Сентябрьских, поздних, оробелых пчёл...

Сентябрьских, поздних, оробелых пчёл,
цветов последних шарящих в изнанке,
приветствую. И я бы предпочёл
на поздний риск и пагубу расчёт,
чем улей, сном, теплом, покоем манкий.

Перебирают редкие цветы
по десять раз подряд и невдомёк им,
что вкруговую разевают рты
до наступленья жидкой темноты
одни и те же, чей полёт - намётан,

а хоботок, то бишь, пчелиный клюв
готов качать подёнки и обтруски
священной влаги, весело ли грустно,
пока круги перед глазами тускло
не замаячат, как предсмертный глюк.

Там, новая, у горизонта, жизнь...
Ей надо много. Ей желан избыток.
Всё, что ни есть из проб и всех попыток
ей надо посвятить, чтоб быть ей - сыту...
И тем продлить...  Об чём и не помысль.

И я, и я - сентябрьская пчела,
несущая свой запоздалый взяток.
Куда? Кому? Пот отерев с чела.
И день осенний жалобен и краток,
и мой полёт нерадостен и шаток:
жизнь или смерть - не скажешь, чья взяла.

А хризантемки, тужась, - на сносях,
вот-вот малиновым огнём займутся.
И, всяк в цвету, в последнем шёлке всяк,
зовёт, дурманом сладким голося,
набрасывая петельки и путца

на брЮшко. Где шиповник мой,
в цвету повторном, сам зачем не зная?
Лечу и - баста. Одинок, гурьбой,
и мёд последний чту и выбираю...
За семь земель у никакого края,-
в цветник, давно присыпанный золой.