Юное

Она звалась почти по-пушкински, Тамара.
Её на кухне я увидел между шпрот.
Капустку хрусткую из трёхлитровой тары
Она руками отправляла прямо в рот.

Меня накрыло будто лунное затменье.
Я ко всему вокруг утратил интерес.
Тамара в это чудное мгновенье
Проникла в мои ткани, как абсцесс.

Готов был петь ей каждый серенаду.
Она была красивей всех Тамар,
Не расставаясь с ярко-красною помадой.
А зеркальцем служил ей портсигар.

Она бросала в коммутатор: "Мне Воронеж"
И говорила про какой-то там 'барыш'.
И хохотала, если вслед её 'позвОнишь',
Я редактировал несмело: 'позвонИшь'.

Мы пили чай с утра в прикуску с рафинадом.
Она звала меня зачем-то 'мой герой',
И рот одетый в красную помаду
В улыбке расплывался озорной.

Я пребывал почти в горячечном бреду,
Когда, мне щёки раскаляя до красна,
Она смеялась: "Ты, расти, я подожду..."
И мне казалась неподъёмною цена.

Я от неё не мог отвадить юных глаз.
Я за неё бы умер без затей.
И целовал её в мечтах я много раз
От пяток до бумажных бигудей.

Я помню вскрики половиц под каблучками.
Скребли безбожно кошки по нутру,
Когда укутанная крепкими духами
Домой Тамара возвращалась лишь к утру.

Я зарывался от бессилья под подушку.
Во мне пульсировали яростно виски:
-Ах, чёрт побрал бы эту ведьму-хохотушку!
На кой сдались мне эти злюки - каблуки..?
***
Минул уж год с того как в ревностном угаре
Пырнул клинком её какой-то сумасброд.
А мне всё снится, как в латунном портсигаре
Её красивый отражался красный рот;