ХЛЕБ

            Стучат лопаты. Вспархивают веники.
            Токует ток, хотя темным темно…

            Из рукава задребезжавшей веялки
            Горячее ударило зерно,
            Потоком окатило золотистым!
            А у лопаты взмах. Что у весла.
            Я стал грести.

            Рассвет был ясный, чистый,
            Как если бы не осень, а весна.

            Сжигала плечи ранняя усталость.
            Одолевая норовом реки,
            Зерно почти у пояса плескалось
            И набивалось плотно в сапоги.
            Напор тугой! Свалило бы ворота
            И – на поля с глухим озимым сном.

            Лица не утереть, и зёрна пота
            Мешались с переливчатым зерном.

            И вечер наступал, как дальний берег
            За морем разливанного зерна.
            Ток прерывался. Где-то бабы пели.
            Их песней даль была озарена.
            Хотя устали, силы на пределе,
            Но в неуёмности своей правы,
            О тишине вечерней бабы пели,
            Неосторожно пели о любви.

            Я их не слушал. От работы чёрный,
            Садился в копны возле вислых верб.
            Ладонями ломал недопечённый,
            Но тёплый и шероховатый хлеб.
            Он выглядел и сиро, и безвестно.
            Тяжёлый, комковатый как земля…

            Слышнее, ближе становилась песня…
            И с песней продолжалась жизнь моя.