Феодосия 2012-2013

(Для книги "Плавное-явное".)
Сказка-церковь у станции Айвазовская в черте Феодосии. Двор с часовенками и святой водой...

Чудо расчудесное, свят-виденье местное.

Чистота и на душе умиротворенiе и благолепie.

Вдруг, откуда ни возьмись, выскакивает рослый молодец со смоляной бородой и, почти не прячась, натягивает чёрное одеяние поверх футболки и джинсов.

В мгновение ока оказывается на паперти.

Одна за другой возникают прихожанки, целуют руку чернеца-молодца и деньги суют.

Выбегает из трапезного корпуса старичок крепкий, в рясе, и давай охаживать парнягу палкой. Статный красавец подбирает полы своего балахона и опрометью спасается, мелькая белыми кедами.

А отец Свитанский присаживается ко мне и рассказывает, как трудно было такое узорочье и великозвонность на храм навести и удержать.

Но он, офицер Советской Армии и подвижник православия на кусочке византийско-русской земли, справился.
Столетиями здесь раздавалось пение муэдзинов.
А теперь прямо васнецовская картина звучит в тиши и расписными цветами воспаряет.

Церковь-то Святой Екатерины, а я жду-пожду поезда в Семь Колодезей, чтобы увидеть Калиновку-Курпе, где жила школьница Катя Довгалюк.

На прохладное Катино тело на морском берегу налипали ракушки периода мела... Я не в дугу

Как и раньше, в меня поместились и громадная вода, уходившая в небо, и уснувшая навеки азовка и лекальный изгиб берега к Арабатской стрелке, вплоть до Геническа.

Азовский дельфин -- азовка -- такой небольшой. Дельфинёнок.

В домике Кати жила другая семья, ничегошеньки не знавшая о Довгалюках.

[По книге Зуса Ваймана  "Тленное-ценное", издательство <<Стихи>>, Москва, 2022]

После свидания с лесополосами Калиновки и Казантипа поехал в Керчь и стал ждать переправы на Тамань.

Неожиданно подошла сбоку женщина, довольно миловидная, и стала полувопросительно лялякать, что де в РФ веселее жить, чем на Украине.
Откуда же мне знать? Я ей и говорил, что как кому повезёт, так тому и живётся. По средствам и душевному здоровью.

"Вот вы едете на российскую сторону..."
Сейчас вспоминаю паром, шедший на пристань Ильича и гадаю: "Не клеилась ли она ко мне, к замухрышке эдакому. Да и с живой женой. Или же действительно был  культ России в Корчеве-Керчи напротив Тьмутаракани?"

Переночевав в Тьмутаракани-Тамани (Лермонтов!) устремился из Темрюка в Краснодар, чтобы увидеть Андрея Багинского, одного из первых, слагавших хокку в послевоенном СССР.

Ещё 30 лет тому назад в его книжке было памятное сэнрю:

утешить мальца / чтоб не расстроить меня / он улыбнулся.

Как объяснил сам автор: "Улыбка ребёнка сквозь слёзы".

Настал 2013 год и опять Зус явился в Крым.

Провожая московские поезда, на феодосийском вокзале всё так же включали "Прощание славянки"

Благословенный полуостров и сам дробился на полуострова. Везде музеи.

   [Строфы из книги "Всякое-якое", издательство "Авторская книга", Москва, 2021 следуют ниже.]

Старинные открытки. Харизмы из харизм.
Вокруг готовят пытки — опять капитализм!

Возводят чудо-храмы под зноем золотым...
Степные диорамы, татарский Старый Крым.

На пыльные сирени лёг ослабевший свет;
Садится солнце в тени заброшенных тех лет.

Старинные открытки. Харизмы из харизм.
Бесплодные попытки вернуть социализм.

На каменной ограде живой огромный пёс:
Не лай так, Бога ради, хоть чёрт меня принёс.

Бреду я старой Каффой на гору Митридат.
Ищу созвучья с Яффой... Меня не пригласят

шальные поэтессы. Две сняли с садом дом.
Подумаешь, эксцессы! Уйду за кораблём.

Он в гавани миражной. Там Айвазяна цвет.
Там запах пляжно-бражный, там чайки пируэт.

Вода на Карантине, а в церкви всё кадят...
Ещё на Украине, но как-то невпопад.

Старинные открытки. Харизмы из харизм.
А в Коктебеле читки и снова символизм.

Карантин -- это район Феодосии, где стоит памятник землепроходцу Афанасию Никитину, сумевшему вернуться в Тверь из Индии.

Какая-то пустынность намоленного и воёванного места. В самом деле, здесь столько уже было ураганов и скрещений,  что и ума не приложить. И готы и моты. И половцы и добры молодцы.

В Крыму могла бы быть и еврейская автономия, здесь селились караимы, ашкеназы и крымчаки, выкорчеванные немцами, которых дважды выбивали керченские десанты Красной армии.

Юдоли Иудеи здесь ближе. Султанат!
Киббуцные евреи на русском матерят.

До Великой Отечественной войны евреи основывали совхозы и коммуны в северокрымской степи.
К ним даже присоединились сионисты-коммунисты из Палестины.

Здесь крымские колхозы, где идиш был в чести,
где мужики тверёзы... Ещё хочу плести,

как Крым стал палестинским. Вернулись? Не туда!
Татарско-украинским не быть уж никогда.

И вновь семитов битых ушлют в Биробиджан.
На гербе тигр сытый и алеф-бет сельчан.

Но сердце-то в Джанкое, душа -- в Чуфут-Кале.
Так хочется покоя и солнца в феврале.

Вывезли евреев и в Биробиджан, на Амур. Охранять Даурию от китайцев и японцев. Комсорги, колхозы и комары. Коммутаторы, колосья и колодцы.

Когда уцелевшие вернулись в северное Причерноморье в 1945 году, им предложили заниматься сельским хозяйством в Еврейской Автономной Области.

Колокола... Двери распахнуты. Идёт служба в церкви рядом с памятником купцу Афанасию Никитину.

Смещаюсь к переулку и опупеваю.
На табличке надпись "Еврейская улица (бывшая улица Урицкого)".
Вот это фокус-покус.
Еврей Урицкий стал видным советским деятелем. Но не удержался. Другой еврей, поэт Леонид Каннегиссер, друг Сергея Есенина, застрелил Моисея Урицкого в Петрограде. 1918 год. Легендарный.
Настали ещё более странные времена. Наши времена. ХХI век.

Как это может быть? Не на Святой ли земле все мы?
Золотоволосая девочка появилась из ничего. Белая-белая и синие глаза.
Разговорился с нею о её жидовском квартале, выбеленных домах и деревьях. Евреев-то уже давно нет. Почти нет.

Отсветы моря переполняли небо.
Чудо-девочка ходит по этим безлюдным окрестностям, готовым для съёмок печального фильма и ничего не боится.
Кем она станет? Куда занесёт её судьба?

Отца девочки убили, а мать решила перебираться в...   Германию.
Прощались ли мы? Могли бы ещё побыть вместе среди этого постоянно прерывающегося мiра.

Отцветёт и её молодость, а я ещё больше осунусь, перестану путешествовать и буду ловить сигналы окончательной аннигиляции.

Моё тщедушное тельце оказалось не таким уж и слабым, но какие-то сосуды и полости уже не выстелены эластично,  перетяжки не упруги, а лимфа мутнеет.

Три килограмма крошечных существ засели во внутренностях. Мой микробиом. У этих малюток параллельная жизнь. Некоторые в друзьях числятся, но есть и враги. Внутри темновато, органы зрения им не нужны. Они, как мысли, искрят, часто и по ночам. А при поцелуе могут сплавиться на другой каскад жизнепадов.
Могут встретить чуваков-чужаков, привыкнуть к ним или даже съесть их.

Но и вирусы могут быть переварены.
Ох, там такое броуновское движение!
И анархия -- мать порядка.

Пару лет спустя в интернетной хронике прочёл, что в том же месяце пригласили доверчивую 11-летнюю девочку в дом, изнасиловали и убили. На Карантине, на Украине. Ну и райончик!

Да это ж она была! Отец вызвал к себе. Может, не она? Не она!

Она, она!

Воплощение такой светлой Наташи Глинских в Сибири, где мы ходили в 4-ый класс. Она
Наташа, Наташа, Наташа... Так прошепчу твоё имя.
Наташа, Наташа, Наташа... И тает оконный иней.
1958.

Воплощение и Кати Довгалюк, тоже пшеничные волосы...
Под бабочкой чёрного банта пленительна ты и в плену я.
1968.

Реинкарнировал Г-сподь обеих в восточном Крыму, но одумался. 

Прощай, Беата! И прости.
Не спас. А мог бы и спасти.
2012

То слишком молод, то чрезмерно стар.
А если чётко, то и Бабий Яр