всё-таки хочешь меня сделать козлом отпущения?!
- Нет, не хочу! Ничего не хочу! Хочу, чтобы этот кошмар быстрее закончился!
Мне от тебя ничего не нужно, не бойся.
- Не нужно? Так успокой свою мать!
- Я поговорю с отцом, постараюсь. Я и сама не хочу, чтобы хоть кто-то узнал.
- Не боись, я не кому не скажу. Всё, я пошел. Во влип…
Илья стоял и смотрел, как удаляется понурая фигурка девушки. Нет, такая не может врать. Мозг лихорадочно заработал: он вспомнил ту ночь, когда Ленка обещала подарить ему девственность, вспомнил, как от неуверенности напился до чертиков, и вспомнил, что был абсолютно уверен, что переспал с Ленкой, а на следующий день она смеялась ему в лицо, своим звонким смехом, доказывая, что ему все приснилось. А выходит не приснилось! Просто-то была не Ленка! Илья поежился. Быстро откинул прочь чувство жалости к этой девушке. Сама виновата, успела бы на аборт попасть! А для себя решил – буду держаться прежней версии – ничего не было – наговор, пусть сама расхлебывает!
Дома Вера подошла к матери:
- Мама, зачем ты ходила к ним?
Отец резко поднял голову и оторвался от газеты:
- Куда ходила?
- Да! Я была у родителей этого Ильи. Очень приличные люди, между прочим. Обещали поговорить с сыном.
- О чём? – вскрикнула Вера
- О том, что за свои поступки нужно нести ответственность! Я потребовала, чтобы он женился.
- Мама! Ты ничего не поняла! Жениться!? Да он и не любит меня…
- Стерпится, слюбиться! А не слюбиться, ну что ж… Разведетесь, не венчаны! Главное, чтобы ребенок был официально оформлен! – мать выделила слово «официально».
- Мама, мамочка! Да он же ничего не помнит о… о той ночи… Он даже не верит…
- Главное, что я верю! По-хорошему не захочет, пойдем через суд, обратимся в комсомол…
- Раиса! – громко перебил жену Глеб – Остановись! Что ты творишь?!
- Я спасаю честь нашей дочери! Нашего внука! От позора!
- Какой позор?! Мы живем в современном мире, и ребёнок вне брака не является позором! Не перебивай меня… Да, мне бы тоже очень хотелось, чтобы Вера вышла замуж, полюбила и родила ребёнка, но… Но всё вышло не так, ну что ж… И никакого неволить мы не будем! И выносить сор из избы тем более! Не будет ни комсомола, ни суда! Вырастим, сами поднимем внука! Неужели ты так боишься позора?! Мы столько пережили, и с эти справимся!
- Глеб, я только хотела, – голос матери дрогнул – хотела, чтобы правильно было…
- Рая, кто же, как не мы поможет нашему ребёнку. Да, пусть взрослому, но нашему ребёнку. Девочка попала в трудное положение, я не говорю, что она не виновата, не пытаюсь её оправдать. Но ей и так плохо, надо её поддержать, а не «топить». Надеюсь, в институте никто не знает?
- Нет, я только взяла адрес этого Ильи.
- Илья сказал, что никому ничего не скажет – быстро добавила Вера.
- И что же ему ничего не будет? – холодно спросила мать – Как с гуся вода?
- Ну, мы уж точно его карать не будем! Ты рассказала всё его родителям, пусть они думают о порядочности своего сына. – Глеб помолчал – Раиса, ты должна уйти на пенсию.
- На пенсию? Что ты такое говоришь? У меня выпускной класс? Как я это объясню коллегам? Да и зачем?
- Объяснишь, что по состоянию здоровья. Надо поменять климат. А зачем? Чтобы растить внука, а Вера смогла продолжить учебу.
- Даже не подумаю!
- Рая, - уже мягче сказал отец, своим обычным спокойным уравновешенным голосом – Я никогда не вмешивался в воспитание наших детей, но сейчас я настаиваю, чтобы ты поступила так, как я тебе говорю.
- Пусть сама сидит со своим ребёнком! Отучится после.
- Тебе напомнить, что во время нашей учёбы наш малыш остался жить у твоих родителей в Краснодаре?! Вы поедете к моей сестре Наде в деревню, Вера там родит, а в сентябре вы вернетесь. Тебе когда рожать?
- В апреле… - еле слышно пролепетала Вика. Помолчали, и мать устало сказала:
- Ехать надо немедленно пока не видно живота, и раньше времени не начались разговоры. Напиши сестре, что мы скоро приедем. Я завтра напишу заявление… - и, обращаясь к Вере – А, ты оформляй академический отпуск. Скажешь, мать больна. И чтобы братьям ни слова, больна мать, и весь сказ!
Через несколько дней Вера с матерью уехала в деревню Зорино к тетке. Они сошли рано утром на маленькой станции. В феврале здесь было тепло и сыро. Тетка встретила их, радостно расцеловала, но о причине приезда спрашивать не торопилась. Долго добирались до её дома в пустом, из-за раннего часа, автобусе. Тетя Надя очень гордилась своим хозяйством, она поднимала его одна. На мужа получила похоронку еще в первый год войны, и хотя была тогда совсем молодой, замуж больше не вышла. Горевала только о том, что не успела со своим Павлом детишек нажить. Недавно тетка ушла на пенсию и занималась только хозяйством. Полная, крепкая, работящая.
Вечером тетка уединилась с Раисой в сенях. Они долго о чём-то совещались, легли под утро. На следующий день тетя Надя уже по-другому смотрела на Веру, беззастенчиво разглядывала её живот. Поохала, поохала:
- Ну, и попала, ты, девка…
Днём уехала в город. Вернулась вечером, усталая, но довольная:
- Всё! Договорилась! Акушерка подруга моей кумы.
Стали жить втроём. Помогали тетке по хозяйству. С матерью Вера разговаривала только по необходимости. Тетя Надя жалела девушку, охала, гладила по голове, подкладывала самые вкусные кусочки. Вере было приятно участие этой немолодой усталой женщины, не привыкшая к ласке, она потянулась к ней так, как никогда не тянулась к матери. Они много разговаривали, Вера любила ее слушать, тетка была необразованная, но очень мудрая. Рассказывала интересно, с юмором, вспоминала разные истории, разных людей. Девушка с удовольствием слушала и про коллективизацию, про судьбы людей, про войну, и, конечно же, про любовь. Но про Верино интересное положение вслух не говорили, про ребёнка тем более. Раиса Яковлевна иногда подсаживалась к ним и слушала родственницу, но когда та подшучивала над советским строем, перебивала, спорила, возмущалась. Потом перестала слушать, а только издали кривила губы. Она замечала, что дочь тянется к чужой женщине, и её задевало это. Нет, то была не материнская ревность. Она не понимала, почему Вера привязалась к незнакомому человеку. Что та сделала для дочери? А вот мать подняла, воспитала, дала образование, пожертвовала собой – уехала в глушь!
Иногда ездили в город, за покупками или к акушерке. Акушерка принимала при больнице. Народу к ней было всегда много. Она была пожилая, даже старая женщина, шустрая, сухенькая, пропахшая табаком. Разговоров не разводила. Задавала вопросы, слушала сердцебиение ребёнка, назначала следующий день приёма. Вере акушерка не понравилась:
- Какая-то бездушная… невнимательная.
Мать фыркнула:
- А какое тебе внимание нужно?
Тетя Надя добавила:
- Всё в порядке, и, слава богу! А чё тебе будет, молодая, здоровая. Она почти всех детей у нас приняла, а уж какие сложные случаи бывали… А то, что бездушная, то ты не права. Вовремя войны на самой передовой была медсестрой. Маленькая, худющая, а таких бугаёв на себе вытаскивала! У нас в День Победы к ней столько солдатиков приезжает, которых она с того света вытащила. Такие дела... А сколько к ней парней сваталось?! А она полюбила одного лейтенанта, всю войну любила, а потом отпустила его к жене, детям. А ведь одно, до сих пор любит его. Он овдовел, дети его выросли, и приехал к ней. Давай, говорит, вместе жить. Вот так, всю жизнь его прождала… А ты говоришь бездушная…
Живот у Веры был маленький, под одеждой и незаметно вовсе. Отец писал письма, но больше обращался к матери, для дочери только приветы. Получила несколько открыток от девчонок к 8 Марта. Девушка много занималась и читала,
пыталась самостоятельно изучать учебный материал.
В начале апреля начались схватки. Тетка побежала к соседу, и её на грузовике отвезли в больницу. Роды принимала старая акушерка. Немногословная, ловкая.
Такой сильной боли Вера не ожидала. Она не кричала, не плакала, а только всё недоумевала: «Это ей одной так больно или все через такое проходят?» Когда боль стала невыносимой, девушка почувствовала такую слабость, такую жалость к себе. И опять появился тот же вопрос: «Ну, почему я? Ну, за что это мне?»
Родила девочку. Здоровую, крепкую, темноволосую с ярко синими глазами. Девчоночка сразу закричала. Вере стало нестерпимо жалко этот пищащий комочек. Акушерка сказала:
- Поздравляю мамочка! Хорошая дочка!
«Мамочка? Дочка?» Наверное, только сейчас Вера наконец-то осознала, что у неё дочка, она стала мамой… Но всё равно до конца как то не верилось.
На следующий день девочку принесли на кормление. Вера неумело пыталась всунуть грудь в жадно открывающийся ротик ребёнка. Акушерка подошла и ловко вставила сосок, малышка крепко вцепилась в грудь. Кормить было больно. Никаких других эмоций молодая мама не испытала. Рожать – больно, кормить – больно. Детей приносили шесть раз в день, Вера научилась кормить ребёнка, грудь привыкала к сосанию.
В день выписки медсестра позвала Веру в кабинет к главврачу. Девушка постучалась и вошла, главврач стоял лицом к окну. Это был пожилой седой мужчина с лицом изрезанным морщинами. Жестом пригласил Веру сесть, не то спросил, не то констатировал факт:
- Сегодня ты выписываешься.
- Да.
- Ты забираешь ребёнка?
- Что? – не поняла девушка.
- Ты забираешь ребёнка с собой или оставляешь в больнице?
- За…забираю…
- Ну, так вот. Ты несовершеннолетняя… И пока ты несовершеннолетняя, ты не можешь забрать ребёнка без согласия твоих родителей или мужа. Мужа, я так понимаю, нет?
Вера опустила голову и покачала головой. Доктор продолжал:
- А твои родители не дают своего согласия.
- Мои родители?
- Точнее мать, – доктор взглянул на бумажку – Раиса Яковлевна Васильева. Ты понимаешь, что если вы не заберете ребёнка, то его отдадут в детприёмник? В детский дом. Конечно, наше государство делает всё возможное для детей-сирот, но детский дом никогда, слышишь, никогда, не заменит родителей! И я еще понимаю, если родители умерли, а при живой то маме. Так, что иди к своей матери, она в приёмном, и попытайся её убедить дать согласие. Это твой ребёнок, твоя жизнь, и ты права - до совершеннолетия тебе осталось всего несколько месяцев.
Вера шла по коридору. «Так, вот, что задумала мать. А отец знает?» Она вошла в приёмную, мать сидела на банкете. Собранная, надменная. Вера встала у двери, мать мельком взглянула на дочь. Прошло полчаса в молчании, Вера не посмела заговорить с матерью, да и не хотела этого разговора. «Ну, что ж, по крайне мере это решение приняла не я, это не я бросила ребёнка, так решила мать». Вера втайне была рада такому повороту событий. Она вернулась в кабинет главврача. Он спросил:
- Удалось переубедить?
Вера покачала головой. Доктор протянул ей бумагу. Она что-то писала под его диктовку.
Вера с матерью уже собирались выйти на улицу, когда их окликнула старая акушерка:
- А ну, погоди – обратилась она к Раисе – ты, Надюхина свояченица?
- Да.
- А ну присядь-ка. Успеешь убежать-то. Что ж ты творишь? Ты вроде бы учительница, так? Детей вроде бы любить должна, а свою внучку в детдом отправляешь?
- Не надо мне читать лекции! Я их сама читать умею! Я о дочери думаю!
- Не о дочери ты думаешь! А о себе печешься! Чем ей ребёнок помешает? Без мужа родила, эка невидаль, не она первая, не она последняя.
- Дело не в муже. Её…
- Сносильничали, значит… Ну, что ж всякие сволочи бывают, но дитя здесь ни при чем!
- Он пьяный был! Пьяное зачатие, кому, как не вам, медику знать, что бывает…
- Бывает всякое, не спорю. Но твоя внучка здорова, полностью, будь уверена, у меня глаз-алмаз. Хорошая девка! В войну люди голодали, а чужих беспризорных подбирали. Последний кусок отдавали. Горя ты не знаешь!
- Это я горя не знаю?! – Перед ее глазами замелькали похороны, комнатка в эвакуации… Все то, что она старалась не пускать в свою душу, в память. Раиса Яковлевна уронила плечи, закрыла лицо руками, и тихо завыла. Старая акушерка подошла, уткнулась в плечо, и тоже тихо заплакала. Она вспомнила молодых солдат, совсем молодых, еще не начавших бриться, лежащих в крови, убитых…
За эти несколько минут, Раиса Ивановна превратилась в усталую, старую женщину. Она больше «не держала лицо». Она говорила со старой акушеркой, как с близким человеком:
- Первенец пока в институте училась… ушел в годик… Второй сын… совсем грудным. Послали после института в Керчь, а там ветра. Я сама слаба – голод. Это я горя не знаю?! Двух сыновей похоронила, родителей! – слезы опять потекли по щекам, Раиса Яковлевна не вытирала их, слезы текли двумя дорожками, оставляя на щеках влажный след – Посмотри на меня! Сколько мне? А мне и шестидесяти нет, а я уже старуха. Всё голод… Только и мечтала – наесться! Я для своих детей – всё. Всё отдам! А ребенка не забираю – не о себе, о ней, дурехе, думаю! Я тяжело больна, ей не кому помочь будет. А внуки, будут ещё внуки…
- Она же тебе не простит!
- Вера? Простит! Еще благодарить будет, что я за нее решение приняла! Да, жаль малышку… Ну, видать такая у нее судьба, если бы верующая была, молилась бы, чтобы в хорошие руки попала! Ну, пошли Вера, пора. Спасибо вам, вы на меня зла не держите…
- Бог тебе судья… Да, ты же в бога то не веруешь, а напрасно. Ну, значит не пришел к тебе Господь…
К тетке доехали молча. Тетка открыла дверь, с улыбкой ищи глазами ребенка:
- А где... – увидела лицо Раисы, и осеклась.
- Надя… Мы ребенка оставили… Не суди, такой тяжелый день… Нет сил объяснять, оправдываться. Глебу не слова – скажу - умер ребенок!
Тетка ахнула. На следующий день выпытала у Веры, что да как. Подумала, подумала, и предложила:
- Веруня, я вот что надумала. Сейчас ты с матерью уезжай домой, а после дня рождения, когда тебе 18 исполнится, приезжай одна. Детей не сразу в детдом переводят, они немного времени в больнице находятся. Я с акушеркой договорюсь, и твою дочку придержат. Ты будешь совершеннолетняя, заберешь девочку. Ничего воспитаем, поднимем! Я буду тебе помогать, нянчиться, а ты учись. Там гляди мать-то и смягчиться, а нет, у меня останешься, родная кровь все же.
Вера с ужасом смотрела на тетку.
- Ну, ты подумай, подумай пока! Нельзя же своего ребенка в детдом! Грех!
Вера старалась не оставаться с теткой наедине, не хотела продолжения разговора, считала дни до отъезда. Тетка поняла, девушка не хочет или боится принимать решение. Она попросила:
- Вера, ты знаешь, детей у меня нет… Я понимаю тебя. Я бы и сама забрала девочку, но у меня уже возраст, мне никто не даст. А вот если бы ты сама забрала, а потом мне оставила, или передала, официально чин чинарем, тогда другое дело. Ты не спеши, подумай….
После этого разговора Вера избегала тетушку, а когда все же сталкивалась с ней – прятала глаза. Тетя Надя видела поведение племянницы, не наседала на нее с разговорами, давала время все осмыслить.
В Москву возвращались в купейном вагоне. Родители работали в школе железнодорожников и проезд у них был бесплатным, но самый простой. А тут купе! Вера не ожидала, что мать купит такие дорогие билеты. Попутчиками были двое мужчин: молодой парнишка мечтающий учиться в Москве на металлурга и пожилой командировочный. Сразу после отбытия командировочный достал курицу, вареные яйца, зеленый лук, нарезал душистого хлеба, и всех пригласил к столу. На маленький столик достали свои запасы, так и познакомились. После плотного, не то обеда, не то позднего завтрака, мужчины залезли на верхние полки. Командировочный сразу же засопел, а парнишка свесил свое простодушное, открытое лицо вниз и все спрашивал, спрашивал у Веры про Москву.
Сначала она отвечала кратко, а потом разошлась и стала рассказывать, полная восторга и любовью к своему городу. Мать с удивлением слушала свою дочь, как словесник, оценила ее речь, они никогда не разговаривали по душам, а тут, она услышала, поняла, что ее девочка еще очень наивная, восторженная, что она умеет увидеть, в простых казалось бы вещах, много необыкновенного и прекрасного. Ее ум любознательный и творческий, она совершенно не похожа на своих ровесниц. Настоящая интеллигентная девушка. Еще мать поразило мышление дочери, как та умеет делать выводы, ее рассуждения, собственная точка зрения. Впервые Раиса почувствовала гордость за свою девочку.
На остановке мужчины вышли на перрон: командировочный покурить, а парень побежал купить воды. Мать и дочь остались в купе одни. Повисла тишина. Вера сразу поникла. Она смотрела в окно, боясь встретиться глазами с матерью. Раиса кашлянула и сказала:
- Я вот сейчас слушала ваш разговор, и мне было очень приятно, что у меня такая образованная, размышляющая дочь.- Вера вскинула на мать удивленные глаза – Да, да, не удивляйся, просто все как-то не было у нас возможности поговорить. Я ведь очень… – Раиса хотела сказать, что любит свою девочку, но слова застряли в горле, – …очень переживаю за тебя. У тебя все будет хорошо, я уверена. И вот по поводу этой нашей поездки… Отцу скажем, точнее я сама скажу, что ребенок умер. С Надей я договорилась. – Вера опять отвернулась к окну. – Поверь мне, я знаю жизнь, этот ребенок – ошибка! И тот случай в палатке – ошибка. Неужели тебе придется всю жизнь платить за одну единственную, да к тому же не твою ошибку? А девочка… Она бы мешала тебе. Я должна думать о тебе. Давай так, пусть на эту тему этот разговор будет последним. И больше к этому возвращаться не будем. – Она хотела еще чего-то добавить, но в купе вошли попутчики. Молодой парень пытался еще порасспрашивать еще Веру, но у той уже не было настроения, она сказалась усталой и отвернулась к стенке.
Объяснение с отцом мать взяла на себя. Вера слышала, что отец сказал:
- Да, видимо этот ребенок чувствовал, что не нужен никому… Ну что же для Веры это конечно выход… А жаль, я как-то свыкся с мыслью, что здесь будет маленький.
Больше тема ребенка не поднимали никогда. Вера вернулась в институт, рьяно взялась за учебу, пытаясь наверстать упущенные месяцы. Сессию сдала посредственно. С Ильей виделась мельком, он явно сторонился ее.
Учеба, прогулки по Москве, новые книги, выставки, спектакли полностью захватили девушку. Рождение ребенка стало казаться каким-то далеким событием. От тети Нади приходили письма, где она поздравляла Веру с 18-летием и писала, что ждет Веру, намекая о своем последнем разговоре. Но эти письма даже не попали племяннице в руки, их читала Раиса, и отвечала свояченице, как будто бы ничего не понимая.
В августе поехали в Симферополь к дальней родственнице. После моря Вере вообще стало казаться, что все события произошли не с ней, а с кем-то другим, будто бы она об этом где-то прочитала. А еще через год девушка окончательно выкинула из памяти и рождение ребенка, и житье у тетки в Зорино, и Илью.
Вера окончила институт с красным дипломом. Она училась на педагогическом факультете, и распределилась в школу. Вера Глебовна стала преподавателем английского языка. Учеников своих боялась, говорить долго не могла - садились связки. Через год, Глеб уговорил директора школы отпустить Веру без отработки. Она с облегчением уволилась и стала работать в научно-исследовательском институте, где сопровождала научные поездки в дружественные соцстраны.
На личном фронте было пусто. Скромная миловидная молодая женщина не вызывала интереса у сослуживцев. Она по-прежнему любила книги, театры, выставки и музеи, любила бродить по Москве, путешествовать по другим городам. Ей было комфортно в своем одиночестве. О своей дочери она не вспоминала никогда.
Незадолго до Вериного 25-ти летия, умерла мать. Она долго болела, и больше года была прикована к постели. Отец самоотверженно заботился о жене, и Вере не пришлось ухаживать за больной матерью. К тому времени они переехали в трехкомнатную хрущевку с собственной ванной и 6-ти метровой кухней. Эта квартира казалась им огромной! У Веры была своя настоящая комната.
Через пять лет Глеб Романович женился на Лидии Владимировне, пожилой учительнице из своей же школы, у которой тоже была взрослая дочь на 10 лет моложе Веры. Они оба ушли на пенсию, и чтобы не мешать Вере устраивать свою личную жизнь уехали жить на дачу к Лидии.
Вере было уже тридцать лет. Одиночество затянулось, все сокурсницы давно вышли замуж, родили детей. Вера задумалась и о своей семье. Не то, чтобы она хотела семью, детей, но должно же быть, как у всех.
Вера неплохо играла в шахматы, и во время обеденного перерыва с удовольствием участвовала в турнирах. Вот на этих то и матчах на нее и обратил внимание Борис.
Борис
Борис был настоящим Одесским евреем. С тонким юмором, неимоверно обаятельный и харизматичный, естественно, умный. Он был очень некрасив: крупный крючковатый нос, взъерошенные кудрявые волосы, очень худой и сутулый. Скромный, ему совершенно было все равно, что одевать и как выглядеть. Тактичный и культурный, но вспыльчивый, и если спор заходил о политике, науке или истории, особенно о современной истории или истории начала 20 века, то становился яростным, не терпящим возражений собеседником. Он был отзывчив, всегда готовый прийти на помощь. Были сотрудники, которые его любили, были, которые уважали и ценили его, но тех, кому он не нравился - не было. И когда его друзья заметили, что ему понравилась Верочка, они сделали все возможное, чтобы свести их. Они в ее присутствии рассказывали о Борисе, как бы невзначай обсуждали его научные достижения. А говорить было о чем: в 40 лет уже профессор физики, огромное количество научный статей, выпущен его учебник для Вузов, много авторских свидетельств и новых разработок.
Но Бориса можно было назвать и странным человеком, человеком не от мира сего. Он был совершенно не приспособлен к быту. Его поступки часто были не объяснимы. Он мог сорваться в научную экспедицию, хотя все считали, что она совершенно не перспективна. За совершенно постороннего человека мог, само собой бесплатно, написать докторскую диссертацию, он не обижался, если, почти в открытую, воровали его идеи, а щедро делился своими находками. Но при этом, часто забывал о своих родных братьях и сестрах, путался в своих многочисленных племянниках, забывал их дни рождения, больше всего на свете не любил свадьбы, а однажды, даже забыл встретить на вокзале племянника. Он жил в однокомнатной квартире, и не любил, когда у него гостили, ценил свое одиночество. Детство Бори прошло в многодетной семье, и он никогда не имел своего угла. Но похороны – святое, Борис всегда приходил на похороны родственников, даже очень дальних, всегда помогал, давал деньги. Его семья была разбросана по всей России. Он любил писать письма своей родственнице, родство было таким дальним, что даже трудно описать, кто кому приходился. Сестрица, как называл ее Борис, была абсолютно родственной душой. Она понимала братца с полуслову, обладала тончайшим юмором и бесценным жизненным опытом. Сестра была намного старше его, своих детей у нее с мужем не было, из-за сделанного по молодости и по глупости аборта, и ей было приятно опекать младшего, пусть немного и странного братца. Борис в письмах высказывал свои идеи и видении мира, острил, баловался стихами.
Родился Борис в 37 году в Одессе. Удивительно, но в 37 году репрессии миновали его семью. Когда началась война, отца призвали на фронт. Боря слышал, как выла мама. К тому времени семья была очень большой: Борису было 8 лет, трое старших, и еще трое младших. Первой зимой войны мать собрала детей, и, понимая, что здесь они погибнут от голода, отправилась к сестре в Украину. Путешествие было тяжелым, голодным, по дороге мать заболела, у нее пропало молоко, и нечем было кормить пятимесячную девочку. Одна цыганка, с которой они ехали в грязном товарном вагоне, кормила малышку.
Только они обосновались у тетки, в их город пришли немцы. В соседнем селе устроили концлагерь. И вся его семья, и вся его еврейская родня попали туда. Борис лагерь помнил очень смутно. Многие умерла, но им повезло больше других, их вскоре освободили русские солдаты. Мать вышла из лагеря посидевшей и состарившейся женщиной. Из семерых детей осталось пятеро.
Когда муж вернулся с фронта, из-за ранения в ногу его госпитализовали, она сказала ему: «Ты, помнишь, кака я была шикарна?» На что отец ответил: «А что помнить, ты и сейчас шикарна!» Мать часто вспоминала эти его слова, после лагеря детей она больше не рожала.
Когда в 1952 году забрали деда, старого аптекаря приписав ему дело врачей, а затем забрали двух старших братьев медиков, отец Бориса, решил спасти свою семью и спрятаться в глуши. Так его семья самостоятельно уехала из теплой Украины в вечно холодную Сибирь.
Они поселились в самой глуши, в деревне, из которой зимой по бескрайнему снегу, было и не выбраться. Мать была легка на выдумки, и буквально из ничего кормила свою семью. Отец бросил свою профессию фармацевта и стал портным, как и его отец, но портным плохим. В своей мастерской он по большей части разговаривал с другими соседями.
Отец изучал травы, семена, здесь на Сибирских лесах лечебных растений было великое множество. Сначала отец изучал растения, вспоминал учебу в медицинском университете, проводил свои опыты. Затем стал собирать собственные лекарственные сборы и лечить людей. Его принимали за знахаря.
Отец был набожным и мудрым человеком, всю суть этого мира маленький Боря узнал от него. Отца уважали все. Он был очень справедлив. Мать, хотя и поминала бога постоянно: «Господи ж ты ж боже мой»! По мнению Бориса в бога и не верила, любила поругаться-поторговаться на базаре, кричала на своих и на соседских детей. Но никогда, никогда не повышала голос на своего мужа. Даже тогда, когда кушать было совсем нечего.
Через год после смерти Сталина семья перебралась обратно в Одессу. Вскоре после переезда отца не стало. Двое старших детей и Борис отправились учиться. Студенты получали стипендию, но помогать матери с двумя младшими было нечем. Старший сын учился в Москве, в медицинском, подрабатывал - помогал, а потом забрал их к себе. Он женился и жил в бараке в Подмосковье, выбил вторую комнату и туда привез свою семью из Одессы.
Борис перевелся из Харькова в Москву. Они долго жили в бараке, все старались подработать и помочь матери. Но все равно жили очень бедно, когда времена были совсем тяжелыми, неожиданно приходила помощь. То была помощь от многочисленных родственников разбросанных по всему свету. И еще гости – проездом через Москву останавливались разные родственники, близкие и дальние, знакомые и незнакомые. В одной комнате барака становилось нечем дышать, но дети знали, гости привезли с собой сала, продукты, надо потерпеть, а когда они уедут - будет что кушать.
Когда Борис окончил институт его мать сошла с ума. Это произошло не в один момент, а постепенно, просто никто не обращал особенного внимания на маразм пожилой женщины. Так случилось, что все его сестры и братья были при семьях, при маленьких детях, и ухаживать за больной матерью пришлось Борису. Ему советовали отправить ее в психбольницу, но для Бориса сама мысль, чтобы сдать – избавиться от матери была дикой. Матери, как душевнобольной дали отдельную однокомнатную квартиру, и они переехали из барака. Семья помогала, дети честно собирали деньги, вывозили по очереди на лето, дежурили, нанимали сиделку, но в основном мать – была забота Бориса. В таком состоянии мать прожила целых 15 лет. У нее была мания преследования, она боялась фашистов. Они мерещились ей везде. Весь кошмар концлагерной жизни Борис услышал в полубреду больной женщины.
Самым тяжелым был последний год ее жизни, когда она перестала узнавать и Бориса, а при его появлении в ужасе пятилась в угол. Борис жалел мать. У него не было никаких обид на своих братьев и сестер, что именно ему досталось нести это бремя. Хотя дети у тех уже выросли, двое братьев развелись, и семей то уже и не было. Сожалел только о том, что внуки будут вспоминать бабушку такой. За долгие годы рядом с больной матерью он написал огромное количество научных статей, защитил диссертацию.
Встретились два одиночества. Вера узнала Бориса поближе. Она, как и многие другие, очень уважала его и за достижения в науке, и за пережитый в детстве концлагерь, и за преданность матери. Этот мужчина казался ей интересным и необычным, и главное умным, она терпеть не могла глупых людей. Вере давно пора было замуж, и она приняла ухаживания Бориса. Она настолько забыла об ошибке молодости, что объявила супругу, что он ее первый мужчина. У Бориса бывали женщина, и если бы не болезнь матери, он, скорее всего давно и прочно был бы женат, и он, конечно, понял, что супруга не девственна, но говорить об этом вслух не стал.
Ровно через 9 месяц родилась дочь. Раечка, в честь матери Веры, уж очень просил Глеб Романович. Роды были легкие, вовремя родов Вера и вспомнила, что рожает то уже второй раз. Она заново в себе переварила те события. Ей было неприятно это все вспоминать.
Борис был прекрасным отцом, он привык быть сиделкой при матери, и теперь опытно нянчился с доченькой. По роду работы Борис много времени мог проводить дома, вовсю помогал жене. Вера не любила ни дочь, ни мужа, она была спокойна, уравновешена, в отличии от супруга возне с ребенком предпочитала книги. Обязанности по дому вела исправно. Свою квартиру и квартиру Бориса поменяли на трехкомнатную в спальном районе. Жили неплохо. Вера часто ездила заграницу сопровождала научные семинары и конференции. Борис для дочери стал настоящим другом.
Когда Раечке исполнилось четыре года Вера с семьей поехали в отпуск в деревню Зорино к тете Нади. Тетка была совсем старой, но в здравом уме, продолжала заниматься хозяйством. Хозяйство сильно уменьшилось в размере, но было в полном порядке. Тетя была страшно рада увидеть племянницу. У Бориса спросила:
- А кто таков будешь? Чечен?
- Я еврей! Вы возражаете? – национальный вопрос попортил много крови Борису
- Да мне чего…
Тетка с удовольствием играла с маленькой ласковой девочкой. Однажды, не с того не сего проговорила:
- А на Танюшу совсем не похожа!
- На какую Танюшу? – спросил Борис
Тетка поджала губы:
- А ты у жены своей спроси! – обиделась и ушла в дом.
Вечером Борис передал слова тетки Вере. Та недоуменно пожала плечами:
- Какая Танюша?
А на следующий день сама проявила любопытство:
- Тетя Надя, а что вы вчера сказали, что Раечка похожа или наоборот не похожа на какую-то Танюшу? Танюша это кто? Какая-то родня?
Тетка зыркнула на Веру:
- Не пойму я что то, ты придуриваешься или как? – и, видя растерянное лицо Веры, добавила - а про первую свою, про брошенную доченьку и не вспоминаешь? Ночами спокойно спишь? – Вера ахнула – Что ахаешь, я то тебе писала, писала, просила отдай мне девчонку… А ты видать струсила, как и твоя мать, покойница.
- Когда писали?
Тетка видела по лицу Веры, что та не врет, поняли, что не доходили до нее ее письма.
- Я думала, что ты замуж вышла и приехала дочку забрать, а ты о ней и не вспоминала?
- Как забрать?
- А чего как? Она в детдоме в городе, я договорилась, чтобы ее из области не переводили в городской детдом. Навещала Танюшу, так, гостинцы, к себе брала, но редко – не разрешали, чтобы другие дети не просились.
Вера переваривала услышанное:
- Танюша? А кто ее назвал? А фамилия?
- Танюшей назвали в честь матери студентки, тебя, значит. А фамилия Весенова. Весной родилась, значит. Тогда мало отказывались и детей называли по времени года или месяцу. Там в детдоме и Зимних, и Январев есть.
- Сколько? Сколько ей сейчас? – умоляюще спросила Вера
- Почитай 13 лет. Большая совсем.
- Какая она? – вцепившись в руку тетки, спросила Вера
- Красивая! Жуть, какая красивая! Высокая, стройная. Смотрится постарше своих годков. Ребята за ней табунами ходют. А говорят, дети без любви не красивы, а тут не так. Но, девка, гордая с характером! С норовом! В обиду себя не даст, это точно. Но добрая. Меня любит, жалеет. Не знает она, что я ей родня, я, как ты только уехала, в больничке санитаркой работала. За ней присматривала. Учится она хорошо, все у нее получается. Вот только ругается очень, и, похоже, курит. Да там все ругаются и курят. Она в институт мечтает.
Вера сидела приглушенная. Ее душила жалость к себе, к той девочке, Танюше, чувство вины перед ней. Она смотрела на играющую Раечку, и расплакалась. Тетка обняла ее:
- Поплачь, поплачь, легче станет. Ну, что защитила тебя мать?! Помешала бы тебе девчонка? Ты, как хочешь, а я все Глебу напишу, сил нет - такой грех на душе держать.
- Я, я сама…
Раечка подбежала к маме, не понимая, почему та плачет, гладила ее по голове, вытирала не прекращающееся слезы.
- Папа, папа! Мама плачет, ей больно!
Борис быстро подошел к жене:
- Тебе больно? – Вера, рыдая, тряхнула головой. – Где? – Вера показала на сердце. Борис забеспокоился – Что, сердце?
- Душа! – проговорила тетка.
Раечка никогда не видела маму плачущей, никогда не слышала, чтобы мама громко говорила. И поэтому все последующие события слились для нее в один большой ужас. Она слышала, как всю ночь мама плакала, что-то тихо и монотонно говорила, слышала, как возмущенно говорил отец. До нее доносились обрывки его слов:
- Я, я свою мать… Мне все говорили: «Сдай ее!» Я не общался с этими людьми! Как можно мать сдать, пусть больную… А ты! Ты! Своего ребенка! Дикость! Дикость! И ты забыла!? Забыла!? Вера, что с тобой?! Я смотрю на тебя, ты мне чужой человек! Если бы я знал, я бы в твою сторону не посмотрел никогда! Как ты собираешься дальше жить?! Как?!
Отец еще долго что-то возмущено говорил. Ее родители никогда не ругались, иногда отец в пылу повышал голос, что-то доказывая, но никогда не повышал голос на саму маму или на нее, Раечку. Рано утром мама вся опухшая, и напряженный отец уехали в город. Целый день девочка была с бабушкой Надей, бабушка хлопотала по дому, не особенно обращая внимание на девочку. Раечка скучала по родителям, особенно по отцу, она была напугана их ночным разговором, волновалась. Они вернулись поздно вечером, вымотанные. Мать притихшая, отец резкий. Легли спать, друг с другом не разговаривали, и впервые отец не схватил Раечку, не подбросил, не улыбнулся ей, а очень внимательно оглядел свою доченьку, таким пронзительным взглядом, что девочка поежилась.
Раечка плохо спала ночью, и утром заспалась, ее разбудил разговор между ее отцом и бабушкой Надей:
- Ничего, время есть – отпуск только начался. Придется в Москву возвращаться, справки разные собирать, запросы.
- Да, любят у нас бумажки! Сидят, свои задницы поднять не хотят! У меня много знакомых было, но все поумерали, теперь в тех кабинетах не дети их сидят, а уж внуки. Это я зажилась, видно для того, чтобы Танюшу вам передать. Вы езжайте, а за Раечкой я пригляжу.
- Нет, мы уедем вместе, неизвестно, насколько времени этот сбор документов затянется. – Борис увидел в глазах старой женщины страх – Не думаете, мы обязательно вернемся!
- А ты мужик, Борька! Верке повезло. Хотя поначалу-то ты мне не понравился – шибко умный! Я же вижу, это твоя задумка, Танюшу то забрать.
- А как иначе?!
- Вера то иначе смогла…
- Тогда было тогда, много чего было. Она была молода… Но ребенок должен жить в семье, чего бы это не стоило! И неважно, что прошло столько лет, главное теперь все будет как надо! – Борис повысил голос, как обычно, когда нервничал – Девчонка отличная!
- А красивая-то какая, да?
Борис улыбнулся:
- Да, очень красивая. И такая живая…
- Вы ей сказали?
- Да нет, сначала решили познакомиться, но думаю, она уже знает от воспитателей или директрисы. Ну что ж завтра едем за билетами.
Раечке не хотелось уезжать, ей здесь очень нравилось: купаться в прохладной речке, где песок розового цвета, валяться в сене, собирать ромашки, ловить жуков и бабочек, хотя жуков она побаивалась, пить молоко сразу после дойки козы Машки, кормить хлебом цыплят и кур, и, главное, маленький новорожденный котенок, у которого еще не было имени. Котенок смешно переваливался, у него торчал тоненький хвостик, малыш был теплый и умильно мурлыкал. Раечка не спускала его с рук.
Раечка подбежала к отцу:
- Папа, а мы уезжаем домой?
- Да.
- Но, я не хочу! Я хочу в деревне! – Раечка заныла.
Отец сел на корточки перед дочкой, и, не пытаясь успокоить ее, строго сказал:
- Мы не всегда делаем то, что хотим! Очень часто приходиться делать не то, что хочется, а то, что надо! Нам надо уехать, но мы вернемся!
Раечка не поняла ничего, поняла только, что они ещё вернуться. Она не стала капризничать, отец никогда не говорил с ней так строго. Она еще не знала, что её ждет.
Таня
В Москве родители отвезли Раечку на дачу. Сразу после приезда, мама долго разговаривала на террасе с дедушкой Глебом. После того, как родители уехали, дедушка подошел к стене, где висели фотографии, взял фотографию бабушки Раи, в честь которой и была названа Раечка, он долго смотрел на нее и положил на стол. Потом ушел в сад и тихо объяснял что-то бабушке Лиде. Бабушка Лида ахала, часто вскидывая руки, и закрывая рот ладонью. Пожелтевшая фотография осталась лежать на столе, куда она делась, Раечка не знала, но больше на стене эту фотографию не видела.
Вера долго собирала документы - разрешение удочерить своего же ребенка. Пусть через 13 лет. Но отдел по опеке ставил все новые препятствия, давал новые запросы, ответы на них достать было нереально, и Вера уже опустила руки. Она в сердцах пожаловалась своей бывшей однокурснице, пришлось даже рассказать откуда у нее взрослая дочь. Однокурсница посоветовала:
- А ты иди к Илье! Он теперь большой человек, сидит в райкоме партии. У него там всякие связи и так далее.
Борис с женой отправился в райком – просить помощи. Долго сидели в очереди, вошли в кабинет.
- Илья?! – не то сказала, не то спросила Вера.
Илья кивнул. Ему надоели бывшие знакомые, вечные просители. Он даже не пытался вспомнить сидящую перед ним женщину, он подбирал, из обычно используемых им предлогов, более подходящий для отказа в любой помощи, даже посильной.
Вера продолжала:
- Нам надо поговорить... – и запнулась, не зная, как начать.
- Вера, подожди, пожалуйста, в коридоре – супруга с удивлением посмотрела на мужа – Я тебя очень прошу, подожди в коридоре.
Илье эта ситуация стала все больше и больше не нравиться. Вера вышла, и Борис обратился к Илье. Он напомнил ему о знакомстве с Верой, о палатке, беременности, рассказал о рождении дочери. Илья слушал его, молча, после монолога, встал, походил по кабинету. Наклонился к коммутатору, попросил пригласить Веру и никого больше не пускать – прием окончен. Они долго разговаривали. Илья пересмотрел все собранные ими бумаги, и обещал помочь.
Илья был женат на балерине Большого театра. Женился он поздно, все гулял. Холостого переводчика не выпускали заграницу, и как-то так сложилось, помог кто-то из отцовских приятелей, и он стал работать в райкоме, со всеми вытекающими отсюда преимуществами. Детей у него не было, красавица жена, не рожала, пока работала в балете, а потом уже не смогла. Теперь она была на пенсии, балерины очень рано уходят на пенсию, и явно тосковала. Этот неожиданный ребенок зажег в её душе огонек. Она стала помогать мужу и Вере собирать документы, поднимала связи, чтобы быстрее забрать девочку, сама несколько раз ездили в Зорино. Тезка ей очень понравилась, балерину тоже звали Татьяной. И так получилось, что эта девочка, такая ненужная тогда, стала такой желанной сейчас.
Вся эта история с удочерением, конечно же, вышла за рамки семьи. На работе у Веры шушукались, но её безупречная репутация не давала повода усомниться в выдуманной истории о том, что Вера в деревне познакомилась с очаровательной девочкой, которая прозябала в глуши, и они с мужем, а все знали, что у Бориса многодетная семья, решили удочерить девочку. Многие удивлялись и пожимали плечами, мол, зачем им это надо, а большинство хвалили и уважали за такое решение. Правду не знал никто.
Перед Новым годом отец посадил Раечку на колени, и с улыбкой, но с какой-то вымученной, вкрадчиво спросил дочку:
- Раечка, а ты о чем мечтаешь?
Раечке было уже пять лет, она, конечно, немного верила в Деда Мороза, но что-то ей подсказывало, что подарки делают родители. Девочка стала перечислять игрушки, о которых мечтала. Отец перебил ее:
- Игрушки, это понятно. Но, может быть, ты, мечтаешь, о ком-то живом? – Раечка затаила дыхание, и подумала о котенке – Может быть, ты мечтаешь о братике или сестричке?
Братик или сестричка была самой заветной мечтой Раечки. В семьях других родственников было много детей, и она всегда немного завидовала им.
- Да, очень! – ответила девочка
- Маленький братик или сестричка, это очень хорошо! Но еще лучше, когда сестра старшая! Она отдаст тебе свои игрушки, научит новому, поиграет с тобой. А что маленький, будет пищать, и пока вырастет, ты уже сама вырастишь, и тебе будет неинтересно с ним играть.
Доводы отца были убедительны, хотя Раечке всегда хотелось именно маленького братика. Но, она вспомнила, что в семье отцовой сестры, ей всегда было интереснее играть со старшими девочками. И Раечка радостно закивала:
- Да, я хочу старшую сестру! Мне ее принесет Дед Мороз?
- Почти… - отец искренне заулыбался, скоро ее привезет мама.
- Из больницы?
- Нет, она жила в одном доме, он назывался детский дом, потому что там было много детей. У этих детей нет родителей. То есть, есть, но, они не могут жить со своими детьми. И вот твоя мама, не могла жить с твоей старшей сестрой…
- Почему?
- Ей не разрешали…- Раечка сразу представила страшную ведьму, которая не разрешала её маме жить с её старшей сестрой. Вместо старшей сестры, она представляла свою двоюродную сестру Марину. Раечка испугалась, а что, если эта ведьма теперь не разрешит маме жить с ней с Раечкой, и ей придется жить в доме, где много детей. Под этим домом Раечка представила дом папиного брата, у которого было пятеро сыновей, и они всегда дразнили Раечку, этот дом она и представила настоящим детским кошмарным домом.
- Папа! А вдруг маме не разрешат жить со мной?
- Глупости! Кто это ей не разрешит!? Ты будешь жить с нами, как и прежде, но с нами еще будет жить твоя старшая сестра…
- Марина?
- Почему Марина!? Таня... – отец растерялся, он всегда находил верные слова, а сейчас не знал, как все объяснить маленькой дочери.
Новый год Раечка и папа встречали у его сестры. Встречали это сильно сказано, потому что всех детей, не смотря на их протесты, положили спать, а отмечали взрослые, долго шумели, смеялись и с шумом открывали шампанское.
Мама приехала после Нового года. Приехала со взрослой девочкой. Девочка была высокой, и не улыбалась. Мать явно была измучена дорогой. От девочки плохо пахло, какими то старыми вещами.
- Фу! - сказала Раечка – Чем так плохо пахнет?
Девочка закусила губу. Девочка, её звали Таня, долго мылась в ванной. Потом надела мамин халат. Медленно перебирала одежду, которую ей купила мама. Раечка все ждала, когда она подарит ей свои игрушки и начнет с ней играть. Она устала ждать, и вошла в комнату, в её, между прочим Раечкину, комнату.
- А где ты будешь спать?
- Не знаю. Надо спросить у Веры Глебовны, то есть, у мамы.
- Мама, мама, а где эта девочка будет спать?
- Не эта девочка, а Таня. Она пока будет спать с тобой, а потом мы купим ей диван.
Вера прикрыла дверь, она тяготилась Таней, жалела, что послушала мужа, в глубине души мечтал, чтобы все оставалось, как есть. Но, она понимала, что не прими она это решение, муж бы ушёл. Вера притянула дочь к себе, да, она оформила, удочерила ту девочку, но её дочь, только эта – Раечка. Вера очень соскучилась по своей девочке.
Вера долго была в Зорино: сначала решила дать возможность Тане встретить Новый год в детском доме, потом забрала её к тете Наде, чтобы там с родным человеком попривыкнуть друг к другу. Но старая тётка, как будто только и ждала, когда Вера заберет девочку. На следующий день, точнее в ночь, во сне с улыбкой на губах, старая женщина умерла. Вера занималась похоронами. Приехали братья, Глеб Романович и другие родственники. Все познакомились с Таней. Все вышло не так, как хотела Вера. Никто ничего не спрашивал, но это удочерение вызывало много вопросов.
В доме у тёти Нади Таня была хозяйка. Она не стеснялась, не пряталась. Отвечала на вопросы прямо, с чувством собственного достоинства, и даже, с вызовом. Она стягивала волосы в густой хвост, и ходила с высоко поднятой головой. Была расторопна, охотно помогала по дому, все умёла.
Вера наблюдала за ней: это совсем не её девочка, такая независимая, гордая, слишком самостоятельная, слишком красивая. Во дворе заметила, что Таня курит, растерялась, не знала, что и сказать, имеет ли право делать замечания.
- Тебе не нравиться, что я курю?
- Конечно, нет! Это вредно для твоего здоровья...
- Со здоровьем моим ничего не случиться… Я вот вижу, вы стесняетесь меня, стыдитесь. Курить брошу. Я не хочу обратно! Хочу в Москве учиться.
- Ну, вот и хорошо. Через три дня поедем в Москву.
Таня быстро освоилась в Московской квартире, нашла общий язык с младшей сестрёнкой, она привыкла возиться с детдомовской малышней. В школе сразу обросла друзьями, училась ровно, появился верный ухажер, со смешной фамилией Елкин, она дразнила его «Елкин-Палкин». С матерью держалась несколько отчужденно, особенно не напрягала, за глаза называла «Глебовна». Умело играла на чувстве вины, тянула деньги. Вообще была хитрая и пробивная.
Младшую сестрёнку любила, наблюдала за их отношениями с матерью. А мать была неласковая, и если Раечка ластилась к ней, стеснялась Тани, закрывала дверь.
- А ведь мать, тебя тоже не шибко любит! – сказала она Раечке, - побольше меня, конечно, но не шибко, не, то что, жид!
Раечке было обидно за отца, и за это прозвище. Удивительно, именно по настоянию Бориса, Вера забрала Таню из детского дома, всем нравился Борис, а Таня его просто ненавидела, знала, что он болезненно относится к своей национальности, и прозвала «жидом». Ненавидела за любовь к родной дочери, ненавидела за жалость, которую к ней, гордой Тане, испытывал, ненавидела за то, что не сама мать забрала её, а он настоял!
Борис видел, что не нравиться девочке, но не о чем не жалел. Ребенок должен жить в семье!
Кого Таня любила, так это Илью и его жену Татьяну. Илья такой подтянутый веселый, богатый, красивый! Татьяна Петровна – сама грация, шарм, стильность. Она не боялась этой дикой девочки, разговаривала с ней на равных. Таня часто ночевала у них, мечтала быть похожей на свою тезку. Вера с облегчением вздыхала, когда Таня оставалась у родного отца.
И вот парадокс, Вера забеременела в 17 лет, и Таня повторяет её судьбу. Первой рассказала младшей шестилетней сестренке:
- У меня скоро будет малыш!
Раечка обрадовалась. Елкин, преданный пес, был готов жениться, готов на все, что угодно, но Таня, чувствуя поддержку Бориса, Ильи и Татьяны Петровны прогоняет его: «Зачем мне нужен этот олух!?»
Внуки
Таня успевает закончить школу, и осенью рожает слабенького мальчика, Женьку. С малышом перебирается к Татьяне Петровне. Этот переезд устраивает всех, саму Таню, Татьяну Петровну и Илью, им в радость повозиться с маленьким. Устраивает и Бориса, у него сложные отношения с падчерицей, а Веру и подавно, она всегда тяготилась Таней. Женьку часто «подбрасывают», и Раечка с упоением с ним возиться. Они растут настоящими друзьями.
Подняв свои связи, Илья пристраивает Таню в технический институт. Она способная, учиться легко, легко входит в студенческую жизнь. За ней всегда бегают толпы поклонников. Женька в яслях, и в основном на руках у Татьяны Петровны. Таня забегает, даже залетает на минуточку к своей родной матери, и то, только затем, чтобы завезти Женьку. Женька смышленый, живой мальчуган. Раечка обожает племянника, дедушка Боря тоже. Вера относиться к Женьке с пристальным вниманием, как бы через него пытаясь загладить свою вину перед старшей дочерью. Она много занимается с внуком, много читает. Женька любит Раечку, очень любит дедушку Борю, больше всех.
Когда Женьке исполнилось три года, Таня вышла замуж. За парня со своего курса. Влюбленный, мягкий, очень умный и перспективный, еврей. После знакомства с Леней, Таня перестает обзывать Бориса – жидом. Да и видя обоюдную любовь Бориса и Женьки, она перестает ненавидеть отчима. Нет, никаких теплых чувств она не испытывала к нему, даже благодарности, но ненависть ушла из её сердца, все уже переболело, закончилась.
Илья выбил молодым отдельную квартиру недалеко от Веры и Бориса. Женька продолжает жить у Татьяны Петровны, называя ее мамой, а Таню – Таней. Он так же часто мотается между молодыми бабушками.
Таня была очень красива в 13 лет, когда впервые познакомилась со своей матерью. Стала еще красивей в 17 лет в период юности, когда все девушки прекрасны, и рождение Женьки никак не отразилось на её фигуре, а только придало её формам женственную округлость. А после 20 лет она стала еще красивей, сексуальней, чувственней. Она несла свою красоту гордо, надменно. Она умела держаться, одеваться, в ней, что называется - был шик.
Сразу после замужества рождается девочка, Дина. Очень красивая малышка, настолько потрясающе красивая, что её фото на коробке советской манной каши.
После рождения Диночки, Женька переезжает к Вере и Борису, а Диночкой занимается Татьяна Петровна, Таня продолжает учится в ВУЗе. С маленькой Диной помогает и бабушка со стороны Лёни, она на пенсии. Все вроде складывается неплохо, наступает лето и все большой компанией переезжают на дачу к Глебу Романовичу.
На дачу приезжает и дочь Лидии Владимировны, Тамара. Томочке 28 лет, она мечтает выйти замуж. Высокая, скромная молодая женщина никак не может найти мужа. Наконец-то на радость матери Тамара знакомиться с молодым человеком. Гарик, армянин, мастер спорта по плаванию, яркий, остроумный. Томочка не сводит с него влюбленных глаз, дело движется к свадьбе.
Таня всегда смотрела на мужчин свысока, позволяя себя любить. У неё было множество романов, ничего не оставляющих в душе. Выйдя замуж за Леню, она получила то, что хотела, умного, даже немного богемного мужа, и с ним тот образ жизни, к которому стремилась. В 21 год она прекрасно знала, чего хотела от жизни.
И тут она увидела Гарика. И впервые в жизни - влюбилась со всей страстью. Она забыла обо всем! Бросала грудную дочь, прогуливала занятия, обманывала Лёню и тайком бегала на свидания. Таня ушла от мужа, и стала жить с Гариком.
Лёня умолял её вернуться, Тамара пыталась серьезно поговорить с обоими, Лидия Владимировна обрывала телефон, Татьяна Петровна и Илья пытались образумить Таню, но ей все ни по чем – она влюбилась!
Гарику нужна московская прописка, и Таня моментально разводится с мужем, расписывается с Гариком и прописывает его. Чтобы удержать его – она и рожает девочку, Анну, точную копию отца. Тане 22 года, и у нее уже трое детей. Ей никто не помогает с новорожденной девочкой. Женька у Веры Глебовны, Диночка у Татьяны Петровны, не к кому «подбросить» малышку. Трудности раздражают Таню, она пытается перевесить часть забот на Гарика, но молодой отец не хочет заниматься ребенком. Ему надоела своенравная Таня. Но для него важна дочь! Таня решает проучить мужа, и на несколько дней уезжает с подругами в домотдыха, оставляя его одного с грудной малышкой. Там она ушла в загул, домой вернулась через неделю.
Когда она вернулась, замки в квартире были заменены. Она долго долбила в дверь. Деваться было некуда, и она поехала к отцу. Илья рассказал, что пока её не было приезжал Гарик, и поставил его перед фактом, что забирает Аню, и возвращается к Тамаре с условием, что та будет воспитывать его ребенка, как своего. Из квартиры он выпишется, как только Таня оформит документы на Аню – отказ. Таня психанула! После гулянки, окончательно не пришедшая в себя, она поехала к Тамаре. Устроила там скандал, и кинула Гарику в лицо отказ от Анны. Таня опять повторила путь своей матери – она отказалась от свой дочери!
Таня не может долго жить одна, и она позволяет Лёне вернуться к ней. Леня, как верный пес, всегда рядом. Но за полтора года жизни Тани с Гариком, Леня ломается – он начинает пить.
Таня заканчивает институт. Устраивается, благодаря Илье, администратором в гостиницу для интуристов. Она живет с Лёней, который постоянно поддатый, его ещё держат на работе.
Несмотря на третьи роды, Таня стала еще красивее, ведь ей всего 23 года, ее должность, деньги изменили и её поведение. Она всегда была горда, а теперь надменна, амбициозна. Дети её живут у бабушек, она ведёт совершенно богемный образ жизни, у неё много знакомых среди известных людей. Таня стала выпивать, но всегда знает меру, и всегда только хороший алкоголь. Лёня тихо спивается рядом, он уже не работает.
Раечка также дружит с Женькой. Он открытый умный мальчик. Он пошёл в первый класс. Таня даёт на его содержание деньги. Он продолжает называть её Таней, мамой не зовет никого. Таня иногда навещает его, покупает много игрушек и шмоток, дарит одежду Рае. Приезжает с чужими мужчинами, часто поддатая, и начинает откровенничать, громко смеясь, дает Рае женские советы, как соблазнять мужчин. Вера не любит, когда приезжает старшая дочь. Она до сих пор не умеет с ней общаться. Борис морщиться, но вслух, ничего не говорит. Старается не оставлять подрастающую девочку с этой развращенной молодой женщиной. Борис работает уже в другом НИИ, Вера вообще долго не работала, после повальной эмиграции Бориных родственников, ей запрещено покидать страну. И только недавно она нашла работу, за совсем небольшие деньги переводит статьи, зато много времени дома, и занимается внуком. Раечка обычная девочка, а вот Женька одаренный математическим умом, с ним интересно, бабушка гордиться любознательностью и эрудированностью внука. Это раньше, когда Женька только родился, она стеснялась его, как стеснялась и стесняется Тани, а теперь Женя её гордость.
Илья работает в том же райкоме, только должность его выше. Татьяна Петровна растит Диночку. Дина профессиональная модель детских журналов. Диночка умненькая, кудрявая малышка, ласковая, добрая, но немного капризная. Татьяна Петровна, мудрая женщина часто приглашает в гости Женьку, чтобы общался с сестрой.
Много чего ещё было в Таниной жизни, и наркотики, и очередной развод с Лёней, и запои, и слетала с работы, но с помощью Ильи восстанавливалась опять. Привела её в чувства единственная любовь – Гарик.
Гарику нужны были от Тани какие-то документы на Анну, и он приехал к ней. И опять все закружилось, тайные встречи, свидания. Но, Гарик уже не бросил Тамару, ценил спокойную жизнь, верность, заботу о его дочери, и их общего сына Армена. Встречи были тайными. Не было на свете уже ни Глеба Романовича, ни Лидии Владимировны, некому было рассказать Тамаре о неверности мужа.
Эта старая любовь встряхнула Таню, она взялась за ум. Прекратились гулянки. Она опять несла себя с высоко поднятой головой. Заводились романы, за красивой женщиной ухаживали мужчины, но Гарик был для души. Часто пускала Лёню – жалела, кодировала, боролась за него. Переехала в большую квартиру.
Когда Тане исполнилось 27 лет, она решила поменять свою жизнь. Ей надоело ждать, когда в очередной раз Гарик сбежит от жены. Надоели поклонники. И хотя она выглядело молодо, ей уже всё опостылело, всё было уже пережито и изведано. В разговорах со своей наивной матерью, ощущала себя мудрой старухой.
ВИЧ
Таня в своей гостинице знакомится с немцем, и выходит за него замуж.
Её мужу 34 года, он молодой преуспевающий инженер. Целый год она живёт в Германии. Приезжает совершенно другой. Солидной, счастливой, успешной.
Таня решает забрать детей: Женьку и Дину. Для дедушек и бабушек, для Раи, это шок! Но это её дети, в стране неспокойно, 90-е, образование заграницей и т.п. Все понимают, что там им лучше.
Таня начинает оформлять документы на детей. Мотается между Москвой и Бонном. Она вновь встречается с Гариком, пытается уговорить его отдать Анну, Гарик не хочет и слышать. Таня не может забыть Гарика, и все ночи, что она проводит в Москве, она проводит с Гариком. От Тамары уже ничего не скрывают, ей только и остается ждать, когда уедет проклятая разлучница. Таня переписывает свою огромную квартиру на Анну.
Ленька, грозится не подписать документы на Дину, если Таня к нему не вернется, он совсем спился.
У Раи появился первый молодой человек. Она знакомит их. Рая гордится сестрой. И с ужасом видит, похотливый блеск в глазах жениха, такой взгляд Рая часто ловила у мужчин, провожающих взглядом её красавицу сестру. Таня смеется:
- Я для мужиков, как красная тряпка, не ревнуй! Не отобью!
- А Гарик? – зло напомнила Рая
- Э, Гарик другое, Гарик это… Гарик…
Они много времени болтали, как настоящие сёстры, как тогда в первый год, когда Таня появилась в Раиной жизни. Таня водила Раю по магазинам, много смеялась, угощала в кафе, учила женским хитростям. Не, как соблазнять мужчину, а женской мудрости и терпению, умению одеваться и следить за собой.
Документы собраны и вот десятилетний Женька и семилетняя Диночка уезжают из страны. Первый год трудный, но у детей все получается. Диночка идет в школу, она и в Германии фотомодель. Женька веселый мальчишка, серьезно занялся спортом, играет в шахматы – гордость дедушки Бори. Раз в месяц пишет письма Рае, которые всегда начинаются, так: «Привет, сестрица!»
Рая выходит замуж за того молодого человека, с которым познакомила сестру. Скоро у неё будет ребенок. Борис очень рад, без Женьки образовалась пустота в его душе. Ему обязательно надо кого-то любить. Таня высылает посылки с приданным для будущего племянника. У Раи родился мальчик. Андрюшка. И у Тани новость, у неё опять будет ребенок.
И вот, как гром сквозь ясное небо! Проходя обследование во время беременности у Тани обнаружили… ВИЧ! Ей осталось жить около года!
Татьяна Петровна срочно вылетает к Тане. Обследуют её семью: новый муж, немец – болен, и самое страшное, как-то умудрились заразиться…Женька и Диночка. В Москве проверяются все её родственники и связи: Лёня – болен, Гарик – болен, Тамара – больна!
Таня рожает девочку, называет Евой, пытается именем спасти от смерти, но девочка умирает, пережив свою маму на месяц.
За этот последний год жизни, Таня много чего пересмотрела, передумала, она писала письма Рае, и из этих писем можно написать отдельный роман. Она умирала, не прощая себе, что заразила своих детей! Она пыталась исправить то, что была для них плохой матерью, решила их забрать… и убила. Она не спускала с рук своего последнего ребенка, как будто она могла её спасти своей любовью! Она писала письма матери, где наконец-то они смогли поговорить. Вера не смогла вылететь попрощаться с дочерью, её не выпустили.
Женю и Дину не выпускали из Германии, они были в специализированной клинике, их часто навещали Илья и Татьяна Петровна, несколько раз приезжала мать Лени. Танин муж всегда был рядом с ними.
Один за другим, как снежный ком, продолжились смерти. Сразу за Евой – Лёня, который завещал похоронить его рядом с Таней, за ним Гарик и Тамара. Ещё через три года Женька, и через полгода Диночка. И последний в череде этих смертей Танин последний супруг.
Анну и Армена забрали армянские родственники Гарика. Анне видится с родными Тани запрещено.
После долгой волокиты Илья, сумел забрать прах дочери и внуков, только новорожденную Еву ему не отдали.
На Николо-Архангельском кладбище есть могила с огромным камнем. На нем изображены: очень красивая, эффектная молодая женщина, худенький подросток с умными глазами, девочка с кукольной внешностью, и кудрявый мужчина с открытым лицом.
Как-то проведывая и прибирая эту могилу, Рая заметил взгляд отца, взгляд был каким-то отрешенным, он тихо сказал:
- Не надо было ездить в Зорино…
Свидетельство о публикации №123102406337