Из старого дневника

Мой опыт, моя судьба, моя ответственность. Моя любовь и моя ненависть, моя слабость - и моя надежда. Я хочу быть собой. Без притворства, лицемерной милоты, фальшивого дружелюбия, поиска "доброго" в злодействах. Со своей болью, которую я отказываюсь скрывать, со своей немыслимой биографией "авантюристки поневоле", которая все же МОЯ, со своими стихами, со своим парадоксальным  вИдением мира, со всей откровенностью - и дерзостью. И в Церкви - тоже. Что, если люди ждут от меня одного, а Бог - совсем другого?
- Э-э... Кто ж тебе это позволит! (
***
Абсурд, но мы живём в мире, в котором жертвы исповедуются (и отвечают) за зло, которое ИМ причинили, а насильники получают щедрые индульгенции за свои крокодиловые слезы.

Да и как часто, к сожалению, исповедь из Таинства покаяния, исцеления и общения с Богом (а не со священником, который лишь свидетель!) превращается в очередной сбивающий с ног триггер для посттравматического синдрома, "психологическое" (а порой и "гинекологическое") исследование, в котором нет ни любви, ни мудрости, зато много любопытства, тайной или явной личной неприязни, самоуверенной слепоты.
***
Конечно, наблюдать откровенных негодяев, сытых демагогов, подлецов и агрессоров не очень весело. Но смотреть на то, как их жертвы стараются делать вид, что "да ладно, ничего страшного", как истерзанные людьми и обстоятельствами пытаются быть милыми, удобными, бесконфликтными, замалчивать обиду и боль, "сохранять внутренний мир" и "не обращать внимания", "видеть хорошее" там, откуда надо бежать со всех ног (или, по крайней мере, сопротивляться) почему-то намного тяжелее...
Первые уничтожают и предают окружающих, вторые - себя.

Возможно, это всеобщее замалчивание, "уход от конфликтов",  затыкание ртов и закрывание глаз себе и другим, трусость, замаскированная под смирение - предательство Бога; не "Бога, похожего на настоятеля или начальника", а настоящего, живого, страдающего; Бога, который не угодил ни простым людям, ни власти, ни священству; который  не в состоянии был без посторонней помощи нести свой крест; который мог позволить себе произнести: "Господи, за что ты меня оставил".