Орфей. Эвридика. Гермес - из Р. М. Рильке
То место было мрачным рудником,
где души, словно залежи руды,
мерцали красноватым огоньком.
Пластами жил казались их ряды,
во мгле отяжелевшие без меры.
Их кровь стекалась к людям и она
была там лишь единственно красна,
все остальное оставалось серым:
трава и камни, луг, и лес густой,
и серый мост над серой пустотой,
и озеро висит над глубиною,
как пасмурное небо над землею.
И лишь тропа, белевшая в тени,
что бледно извивалась без конца,
была бледнее мертвого лица.
И этою тропою шли они.
И тот, кто первым шел, был молчалив.
Шагами путь глотал нетерпеливо.
И лира, о которой он забыл,
вплелась в него, как роза в ствол оливы.
В нем чувства раздвоились: впереди —
его тревожный взгляд тропинкой мчался,
как пёс, то убегал, то возвращался…
Слух отставал и мешкал позади.
Желал шаги услышать за спиной —
хотя б один-единый звук земной...
Он не посмел шагнуть через запрет.
Он замирал в сомненье трепеща,
но слышал шорох своего плаща
и тишину бездонную в ответ.
Когда бы он нарушил свой зарок,
тогда и сам бы убедиться мог,
что путники идут ему вослед.
Бог дальних странствий шел за ним тропою,
прикрывши шлемом взгляда остриё.
Держал свой посох правою рукою,
а левою поддерживал — её.
Она такой любимою была,
что не смолкал певец — рыдала лира.
Та лира своим плачем превзошла
всех плакальщиц, затмив все слезы мира.
И мир иной родился в этом плаче,
похожий на земной, но он иначе —
с такими же холмами и лесами;
с цветущими лугами и садами;
с таким же солнечным восходом;
с цветами, птицами, зверьём...
с высоким молчаливым небосводом
и звездами печальными на нём.
Она такой любимою была!
Сейчас она с другим вожатым шла,
ведома его твердое рукою.
Шла тихо, кротко, в гробовом покое.
Лишь длинный саван ей мешал идти.
Не думала ни о своем пути,
ни о певце, ни о его скорбях,
укрывшись в саван и в саму себя.
Явилась своей новою основой.
Как плод наполнен соком, так она
была своею смертию полна.
И в этой смерти было все так ново.
Она одна внутри себя блуждала
и ничего пока не понимала.
Ее природа прежняя, сполна —
закрылась, словно к вечеру цветок,
и в новом девстве преображена.
Ее смущал касаньем даже бог,
в своей руке державший её руку.
Она плыла сквозь вечную разлуку,
как в океане легкий лепесток.
Теперь она уже не та жена,
чья красота поэтом воспевалась,
чьим ароматом ложе наполнялось…
Она неосязаема. Она:
иссякла, как померкнувшие стразы;
не собственность того, кто впереди;
истрачена, как зимние запасы;
иссушена, как летние дожди.
Живой избыток в корень свой вернулся.
Вдруг бог на полушаге содрогнулся.
Остановил её движенье. А потом
печально произнес: «Он обернулся».
Она лишь тихо прошептала: «Кто?»
Там впереди маячил выход к миру
и ярким светом будоражил взор.
А прямо перед ними — парень с лирой
испугано смотрел на них в упор.
Она же обернулась молчаливо
и провожатый бог за ней учтиво
пошел обратно, провожая ту,
что тихо удалялась в темноту.
Все возвращалось на свои круги.
И только саван сковывал шаги.
Покорно шла, легко, неторопливо…
-----------------------------
21.10.2023.
Свидетельство о публикации №123102104030