Обжорства, лени и истома

 
«Обжорства, лени и истома уж выйти не дают из дома -
Уклад синдрома скопидома» - сказал мой правильный сосед:

«Ты целый день чего-то пишешь, газетной пылью едкой дышишь,
Того гляди подцепишь грыжу и станешь вечный домосед!»

Он в этих спорах очень умный, по виду человек культурный,
В отделе первый физкультурник, на все вопросы есть ответ,

В любом занятии искусный, через дорогу вёл бабусю,
Девчат подсаживал на брусья, вообще - большой интеллигент.

Я ж натираю ванну хлоркой, взахлёб от корки до махорки
Учу про стёб скороговорки и мастерю велосипед,

А он на теннисном на корте, он каждый день и вечер в спорте,
Гантели гнёт и штанги портит, на ерунду секунды нет.

Он говорит, что я ленюся, я, говорит, тобой займуся,
И на любой корпорат-тусе я покажу тебе как на...   

Как надо жить на этом свете, откудова берутся дети,
И что о зас(т)ранном поэте никто не знает никрена.

Ну, что ответить мне, ведь прав он, я домосед, а он Геракл      
С крутой фигурой Голиафа и сводит мышцами с ума,

А я опять тетрадь листаю, вокруг земная жизнь простая,   
И дней, как перелётных стая, одна сплошная кутерьма.

Он говорит: «Ты жизнь ломаешь, ты ничего не понимаешь,
Минут века и осознаешь, что очень много не успел!»

А я цветочки поливаю, мне не нужна судьба иная,
И девушка, Смирнова Рая, в чат написала между дел:    

«Привет! Что делаешь сегодня? Там белый-белый пароходик
От дальней пристани уходит. Давай успеем на него?»   

И я сижу такой счастливый, со вкусом ем большую сливу,
Играюсь с зеркалом - красивый, почти совсем Ален Делон.

Сегодня рано спозаранку, нирванно выпрямил осанку,
С шафраном слопал запеканку, а что, полезно говорят.

А у него опять гулянка, смугляво-юная селянка
От деда привезла сливянку, так веселятся день подряд.

А я тружусь, не покладая усталых рук, стихи кропаю.
А вдруг судьба моя такая?  Что я потомкам передам?

И тут сквозь шорох занавески тестостерона запах резкий
С его балкона, хохот зверский и дикий стон гривастых дам.

Он обошёл две трети мира, есть габаритная квартира,
На девять комнат два сортира, победы в спорте, ордена.

А у меня же всё иначе, и езжу я пешком на дачу,
И круглый год пашу, ишачу, а денег нету никрена.

Понятно мне интуитивно, он боевой такой, активный,
А я, пожалуй, неспортивный, мне это просто не дано.

Я – динозавр и вымираю, как Берлиозы под трамваем,
Вздыхаю пагубно, киваю, да, жизнь моя не как кино.

Ведь он успел гораздо больше, соблазнов выгоду извлёкши,
Но если вдуматься, то всё же ответьте мне: «А счастье в чём?»

Проникнуть в царские палаты? Всех невозможно перелапать!
Зато я, вроде бы, не лапоть, довольно многое прочёл.

Не знаю в чём моя стихия и потому пишу стихи я
Быть может разные, плохие, но всё равно они мои,

А вдруг, как участь обалдуя, в них смысл жизни свой найду я,
Пройду пути, перезимую и воспарю, как херувим,

Над бренной жизни оболочкой весной весёлой вербной почкой
Или зелёненьким листочком сирени, высаженной в ряд.

И пусть потом стихи читают, живых стихийно почитая,
Не понимают – сердце тает от них, пока они горят.               

Ну, да, я вроде бы не босый, но остаются, блин, вопросы,
Когда стреляю папиросы и думаю: «Твою же мать,

Ведь далеко уже не тридцать, не стать великонужным принцем,
Ну, что теперь мне застрелиться? Как жить, соседа воспевать?

Сходить бы лучше к милой Рае с букетом, выспаться в сарае,
Пройти по лезвию до края и очутиться невзначай

В раю, колхозным самураем, правдиво слёзы утирая,
От удовольствий помирая, и с Раей пить душистый чай.

А я сижу, гляжу в окно вон метелью белой околдован,
Как будто шуганный Обломов, а над колодцем снег идёт, 

Штольц эпатажный ручкой машет, зовёт винтажно покуражить,
А я не отвечаю даже, пускай уймётся, полиглот.