Дедал. Иллюстрация. Дедал и Тал

ДЕДАЛ И ТАЛ

ИЛЛЮСТРАЦИЯ - РИСУНОК НЕОТРЫВНОЙ ЛИНИЕЙ, ОДНИМ ДВИЖЕНИЕМ РУКИ
«Тал... Первенец Пердики. Моей старшей, единственной сестры. В ученье к брату привела. Малолетним. И был понятлив. Усерден. Заботлив к делу. Не в пример сверстникам, кого хватало на то лишь, чтобы взапуски гоняться за ящерицами да разорять по берегам птичьи гнёзда. И не было порученья, за какое не брался бы охотливо. И какого бы не исполнял быстро. Без усилия. Играючи. С блеском.

Тал... Больше, чем ученик. Больше, чем родственник. Будто кто в шутку копию с меня изготовил, уменьшив масштаб. Сколько раз внутренне хохотал я, узнавая в нём Дедала. Мой голос. Моя поглядка. Жест. Обхождение. Даже походка. Идёт, точно проносится  морем, не омочив ступней. Стремительный, лёгкий шаг того, кто никогда не смотрит себе под ноги. Только ввысь, выспрь. Поверх прохожих. Не задерживаясь на каждодневном, будничном. Разглядывая облака, что тревожат воображенье бесконечными рассказами о чудесном, прячущемся повсеместно, вплоть до мглистых границ Океана. Созерцая горные хребты, что зовут в неизведанное, сокрытое их вздыбленной мощью. Любуясь изящным скатом крыши. Статуями. На высокие пьедесталы надобно ставить статуи. Дабы издалека’ были б видны’. Постепенно открывались бы восхищению. Тогда подготовленный дух успевает восприять хоть малую толику Красоты, вмещённой камнем. Иль деревом. Иль податливоковким металлом.
…
Тал... Внезапный, вихрем, поворот головы. Надменно вскинутый подбородок. Синесап
фировый взор, молнией вонзающийся в собеседника. Предвосхищая произносимое, извлекая недосказанное. Но вот он один. И бездонны глаза отрока. Настежь, неслётыша клюв! растворены изумлением. Захватывающим дух изумлением пред неведомым миром. Где столько Прекрасного.
….
Умел смотреть. Замечал то, что для другого оставалось невидимым. Восхищался тем,
на что другой взирал без участия. Чуть колышется пышноцветущая яблоня. Замер. Медленно вбирает в себя прозрачную красоту. Осторожно наклонил ветвь. С наслажденьем вдыхает свежесть весны. И, не сорвав ни единого лепестка, возвращает свободу хрупкой драгоценности. Пошёл прочь. Напевая. Будто хлебнул из чаши Вакха. Подражал мне? Конечно. Но искренен порыв. И неподделен восторг.
Умел ценить новоуслышанную мысль. И приискивал параллели. Стараясь увязать её с ранее добытыми знаньями. И незаурядная смекалка его бойко ретилась на плавание, пусть и затяжное подчас, к мреющим отмелям следствий. За снедомыми черепашками приложений. Только бы не открытое море теории. Не этот бескрайний плещущий простор. Когда неизвестно, куда вынесет. Да и вынесет ли... Где нет наводчиков-маяков, поставленных теми, кто разведал уже дорогу. Ни советчиков, кроме Астрея-Звёздного-Неба да куражных сынов его, ветров... Моряк Кекропова корня. Прирождённый практик.
И бежал ко мне с каждой находкой, достойной вниманья Великого Дедала. И с трепетом ждал приговора. Бледнея, точно паломник в Дельфах. Впивающий вящие пророчества. Что, теснясь, дымы’ трещин на Этне! вымётываются из вещего, запёкшегося пеной рта Пифии... Разве он не боготворил меня? Я был для него кумиром. Воплощающим Логос. Высший Разум. Ликованьем преисполняло отрока малейшее одобренье уст моих. Ликованием... Как мог я погубить его?!
Багровое зарево объяло полнеба. Багровым заревом полыхает закат. Который раз восхожу на крепостную обмшелую стену. Без помех тешить око инодальнею роскошью красок. Тал, как обычно, примостился подле. Тонкие руки обхватили колени. Как и меня, его властно затягивает пламенеющая бездна.
Интересно, стал бы Геракл столь же знаменит, наличествуй младший сородич, не уступающий ему доблестью? Тесей не в счёт. И народился, когда слава того достигла зенита. И задачи будущего правителя иные, нежели у странствующего витязя, коим злобою Геры пришлось стать сыну Алкмены. А на скороспелого Эгеева наследника законно ляжет забота об афинской державе. И её мощи... Разве я тогда думал так? Тесей ещё и на свет не являлся. О ком же в ту пору я думал? Допустим, Дедал, сосуществуют два равновеликих светила... Равновеликих ли? Вздор! Но если сильнейшее взошло раньше. И второе движется вслед. Повторяя приёмы и манёвры. Укрываясь за ним, щит! от встречных ветров. Не протрачиваясь, колея легка! на протаривание путины. И вдруг косяк, акулий строй! случайностей, кручинно не благоприятствующих первому. И последыш нагоняет. Перегоняет... Душно. Неуёмно стучит кровь в висках. Краем хламиды отираю лоб. Жаром пышет закат. Багровый зной затопляет вселенную.
…
Багровое зарево сокрушающе полыхнуло в моих очах. Взвихрилось. Захлестнуло. Опрокинуло. Окунуло в дымящуюся кровью пропасть. С головой погрузило. Вынырнул. Стряхнул кровавую хмару, застящую мир. Один я! На самом краю стою. Взглянул кругом. Никого. Мечется взор подбитым оленем. Прядает смятенно. Свинцом упал. Далеко у подножья Акропольской кручи Тал. Недвижи’м на спине. Руки раскинуты. Правая непригоже вывернулась. Верно, повреждено плечо.
Лётом сбегаю вниз. Не дышит. Тал! Очнись, Тал. Открой глаза. Не умирай. Приказываю тебе, не умирай. Как старший, как кровник твой, как твой Дедал, повелеваю. Не умирай!
Тихо сердце. Не бьётся. Как вернуть жизнь тому, из чьих жил она вытекает? Веют холодом, чуть слышно шелестят кры’ла Та’натоса, без промедленья прибывшего за обречённой Аиду душой. Приноравливаясь ловчее исторгнуть злоключивую, кружит мрачный, никогда не улыбающийся сын Нюкты-Ночи, порождённый матерью в отместку Кроносу. Сверг коварный отца своего Урана, супруга сестры её Геи, и обуянная скорбью могучая дочерь Хаоса наслала в мир Смерть. Вынимает Та’натос-Смерть из тёмных ножен меч, сверкающий синими вспышками. Срезает прядь пышных светлых кудрей... Тал, брат мой, товарищ мой... Единственный, кто был мне близок! Кому открывался я без оглядки. С кем толковал о главном. Заповедном. Первостном. О присной сути вещей. О прекрасных зраках Идеи. О вдохновении, подвизающем смертного на их лицезрение...
 Единственный, кто искал понимать меня. И слушал, не шелохнувшись. Уловляя цепкими тенётами вниманья каждый звук, излуку! моих речей. Откладывая добычу в бездонные кладовые юной, пустующей памяти. И по надобности высевая на сочную целину юной, неунывающей расторопности. Чего я не успевал за множеством обязанностей, то с привычным раченьем, прилежно излаживал он.

С моих олив
      снимал урожай!
      И плодное
                слово моё
      выходило
                на круг
      дивить
              людей
      делом
               его рук
Обглоданный рыбий скелет выбросило море. Смотри, указываю на хребет. Отличный снаряд для резанья. С каким остервененьем впилась бы единовременно целая шеренга зубов! И наказать оному скопу двигаться взад-вперёд. Покамест предмет не распадётся. Заметь, поверхность среза осталась бы достаточно гладкой. Небольшая зачистка, и волна ровней не обточает гальки. Луна вступила в следующую фазу, когда шустрый провора принёс широкую бронзовую полосу с зазубринами по одной стороне. Заостри-ка здесь, а там поставь черен. А то на обоих концах приспособь по держалу. Может, вздумаешь когда сам-друг работать. И уже расхваливают наперебой пилу. И автора.»