Уцеловывая меня Чарльза Буковски

(из книги "Наконец-то люди стали похожи на цветы", стр. 137)

она всегда думала об этом
и она была молода и красива и
все мои друзья завидовали:
что такой старый ибака как я
делает с такой молодой девушкой как
она?

она всегда думала об
этом.

мы проезжали где-нибудь и
она говорила "видишь это маленькое
местечко? останови-ка здесь"

мне с трудом удавалось припарковаться
и она начинала отсасывать мне.

однажды я вез ее в Аризону
и на полпути туда
поздно ночью
после кофе и пончиков
во время ночного перегона
она перегнулась
и начала сосать
пока я рассекал
по темным изгибам через
низкие холмы
и то как я продолжал рулить
увлекало ее к
новым вершинам.

в другой раз
в Л.А.
мы купили сосиски и колу
и картошку и мы ели в
Гриффит-Парк
с семьями
играющими детьми
она расстегнула мне
и приступила.

"какого черта ты делаешь?"
спросил ее я.

позже
когда я спросил ее
почему
перед всеми
она сказала мне что
так было
опасно и будоражаще.

она спросила меня
однажды, "почему я остаюсь со
стариком вроде тебя
вообще?"

"чтобы делать мне
минеты?" спросил я.

"ненавижу это слово!" сказала
она.

"отсасывать мне", предположил
я.

"и это слово я ненавижу
тоже!" сказала она.

"а чего бы ты хотела?"
спросил я.

"мне нравиться думать что
я 'уцеловываю тебя'",
сказала она.

"ладно", сказал я.

. . .

эти отношения были такими же
как и любые другие, была
ревность с обоих сторон,
были расставания и
воссоединения.
также были отдельные моменты
великого покоя и красоты.

я часто пытался избавиться от нее и
она пыталась избавиться от меня
но это было непросто:
Купидон, на свой странный манер, не оставлял
нас.

каждый раз когда мне надо было уехать
она уцеловывала меня
вчистую
несколько ночей
подряд
укрепляя мою
преданность.

после чего все что мне оставалось
делать это
беспокоиться о
ней.

когда она не
уцеловывала меня
мы также находили время
делать это
несколькими другими странными
способами.

но все время с
ней проходило
в основном в
уцеловывании или
в ожидании когда.

мы не особо думали о
чем-нибудь еще.
мы никогда не ходили в
кино (которое я ненавидел
в любом случае).
мы никогда не ели в
ресторанах.
нам не были интересны
мировые проблемы.
мы просто проводили время
припарковавшись
в укромных местах или на площадках
для пикников или
рассекая по темным
дорогам на пути в Нью-Мексико,
Неваду или Юту.

или
мы были в ее большой дубовой
постели
с окном выходившим на юг
такое большое количество остального
времени
что я запомнил
каждую морщинку на
занавесках
и особенно
все трещинки на
потолке.

я играл в игры с
ней с этим потолком.

"видишь эти трещины
там?"

"где?"

"смотри, куда показываю..."

"ага"

"теперь, видишь эти трещины, видишь
узор? из него получается образ. видишь
что это?"

"ммм, ммм..."

"ну давай, что это?"

"знаю! это мужчина верхом на
женщине!"

"нет. это фламинго стоящий
у потока"

. . .

в конце концов мы освободились
друг от друга.
печально но это
стандартная механическая процедура
(меня никогда не переставала смущать
нехватка долговечности в человеческих
отношениях).

думаю расставание было
несчастным
может быть даже мерзким.
прошло 3 или 4
года уже
и мне интересно она
думает ли обо
мне, о том чем я
занимаюсь?

я, конечно, знаю чем занимается
она.

и делала она это лучше
чем все кого
я когда-либо знал.

и я думаю это стоит этого
стихотворения, наверное.

если нет, то по крайней мере
записки: такие отношения
не обходятся без радости и веселья для обоих
участников
и как Сайгон и вражеские танки
громоздящиеся в старых снах
как старая немощная собака
сбитая на дороге
как мост поднятый чтобы выпустить
пьяных рыбаков в
море
это было не зря
то что
она думала
об этом
все
время.