Айова

Последняя суббота марта, полседьмого p.m.
Кира на низком старте – улетает в штат Айова.
Насовсем.
С пересадкой в Нью-Йорке – была там однажды,
тогда было море восторга, а теперь страшно.
Проходит контроль, покупает воду по цене коньяка в «Кишене».
В Борисполе полно народу  – Кира чувствует себя мишенью,
глядя в стеклянную стену,
за которой человеки, знающие себе цену,
атакуют трапы, не оглядываясь на свой город, –
им нужны флэшбеки  и другие города.
А если оборачиваются, то убийственными взглядами целятся в Киру,
и Кира чувствует себя вором
их иллюзий, потому что она улетает навсегда,
а они после египтов /турций вернутся в ипотечные квартиры.
 
Киру в Айове ждет Стив,
у них целый год была любовь в скайпе,
а когда он, наконец, прилетел в Киев,
страшно не понравился её папе.
Папина новая жена кривила веснушчатый носик
и брезгливо цедила: «Колхозник…»
А Кире хотелось размазать её по паркету
и скорее купить билеты.
 
Стиву тридцать шесть.
Он молодец.
Фермер.
У него кукурузное поле, две сотни овец,
он хочет детей, говорит, что будет верным,
и присылает в мессенджер десятки сердец…
Кира до сих пор не знает, нужны ли ей овцы и Айова,
она, может быть, и осталась, если бы отец сказал хоть слово,
но он сосредоточен на своей мисс Крыжополь,
долговязой и скучной, как  сухостой-тополь.
 
Кира думает о том, что не время обижаться,
только что – в семь ноль пять p.m. – ей исполнилось восемнадцать.
Впрочем, если бы мама передумала умирать,
они все вместе, как раньше, танцевали бы до утра,
а потом бы уснули, убаюканные  вековыми соснами…
Но Кира теперь взрослая,
свободная от сомнений прошлогодних,
она смотрит в стекло на свое отражение
и больше не чувствует себя мишенью.
Она теперь охотник –
сама себе выбирает дичь.
Нужно ведь с чего-то начать, чтобы многого достичь,
и поэтому нужно спешить туда, где сейчас солнце.
Кира берёт рюкзак и решительно идёт в рукав самолёта –
чёрт возьми, пусть этим «с чего-то»
будут Айова и овцы.