Сцена 1935 Орсона Уэллса

Пустой театр, Нью-Йорк

УЭЛЛС:
Что продолжается, что длится, как знал о том Шекспир, так это
жизни история. Не больше и не меньше.
Сцена темна, экран пустой, и после:
да будет свет, с потопами, бидонами,
ковшами, светильниками и прожекторами
луч старого проектора дотягивается,
подобно разуму, словно рассвет, в начале было
слово, сказанное мной, конечно. Кем же ещё?

Для этой роли выбор нетипичный, вне времени стою,
ковальщик судеб, плавильщик руды,
мой голос словно ветер грозовой, вздувает каждый парус.
Ибо я ни Лир, ни Гарри Лайм,
ни Чарли Кейн, но тот, кто говорит историю.
Колокол судьбы, предназаначенья рык. Рассказчик.

Затемнение.





Orson Welles: The Stage (1935)

Empty theater, New York city

WELLES:
What lasts, what endures, as Shakespeare knew, is this
the story of a life. No more, no less.
The stage is dark, the screen a blank, and then:
let there be light, up with the floods, the cans,
the scoops, the luminaires and follow spots,
beam from an old projector reaching out
like the mind, like the dawn, in the beginning was
the word, spoken by me, of course. Who else?

Cast against type, I stand outside of time,
forger of destinies, smelter of ore,
my voice like storm-wind swelling every sail.
For I am neither Lear nor Harry Lime
nor Charlie Kane, but he who tells the tale.
Fate’s chime, destiny’s roar. The narrator.

Fade to black.