Война и мир. эпилог. гл. Э-1-1

 
Эпилог

Часть первая

Э-1-1

Казалось затихшим военное море,
Спокойных семь лет прошло после войны,
Рождались причины людского вновь горя,
Историки ищут все силы вины.

Они, эти силы по странным законам
Рождают движения массы людей,
Находят дороги к опаснейшим зонам,
Чтоб вновь всех людей превратить во зверей.

Казалось, вздохнула старушка Европа
Лечением ран от прошедшей войны,
Но тайные, узкие, мирные тропы
Вели, расширяя дороги беды.

Слагались различные группы союзов,
Для образования новых всех стран,
Меж ними вязались и новые узы,
И часто в тех узах встречался обман.

Хотя на поверхности было спокойно,
Но море бурлило в своей глубине,
Готовились скрыто и новые войны,
Поднявшись с глубин по своей ширине.

Вожди и цари, возглавлявшие массы,
Движенье бурливших глубинных тех сил,
Искали в своей дипломатии трассы,
Нарыв новых войн их бы не погубил.

Реакцией названо это движение,
Где страны в миру набирались вновь сил,
Упрочить своё в мире сил положение,
Закон в мире есть: кто без сил — тот не мил.

Историки судят и судят их строго,
Всех реакционных известных вождей,
Пред строгим судом их вождей таких много,
Они не жалели всю массу людей.

И в те времена, в девятнадцатом веке,
Суду предаются вожди и цари,
И люди науки, искусства, генсеки,
Смотря по тому, чем заняться смогли.

Прогресс иль реакцию двигали в мире,
Во благо и счастье, иль горе людей,
Неважно, одеты они ли в мундиры,
Одежда ли их была много скромней.

И главным виновником этой реакции
Слыл сам император — российский монарх,
Хотя продвигал либеральные акции,
Но в этом же деле он быстро зачах.

Царя упрекают за целый ряд действий,
Его одобряют за много других:
Когда он вначале страну спас от бедствий,
И вырвал победу у стран нам чужих.

Плохих ряд решений, свершённых им — больше:
К примеру, он создал Священный Союз,
И он одарил конституцией Польшу,
В лице Аракчеева дал ряд обуз.

За массу других всех поступков, решений,
Их не охватить нам всем прошлым умом,
Когда до сих пор о них — разные мнения,
Понять нам которые — явно с трудом.

Причиной же всех и решений, и действий,
Явились условия жизни царя,
Его воспитанья и лести, и чести,
Возможно, в то время иначе — нельзя.

А в чём состоит всё же сущность упрёков,
Во-первых, лишь в том, что он — высшая власть,
Всевышний его наградил будто роком,
Купался в лучах исторических всласть.

Лицо — под влиянием лести, обманов,
Сильнейшим влиянием в мире интриг,
Самообольщенье ему властью да;но,
Ответственным в судьбах народов любых.

Лицо — с ему лично присущим понятьем,
Стремленьем к добру, правоте, красоте,
Ко всем добрым делам и их восприятью,
Которые мы; признаём ныне все.

Но предположить, что и сам император,
С полсотни прошедших назад тому лет,
С воззреньем на благо и не был оратор,
Историк попал тот в истоптанный след.

Мог также попасть с царём вместе в немилость,
Но время меняет понятье добра,
Оно, в своё время, когда-то, привилось,
Когда в своё время пылала война.

Но каждый писатель меняет воззренье:
Чем благо является массе людей,
И то, что казалось как благо в то время,
С годами становится нам как бы злей.

К примеру— вся та конституция Польше,
Иль тот же Священный Европы Союз,
В то время казались во благо всем больше,
Не смог тот Союз завязать прочных уз.

Дела Александра иль Наполеона,
Нельзя сказать — были полезны, вредны,
Они, кроме личного их как бы трона,
Мы точно не знаем — они ли нужны.

Прогресс иль реакция двигали ими,
В то разное время могло быть иным,
Но общее было тогда между ними,
Им каждому дело являлось своим.

На благо, на пользу своим же народам,
Но злом обернулось народам чужим,
Все мненья подвержены времени, годам,
И могут быть злом или благом другим.

Положим, что царь мог бы сделать иначе,
А именно, как по прошествии лет,
Когда обвинитель чрез годы, тем паче,
Ему указал бы на благостный свет.

Куда же деваться тогда недовольным,
От действия в прошлом любого царя,
У них бы тогда в положенье невольном,
Не стало бы шансов противиться зря.

Тогда уничтожится смысл всякой жизни,
Коль разумом можно её управлять,
И в муках всем ждать наступления тризны,
Когда недовольство мы сможем изъять.