Второй золотой 4. На закате

За желанье свободы народу
Потеряем мы сами свободу,
За святое стремленье к добру
Нам в тюрьме отведут конуру.
Н.Некрасов. 1877

Настоящая литература может быть только там, где её делают не исполнительные чиновники, а безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики.
Е.Замятин, 1931



Время Сталина наложило на русскую поэзию неизгладимый и мрачный отпечаток.
Многие талантливые поэты были вынуждены отказаться от своих поэтических  воззрений, их заставляли молчать, ссылали и даже физически уничтожали. Как не вспомнить Павла Васильева, Бориса Корнилова! Сколько мук перенесла в тюрьмах Ольга Бергольц, его жена. Погибла Цветаева, её могила затерялась. Сгинул в лагерях Мандельштам.
К новой власти переметнулись Блок, Брюсов, Ивнев, Белый, Аксёнов, Клюев, Есенин. Даже Мандельштам.
«Правильный» твёрдый путь избрал революционер по духу Владимир Маяковский: «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит буржуй!»
Наиболее осторожные стали переводчиками и занялись детскими стихами, прозой и драматургией.

Трагичность происходящего с поэтической интеллигенцией наиболее зрима из случившегося с Александром Блоком.
Не очень умный по жизни и непрактичный  Блок, витающий в облаках с божественными Призраками и Прекрасными дамами, пророк, как отзывались о нём, не понял свирепого урагана, взметнувшегося в феврале, вовлёкся в эту стихию и перелетел к большевикам, хмельной от ожидания свобод и новых огромных возможностей для народа. А этот народ жёг усадьбы, грабил, насиловал дворянок и интеллигенток, измывался над всем пристойным, разумным, красивым и порядочным.
Поторопился Блок с жестокими словами: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем. Мировой пожар в крови — Господи благослови!»
И его двенадцать растоптали великую Россию, культуру и поэзию. Потом понял. «Не эти дни мы звали а грядущие века, - сказал он перед смертью».
Его больного, недавно «своего», большевики бросили. Не отпускали за границу лечиться. А когда разрешили, было уже поздно.

Андрей Белый, увлечённый собой и своим творчеством, восклицал:

И ты, огневая стихия,
Безумствуй сжигая меня,
Россия, Россия, Россия -
Мессия грядущего дня. Авг. 1917

И ныне знаю: морок злой
Нас обуявших ослеплений
Перегорит, как ветхий слой,
И Солнце спустится, как гений...»  Янв. 1918

Не перегорел. А сгорели возвышенные чувства, поклонение красоте, идеалам добра, свободы.

Каждый думал прежде всего о себе.
Представлявший себя лидером интеллигенции Горький - «на дне хамства и почти негодяйства», скупал за бесценок драгоценности, рассказывали, что «его квартира — совершенный музей», собирал коллекцию порнографических альбомов. Шаляпин плевал на всё, что творилось, ругался, но довольствовался «лишь бы жратва была».
Брюсов, тяготеющий к сильной власти и диктату мечтал стать лидером и функционером для поэтов, заправлять этим миром, но большевикам такой самолюбец был не нужен. Вожжи они не упускали. Править только самим.
Место «первого писателя земли русской» «благодаря физическому устранению конкурентов» занял большевик Луначарский. «Большевистские штыки позволят ему если не быть, то казаться в самом сердце русской литературы» (З.Гиппиус).

Бунин, Ходасевич, Бальмонт, Волошин, Цветаева, Саша Чёрный, Андрей Белый (правда, потом вернётся), Георгий Иванов, Вячеслав Иванов и другие поэты уедут за границу и станут на долгое время забытыми в России изгнанниками, людьми без родных корней.
Остались надеявшиеся, обманувшиеся, прельстившиеся и согласившиеся.
И они будут жить и выживать, кому это удастся, и писать до времени репрессий.

После смерти Блока расстреляют Гумилёва. Слишком рано уйдут из жизни: Хлебников (1922), Брюсов (1924), Есенин (1925), Маяковский (1930), София Парнок (1933), А.Белый (1934), Багрицкий (1934), Аксёнов (1935) и др. В 1927 году умрёт шестидесятисемилетний Сологуб, в 1940 — Пяст (Пестовский) то ли от болезни, то ли покончил с собой (три года был в ссылке).
До конца 1921 года, по скорбной информации Чуковского,  кроме Блока и Гумилёва, не дотянули: А.Е. Кауфман, А.Н.Чеботаревская, А.А.Измайлов, С.А.Венгеров, Н.А.Холодковский, Б.А.Тураев.

«Актом самоубийства» отразил обстановку в стране в 1933 году Мандельштам, написав стихи про Сталина:
«Мы живём под собою не чуя страны,
наши речи за десять шагов не слышны...».

В лагерях Гулага и тюрьмах погибнут с давним поэтическим стажем: Клюев, Мандельштам, Нарбут,  Бенедикт Лившиц  и др. Марина Цветаева, возвратившись в 1939, оказалась униженной и отвергнутой и погибла в 1941. Смолкнет Городецкий. Из мастодонтов останутся только Ахматова и Пастернак. И стихотворцы-переводчики, песенники и детские поэты. Но «в сталинский период Ахматова, подобно Пастернаку и ряду других художников пера, вынуждена была как поэт умолкнуть и заняться другими вещами»  (Ю.Анненков).

Даже Лев Троцкий, в революцию и гражданскую войну равный авторитетом Ленину, будучи и талантливым литератором и тот со своих непримиримых позиций коммуниста понимал это. Вот как он, единственный из партверхушки, отозвался на смерть Есенина, к которому благоволил. «Творческая пружина Есенина, разворачиваясь, натолкнулась на грани эпохи и — сломалась. Его лирическая пружина могла бы развернуться до конца только в условиях гармонического, счастливого, с песней живущего общества, где не борьба царит, а дружба, любовь, нежное участие».

Но как растения из булыжной мостовой оставшиеся на родине все-таки прорастали стихами.
А эмиграция была  чужбиной с невыносимыми условиями для жизни людей, когда-то имевших всё — читателей, дом, средства к существованию, надежды,  вдохновения для светлой поэзии.
Не случайно вернулся Андрей Белый и Марина Цветаева. За границей русским поэтам не дышалось. «Воздух родины, он особенный...»

Это как в песне про птиц, которую пел Градский:
"А птицы знали, понимали,
Что означает каждый выстрел,
Но по весне вновь прилетали,
К родным лесам у речки быстрой.
И не могли не возвратиться,
К родимой северной округе,
И песню горестной разлуки,
Весной веселой пели птицы.

А на родине: «Потухли,- как в пепле,- дороги; засохли шершавые травы... Распухли Склоненные Ноги. Горят Воспаленные Веки... Оглохли, Ослепли - - Навеки!»  (А.Белый , 1924).
Уже в 1920 году значительный русский и советский писатель, бунтарь по натуре,  Е.Замятин пророчески отразил в своей антиутопии «Мы» перспективу советского писательства.  «Вся жизнь во всей ее сложности и красоте — навеки зачеканена в золоте слов. Наши поэты уже не витают более в эмпиреях: они спустились на землю; они с нами в ногу идут под строгий механический марш Музыкального Завода; их лира — ...грозный треск искр в Машине Благодетеля, и величественное эхо гимна Единому Государству».         
«Теперь поэзия — уже не беспардонный соловьиный свист: поэзия — государственная служба, поэзия — полезность».

Прозорливый, стратегически мыслящий В.И.Ленин ещё в 1905 году, задолго до установления диктатуры решил, что делать с тонкокожей, витающей в облаках литературной интеллигенцией, лезущей  в головы и души и способной их дурманить. «Литература должна стать партийной!… Издательства и склады, магазины и читальни, библиотеки и разные торговли книгами - все это должно стать партийно-подотчетным».

В 1923 по  его решению  ликвидировали как не распространяющий марксизм «Пролеткульт», организованный с задачей воспитания в пролетариате новой культуры ещё до октябрьского переворота Белым,  Замятиным,  Гумилевым и другими.
В конце двадцатых запретили даже простые популярные романсы — «следы упадка».
С сентября 1929 вместо интеллигента и писателя Луначарского главой Наркомпроса стал член Оргбюро ЦК А.С.Бубнов, бывший военный. Власть усилила контроль над писателями. И, по словам Ю.Олеши, в 1931 году русская литература кончилась.
В 1932 году вышло постановление Политбюро  «О перестройке литературно-художественных организаций», имеющее целью ликвидацию всех существующих организаций писателей и создание единого «Союза писателей», который был образован через два года, организации под руководством и контролем партии.  С тех пор писать стихи для издания книг и быть узаконенным поэтом мог только её член.

Если бы пострадали только отдельные люди… Литература стала рамочной, политизированной. Прервалась, оказавшись в загоне,  преемственность поколений русской поэзии — классики и модерна. 
Русским, по образованию и воспитанию наиболее способным к стихам, из бывших, не проявивших себя в революцию и гражданскую сторонниками большевиков,    происхождения не рабоче-крестьянского, двери в поэзию и литературу были закрыты наглухо.
А самое пессимистичное, что многообещающий слой русских поэтов  таял. И  гибли от давления на личность, от голода, в лагерях и тюрьмах и истреблялись физически и  гасли от психических срывов, иссякали в эмиграции поэты.
И -  уже советские, из старых и новых, кому посчастливится выжить, не погибнуть в лагерях и вернуться, станут уже не теми, кем были и кем мог бы стать.
А сколько талантов не раскрылось!

Государство принялось выращивать и лелеять стихотворцев-канареек, поэтов-карликов, на один голос распевающих из позолоченных клеток свои песни, на горло которых, что наступят, мыслей не было, потому что и песен таковых не было.
И новые птенцы уже шагали в ногу. А как иначе. И их число росло. На первый съезд писателей в 1934 году собрали со всех народностей более 100 человек поэтов. А их число за сорок лет увеличилось до двух с половиной тысяч.

Настало время, когда  глава писателей Александр Фадеев,  отправляя в командировку молодого поэта Евгения Долматовского в тридцать седьмом на Дальний Восток, напутствовал - у начальников не останавливаться, только в гостиницах и домах колхозников, а то «ночью могут за ними придти, вот и придётся тебе вставать с раскладушки подписывать протокол».
«Хмурое небо конца тридцатых годов со зловещими тучками еще худших потрясений на горизонте не располагало к живописанию подлинной, тогдашней действительности, полностью осознанной современниками лишь к концу столетия» (Л.Леонов).

Но здорово, что сейчас интерес к поэзии есть!  И прогресс - в свободе слова.
На портале Стихи.ру зарегистрировано около миллиона человек, и среди них немало очень хороших авторов  без обязанности быть членом  Союза писателей, как в СССР.