Белые снегири - 57 -полностью-

"БЕЛЫЕ СНЕГИРИ" ИЩУТ МЕЦЕНАТА
 ПОМОГИТЕ «БЕЛЫМ СНЕГИРЯМ»



Журнал «Белые снегири» – издание благотворительное
и безгонорарное, распространяется среди участников
литературной студии, членов-гарантов литстудии и
благотворительных фондов при оплате ими почтовых расходов.


За достоверность фактов, точность фамилий, географических названий
и других данных несут ответственность авторы публикаций.
Их мнения могут не совпадать с точкой зрения редактора.

Адрес редакции: 356885, Ставропольский край,
г. Нефтекумск, ул. Волкова, д. 27
Контакты:
e-mail: vlados171@mail.ru
Тел: 8 906 478 99 78

Журнал на сайте "Стихи.ру":
http://stihi.ru/avtor/invvesti

литературно-
художественный
и публицистический
журнал
инвалидов


57 2023


издание благотворительное
безгонорарное

Нефтекумск – Вербилки
2023 г.

Редактор-составитель: Остриков Владимир Викторович
Компьютерная вёрстка: Калаленский Сергей Иванович
Организационные вопросы: Иванов Валерий Петрович
__________________________________

1. ЛИРИКА

Татьяна ШТЕПА
(г. Невинномысск, Ставропольского края)

ВОСПОМИНАНИЙ ВДОХНОВЕНЬЕ

Воспоминаний трепетных мгновения.
Рук нежных неземное колдовство.
Пьянящих ароматов вдохновение.
Любви неповторимой волшебство.

Манящее,клубничное дыхание.
Губ чувственных немое торжество.
Благословенных дней очарование.
И юности прекрасной озорство.

Мир наполнялся сказочными нотами.
Счастливым,окрылённым - не до сна.
Жизнь увлекала чувств водоворотами.
В глазах влюблённых чудилась весна.

Потренькивали радостные зяблики.
Жемчужная рассыпалась роса.
С тобою- на край света, хоть до Африки.
Ещё побыть бы вместе полчаса.

Сияло небо золотыми звёздами.
Наперебой,смеясь, считали их.
Прогулки удивительные, поздние.
Нечаянная радость для двоих.
http://disk.yandex.ru/d/t848eGC-QWENzQ
Поет Олег Горелик.


НЕЗАБЫВАЕМ ВЕЧЕР

Незабываем вдохновенный вечер.
Сегодня он особенно хорош.
Но свежесть роз прекрасных скоротечна.
Букет подаришь.И опять уйдёшь.

Оставишь лишь духов благоуханье.
На зеркале - следы от капель- слёз.
Блестит кольцо былым очарованьем.
Надежды тают, будто мягкий воск.

У входа дремлют сиротливо тапки.
Готовы долго с преданностью ждать.
Уткнётся кот в них, грея нос и лапки.
Они тепло умеют отдавать.

Луна в окно заглядывает робко,
Мечтательно блуждая среди звёзд.
Обманемся,что ночь не одинока.
Обманемся,что всё у нас всерьёз

Поёт Олег Горелик.


ПРЕКРАСЕН МИР

Прекрасен день,наполненный тобой.
В нём есть неповторимые черты.
Благословляю трепетной строкой
Чудесный мир,мной нареченный - Ты!

В нём травы дарят пряный аромат.
А розы- в нежном бисере росы.
В нём чувства сокровенные таят
Знакомый образ,под названьем - Ты!

Неповторимость снежных облаков.
Величье гор.В них - гордость высоты.
Мелодии,воспевшие любовь,
В себя вмещаешь, светлый Ангел, - Ты.

Приду, пусть в снах, по сказочной тропе!
Всё озарится дивным волшебством.
Рассыплет солнце зайчиков тебе,
Миг наполняя жизни торжеством.
Поет Олег Горелик.
http://disk.yandex.ru/d/GQW80saCOuctBg


В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Дивный день наполнит настроение
Ожерельем солнечных лучей.
В небесах раскрыл крыла- свечения
Светлый Ангел над судьбой твоей.

Посылая лучики рассветные,
Улыбаясь для тебя, Весна
Воплотит желания заветные,
Волшебство из сказочного сна.

Звон капели- музыкой божественной.
Зазвучит симфонией любви.
И в бокалах заискрит торжественно
Золотом игривого Аи.

Украшая мир, цветы весенние
Распустили нежно лепестки.
В твой шикарный праздник-День Рождения-
Роскошь роз. Ненастьям вопреки.
Поет Олег Горелик


ТЫ НЕ ЛЮБИШЬ НОЯБРЬ

Неуютный ноябрь.
Фейерверки угасшие листьев
На холодных и стылых
Кристаллах безжалостных льда;
Ожиданье любви,
Вдохновенной и искренне- чистой
Растворились снежинкой.
На варежке мокрой- вода.

Ты не любишь декабрь.
Новогодних забот оживленье.
Не пленяют совсем
Ярких ёлок цветные огни.
Апельсиновый рай
Не чарует своим наслажденьем.
Пролистнёт календарь
Неспокойные,горькие дни.

Завывает метель
В унисон непростым испытаньям,
Что настигли тебя
На жестоком, крутом вираже.
Угасали мечты
О волшебных минутах свиданий.
" Стоп!"- во сне закричу
На чужом для тебя рубеже.

Мне улыбка твоя
Будет самой наградой высокой.
Пусть печаль унесут
Облака в край далёкий навек.
Пусть любовь расцветает
Надеждой  и верой глубокой!
Пусть наполнится счастьем
Судьбы удивительной бег!
Поет Олег Горелик


ПЕРЕЧЕРКНУЛ, ЧТО РАНЬШЕ НАПИСАЛ.

Перечеркнул,что раньше написал.
Простые строчки наполняли душу.
Гармонию насильственно нарушив.
Святого единения портал.

Перечеркнул,не думая о том,
Что болью это действо отзовётся.
Мелодией пронзительной проснётся.
Воспоминаньем горьким о былом.

Перечеркнул заветные слова.
Смешная для тебя,увы, утрата.
Естественно,сама я виновата.
Поникла,словно блёклая трава.

Перечеркнул обычно.Бог судья.
Благословенен неизменный выбор.
Возлюбленный иль жёсткий инквизитор-
Тебе-  неоспоримая хвала.


МЫ С ТОБОЙ ДРУГ ДЛЯ ДРУГА БРОШЕНЫ

Мы с тобой друг для друга брошены.
Затерялись среди веков.
Тропы юности запорошены
Нежной дымкой неясных снов.
Мы друг к другу едва дотянемся.
Прежний путь  в никуда ведёт.
На иных полюсах останемся
День за днём. И за годом год.
Сквозь зарницы слов запоздалые,
/Что слова? Это просто тлен/
Неминуемо исчезала я
Из уже чужих мизансцен.
Напророчь мне судьбу хорошую.
Безнадежное оживи.
Мы с тобой друг для друга брошены,
Но не брошены для любви.


ДНИ ПРОШЛОГО РАССТАЯЛИ

Дни прошлого
Расстаяли в забвенье.
Отчаяньем полынным
 Ноют раны.
Лучом любовь
Сверкнула на мгновенье.
Среди надежд
И горького обмана.

За упоенье
Сладостной мечтою
Судьба,гневясь,
Пророчила ненастье.
Укрывшись нежно
Свадебной фатою
Цветут деревья
Белоснежным счастьем.

В бессмысленных иллюзиях
Пыталась
Найти осколки
Трепетного света.
Но пустота бессильная
Осталась
Судьбою уготована
Ответом.

Орнаментом блестящих
Отражений
Созвездия выводят
Чьё- то имя.
Рассыпавшись,
Причудливые тени
Напоминают:
Все необратимо.


УВЫ, ВОЛНУЕТ

Предвосхищает новую дорогу
Чарующая прошлая любовь.
По капле исчезая,понемногу,
Она ошеломляет вновь и вновь.

Особенным волнением согрета
Прикосновений нежного тепла.
Мелодия волшебная не спета!
Та,что звала,манила и влекла!

Счастливым ликом солнца диск сияет,
Лучом лаская облаков наряд.
По клавишам ушедшего порхает,
Наполнив чувства пеньем серенад.

Поверишь: сокровенное случится,
Что расставанью быть не суждено.
И долго-долго ночью будет сниться
Тех терпких встреч пьянящее вино.
Поёт Олег Горелик.
http://disk.yandex.ru/d/y3DmOr3ziSbdTQ


ТВОИ ЛАДОНИ ПОЦЕЛУЮ НЕЖНО

Твои ладони поцелую нежно,
Они тепло манящее хранят.
Уткнусь в колени робко, безмятежно
Духов вдыхая свежий аромат.
Ты рядом вновь.Неповторимо счастье.
Светло,легко.И откровенен миг.
Иное всё становится неважным.
Любуясь нами,даже ветер стих.




2. НАША ПРОЗА
      Рассказы

Александр ВОРОНИН
( г. Дубна, Талдомского г.о., Московской обл.)
Член Союза писателей России


           ПОЕЗД ВО ВРЕМЕНИ (фантазия)

Иногда от бессилия, безденежья и беспросветности современной жизни так захочется сделать что-нибудь доброе и светлое, что поневоле вспомнишь дьявола и потянет  продать ему что-нибудь в обмен на эти желания. Полежишь, помечтаешь, мысленно натворишь столько всего необычного, что на душе сразу просветлеет. И чем у меня становится меньше сил, чем больше проходит лет, тем чаще хочется что-то изменить. Хотя бы в мечтах, чёрт меня побери.
Применительно к поездам, хочется снова вернуться в то время, когда каждая поездка была незабываемым праздником. Сделать это сейчас можно только в воспоминаниях или в фантазиях. Даже вместе посидеть и вспомнить уже почти не с кем – все мои попутчики катаются в небесных поездах. Я остался последним из того поезда.
А хочется, чтобы на станции остановился поезд, где вместо номеров вагонов были бы написаны года моих поездок. Входишь в вагон - и попадаешь в то время, когда был молод и счастлив.
Захожу в вагон № 1964 – и там в купе сижу с двумя братьями и сестрой.  Дядя Боря, средний брат отца, везёт нас на всё лето в деревню. Он тогда был фотографом-любителем и сделал мои первые фото в деревне. Семья дяди жила ещё беднее нас и мне запомнилось, как его дочь, увидев в прирубе у бабушки три фанерных ящика из-под посылок полные куриных яиц, всё удивлялась: “- Папа, смотри, сколько тут куриных яиц и все бесплатно!”
В вагон № 1969 я вбежал бы в таком волнении, что долго не мог успокоиться. Наконец-то поезд везёт меня к самой красивой девушке в нашем клубе. Клуб был один на три деревни, и девчат там собиралось по вечерам много. Но моя была самая лучшая. Всю зиму я писал ей письма и, судя по её ответам, она тоже ждала нашей встречи. Прошлым летом она была в белом обтягивающем ладную фигуру платье, таком коротеньком, что когда сидела, почти все её красивые ножки были на виду. Платье было с короткими рукавами, поэтому провожая её домой, я накидывал ей на плечи пиджак, защищая от комаров и от холода. А как она улыбалась мне в клубе! Все ребята из нашей деревни по-хорошему мне завидовали и оберегали нашу любовь. С какой гордостью я уводил её из клуба в темноту на виду у всех. Этот вагон я назвал бы вагоном “первой большой любви”.
Вагон № 1977 был тоже хорошим. На октябрьские праздники я вёз показать родне и соседям первую жену. Главным оценщиком всех наших жизненных поступков был дед Иван Кузьмич, поэтому и вёз жену к старикам, которые не смогли приехать на свадьбу из-за большого подсобного хозяйства. Судя по тому, что нас сразу не отправили обратно на станцию, а три дня гулял весь наш конец деревни, невеста чем-то понравилась моим землякам.
В вагон № 1987 мы заходили не торопясь и все в чёрном – ехали хоронить дедушку. Часто ходили курить в тамбур, говорить не хотелось, и все молча смотрели в окно и тяжело вздыхали. Было такое нехорошее чувство, что кто-то украл у нас целый пласт жизни, к которой мы привыкли и думали, что она будет всегда. И что теперь будет со всеми нами дальше – было совсем неясно.
В вагоне № 1991 свозил вторую жену в деревню Горка. Деда уже 4 года не было, хвастался молодой красавицей только перед бабушкой. В это лето было столько белых грибов, что мы с женой набирали по корзине, потом снимали с себя синие  рабочие халаты, в которых ходили в лес, спасаясь от комаров, и в них складывали белые. Все доярки в советские времена ходили в нашей деревне в таких халатах и у бабушки их было припасено много на все случаи жизни.


ЖИВОТНЫЕ  В  ДОРОГЕ

Как-то так вышло в жизни, что сам я никогда себе животных не заводил. Пока жил с родителями, нам на еду еле хватало, не до баловства было. Да  в городской квартире особо и не  пошикуешь, а в зоопарк, полюбоваться зверюшками,  мы часто в Москву ездили. Всякого зверья мне хватало летом в деревне. Кроме коровы, овец, поросёнка и  кур, у деда всегда была собака и три кошки. Не считая мышей в подполе, ежиков в загороде и орущих день и ночь галок на березах под окном. Когда нужно было куда-нибудь ехать, брали на колхозной конюшне лошадь, запрягали в телегу и вперёд.
Позднее дочки  заводили хомячков, попугайчиков, морских свинок и котов. Кормить и убирать за ними приходилось в основном мне, как главному квартиросъёмщику.  Поэтому и в поезде я никогда никакую живность не перевозил. Хотя в вагоне часто соседствовал с собаками разных размеров и характеров. Кошек не помню. Несколько раз  видел кроликов в коробках, разных хомячков и мышек. Посчастливилось, что ни разу ни у кого не уползла змея в вагоне. Пришлось бы ехать на третьей полке, я их боюсь до ужаса, хотя сам по году рождения – змея.
А вот в окно поезда кого только не видел. На перроне почти всех полустанков бегали собаки. Иногда лошади, запряжённые в телегу,  были привязаны к забору, жевали сено зимой или траву летом. В наших краях я ни разу не видел, чтобы лошадь, как пишут в книгах,  ела овёс из торбы, одетой на морду.
Видел даже диких животных. Несколько раз рыжая лиса бежала по полю. Её хорошо было видно в зелёной траве. Один раз рано утром между Талдомом и Вербилками на болоте в тридцати метрах от полотна стоял огромный лось и смотрел на поезд. Видимо не в первый раз, потому что он спокойно что-то жевал. Мы с братом  даже расстроились – такие рога проплыли мимо нас в утреннем тумане. Тогда как раз была мода вешать в коридорах лосиные рога вместо вешалок, и мы у деревенских  пастухов скупали рога за литр водки. Пастухи знали место в нашем лесу, где лоси о деревья сбивали себе  старые рога. В год находили по несколько штук и меняли их на водку у дачников. Среди горожан лосиные рога были предметом гордости и свидетельствовали о его  удачливости в жизни и близости к матушке-природе.


                ДУБНА  -  ГОРКА
           Поэма в прозе о наших железных дорогах

                Вступление к поэме, которое можно и не читать
     Сегодня  книги  пишут  все  кому  не  лень.
      Слава  Богу,  большинству  лень.
                Фольклор    
    
Все  культурные  русские  люди  читали или хотя бы слышали про поэму Венедикта Ерофеева  “Москва - Петушки”. Это третья наша  поэма  в прозе  после “Мёртвых  душ”  Гоголя и “Алых парусов” Грина. Многие    пытались  подражать Ерофееву, писать продолжение  или  что-то подобное. Но  так    красиво и  ярко  пока не получилось  ни  у  кого. Видимо, нельзя  дважды  войти  в одну  и  ту  же  реку.  На то  она  классика  и  есть, чтобы ей восхищались  и  стремились  к её  вершинам. А с другой стороны, жизнь  у всех  похожая: все выпивают, влюбляются,  ездят на электричках,  у  многих были любимые девушки, у некоторых даже с такой же косой до попы…
  Так что попытки написать что-то похожее на ерофеевский шедевр – вполне естественны и не  являются  плагиатом. Можно привести, как пример, стихотворение “Памятник”,  которое повторили после  Горация – Ломоносов, Державин, Пушкин, Никита Муравьёв (отец), Иосиф Бродский (нобелевский лауреат), Владимир Высоцкий и многие другие. И у всех получилось по-своему  интересно и не похоже на других. Да и наш главный баснописец Крылов  частенько заимствовал  сюжеты басен  у  Эзопа и других древних авторов.  Главное тут не  тема,  а  её  художественная  разработка  в  духе современной эпохи.  Басни Эзопа  в плохом переводе  кажутся нам сухими и надуманными, а  любимого дедушку Крылова мы с  удовольствием  учили в школе  наизусть.
Разных произведений про путешествия было много и до Ерофеева и после, есть с чем сравнить и на что равняться. Перечислю только те, что сам читал или что-то слышал о них. Мой тверской земляк Афанасий Никитин написал “Хождение за три моря”, протопоп Аввакум  Петров “Житие”, Некрасов “Кому на Руси жить хорошо”, Твардовский “Страна Муравия”, Шукшин “До третьих петухов”, Андрей Платонов “Путешествие из Ленинграда в Москву”. А ещё Гомер с “Одиссеей”, Марко Поло, Данте с “Божественной комедией”, Сервантес с “Дон Кихотом” и т.п.
Вот  и  у  меня в жизни было много путешествий и была своя железная дорога  типа  “Москва - Петушки”. Только ездил я не на электричке, а на разных поездах. И  не в один день, а шестьдесят с лишним лет  в разное  время года. (Почти как в анекдоте времён СССР. Армянское радио спрашивают: правда  ли, что товарищ Аветисян выиграл 10000 рублей в “Спортлото”? Радио отвечает: правда, но не Аветисян, а Петросян, и не выиграл,  а проиграл, и не в “Спортлото”, а в карты, и не 10000, а три рубля.)
За все эти годы, скопившиеся  воспоминания  так переплелись  и  перепутались, что, кажется,  и  я  ехал  всего один раз, но долго  и  нудно,  с разными  попутчиками. Так же дорога у нас начиналась  с  выпивки: пили перед  отъездом, во время  путешествия -  в вагонах  и  на промежуточных  остановках,  по дороге к дому и уже непосредственно  по приезду  за  столом. 
Хочу написать триллер, где все действия происходят в купе поезда. У фильма будет неожиданная транспортная развязка.
                МЕЧТА ПИСАТЕЛЯ

Цели  поездок  всегда были разные: в детстве - на каникулы, позже - на праздники,  отдохнуть от города, помочь старикам по хозяйству, за грибами  и  ягодами,  привезти подарки, а в последние годы  всё  чаще на похороны. Были и попутные  стимулы для поездок,  которые тогда казались самыми главными  и важными  в жизни – повидаться  с очередной  любимой  и  уже  почти  невестой. Вот и ехали, нервничая, куря в тамбуре, трясясь в ознобе ожидания – как она  там? Чем  встретит?  Что ей такого сказать, чтобы сразу поняла, как сильно  я  скучал  и  с нетерпением ждал  этой  встречи?  И тоже были скромные и ласковые девушки с косой почти до попы, как у Ерофеева.
Несколько лет я всё думал:  с  чего  и  как  начать свои  воспоминания  типа  “Москва - Петушки” и в какую форму всё это облечь.  Не хватало  какого-то толчка или знака свыше. Когда в очередной раз мне на глаза  попалась  знаменитая поэма, я  опять   пролистал  её  за  вечер,  не  отрываясь,  и  понял,  что  промедление смерти подобно - как учил поступать в подобных случаях вождь большевиков.  Дальше  откладывать нельзя,  могу  вообще    не  успеть  поделиться  воспоминаниями  о  своей  дороге. Следуя девизу  Наполеона, пора ввязаться в драку, а  дальше видно будет. Поэтому, начну помолясь, и посмотрим в конце, куда   доеду.
Мой  маршрут  во  многом  отличается  от  ерофеевского героя – интеллектуального алкоголика.   Он ездил на  запад,  я  на  север.  Он на  электричке, я  на  поездах  и  машинах. Сближает  нас  одно – мы оба  русские  и  ездили  по  России. А  как  ездят  русские -  все  знают.  Об  этом  не  рассказывать, об  этом  петь  надо.
Герой Ерофеева едет не в Москву, а из Москвы – он отправляется за любовью,  за счастьем, за тишиной, которых в столице не найдёшь. Я в каждой поездке ехал туда и обратно, от Москвы в глубинку на север и вскоре возвращался. По разным причинам в молодые годы часто пересадки приходилось делать в Москве на вокзалах. Пока у меня, как у счастливого подводника, количество погружений равняется количеству всплытий. Возвращения домой, как правило, менее интересные. Поэтому о них пишу меньше, чем о волнительных  началах поездок.
Ещё меня сближает с Ерофеевым любовь к музыке. Но почему-то к разной. Он любил слушать классическую музыку – финна Яна Сибелиуса, австрийца Антона Брукнера, Густава Малера из Богемии, “Сурка” Бетховена. Может от  того, что он родом с Кольского полуострова, где природа не балует человека: камни, ёлки да мхи. А я со средней полосы России и меня всегда пробивает до слёз, когда  вижу русские пейзажи: зелёные поля или синие от колокольчиков и цветущего льна, берёзки, ивы, пруды, пыльные летом и занесённые снегом зимой большаки, деревеньки с покосившимися избами  и заброшенные церквушки. Поэтому всю жизнь млею  от эстрадных песен моей молодости в исполнении Ларисы Мондрус, Вадима Мулермана, Валерия Ободзинского, Эдиты Пьехи, Владимира Трошина, Людмилы Зыкиной. Ерофеев часами слушал классику, а я могу целый день скакать по комнате под заводные мелодии 1960-х годов.
Оправдывая свою тягу к музыке, Ерофеев цитировал Демокрита: “Быть восприимчивым к музыке – свойство стыдливых”, и добавлял: “А я стыдлив”. Сравнивая себя с классиком, должен сознаться, что я был всю жизнь не только стыдлив, но ещё очень застенчив в общении и  ужасно робок перед девушками.
Венечка очень любил собирать грибы, сам их чистил и готовил, не подпуская никого. И для меня поход в лес был всегда праздником, а полная корзина грибов делала меня счастливым надолго и наполняла гордостью, что я добытчик в семье и не зря  копчу небо.
Кстати, у Ерофеева в семье было пять детей, у моей мамы – трое. Он окончил школу с золотой медалью, я немного не дотянул даже до серебра. Его поэму напечатали в СССР за год до смерти, заплатив гонорар, мне придётся печатать всё самому за свои деньги. Спектакль “Москва-Петушки” поставили в 1996 году в театре на Таганке. Мне об этом остаётся только мечтать.
Различно у нас и отношение к поэтам и писателям. Я делю всех на три группы: нравится, так себе и не нравится то, что они написали. А Венедикт Ерофеев, со слов друга, скульптора Бориса Мессерера, был очень строг к современникам и делил их по своей мерке – кому и сколько налью. Большинству – “не налью”, зашедшему в гости Андрею Битову -   “полстакана”. И только Белле Ахатовне Ахмадулиной -  “полный”.
Он умер в 51 год, а про таких  как я,  пророчески спел Высоцкий: “Срок жизни увеличился. И, может быть, концы поэтов отодвинулись на время…” И немного  пошутил про 37 лет:  “На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо, а нынешние  как-то проскочили”.
Намудрил кто-то и с местами наших рождений. Веня родился в посёлке Нива Кандалакшинского р-на Мурманской обл., а в документах написали – станция Чупа Лоухского р-на Карельской АССР. Я родился в деревне Дор Краснохолмского р-на Калининской обл., а в документах – г. Дубна Московской обл. Третьим мистификатором был Евгений Евтушенко: он родился в Сибири в посёлке с невзрачным названием Нижнеудинск, а когда к нему пришла слава, то придумал для красивой биографии новое место рождения - станцию Зима.
Сколько себя помню – всегда любил путешествовать в поездах. С рождения всё и началось. Мама поехала меня рожать на поезде в деревню Горка к родителям, потом трёхмесячного под стук колёс привезла обратно в Дубну. С тех пор в дороге  чувствую себя как рыба в воде. Хотя главная цель всякого путешествия – куда-нибудь благополучно доехать и там это дело отметить: одному, с родными, друзьями, с любимой и т.д. Так что  про начальные и конечные пункты путешествия придётся тоже сказать пару слов.
Не  мне  судить, что из  задуманного получится, но я постараюсь поточнее   передать  состояние  человека в  дороге  и ничего  не забыть из мелочей. Ведь из них и  состоит  вся наша  жизнь. 
Ну,  наливайте,  и  будьте  здоровы!    Поехали!


       ПОДГОТОВКА К ПОЕЗДКЕ

Выражение “времени вагон” плавно переходит в “поезд ушёл”.
               
Физик спрашивает у математички: - Слушай, у поезда ведь колёса круглые, так почему они стучат, когда он едет?
 - Это же элементарно, друг мой. Формула круга – пи эр квадрат. Так вот этот квадрат как раз и стучит по рельсам!
    Фольклор

Подготовка к поездке всегда интересная и всегда разная – зависит от массы причин. Летом рубаху завязал на пузе узлом – и готов. Зимой главное – не забыть тёплые вещи, весной и осенью успех поездки зависит от обуви, в деревне асфальта нет.
Так повелось с детства, что в дорогу нас собирали родители, и наша главная задача была дотащить вещи до поезда, погрузиться, а в месте прибытия дотащить вещи до лошади, трактора или пешком до дома. Это намного упрощало жизнь и саму поездку, так как быть простым грузчиком куда проще, чем дипкурьером или сопровождающим опасный и ценный груз.
Поэтому  сборы в дорогу в молодые годы не врезались в память. Закусок везли всегда много, а вино можно было купить на любой станции. Запомнились отъезды из деревни. Каждый раз, уезжая в конце лета от дедушки с бабушкой, мы с интересом наблюдали, как дед перевязывал верёвками бумажные мешки с картошкой, а бабушка упаковывала в чемодан куриные яйца, каждое заворачивая в кусок газеты. В последние годы жизни стариков мы почти всё увозили в рюкзаках за спиной – силы молодецкой  было немеряно.
Один раз зимой мы с этими рюкзаками ночью за час пробежали пять километров до станции и успели вскочить в поезд. За два часа до поезда сосед-тракторист ушёл на ферму заводить трактор и пропал. Скорее всего, уснул там в тепле пьяный. Где  стоит трактор мы не знали, ферму в темноте не видно, да ещё густо повалил снег такими большими хлопьями, что в десяти метрах ничего не видно. Пробовали кричать, но и звуки вязли в снегопаде, как в вате. А уезжать надо обязательно: всем троим братьям на работу, времена были андроповские, увольняли за любой прогул. И вот мы в расстёгнутых полушубках пробежим двести метров, сбросим рюкзаки в снег, снимем шапки и пытаемся услышать, не догоняет ли нас трактор. Чуть отдышимся, опять хватаем рюкзаки и бежим. На перрон мы вбегали одновременно с поездом, только с разных концов. Старший брат успел ещё забежать в кассу купить билеты, так как рванул с последней дистанции вперёд, а его рюкзак мы тащили за лямки по снегу. Зато все трое сразу уснули, как убитые в купе. Братья потому, что не весь хмель у них выветрился во время бега, а я просто устал и надышался кислородом на неделю вперёд.
Девиз туристов: “Собираясь в дальний путь, взять девчонок не забудь!” нам не подходил никогда. Цели и задачи были другие, чем у туристов.


КТО ЕЗДИЛ В НАШЕМ ПОЕЗДЕ

Садится хохол в поезд. Нашёл своё купе, открывает, а там три негра. У него глаза на лоб: - Ой, хлопцы! А шо тут горело?

Кого я никогда не видел в нашем поезде, так это – генералов, адмиралов, полковников в форме,  Героев Советского Союза и депутатов Верховного Совета. Скорее всего, они ездили в других вагонах в начале состава – спальных, мягких и купейных. А я как-то всё больше в общих и плацкартных. Не видел ещё и потому, что в оба конца мы подсаживались в середине пути в уже идущий поезд и часто по ночам, когда все спали. В общих вагонах билеты были даже без мест, влез и сам ищи себе место. Бывали поездки, когда половину дороги мы так и сидели на вещах в тамбуре, так как в вагоне стоял народ даже в проходе. Иногда переходили в плацкартный вагон и за взятку проводнику, садились там на свободные места.
В детстве пассажиры делились для меня только на два вида – дяди и тёти.  Лица и фигуры не запоминались,  было всего два вида воспоминаний: когда народу много в вагоне, аж сидеть негде, и когда вагон полупустой. Попутчики нравились, если их было мало, и не нравились, если все толкались, потели, шумели и ели что-нибудь вкусное, чего у меня не было.
В юности в вагонах откуда-то стали появляться красивые и фигуристые девушки. В конце 1960-х в моде были мини-юбки и белые водолазки в обтяжку. На всю эту краснощёкую свежесть и невинную красоту с опущенными в книжку глазками, можно было бесплатно и безнаказанно любоваться всю дорогу.
В зрелые годы, уже специально ходил по вагону и выбирал места рядом с красавицами или стайками хохотушек. Около  них и время летело незаметнее и появлялись будоражащие желания и волнительные ощущения, что в жизни ещё много такого, что я не видел, не попробовал и что, как цветущие ветви яблонь за окном быстро и безвозвратно пролетает мимо, обдавая меня неповторимым  ароматом молодости, красоты и таинственности, в которую так хотелось заглянуть.
Вспоминая  все эти многолетние вагонные посиделки и интрижки, приходится с горечью признать, что ни одно знакомство не имело  интересного продолжения. Поговорили и расстались навсегда. Иногда даже со слезами на глазах, с сердечными муками и чёрной тоской в груди,  предчувствуя неизбежное.
Вокзал  кипел  как  муравейник…
Спросила: “Встретимся  когда?”  -
Хотя душою  сознавала,
Что  расстаёмся  навсегда…
О  чём  душа  её  скорбела?
Какую  боль  я  ей  нанёс?
И  долго  мне  вослед  глядела
Глазами,  синими  от  слёз.
Что интересно, за все годы не было и повторных встреч в поездах. То ли у нас в России народа очень много, то ли я редко ездил, то ли мы старели и уже не узнавали друг друга в вагоне. А жаль, мог бы получиться из таких встреч интересный рассказ с непридуманным продолжением, неожиданными ходами и   развязкой шекспировского накала. Были несколько встреч с последующей невинной и недолгой перепиской, без всяких надежд на продолжение знакомства.
Вообще, в тихой умной компании ехать веселее и уютней, чем в пьяной и шумной. А ещё лучше, если напротив сидит настоящая русская красавица в моём представлении этого образа. Меня с детства волновали  красивые и необычные  девушки. Но особенно я млел от скромных и задумчивых тургеневских девушек. Сидишь, смотришь в её бездонные глаза, на милое личико и вьющиеся вокруг него локоны, на тонкие руки и прямую спину, на стройные полуголые ножки и ладную фигурку спортсменки. От её невинной улыбки бросает в жар, на её вопросы не знаешь что отвечать, боясь ляпнуть что-то невпопад и  обидеть своей невежественностью. А сердце радуется вдвойне – я в отпуске, еду отдыхать, а тут ещё и такая попутчица, что готов ехать  с ней всю жизнь в этом поезде куда угодно. Жаль, что  меня встречают на  станции в час ночи, поэтому каждый раз приходилось, тяжело вздыхая, идти на выход.
Мне всегда нравились стихи о встречах с красавицами. Неважно, где они происходили, важно как. Блок в ресторане увидел свою Незнакомку, а если допустить, что ресторан был привокзальным, то это уже близко к теме моих воспоминаний:

И каждый вечер, в час назначенный И шляпа с траурными перьями,
(Иль это только снится мне?), И в кольцах узкая рука.
Девичий стан, шелками схваченный, И странной близостью закованный,
В туманном движется окне. Смотрю за тёмную вуаль,
И медленно, пройдя меж пьяными, И вижу берег очарованный
Всегда без спутников, одна И очарованную даль.
Дыша духами и туманами, Глухие тайны мне поручены,
Она садится у окна. Мне чье-то солнце вручено,
И веют древними поверьями И все души моей излучины
Ее упругие шелка, Пронзило терпкое вино.
Тяга к красоте у меня с детства и продолжается всю жизнь – это страшная сила, не дающая жить спокойно и размеренно. И днём, и ночью – тянет в сторону красоты. Бывало, вхожу в вагон, и долго ищу место, где сесть. И лучше сяду на боковое неудобное место в проходе, но напротив красавицы, чем в пустое купе, где можно даже лечь, вытянув ноги. Что толку лежать одному, если за стенкой скучает светловолосое, зеленоглазое чудо, стреляющее глазками в разные стороны. В такие минуты у меня всегда разыгрывается бурное воображение, и кто-то невидимый начинает пихать в бок: “- Чего сидишь? Иди, познакомься!  Узнай, как её зовут. А вдруг это твоя судьба? Может, она совсем не случайно здесь. Потом будешь всю жизнь жалеть и рвать на голове волосы от обиды. Давай, иди!” Вздохнёшь, наберёшь в грудь побольше воздуха и шагнёшь как в пропасть – в соседнее купе знакомиться. А то этот, который пихает под ребро, всё равно не отвяжется, да и потом надоест одинокими  ночами с упрёками – вот, мол, упустил свой  шанс, а вдруг бы…  а если бы… ах… ох… лежи теперь один и вздыхай… лошара! (В Тамбове, на родине моего папы,  таких неудачников  называют облемохами.)
Кроме красивых мечтаний, часто происходили в вагоне разные смешные и не очень случаи. Напротив меня как-то мужик, уже совсем невменяемый,  всё пытался закинуть ногу на сидевшую рядом чужую женщину. Она краснела, шептала ему что-то, скидывала ногу. А ему, видимо, снилась эротика, он снова и снова хватался за её плечо и пытался на неё взгромоздиться. Вагон был переполнен, сидели даже на чемоданах в проходе, и ей некуда было от пьяного Дон Жуана пересесть. В конце концов, он упал на пол между сиденьями и  спал там до моей станции. Чем  закончилось это любовное домогательство, я так и не узнал, пришлось выходить, осторожно перешагнув через вагонного шалунишку.
В другой раз в соседнее купе села толстая неряшливая бабка в каких-то лохмотьях и сразу стала вся чесаться. Хоть пустых мест в вагоне не было, от неё сразу все разбежались,  и она сидела барыней одна на нижней полке. Да ещё от неё так воняло, что даже я  чувствовал тошнотворный запах, хотя сидел далеко и на сквознячке из окон.
Однажды со второй полки прямо на пол в проход днём упала женщина средних лет и начала биться в судорогах. У неё случился приступ эпилепсии. Чтобы она не убилась насмерть, один мужик держал её за плечи, второй за ноги. Тут же набежали на шум любопытные, один из них оказался врачом и всех лишних выгнал из купе. Я ушёл в тамбур и полчаса курил там, молясь Богу, чтобы чашу сию пронесло мимо меня. И до сих пор у нас в родне  нет эпилептиков. Видимо, дошла дорожная молитва.
Но были и просто неприятные соседи. Как-то  села семья в моё купе: папа, мама и сын лет 25, мой ровесник. Все торговые работники, толстые и разговоры всю дорогу о магазинах и еде, о том, где, когда, что и у кого брали. Едва отъехали от станции, ещё вещи в проходе стоят, а сын уже спрашивает: “- У вас в животе не посасывает?” Мать с отцом засуетились, зашуршали свёртками: “- Да нет. А ты пожуй, пожуй. Давай, Андрей Петрович, шамай!” И каждые полчаса друг у друга спрашивают: “- А ты не хочешь пожевать?” Сидят, чавкают все трое, громко говорят, не заботясь, что их через три купе слышно. Невоспитанные, грубые, наглые. Немного выпили и у сына с отцом разговор  перешёл на пьянки в поездах. Сын: “- Это что. Я два раза проезжал Карпаты и не видел их. В стельку был”. Отец вспомнил молодость: “- А нас, помню, два месяца везли на Дальний Восток… Ох, мы и чудили в дороге…” Когда на очередной станции набился полный вагон попутчиков, они друг друга успокаивали: “- Сейчас рассосётся немного народ и ещё поедим!”
Кроме меня и Венечки Ерофеева многие известные люди путешествовали по России на поездах (а до этого на лошадях – верхом или в каретах, санях). Радищев из Питера в Москву на перекладных добирался, Чехов аж на сахалинскую каторгу ездил на лошадях, декабристы по Сибири  пешком в кандалах брели. Пушкину, Грибоедову, Лермонтову, Гоголю  не довелось покачаться на рессорах в мягком вагоне. Нет у них ни стихов, ни прозы навеянных многосуточным стуком железных колёс. А из кареты в маленькое окошечко много ли увидишь? Или трясясь в седле, когда  летом скачешь в облаке пыли, а зимой – в  снежной метели.
Некрасов написал поэму “Железная дорога”, Лев Толстой поездил в поездах и даже умер на станции. И Анне Карениной жуткую смерть не просто так придумал. Царский поезд  народовольцы взяли и подорвали. Гроб с Чеховым привезли из Европы в вагоне на льду вместе с устрицами. Ленин со своей компанией ехал через Германию в опломбированном вагоне, без растаможки. Троцкий в гражданскую войну колесил по России на бронепоезде, где у него был  кабинет,  столовая, баня, спальня, типография. Так что про случаи со знаменитостями в поездах можно вспоминать долго. Сталин боялся самолётов и предпочитал поезда. Северокорейские лидеры к нам в гости только на бронепоездах ездят.
Во  многих фильмах события происходят в поездах. Сами поезда присутствуют чуть не в каждом фильме, если действие происходит в разных местах – героям надо же туда как-то попасть. Есть фильмы, где всё действие  происходят только в вагонах и на вокзалах. Примеры приводить – места не хватит.
Просмотрев за жизнь сотни фильмов про железную дорогу, могу уверенно сказать, что ни один фильм мне не напомнил мои поездки в деревню на нашем поезде. Везде было что-то не так, не то, не о том. Как Станиславский, я после просмотра каждого фильма мог бы воскликнуть: “Не верю!”  Мы не так ездили, не туда и  с другими приключениями. Но  в этом и есть правда жизни – если бы кто-то уже снял про мои поездки фильм, то мне осталось бы просто отослать читателя в кинозал посмотреть его. Писать было бы не о чём.
А я всё-таки попробовал вспомнить то,  что было со мной, что я успел запомнить, и чего пока  нет  в наших фильмах.


ДЛИНА  ДОРОГИ

В плацкартном вагоне поезда “Москва-Владивосток” где-то в районе Хабаровска даже милая пятилетняя девочка становится несносной визгливой скотиной.

На третий день путешествия в поезде “Москва-Владивосток” гражданин Люксембурга сошёл с ума.

        Фольклор

Дорога наша совсем не длинная по меркам России. Точнее, это лишь часть большой дороги Москва-Ленинград, где мы едем от Вербилок до станции Дор – 201 км. Не сравнить с поездкой  Москва-Владивосток, когда 9 дней тебя в вагоне трясёт, качает, и ты в окне два дня видишь поля, день горы и шесть дней лишь тайгу. Хорошо если едешь летом или осенью – глаз радуют разные краски. А если зимой – то можно умереть от однообразия белой тоски за окном. Сам я в сторону Сибири  дальше Перми не ездил. Но и за два дня до Перми весь извёлся. Ехал с женой в гости к её старшему брату – дорога в ресторан была заказана, в соседние вагоны на разведку тоже не пускали. Оставалось только пить чай стаканами и читать старые газеты. Прошло всего двадцать лет, а я ничего не могу вспомнить из той поездки: ни проводниц, ни красивых соседок, ни цвет вагонов, ни вкус чая. Туда и обратно ехал совершенно трезвым и  время проведённое  в дороге считаю просто бездумно вычеркнутым из жизни.
Такие дорожные муки описаны во многих книгах. Одна из них даже запомнилась и впечатлила меня - “Южноамериканский вариант” Сергея Залыгина. Там главная героиня девять дней стоит в коридоре у окна с попутчиком. Он едет на дипломатическую работу в Южную Америку и уговаривает соседку уехать с ним. А её ждёт жених во Владивостоке и она уже пообещала, что будет его женой. Бедняжка мучается выбором и не знает, на что решиться.
У меня похожий случай был в 1982 году, когда ехал в одном купе с ростовской казачкой из Ростова-на-Дону в Москву. До сих пор удивляюсь, как у меня не разорвалось сердце от несбывшихся мечтаний, распиравших меня всю поездку. Весь день мы стояли с ней так же у окна, гуляли по перронам на стоянках, и всю ночь вздыхали и маялись, боясь переступить черту, за которой началась бы другая жизнь. И как героиня Залыгина, эта ростовская богиня красоты и молодости, выбрала не застенчивого говоруна попутчика, а своего жениха из Подольска. А вот если бы я тогда соблазнил её в поезде, то жил бы сейчас в Ростове и посылал родне посылки с яблоками и вяленой рыбой.
 А наша дорога занимает всего шесть часов неспешной езды в один конец. Но каждый раз запоминается чем-то особенным. И этих шести часов мне хватало потом на целый год для новых мечтаний о будущих поездках.
В детстве за лето были всего две поездки – туда и обратно. Став постарше я уже ездил по несколько раз в год и время между поездками всё сокращалось. Гоняли в деревню на каждый праздник или каникулы. И стариков навещали, и самим хотелось новых впечатлений.
Все беды и невзгоды отступали на второй план, когда я начинал мечтать – скоро опять в дорогу! Поставили двойку в школе – плевать! Нет гитары за 7 руб. 50 коп., чтобы петь девчонкам блатные песни – пусть! Нет нового костюма, модного дипломата и очков-хамелеонов – ладно. Зато я скоро снова еду в деревню! А там…
Родители не боялись нас отпускать в дорогу одних. Считали, что так мы быстрее повзрослеем и станем самостоятельными. Да и время тогда было спокойное – ни бандитов, ни маньяков, ни наркоманов. Мало кто выделялся из общей серой массы попутчиков. Как потом пели рокеры, мы все были скованны одной цепью.
Кстати, царских наследников посылали в путешествия по России тоже не просто так, а с прикидом на будущее. Чтобы он, поколесив по бескрайним просторам, проникся огромными размерами державы, которой ему скоро придётся владеть и командовать. Другой вопрос, доходило ли до молодых сытых оболтусов, какой страной они собираются управлять?
Зато мы, любуясь в окна красотами родного края, начинали ещё больше любить эти места. Тем более, что природа была совершенно одинакова – трава, цветы, берёзы, ели. Разница была лишь в ощущении личной свободы. Дома нам приходилось считаться с родителями, жёнами, детьми, друзьями, а в деревне мы были свободны, как птицы в полёте и могли делать почти всё, что хотели. Поездки в деревню были похожи на название романа Василия Шукшина о Степане Разине “Я пришёл дать вам волю”. Поезд вёз нас в совсем другую жизнь, полную радости и неожиданных приключений. И они часто начинались уже в дороге.
Мои две жены и жена старшего брата были всего по одному разу в деревне. Отметились и больше туда ни ногой. Жёны двух младших братьев  ездили чаще, но нам они не мешали наслаждаться  свободой. В те года свою личную свободу мы понимали по-разному и это было ещё одной нашей тайной между братьями.


      ВАГОН-РЕСТОРАН

Поездка началась приятным сюрпризом. Седьмой вагон, в который выписали билет, оказался вагоном-рестораном.

Буфетчик официанту: - Слушай,  Витёк, перестань уже выталкивать пьяных клиентов на улицу. Ты забыл, что работаешь в вагоне-ресторане?

Наша бутырская железная дорога “Москва-Ленинград” считалась в 1960-е годы самой грязной и пьяной дорогой. Грязнее её я позднее видел только дополнительные поезда на юге, в которых уезжал с моря домой.
С первых детских поездок помню, что в общих вагонах всегда пили, закусывали и веселились, кто как мог. И уже в то время было много грязных и бедно одетых пассажиров. Богатые и культурные ездили в плацкартных и купейных.
Как говорится, с кем поведёшься, от того и наберёшься. Насмотревшись на жизнь простого народа, мы, когда повзрослели, тоже стали шалить в поездах, чтобы не сильно выделяться из общей массы пассажиров своим городским видом. Всю страну тогда спаивали дешёвым вином и водкой. В одиночку почти не пили. Если кто-то раздобыл спиртное, он тут же искал себе подходящую компанию и угощал от души тех, кто оказался рядом.
Позднее, окончив университет, я иногда в поезде мечтал, что было бы, если бы  весь вагон чинно сидел,  сдвинув ноги, и читал Шекспира с Сервантесом, или Толстого с Достоевским. Сам я иногда подавал пример попутчикам, пробовал что-то читать. Но дорога была старая, трясло и шатало так, что книга ходуном ходила в руках. Донести стакан с вином до рта и не расплескать было куда проще, чем ловить глазами мелкие строчки в книге.
К тому же, ближе к вечеру в вагоне становилось темно, свет в плафонах под потолком еле-еле брезжил. А если ты уже немного принял на грудь, то весь вагон сразу становился родным. Смотришь на попутчиков и глазам не веришь – будто все мы в мою деревню едем, сплошь соседи, братья и сёстры. Да ещё в темноте поневоле языки развязываются –  начинаем друг другу разные истории про свою нелёгкую жизнь рассказывать. Был бы у меня в то время дар Чехова подмечать и записывать всякие мелочи, сейчас ходил бы на встречи с читателями со своим  пятитомником под мышкой. А так, посочувствуешь, поохаешь-поахаешь в знак солидарности, нальёшь сердяге лишние полстакашка портвейна и тут же забудешь этот пьяный бред.
А настоящим праздником во всей этой кутерьме, толкотне и шуме, был поход в вагон-ресторан. В 1960-х годах в нашем поезде был почему-то лишь вагон-буфет. Разница в том, что там не было горячих блюд. Брали вино или лимонад детям, бутерброды, другую лёгкую закуску и  садились за столики. Видимо, на нашу дорогу не хватило вагонов-ресторанов.
И всё равно каждый поход туда был событием в дороге. Из грязной толкотни и суеты ты попадал в светлый чистый вагон, где всегда вкусно пахло, и где при наличии денег в кармане можно было культурно отдохнуть и почувствовать себя белым человеком. В отличие от местных аборигенов, стороживших свои мешки и чемоданы в общем вагоне.
Позднее, в других дальних поездах, я любил сидеть в вагоне-ресторане до его закрытия. Однажды по дороге в Вильнюс мне так понравилась официантка-литовка, что меня еле вытолкали в два часа ночи оттуда. Вернувшись к себе в плацкарт, я обнаружил, что литовцы украли у меня весь комплект белья вместе с одеялом. Пришлось спать одетым на голом матрасе, а под утро в вагоне было прохладно без одеяла и настроение соответствующее. С тех пор к литовцам я отношусь как-то не очень, выражаясь словами Данилы Багрова из культового боевика “Брат”.


          ЖЁНЫ  БРАТЬЕВ

Другая половинка у меня появится, видимо, только когда меня переедет поезд…

Мужик рассказывает на работе, как он на выходные съездил в деревню: - Несут, значит, меня пьяного драться…
      Фольклор

Сложилась у нас негласно традиция – показывать своих жён деду Ивану Кузьмичу. Дед в  деревне считался большим авторитетом, типа пахана на зоне – все шли к нему за советом и просто поделиться радостью или горем. Он был к тому же единственным коммунистом на четыре деревни вокруг, ветераном войны (брянским партизаном), членом правления колхоза и заведующим молочной фермой. От его расположения и настроения зависела работа и зарплата многих колхозников – доярок, телятниц, пастухов, возчиков молока, косарей сена и т.д.
Учитывая то, что он нас воспитывал каждое лето и наставлял – как идти по жизни, с кем  и в какую сторону, то нам совсем не безразлична была его оценка наших жизненных успехов. А женитьба таких гуляк и любителей выпить в молодости, какими были все его четыре внука – это и был наш первый большой успех в жизни. Он был у всех разный – трое из четверых развелись с жёнами по разным причинам. Старший  внук хоть и не развёлся, но был самым несчастным из нас в семейной жизни. И умер, не дожив полгода до пенсии от  постоянной войны с женой и тёщей.
Второй успех у нас был у всех одинаковый. Все родили по одному ребёнку: у троих – дочки, у  младшего внука – сын. У самого деда было три дочери и он справедливо считал нас  ущербными в этом плане – то ли неумехами, то ли лентяями. Кроме нас, четырёх внуков, дочки порадовали деда и двумя внучками. Те тоже долго не заморачивались в деле продолжения рода: у одной две дочки, у второй – два сына.
Так вот о традиции. В 1972 году первым женился старший внук, выросший без отца, и естественно ему захотелось похвастаться своей Радостью (как он в первые годы звал свою жену) перед дедом, который  воспитывал его до пятого класса у себя в деревне и учил жизни. Деду жена внука если и не понравилась, то сравнить всё равно было не с кем пока. В 1977 году на ноябрьские праздники я привёз свою первую жену на смотрины в деревню и, судя по тому, что нас не выгнали в первый же вечер на станцию обратно, то она чем-то старикам приглянулась. Хотя моя простая и добрая дубненская родня люто возненавидела её с первого дня. Мы со старшим братом успели привезти своих жён ещё до рождения дочек.
Дед, наш главный оценщик невест, ни у кого из внуков не был в Дубне на свадьбе. Не смог вырваться из-за большого личного хозяйства и работы летом. Так что в деревню мы возили жён, чтобы показать их старикам, родне и соседям.
Третий внук затянул с этим делом и повёз свою красотку на смотрины уже на восьмом месяце беременности. Расписались они тоже с опозданием – когда дочке  был годик. У отца младшего внука был “Жигуль” и он не тряс свою Шемаханскую царицу в жёстком плацкартном вагоне, как трое старших. Подкатил летом прямо к дому деда.
Будущая жена моего младшего брата поехала в гости в белом плаще, который ей в дороге измазал мазутом тракторист Толя Смирнов. Везли нас со станции 4 км по бездорожью в тракторной тележке, и беременной стало плохо – растрясло. Она обхватила руками  огромный живот и орёт: “- Умираю, остановите трактор! Сейчас рожу прямо здесь!” А это дизель ДТ-75,   Толя  с Пахомом уже пьяные в кабине песни поют и ничего не слышат. Орать им бесполезно, мотор ревёт, будто у танка в атаке, роя гусеницами борозды в жидкой грязи. Стали тогда из сена круглые бомбочки делать и как снежки бросать в трактор. Кто-то перекинул через кабину, они заметили, остановились. Мы из высокого, обшитого досками  кузова орущую беременную подали вниз и Толя под мышки на земле её принял. А так как он то ли ремонтировал, то ли по пьянке обнимал до этого трактор, то весь был перемазан, как негр. У спасённой им туристки от карманов до подмышек белый плащ  был испачкан качественным отечественным мазутом и соляркой. Бабушка всё охала на другой день и хотела его стирать, но будущая наша родственница решила его выбросить и потребовать у свекрови денег на новый. Это было обычным делом, так как эта сладкая парочка уже года четыре нигде не работала и уютно сидела на шее родителей будущего мужа. Потом ещё лет 15 мы никак  не могли их отогнать от маминого холодильника. Про эту неравную борьбу за выживание молодых бездельников в городе у меня  несколько рассказов написано в других книгах.
Жена старшего брата и моя первая больше в деревне не показывались – обеим было там неинтересно и жалко потраченных денег на дорогу и подарки старикам. Жена младшего брата приезжала несколько раз, но всегда не поездом, а на своей машине. Поэтому в этой поэме  так мало и уделяем ей места.
Позднее настало время правнучек деда – мы с родным братом возили своих дочек  в деревню несколько раз, чтобы они походили босиком по земле предков и поняли, с чего начинается Родина, узнали, где наши корни. И вроде бы неплохие девчонки выросли – у обеих по двое детей. Двоюродные братья по лени и по глупости не возили своих детей к семейным истокам. Видимо, зря: у младшего сын вырос технарём-урбанистом (вырубил все яблони на огороде бабушки и сделал там английский газон), а у старшего дочь вообще ушла из нашей родни и поменяла ориентацию на западную, с радужным полосатым флагом, наплевав на заветы  предков,  стоны и плач родителей.
Не повезло нам внукам, что мы все русские. Были бы мусульмане – то у каждого было бы по четыре жены и детей с внуками соответственно было бы в четыре раза больше. И поездок с жёнами к деду больше, да и этот рассказ получился бы намного длиннее и красочней. Но, как гласит пословица, бодливой корове Бог рога не даёт. Поэтому и живём с тем, что имеем.

    САМОУБИЙСТВА  НА  ЖЕЛЕЗНОЙ  ДОРОГЕ

       Бежать впереди паровоза можно. Но недолго.

        Как говорила Анна Каренина,  до  скорого!

- Почему так подорожали билеты на поезда?
- Теперь в их стоимость входят ритуальные услуги.

В русской классической литературе не так много героев, бросившихся под поезд. Самые известные: это взбалмошная барынька, запутавшаяся в своих чувствах - Анна Каренина и несчастная красавица из стиха Блока “На железной дороге”. У Льва Толстого нет натуралистического описания события, да и Блок с болью пишет уже о свершившемся происшествии:
Под насыпью, во рву не кошенном, Да что - давно уж сердце вынуто!
Лежит и смотрит, как  живая, Так много отдано поклонов,
В цветном платке, на косы брошенном, Так много жадных взоров кинуто
Красивая и молодая. В пустынные глаза вагонов…
…Так мчалась юность бесполезная, Не подходите к ней с вопросами,
В пустых мечтах изнемогая… Вам всё равно, а ей - довольно:
Тоска дорожная, железная Любовью, грязью иль колесами
Свистела, сердце разрывая… Она раздавлена - всё больно. 
1910.
Кстати, роман у Толстого начинается в поезде и заканчивается под стук колёс. Писал он его пять лет с 1873 по 1877.  В начале романа поезд задавил сторожа на глазах у Анны и Вронского, в конце она мстит любовнику своей смертью. Да и сам Толстой умер в дороге, убежав из дома в 82 года, на станции Астапово в 1910.
У нас в деревне был всего один парень, бросившийся под поезд – Мишка Кириллов. Он был старше меня на два года, учился до пятого класса вместе с моим двоюродным братом. В последние годы  был высоким и стройным, за что получил кличку Налим. Когда играли в салочки в озере, он так красиво изгибался, ныряя и плавая, что вполне ей соответствовал. Я видел его только летом  на каникулах. И вот зимой  он влюбился и решил жениться, а родители были против. Довели парня до края своими запретами – он выпил, побежал на станцию за пять километров и бросился под поезд.
Мы приехали летом в деревню и только тогда узнали об этом. Все удивлялись его поступку, так как он был тихий и спокойный парень, никогда никого не обижал, ни с кем не дрался. Их было двое у родителей – осталась сестра-близняшка Надюха. О её судьбе ничего не знаю, так как они вскоре уехали из нашей деревни.
Второй парень – Толя Игнатьев, просто сорвался под колёса. Ехал пьяный из Красного Холма на товарняке, стоя на сцепке между вагонами. Видимо тряхнуло сильно, он и провалился вниз. Погиб не сразу, долго цеплялся за что-то, а его ноги волочило по шпалам. Он тоже был старше меня лет на пять, с его двумя младшими сёстрами я ходил в клуб на танцы.
Оба они похоронены на нашем кладбище, недалеко от моего деда с бабушкой.
Кстати, летом 1972 года я и сам чуть не стал героем криминальной хроники в Москве. Прошло ровно полвека, а все события до сих пор так ярко стоят перед глазами, как будто было вчера. Мне  18 лет, я молодой и красивый, одновременно встречаюсь сразу с несколькими девчонками, полон сил, планов и радужных мечтаний. Жизнь пока нанесла мне всего одну незаживающую рану – в деревне вышла замуж моя первая юношеская любовь. Хотя она была старше меня на два года,  жили мы в трёхстах километрах друг от друга, а встречались только летом, сердце всё равно не могло смириться с такой несправедливостью. Гуляли всего два лета – мне было 16-17, ей – 18-19. Зимой писали друг другу наивные письма, так как любовь была детской и платонической. Ни разу не целовались по-взрослому, и под короткое белое платье я тоже постеснялся залезть, потрогать её гладкое аппетитное тело. Тогда была другая этика отношений у молодёжи – я даже матом при ней ни разу не ругнулся.  И всё равно не дождалась Валентина Прекрасная, пока я вырасту и стану Сашей-царевичем.
Но жизнь продолжалась, и  в Конаковском техникуме я встретил свою ровесницу – тургеневскую девушку: скромную, ласковую, глазастую, с шикарной фигуркой. А как она целовалась и обнималась со мной вечерами в общежитии… Даже имя у неё было очень редкое по тем временам – Лида. Я ей часто читал стихи: “Хорошая девочка Лида в доме напротив живёт…” Она млела и прощала мне разные интимные шалости.
Весной её группа уехала в Москву на шестимесячную производственную практику. Через два месяца я дико соскучился, напридумывал всяких историй от ревности и в выходной рванул  из Конаково к ней – решил сделать предложение и жениться, чтобы так надолго больше не расставаться. Два часа в электричке сочинял речь, после которой она должна была броситься мне на шею и  со слезами радости прошептать: “Да!  Я согласна!” Купил по дороге букет цветов, шампанского, торт и ближе к обеду постучал в её дверь в общаге в Кузьминках.
В  комнате сидели   две её подруги. Они долго  мялись, путано объясняли и я с трудом понял, что моя ненаглядная сошлась с каким-то соседом и живёт у него. Подруги несколько раз по моей просьбе ходили к ней, но она не вышла даже поговорить со мной. А меня к ней не пускали, боялись, что я устрою драку с соперником, и в неё ввяжется вся общага. Просидев три часа на её холодной жёсткой кровати под виноватыми взглядами подруг, я отправился на Савёловский вокзал. Так плохо и тоскливо мне ещё никогда не было. Если бы она заранее написала или подруги сообщили, я бы запил-загулял с горя в Конаково и не приехал. А так получилось, очень похоже на сцену из фильма “Как  царь Петр арапа женил”, когда граф-француз узнал об измене жены, и его судьба аллегорически  ударила молотом по голове, после чего  он превратился в жалкого карлика, смешно семенившего короткими ножками туда-сюда по своему дворцу.
Вот так же и я – бегаю по перрону,  жду электричку, все меня бросили, никому я не нужен. Вокруг снуют чужие незнакомые люди – никому нет дела  до моей беды. Стало так жалко себя, что поневоле захотелось  всем отомстить, чтобы  поняли, кого они так коварно и подло обидели. И особенно чтобы рыдала и плакала по мне моя несостоявшаяся невеста. А отомстить  можно очень просто – сейчас подъедет электричка, я под неё брошусь, молодой, красивый и несчастный – и всё. Сразу успокоился и стал ходить по перрону в ожидании  стучащего колёсами орудия мести.
Но, видимо, момент для мщения я выбрал неудачный – часа два не было ни одной электрички. То ли ремонтировали пути, то ли расписание изменили. А я с шести утра ничего не ел – сначала спешил к любимой, не до этого было, потом убитый горем, забыл обо всём на свете, а шампанское с тортом оставил подругам изменщицы, чтобы выпили за помин нашей светлой и чистой любви.  В пустом животе бурчит, голова кружится от слабости, а перекусить  негде. На вокзалах тогда кафешек и киосков с едой ещё не было, в ресторане дорого для бедного студента и долго ждать. Вспомнил о вкусном мамином борще, о жареных мясных котлетках с картошечкой, о малосольных огурчиках и потекли такие слюнки, что решил отложить месть неблагодарной невесте до вечера. Сгоняю в Дубну к маме, перекушу, а уж потом и под электричку можно, сытому-то.
 Но после ужина у доброй мамы, за мной зашли друзья и утащили на танцы. А вокзал оказался совсем в другой стороне и никак я не мог до него в тот вечер добраться.
До этого случая, особенно в раннем детстве, я о смерти как-то не задумывался и не вспоминал. Хватало других детских забот. Да и потом,  глянешь вокруг – все молодые и здоровые, ничего  ни у кого не болит, вся жизнь ещё впереди, какой смысл думать о смерти. Успею ещё. В детстве и в юности жили одним днём и от праздника к празднику.
А когда вдруг стали один за другим умирать родственники и знакомые, тогда-то и стали приходить мысли о смерти. Как говорил  мой дядя Александр Макарович в деревне: “Раз родился, значит, умирать надо”.


              ВОКЗАЛЫ

Бомжи-романтики живут на вокзалах, чтобы встречать и провожать поезда.

В царской России и в СССР были три города, где построили здание вокзала, а рельсы положить забыли или не успели. Один город в Московской области – там   положили рельсы, но началась война 1914 года, рельсы срочно сняли и отправили на фронт. А вокзал ждёт их до сих пор. В то же время в городе Бирск построили вокзал, а дорога прошла в стороне.
В третьем из таких городков я даже успел побывать, правда, приехал туда на автобусе. Кологрив был районным центром Костромской области и стоял в 85 км от железной дороги. Я долго ходил там вокруг вокзала, искал перрон, рельсы, водокачку и прислушивался, не загудит ли где вдалеке паровоз. Потом вздохнул и зашёл в вокзал. А он оказался краеведческим музеем.
В нём узнал, что богатый местный лесоторговец Макаров Г.В. купил кирпич, построил вокзал, а потом влюбился в роковую красавицу, загулял, уехал с ней в Париж и там всё состояние профукал. А  остальные купцы так и сплавляли лес по реке, потому что дорогу Вологда-Котельнич построили в стороне. К тому же нужны были ещё деньги на мост через коварную реку Унжу. Я был там в 1976 году, лет через 100 после купеческого загула, а моста до сих пор  не было. Летом строили деревянный из брёвен, и каждую весну его ледоходом сносило начисто. Советские чиновники-придурки не могли понять, что всего-то нужно один раз построить  бетонный мост.
Точно такая же история была и в моей деревне Горке. Не каждую весну, но довольно часто, там тоже речушка глубиной по колено  весной надувалась и сносила единственный мост к станции. Мы с братом приезжали в полуботиночках из города, доходили до речки в час ночи и при свете фонариков пытались понять, “Юнкерсы” бомбили мост или его из бронепоезда фрицы долбили. Брёвна торчали в разные стороны, вода бурлила между ними, а дальше трёх метров фонарики не светили и что там, на том берегу, было не видно. Поэтому, мы шли метров 200-300 вверх по течению и там, разувшись и закатав штаны до колен, спокойно переходили эту речушку. Тем более, что пиявки, которых я боюсь до ужаса, ещё спали в тине и не вышли на охоту за моей кровушкой. Ниже по течению, возле нашей деревни, эта речка летом совсем пересыхала и мы в бочагах (ямах) ловили щук-колосянок.
После развала СССР таких городов и посёлков с вокзалом без железной дороги стало много. В интернете можно легко найти фотографии  последствий разгула ельцинско-чубайсовской дерьмократии. На таких вокзалах нет встречающих-провожающих-отъезжающих, про них поэты не напишут стихи, как про действующие вокзалы: Последний  раз  я  плакал  на  вокзале
Тому  назад  почти  уже  пять  лет.
Какими  равнодушными  глазами
Вы  поезду  тогда  смотрели  вслед!          (Давид Самойлов)
На нашей дороге Москва-Ленинград на многих станциях было по несколько путей, для разъезда встречных поездов и отстоя товарняков. В 1990-е года новые русские бизнесмены сняли рельсы и продали их на металлолом, а на бывших путях гниют в земле деревянные шпалы. Трава там почти не растёт из-за многолетнего удобрения земли нефтепродуктами.
На таких станциях и вокзалов почти не осталось. Деревянные или сгорели или их разобрали на дрова, а рядом с единственными рельсами поставили вагончик-бытовку для продажи билетов. Каменные вокзалы ещё стоят, но в ужасном  состоянии.
Вокзал во Владивостоке переделали под Ярославский вокзал в Москве. Чтобы два одинаковых вокзала в разных концах огромной страны соединяли ж/дорогу. Русский юмор – выехал с одного вокзала и через 8 дней приехал на точно такой же. Бегаешь с чемоданом и у всех спрашиваешь, как пройти на Красную площадь.
Павелецкий вокзал в Москве (один из 10) открыли 1.09.1900 г., осень 1987 открыли обновлённый вокзал к 70-летию Октября. В 1910 с него отправился спецпоезд с поклонниками Л.Н. Толстого для прощания с писателем в Ясной Поляне. 23.01.1924 на вокзал из Горок прибыл траурный поезд с телом Ленина, с тех пор привокзальная площадь до 1992 г. носила имя вождя. 3.08.2002 пустили экспресс до аэропорта Домодедово.


   ВАГОННЫЙ

Вагонный-батюшка, выпьем  же с тобой, чокнемся, поболтаем, друг друга признаем…
(начало заговора в вагоне, дальше надо просить его, чтобы ничего плохого в дороге с тобой не случилось.)

В детстве ни о какой чертовщине мы не слышали, не знали и не задумывались о ней. В садиках и школах всячески берегли детскую психику и ограждали от негатива жизни.  Западных ужастиков ещё не было, а наш единственный фильм “Вий” был про хохлов из позапрошлого века и к нам никакого отношения не имел. Это  позднее, в 1980-е годы,  всё заполонили гороскопы, гадания, маги, колдуны и стало вечером страшно выходить на улицу из-за захлестнувшей страну преступности. За все годы поездок я не помню случая, чтобы за нами гналась нечистая сила или пакостила нам в вагоне. Было несколько интересных и непонятных случаев, но все они происходили по пьянке, так что нечистая сила там вроде бы ни при чём.
Как-то мой младший брат с бывшей женой и её другом, втихаря от меня  поехали в деревню развеять тоску. К тому времени дед умер,  бабушка жила у дочки в Дубне и дом стоял пустой под охраной соседей. В поезде они хорошо приняли на грудь, так как отдых уже  начался, и сбились ночью с дороги, по пути от станции к дому. Пошли полем, сокращая дорогу, увидели какие-то огни, смело повернули на них, предвкушая скорое застолье в тепле и уюте. Вышли к чужой деревне и попали на ферму. А перед ней была яма с навозной жижей после больших дождей. Все трое  провалились в неё по пояс, и остаток дороги шли протрезвевшие,  мокрые, хлюпая ботинками. Видимо, они плохо себя вели в поезде,  вагонный обиделся и  наказал их, перепутав дороги к дому. Хорошо, хоть пошли в нашу сторону, а то бы ушли в ярославские леса, а там в августе волки шалят по ночам. 
Дома прополоскали одежду в детской ванночке и в тазах,  развесили сушиться и сели с соседом, у которого хранились ключи от дома, отметить приезд. Они уже в дороге принюхались к запаху, а он пил водку и всё удивлялся: надо же, днём заходил протопить буржуйку, чтобы просушить дом к их приезду, ничем не пахло, а сейчас такая вонь в избе. И винил в этом  себя, так как топил нашими дровами,  которые лежали на дворе, где раньше стояла корова. Наверно, дрова пропитались навозом. А горе-дачники только на другой день признались ему, что чуть не захлебнулись жидким навозом в  яме.
Второй случай был с этим же соседом ещё раньше, когда он работал трактористом. На всю деревню было  два трактора, обслуживали они всех без отказа, а оплату брали застольем. Поили их до работы и после. И вот дед попросил его зимой проводить до станции на ночной поезд двух дочек. Сосед с дедом хорошо выпили за благополучную поездку, дед полез на русскую печь спать, а гости уехали. Трактор у него был  с маленькой кабиной - “Беларусь”, поэтому дочки сели в тракторную тележку на кучу сена и закутались в полушубки. Езды было полчаса, но так как снег валил стеной весь день и все переживали за состояние дороги, то выехали пораньше к поезду. Через час тряски по полям, младшая дочка заметила, что одна и та же копна справа появляется уже в третий раз. Замахали трактористу, который иногда оглядывался посмотреть, не отцепилась ли тележка с соседскими гостями. Тот остановился, подошёл и стал успокаивать, что едут верной дорогой. У старшей дочки началась истерика, она начала голосить, что они заблудились, уехали в другую сторону в Карелу, замёрзнут здесь и если их не съедят волки, то найдут  окоченевшие трупы только через неделю. Сосед тоже испугался, потёр лицо снегом, немного протрезвел и рванул в нужную сторону. На поезд они еле-еле успели. Зато потом лет десять дед подкалывал соседа во время таких предпоездных застолий, мол, не хватит ли тебе, Витя, а то опять не в ту сторону уедешь.
Сосед бил себя в грудь, что водка была хорошая и  она не виновата, это в поле его какой-то чужой бес попутал, крутил руль не в ту сторону. Поэтому он и кружил вокруг  фермы, хотя по всем нашим дорогам может ездить с закрытыми глазами, изучил их за много лет. Кто помогал ему крутить руль – бесы, черти или ещё кто – так и осталось тайной. А возможно, какой-нибудь вагонный, попал с сёстрами к деду, уснув в их вещах, подружился с нашим домовым или даже домовушкой, живущими за печкой,  и не захотел возвращаться обратно в поезд. Дома теплее, сытнее и не трясёт с утра до вечера, вот он и шалил в кабине трактора.
У нас с братом так иногда случалось в лесу, когда ходили за грибами или малиной. Вроде бы шли  в сторону дома, а попадали всё время на одну и ту же поляну. Словно кто-то водил нас по кругу, не давая выйти из леса. Нам, комсомольцам в то время, и в голову не могло прийти, что это шалит леший или его лесные подручные. Валили всё  на пасмурную погоду и на то, что одна нога у нас короче другой, вот и ходим по кругу.
Про то, что в поездах живут вагонные, я впервые узнал из фильма-сказки “Чародеи” в 1982 году. Там его звали   Фома Брыль, а играл артист Михаил Светин. Он был добрым, смешным и совсем не противным.
Не зная ничего про вагонных обитателей, мы их и не просили ни о чём в молодости. Братья всё больше налегали на водочку – она их весело вела по жизни, а я в силу своего неуёмного оптимизма и склонности к поиску приключений, надеялся на удачу и на то, что хоть кому-то в нашей родне должно в конце концов повести в жизни. И был уверен, что этим счастливчиком буду я.


               АВАРИИ

Пассажиры  поезда “Москва-Санкт-Петербург” поняли, что  случилась какая-то неприятность, когда по вагону с напряжённым лицом прошёл Стивен Сигал.
    Фольклор

Аварий на железной дороге мы никогда не боялись. Наверно, потому, что ни разу не видели их наяву, а по телевизору во времена СССР их не показывали – всё плохое и негативное в нашей жизни было засекречено донельзя. Единственное, про что  ходили слухи – в конце 1960-х сгорел вагон-буфет из нашего поезда. Мы, будучи ещё школьниками, покупали там лимонад, конфеты и пирожные на деньги, что давали нам в дорогу дед с бабушкой за помощь летом по хозяйству. Нам всем по железному круглому рублю, а старшему брату, как любимчику деда, по два рубля. Для нас, детей, тогда это были большие деньги. А главное – заработанные честным трудом. Хватало на две бутылки лимонада, бутерброды, булочки и конфеты.
После трёхмесячных деревенских разносолов – картошки с огурцами и грибами, молока и яичницы – эта первая городская еда была для нас самая сладкая и напоминала, что лето закончилось, теперь мы будем есть сладости горстями.
За все 60 лет путешествий по нашей дороге от Вербилок до Красного Холма ни разу поезд не сходил с рельс, не падал под откос и даже не взрывался. Наверно, просто повезло нам, тверским ребятам. Когда пересекали по мосту великую русскую реку Волгу под Калязиным, страха тоже не было: сам мост невысокий, река в этом месте заужена, а на берегах стояли будки охранников. Одно время мост даже охранял парень из нашей деревни – Витька Синюков. Несколько раз мы встречались с ним в поезде, когда он ехал с работы домой в Сонково.
Местные ребята из моей деревни выросли,  уехали жить и работать в Сонково, Кашин, Калязин, Селижарово. Хотя большинство не изменило старой тверской поговорке: “Хоть дворником, но в Питер!”
А вот катаклизмов в дороге нам хватало и без аварий. Нахлебались досыта. Ливни были по три дня подряд, и  вместо дороги от станции до деревни была полоса препятствий с непроходимой грязью. Шли по полю рядом с дорогой и поминали на все лады членов Политбюро и ЦК КПСС. Почти каждую весну ледоходом сносило мост через речку у станции, и мы ползли с рюкзаками за спиной по мокрым скользким брёвнам, разувшись и закатав штаны до колен. Зимой наметало снег на перрон, и мы прыгали из вагона в сугробы, а потом искали в них в темноте свои вещи. Поезд приходил в час ночи, горели всего два фонаря у станции, остальной перрон тонул в кромешной тьме. Когда красные огни последнего пятнадцатого  вагона  таяли вдали, мы прислушивались, не слез ли кто ещё из других вагонов, чтобы веселее было идти в ночи до деревни.
Зимой в тамбурах общих вагонов и в туалетах намерзал глыбами лёд, да так, что нельзя было открыть дверь. Приходилось садиться и выходить через соседние вагоны. Иногда пьяные проводники закрывались в своих купе на ночь и спали. А мы сами определяли, наша ли станция и выгружались в полную темноту. Поезд ходил раз в сутки, и в случае ошибки пришлось бы сидеть на вокзале неизвестно сколько. Мобильных телефонов тогда не было, а со станции позвонить можно было только в соседнюю с нашей деревню, в правление колхоза. До неё от станции было три километра, к тому же ночью там даже сторожа не было, да и номер телефона мы  не знали. Как десантники в войну с самолёта ночью – мы каждый раз прыгали через дверь вагона в неизвестность.
Так что наша дорога в плане аварий была очень даже благополучная. И вообще тверская земля мне нравится: и природа чудесная, и люди хорошие. Сюда бы ещё тёплое море, метровый слой чернозёма, как на Кубани, и лето девять месяцев в году. Тогда бы точно никто из деревень в города не побежал. Как в поговорке – города надо строить в  деревне, там  воздух чище.
А вот на других дорогах после перестройки постоянно что-то случается. Смотришь новости по телевизору - и волосы встают дыбом, что в стране творится. Зато за свою дорогу в душе поднимается гордость – малая Родина всё же. Угораздило меня там родиться весёлым и счастливым.
Аварий на нашей дороге не было ещё и потому, что по ней поезда не гнали, а плелись и тащились. Почему-то составы не разгонялись как на других дорогах. То ли путь был старый, то ли расписание так составили, но народ к такой езде привык и не роптал. Сидели по углам в вагоне, дремали, пили водку или играли в карты. Самые умные что-то читали, пока было светло.
В июне 1997 года,  когда я на шабашке в Карелии вырубал кустарник вдоль железной дороги, то там по двум путям каждые полчаса с бешеной скоростью проносились длиннющие составы. На пассажирских я даже не успевал прочесть таблички с наименованием городов следования. А от грузовых был такой грохот, что я вставал к ним спиной и смотрел в лес, чтобы под этот шум ко мне не могли подкрасться медведи, которых там водилось видимо-невидимо. Путевые рабочие, с которыми я ездил в лес, каждый день пугали меня страшными историями про медведей-убийц. В руках у меня был топор, а за голенищем каждого сапога по большому самодельному  ножику. В тот раз всё обошлось, но по ночам мне потом ещё долго снилось, как сзади, скребя когтями  по огромным гранитным валунам, ко мне карабкается что-то коричневое и сопящее, пока я, закатив глазки от удовольствия, на вершине валуна пью сладкий чай с мятой и морошкой.
Кто-то так мудро устроил нашу жизнь, что всё плохое забывается быстро, а хорошее и светлое помнится годами. Вот сижу, спустя 60 лет с начала поездок на поездах, и на полном серьёзе кажется, что  ездил я только летом, только днём и только с красивыми девушками. А всё плохое и страшное приснилось во сне  и ко мне никакого отношения не имеет. Поэтому все вокруг и считают меня махровым оптимистом. А я ни с кем не спорю и только улыбаюсь в ответ.


         ДЕТСТВО

Сколько себя помню – всегда любил путешествовать. С рождения всё и началось. Мама поехала меня рожать в деревню к родителям на поезде, трёхмесячного привезла обратно в Дубну. С тех пор в поездах чувствую себя как рыба в воде. Куда  я ездил и сколько, это целая песня. Потому что при коммунистах проезд в поезде  стоил копейки,  шоссейных дорог нормальных не было, а такси мы видели в детстве только в кино.
У нас была всего одна машина в родне и на ней мы всё равно не могли доехать до деревни – каких-то 10 км непроходимой грязи расползались перед нами после дождей. Трактора вязли в тех дорогах. В сухую погоду эта каша превращалась в непреодолимые грязевые торосы, типа ледяных в Ледовитом океане. Застывшую намертво глину мог срыть только мощный грейдер, который появлялся в наших краях пару раз за лето. Даже трактора  объезжали такие места  по полям, попутно и их превращая в противотанковые рвы. А залитые дождём ямы в середине полевых дорог  с годами становились топкой трясиной.
В отличие от шоссейных дорог, поездам был не страшен ни дождь, ни снег. Они ходили в любую погоду днём и ночью. Приключения начинались, когда мы выбирались из вагона на перрон. В 1960-70-е года нас встречали на лошади. Мы забирались на одёр, зарывались в сено и дремали до дома. В дождь нас накрывали клеёнками, дождевиками и старыми плащами. Полиэтиленовой плёнки тогда ещё не было.
Весной и осенью в телеге лежали несколько пар резиновых сапог, для тех, кто хотел идти пешком рядом с лошадью. Так же мы и уезжали – до станции в дедовых сапогах. На песчаном перроне нашего полустанка переобувались в городские чистые ботиночки и в поезде уже выглядели городскими стилягами.
Зимой ехали до станции в валенках, укрывшись старыми полушубками и одеялами. В последние годы всё больше добирались на тракторах – и быстрее и теплее.
Жаль, что детство так быстро проходит и остаётся в памяти лишь ярким, тёплым пятном, которое потом всю жизнь нас согревает и радует в минуты тоски и печали. А в моих воспоминаниях всегда ещё гудит где-то за поворотом подходящий к станции поезд и слышен укачивающий стук колёс. Значит, я ещё в дороге, и  меня впереди ждут новые события и приключения.


3. ПАМЯТЬ

6 сентября День памяти Александра Васильевича Панкратова, создателя литературного журнала "Белые снегири".

Александр ПАНКРАТОВ


СОБИРАЮСЬ НА УРАЛ

Уже три дня осталось в марте.
Сегодня снова не уснуть.
И вот опять, пока по карте,
Себе прокладываю путь.

Опять стремлюсь из Подмосковья
Я к той, что сердцу дорога.
Зовут меня с тревожной болью
Уральской Камы берега.

Я завтра рано на рассвете
Умчусь на северо-восток.
Скажи мне, как меня ты встретишь,
Чужой, таёжный городок?

Тебя обманывать не стану.
Хоть всей душой стремлюсь к тебе --
Ты -- лишь обычный полустанок
В моей мечте, в моей судьбе.

Я возвратиться снова должен
Домой, где речка есть Дубна,
Но ты мне нужен, край таёжный,
Нужна мне -- девушка одна.

У вас, коль очень приглядеться,
Девчонки, верно, хороши.
Но лишь одна украла сердце
И весь покой моей души.


СВЯЩЕННА РУССКАЯ ЗЕМЛЯ

Я безмятежно жил и рос
Под канонадой летних гроз,
При нежном шелесте берёз.
И только позже понял я:
Священна русская земля
Под Брестом и у стен Кремля,
От Сахалина до Карпат.
Я знаю Тихвин, Ленинград,
Где воевал мой старший брат.
Горели танки в камышах,
И "мессершмитта" гул в ушах,
Но, подавляя боль и страх,
И ради завтрашнего дня
Бойцы закрыли от огня
Родную землю и меня.
От Ельни, дальше Муховца
Пролег бессмертный путь отца,
Простого русского бойца.
Как дед и прадед, мой отец
Был не помещик, не купец,
А землепашец и кузнец.
Миролюбив и честен, он
Растил картофель, хлеб и лён,
Как сын был в землю-мать влюблён.
Но вот враги напали вдруг
/Хотели взять нас на испуг/.
Оставив дом, семью и плуг,
Горячей летнею порой
Ушёл отец в смертельный бой
И, землю заслонив собой,
Он откатил пожар войны
От нас, с просторов всей страны
/С ним были старшие сыны/.
Мы и сейчас на том стоим:
Своей земли не отдадим,
И мой народ -- непобедим!


У ОБЕЛИСКА

Стоит берёзок гордый строй
В почётном карауле.
Да реактивный надо мной
Пронёсся в громком гуле.

Меня сиреневый закат
Застал у обелиска.
Я поклонюсь тебе, солдат,
По-русски низко-низко.

Ты мне не брат и не отец,
Но умер за меня же!
Как здесь сразил тебя свинец
История расскажет.

На камне золотом блестит:
"В бою погибшим слава!"
Налево школа и стоит
ДК колхозный справа.

Большая трасса от него
Теперь проходит близко.
И я кладу букет цветов
К подножью обелиска.*

Пускай торопятся года,
Любые дуют ветры --
Здесь не увянут никогда
Живых цветов букеты.
----------------
*Обелиск между бывшей школой 7-леткой и Домом Культуры в деревне Павловичи.


МОЯ РОДИНА

Моя Родина --
                это речушка Якоть,
На берегу которой стоит мой дом.
Моя Родина --
                это великая Волга,
Раскинувшаяся
                тысячекилометровой лентой.
Моя Родина --
                это Курилы и Карпаты.
Это холод полярной ночи
И раскалённый песок Средней Азии.
Моя Родина -- это зелень тайги
И алмазные россыпи звезд.
В лучезарной небес синеве.
Моя Родина --
                это Пушкин и Пастернак,
Песни русского барда Высоцкого.
Моя Родина --
                это Ленин и революция,
Перестройка, разброд, новый НЭП.
Это нежный цветок у меня под окном,
Что пробился сквозь твердый асфальт.
Моя Родина --
                межпланетный корабль
Под обычным названием "ЗЕМЛЯ"
Что в безбрежном летит
                Вечном Космосе...


***
Вот и снова я вместе с тобою.
Огоньки, словно звезды, горят.
Я стремился на встречу с мечтою,
Почему же печален твой взгляд?

Я проехал с востока до Бреста,
В многолюдных бывал городах,
Но нежнее не видел я блеска,
Чем в твоих искромётных глазах.

Пусть в воде полудиск серебристый
Отражается с россыпью звёзд,
Я любовь свою полной и чистой
Для тебя в Подмосковье привёз.

Подними свои грустные очи,
Посмотри в заалевшую даль.
И во след убегающей ночи
Пусть твоя унесется печаль...


4. ПОЭЗИЯ НАШИХ СЕРДЕЦ
      Пейзажная лирика
Любовь СЕРДЕЧНАЯ
(г. Санкт-Петербург)
Член Союза писателей России


ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ИЮЛЯ

Как же быстро дни летят:
Каждый - пуля.
Вот последний, говорят,
День июля.

Пахнет мятой, чабрецом,
Свежим сеном.
Завтра август на крыльцо
Непременно

К нам подсядет. Заведёт
Разговоры.
Их поддержит-подпоёт
Дождик спорый...

Постарайся не спешить,
Август милый.
Дай нам силы дальше жить.
Дай нам силы.


СПАСОВЫЙ АВГУСТ

31 ИЮЛЯ
Как же быстро дни летят:
Каждый - пуля.
Вот последний, говорят,
День июля.

Пахнет мятой, чабрецом,
Свежим сеном.
Завтра август на крыльцо
Непременно

К нам подсядет. Заведёт
Разговоры.
Их поддержит - подпоёт
Дождик спорый...

Постарайся не спешить,
Август милый.
Дай нам силы дальше жить.
Дай нам силы.


1 АВГУСТА
Август расщедрился! Нам в утешенье
Дарит подарки на свой день рожденья:
Мёд и антоновку, звёздное небо,
Яшму орехов и золото хлеба…

Низкий поклон тебе, месяц-заботник,
И хохотун, и плясун, и работник,
Добрый и щедрый, душистый и яркий,
Всё ещё летний, всё ещё жаркий…


АВГУСТ
Звёзды – гирляндами в бархатном небе.
Скрипки цикад - в созревающем хлебе.
Манит куда-то, зовёт  Млечный Путь.
Август не даст нам уснуть…


А В АВГУСТЕ МОЁМ
А в августе моём такая тишина,
Что всё звенит, звенит и не смолкает…
А в августе моём такая вышина,
Что низость до неё не долетает.

А в августе моём созрело столько звёзд,
Что можно их вычерпывать горстями…
А в августе моём все беды – не всерьёз:
Всерьёз лишь то, что было между нами.

А в августе моём такая красота,
Что сердце разрывается на части.
А в августе моём такая чистота,
Что принимаешь каждый миг как счастье!


СПАС МЕДОВЫЙ
Спас медовый. Губы липки.
Сладок поцелуй.
Самовар стоит у липки.
«Ваня, не балуй!»

Пахнет мёдом. Воздух зыбкий:
Не дыши – смакуй!
В травах не смолкают скрипки.
Хоть кадриль танцуй!

Не могу сдержать улыбки:
«Самовар раздуй!»
Август, ты прости ошибки…
Счастье нам даруй!


ЯБЛОЧНЫЙ СПАС
Август. Жара. Утомлённые пчёлы.
Сено. Кузнечиков пляс.
Радостный, вкусный, душистый, весёлый
Яблочный Спас...

Звёзды, как яблоки, тоже созрели:
Падают прямо на нас.
Кружатся, кружатся звёзд карусели.
Яблочный Спас.

Яблоки зреют и звёзды... И души...
В этот Божественный час.
Как же ты вовремя, как же ты нужен,
Яблочный Спас!


СПАСОВЫЙ АВГУСТ
Зреют орехи и падают в травы...
Август прорехи латает исправно:
Дыры обид, от упрёков потёртости,
Край обгоревший израненной гордости...
Нитями ливней, заплатками радуги,
Всем, что мы любим, всем, что нас радует;
Всем, что имеет, всем, чем богат:
Мёдом, антоновкой, песней цикад,
Гроздьями звёзд и охапками лилий
Штопает, шьёт то, что любим. Любили.

Ты притаись, присмотрись и послушай:
Спасовый август латает нам души.


ПИТЕРСКОЕ ЛЕТО

И так всё лето, крутит, парит...
Какой-то климат-беспредел.
Ещё и август так поджарит,
Тех, кто ещё не обгорел..."
                Пётр Тютюнник

Это у вас там "и парит, и крутит".
Здесь же то ливень, то дождь...
Вот и сидишь под навесом, как утя,
Солнышка-вёдрышка ждёшь.

Солнышко выглянет - сбросишь шубейку
И загорать пять минут!
Только расслабишь и спинку, и шейку -
Грозные тучи идут.

Так вот и греешься целое лето:
С шубой на пляже сидишь...
Так что, давайте, не будем про это.
Лето. Прохлада и тишь...

ВОЛШЕБНАЯ ОСЕНЬ
Акростих

Воет ветер. Ветер веет.
Облака остыли. Осень.   
Ливень лёгких листьев льётся.
Шёпот, шорох, шум, шипенье.
Ели ёжатся. Елеем -
Барбариса бусы. Бросит
Ночь накидку - наважденье
Астр астральных. Апогеем –
Ярких ясеней явленье!

Облака остыли. Осень.   
Синь стекает. Свод сереет.
Ежедневно ежевика
Наслаждается ненастЬем...

Осень. Счастье.


Владимир ИЗТЛЯЕВ
(п. Теренсай, Адамовского р-на, Оренбургской области)
Член Союза Российских писателей


***
Красиво осень начиналась --
Сезоном Бабьего тепла...
Все также зоревую алость
Возносят нежные крыла.

Всё также важничают клёны
И шебуршатся воробьи.
... Но небо клином перелетным
Пронзают в полдень журавли...


ОСЕНИ РОССИИ

Торжествует Пушкинская осень!
Чу! Глаголет листопадом лес.
Прошивает журавлями просинь,
Одевает дерева в багрец.

Не жалеет, не зовёт... Есенин...
И глаголет песенный Сергей.
Как крапива жёлтая и плетень
Ограждают избы деревень.

Лучезарна Болдинская осень!
... Пахнет медом. Яблоками Спас.
И вставляет дождик многоточье:
--"Осени в России без прикрас!".

Людмила КУЗЬМИНА
(п. Вербилки, Талдомского г.о., Московской обл.)

ОСЕННЕЙ ПОСТУПИ

Октябрь своим дыханьем правит,
Порывы ветра посылает.
Плывущих мрачных туч гоненье --
Его упрямого стремленья.

Свинцовый полог разорив,
Голубизну поет мотив,
Букет лучистых удивлений
В том увядании осеннем.
Блестящим росчерком являя свет
Листвы, летящей золотом монет!
    04.10.2022г.(госпиталь, вид из окна)


ПОГОДНЫМ СПЕКТРАМ

Два дня ненастье бушевало:
Выл ветер, дождик то кропил,
А то порывом буйства шквала
Всё лил отчаянно и лил.

На подоконник приземлился
Кленовый носик-озорник,
С порывом ветреным простился,
К окну доверчиво прилип.

Растущий месяц расторопно
Пролез сквозь тучи-облака.
Свой льющий свет ночной-холодный
Разлил в чуть звездных небесах.

Утихла ветреность порывов,
Восточный шквал унял свой гнев,
Утихомиренность рассыпав,
Поуспокоив чуткий нерв.

Смешавши солнце с облаками,
День Октября про Осень пел.
Она стремительно шагами
Лишь расширяла свой предел.
   05.10.2022г.


ХОРСУ ОКТЯБРЯ

Напитком жара угощая,
В голубизне средь облаков
Трудяга Хорс лучистым краем
Задвинул мрачности альков.

Как чу'дны, ярки песни Солнца,
Снопов, букетов золотых,
Рассыпанных сияний кольца,
Объятий позитивный штрих.

Как жаль, сокрылось чудо это!
Ушло под полог серых туч.
Воспоминаньем мы согреты
Как Хорс успешностью могуч!!!
   05.10.2022г.

Городская лирика

Татьяна ХЛЕБЯНКИНА
(г. Талдом, Московской области),
Член Союза писателей России


УЛЫБКА

Ваша улыбка очаровала,
Ваша улыбка
Околдовала!
Ваша улыбка -
Словно заря!..
Мы познакомились,
Знаю, не зря... Так улыбается
И Зульфия?! -
Верю. Надеюсь
На новую встречу...
Может быть, завтра...
Ещё же не вечер...
31.8.2023г. 18-43

ЖЕНЩИНА В ОКНЕ

Эта Женщина в окне
В чём-то розовом и белом...
Эта Женщина в окне
Хрупким Сердцем овладела...

Пишут ей давно стихи
И рисуют живописцы
Эту Женщину в окне...
Но летят мгновенья быстро...

Неоконченных поэм
Посвящают ей немало...
Что - то Женщине в окне
В этой жизни не хватало...

Мы расстались навсегда
Нас не будет в этом мире...
Потому пишу стихи,
Чтоб потомки не забыли

Эту Женщину в окне...
Взгляд её, улыбку, ласку...
Эту Женщину в окне... -
Неразгаданную Сказку...
04.10.23г. 9-04

Владимир ОСТРИКОВ
(г. Нефтекумск, Ставропольского края),
Член Российского союза писателей

МЕНЕСТРЕЛЬ

Весь в пыли, чуть опущен взгляд,
На обочине много места...
Созерцания скомканный ряд
Ещё рвется скрывая завесу.

Ещё слышит душа резь в словах,
Ещё рот поддается усмешке,
Но уже отрешённости прах,
Синим льдом накрывает поспешно.

Только сам никуда не спешит,
Середина дорог за спиною.
Так спокойно смотрит гранит
На волну, что бежит за волною.

Года -- пыль. Отряхнув рукава
Он заметит движение листьев.
Время лечит, и память права
И штрихи дождевые рысьи.
31.08.23г.

5. НОВЫЕ АВТОРЫ

Ольга МУРАВЬЕВА
(г. Москва)

Автор трёх сборников стихов и сборника афоризмов,
член Российского союза писателей,
лауреат конкурса Стихи.ру (2002 г.),
обладатель Есенинской медали.
Является членом московского клуба афористики и организатором арт-клуба «Камертон» (лекции по искусству, тематические экскурсии и путешествия).


СТИХИ

НАДО Лукреции

Надо жить, что-то делать, куда-то бежать,
Надо все позабыть, пережить, переждать.
Надо чем-то увлечься, во что-то уйти,
Надо ногти накрасить и вазу купить.
Надо сделать уборку, а лучше – ремонт
И уехать подальше – в Иркутск иль в Вермонт,
Надо выучить хинди, цветы разводить,
Надо стать живописцем и бросить курить.
Надо сесть на диету и книжки читать,
Надо ровно в одиннадцать класть себя спать.
Надо как-то устраивать жизнь без тебя…
Знаешь, я не умею жить не любя…


ВЕТЕР

Ветер рвется за окном,
С ног свалить пытаясь дом –
Это в нем твоя душа
Рвется так, ко мне спеша.
Ветер мучался всю ночь,
Боль пытаясь превозмочь –
Дул, стучал, что было сил:
Это ты его просил
Мне сказать, как сильно любишь
И никак не позабудешь
Глаз и рук моих тепло.
И чуть не разбил стекло
Твой посланник, разозлившись.
И уже, видать, напившись,
По двору швырял он банки
Из-под пива. Хулиганки -
Двери хлопали в ладоши…
Буйный мой и мой хороший –
Ветер рвется за окном.

20 февраля 2002 г.


СЛЁЗЫ ЭТО ДОЖДИК ДЛЯ ДУШИ...

Слезы – это дождик для души.
Если мелкий – орошит и освежит.
А бывает дождь со снегом или градом.
А бывает – буря с ураганом.

Засуха, конечно, тоже плохо…
Ну, чего же ты опять ревешь, дуреха?
Дождик, дождик, перестань, не лей!..
У меня опять – сезон дождей.

24 ноября 2001г.


МОЯ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ ОСЕНЬ

Моя тридцать первая осень
Прекраснее всех предыдущих!

Моя тридцать первая осень –
Палитра из красок зовущих!

Моя тридцать первая осень
Сочна, и буйна, и красива.

Моя тридцать первая осень –
Золотогривая дива!

Моя тридцать первая осень
Врывается в грезы и сны…

Моя тридцать первая осень
Прекраснее первой весны!

8 октября 2001г.


ТАНГО ТАНЦУЮТ ДВОЕ

Хотя желание любить любовью может показаться,
Но он того не стоит, право, чтобы страдать и убиваться.

Чтобы опять не спать всю ночь, кусать подушки или локти,
В припадке ярости точить свои по-женски востры когти…

Ах, суета людских страстей опять с любовию не дружит,
И не танцую танго я - меня другие танцы кружат.

23 августа 2001 г.


ВНОВЬ СВЕТАЕТ НОЧЬ В ИЮНЕ КОРОТКА...

Вновь светает… Ночь в июне коротка.
Тишина ночная – в пол-глотка.

Пол-Вселенной, пол-столетья, пол-разлуки
Разбудили утренние звуки.

И от птиц, разбуженных зарею,
Глаз, встревоженных стихом ночным, не скрою.

13 июня 2001 г.


ВЕЧЕР С ХАЯМОМ

Только все потеряв, можно все обрести
На тернистом к Любви ведущем пути.
Я теряю тебя, мой любимый, на веки,
Чтоб самой за любовью вечно идти.

Добрый друг мой Хаям пил вино - о, мудрец! -
Пью и я вместе с ним. Ведь природы венец -
Человек - не придумал с тех пор лучше средства,
Что страданиям сердца положит конец.

Мы бокал осушили с Омаром до дна.
Где же истина, старче? Уже я пьяна!
Ты в своих рубаях вдвоем с светлоокой -
Посиди же со мной. Не хочу быть одна.

"О, прелестная дева," - мудрец отвечал, -
"Не грусти, наполнять не спеши свой бокал.
Я не пара тебе. Ты не пей слишком много,
Много вин утекло с той поры, как писал

Я свои рубаи и пил я вино."
(У бутылки уже показалося дно!)
"Не входи в эту реку, ведь мир изменился,
И тебе не поможет сегодня оно."

Вот те раз... Я от слов протрезвела тех в миг.
И лукаво прищурясь, продолжил старик:
"Ты получше меня знаешь средство сегодня."
И к бокалу опять бородою приник.

Закупорив бутылку и свет погасив,
Я лежала в раздумье. Его пригласив,
В собутыльники, видно, ошиблась я, братцы.
Время вспять не вернешь... Это нов и красив -

На дворе двадцать первый! А я по старинке,
Как на древней, далекой восточной картинке...
Что ж за средство такое? Ты мне не сказал!
"Я его в своем Древнем Востоке не знал."

Только все потеряв, можно все обрести
На тернистом к Любви ведущем пути.
До Нее не дошли наши древние предки,
Ну, а нам остается за Нею идти.

3 июня 2001 г.


ОКЕАН

На Земле не помещается
Океан моей любви –
Все томится бедный, мается,
Все шумит мне: «Ты люби!»
Я люблю… Но что же делать-то
С океаном целым мне?
Карту мира переделать ли?
Или вылить на Луне?
Надо ж деть тебя куда-то -
Чай не озеро Байкал…
Это будет мелковато.
Но никто вокруг не знал,
Что мне делать с океаном…
Господи, возьми хоть Ты –
Во Вселенной ведь навалом
Всяких дыр и пустоты.
Все в хозяйстве пригодится.
Тут внизу уж места нет!
Пусть у вас там порезвится,
Поплескается, привет
Нам передает с дождями.
И Господь его забрал…
А осенними ночами
Океан в окно стучал.

27 октября 2000 г.


ПОДНИМИ МЕНЯ, ЛЮБОВЬ...

Подними меня, любовь.
Подними меня над миром!
Вознеси меня, любовь,
Над умом, богатством, пылом

Человеческих страстей,
Знаньем, славою и властью…
Что сравниться может с ней –
О, любовь! – в тебе лишь счастье!..

Подними меня, любовь.
Подними меня над миром…

20 октября 2000 г.


НЕ ПРОШУ СЕБЕ ДРУГОЙ Я ДОЛИ...

Не прошу себе другой я доли.
Я хочу исполнить Твою волю,
Я хочу того, что хочешь Ты,
Господи!.. Избавь от суеты
Помыслы, от низости – желанья,
Испытание пусть не будет наказаньем,
Пусть во всем Твою лишь вижу волю -
Не прошу себе другой я доли.

13 июня 2001 г.


ПРОЗАИЧЕСКИЕ МИНИАТЮРЫ

СТАРЕЦ ИЛИЙ

* * *
Одно время у меня была традиция - в Великий Пост на несколько дней уезжать в какой-нибудь монастырь, чтобы прикоснуться к святыням земли русской, помочь обитателям монастыря, немного пожить их монастырской жизнью и отрешиться от мирского. Одна из последних поездок была в Оптину Пустынь, когда духовником братии там ещё был известный старец Илий.

Все паломники, конечно, мечтали встретиться со старцем, получить благословение или задать свой вопрос. Ну, или хотя бы увидеть его на службе в храме. И вот идут работы на кухне, и вдруг проносится слух - Илий идёт! Все побросали свои дела и устремились в указанном направлении. Одна молодая женщина, которая в это время мыла полы, тоже побежала вместе со всеми, по дороге опрокинула ведро, растолкала всех и, чуть ли не схватив старца за грудки, выпалила ему в лицо: "У меня детей нет!"

Илий поднял к ней свои детские светлые глаза и тихо ответил: "У меня тоже."



ПОДАРОК БАТЮШКИ СЕРАФИМА

Часть первая. Питер - Москва

Это моя самая любимая история.

Но сначала - небольшая предыстория.

* * *
У моей бабушки по линии мамы было три сестры и брат. Старшая сестра не имела детей, ещё одна умерла молодой и не успела создать семьи, зато остальные расплодились как следует, и потомки их осели в самых интересных городах бывшего СССР - Москве, Питере и Одессе. Мы, москвичи, очень дружили и с одесситами и с "ленинградцами" и с удовольствием ездили и туда и туда. Привоз и Эрмитаж были такой же неотъемлемой частью и нашей, московской, жизни.

Да и с родственниками, что в Одессе, что в Питере, нам, прямо скажем, повезло. В Питере нас всегда любила принимать тётя Лариса, жена двоюродного брата моей мамы, военного моряка и капитана первого ранга. Мама моя всю жизнь проработала в гражданской авиации, и стоило им с дядей Димой встретиться, как разговор неизменно сводился к обсуждению двух вещей: почему самолёты не падают, а корабли не тонут. Дядю Диму всегда поражало первое, а маму - второе. Выясняют до сих пор.

И вот в один из моих приездов в Питер в конце 90-х тётя Лариса дала мне книгу. Я только и запомнила, что на обложке её была фотография православного старца. "Почитай, - сказала тётя Лариса. - Это Серафим Вырицкий. Ты знаешь, где Вырица? Это тут, рядом." Но на тот момент моей молодой и несознательной жизни всё это было мне как-то "не в тему", и я отмахнулась: "Да, ну Вас с Вашими попами."

* * *
Однако прошло совсем немного времени, и я пришла к христианству и решила креститься. Это был ноябрь 2000 года. Стояли настоящие "крещенские" морозы.

За день или два до крещения я зашла в книжный магазин, меня потянуло в отдел православной литературы, и взгляд мой тут же встретился со взглядом... Серафима Вырицкого. Это была та же книга, что и у тёти в Питере. Уже совсем с другими чувствами - почти благоговейно - я взяла её с полки, перевернула обложку и... застыла в изумлении. На титульном листе книги было написано: "Старец иеросхимонах Серафим Вырицкий. В миру - Василий Николаевич Муравьёв."

Ведь тогда, в Питере, я даже не открыла эту книгу. И тётя Лариса как-то просмотрела это совпадение. Мало того, что я Муравьёва. У меня и отчество - Николаевна. А жену старца, как я узнала из этой книги, звали Ольга. А ещё он писал стихи. Об этом удивительном человеке я могу рассказывать часами.

Я тут же позвонила в Питер и той же зимой поехала в Вырицу. И была там ещё не раз. Батюшка Серафим и его духовное завещание надолго стали маяком в моей жизни. Если вы ещё не читали, то советую найти в интернете и прочитать это изумительное произведение, написанное белым стихом.

Но всё это была предыстория. А теперь - собственно история.

* * *
Как-то весной, несколько лет спустя, мы собирались дома у моей хорошей подруги Веры Ткаченко. Повод был не самый радостный - годовщина смерти её мужа, замечательного художника и востоковеда, Николая Ткаченко. Я не знала Николая при жизни. Когда мы познакомились с Верой, его уже не было в живых. Но его дух, его дела, два чудесных талантливых сына – Дима и Петя - всё говорило мне об огромной внутренней силе и красоте этого человека. И мне казалось, что я тоже знаю и люблю его не меньше чем те, кто действительно знал и любил его, кто застал его и работал с ним.

За день до события наша общая знакомая, журналистка ТАСС, очень настойчиво и несколько раз напутствовала меня: "Я сама у Веры быть не смогу, но там будет Марина из Таллина, и тебе обязательно нужно познакомиться с ней." - "Хорошо, хорошо." - "Обязательно!" - "Хо-ро-шо." Зачем с Мариной, почему именно с Мариной? Она не объяснила.

Но Эстония и Таллин мне были всегда очень интересны. Я ещё ни разу не была там, в то время как моя одна восьмая эстонской крови била копытом и рвалась туда со страшной силой. Мой прадед по линии отца - Альфред Липпинг - был эстонец, служил в российском императорском флоте и чудом выжил в печально известном сражении при Цусиме. Там погибли девять из десяти наших моряков. Этот факт его биографии волновал меня чрезвычайно: погибни прадед - как остальные - в том ужасном сражении, и что? И не было бы ни моей бабушки, ни папы, ни меня. Но Господь сохранил ему жизнь. А после русско-японской войны он ушёл из флота и переехал из Ревеля (бывший Таллин) в Санкт-Петербург. Там и родилась моя бабушка. Там же, в Питере, прадед и похоронен. Но вернёмся в наши дни, в Москву и в дом Веры.

* * *
В доме было много гостей. Все представлялись и знакомились, но - как я ни искала - Марины из Таллина так и не нашла. Почему-то я не догадалась спросить о ней у хозяйки дома. А, может, подумала - не судьба.

Вечер заканчивался, я стала собираться домой. Молодой парень в прихожей надевал ботинки, когда кто-то из гостей спросил его:

- Эдик, ну, как служилось в эстонской армии?

О! Эстонская армия - это Таллин. А Таллин - это Марина! Значит, она должна быть где-то рядом. Эдик действительно оказался сыном Марины. И сама она стояла тут же, в коридоре.

- Вы Марина, из Таллина?
- Да.
- Мне было строго-настрого наказано познакомиться с Вами.

И пока мы с Мариной и Эдиком дошли от дома Веры до троллейбусной остановки и доехали до метро, я успела рассказать Марине о своём легендарном прадеде, а она - пригласить меня в Таллин. Мы договорились, что я приеду летом, в августе.


Часть вторая. Небесный друг.

* * *
Таллин показался мне очень родным. А старый город - просто сказочным. Из него не хотелось уходить. Казалось, что тут живут эльфы и гномы. В юности, в институте, у меня была кличка Гном. А значит, это мой город - город Гнома.

Кличку эту я получила в горном походе по Кавказу. Будучи сама не самых крупных габаритов, я - как и все в турклубе - таскала на своих хрупких плечиках огромный ярко-алый "Ермак". И на первом же серьёзном перевале "сломалась". Мальчишки взяли мой рюкзак и понесли наверх. Приходят они с моим рюкзаком (а я и без рюкзака еле ноги волочу где-то сзади), и кто-то из наших возьми и скажи: "О, дом пришёл, а гнома нет!" Рюкзак мой "пошёл" дальше, и тут появляюсь я. "О, гном пришёл, а дома нет!" Все хохочут. Да ещё и куртка у меня была брезентовая с капюшоном - ну, точно "мой маленький гном". Так и прозвали.

И так я гуляла каждый день по городу гномов и своего эстонского прадеда, а вечером приходила в офис к Марине - в её "Русский дом в Таллине". Она отрывалась от очередного русско-эстонского культурного проекта, и мы направлялись в какое-нибудь интересное место с ней и её мужем Олегом или шли ужинать к ним домой.

В последний день, накануне отъезда, я так "уходилась" по этому Таллину, что пришла к Марине чуть раньше обычного. Ноги гудели, никуда уже не хотелось. Просто посидеть и отдохнуть. Офис занимали стеллажи с книгами - огромное количество книг. Моё внимание привлёк толстый корешок с золотыми буквами. Я подошла поближе и прочитала: "Старец иеросхимонах Серафим Вырицкий".

- О, Марина! А ты знаешь, что Вырицкий в миру был Муравьёв?
- Точно... Надо же вас с Геной познакомить!
- С каким Геной?
- С Муравьёвым!

Я не знала, что род Серафима Вырицкого продолжился. Книга, которую я прочитала, об этом умалчивала. В ней говорилось только, что до 40 лет преподобный жил в миру, был женат, и у него был сын. Но сын этот был убит в 1941-м году на фронте, и по всему выходило, что род Вырицкого прекратился. Но оказывается сын его тоже успел родить перед смертью сына. А сын того сына, Геннадий Муравьёв, жив-здоров и живёт в Таллине. А какой же русский в Таллине не знаком с хозяйкой "Русского Дома"?

Марина тут же позвонила Гене, но он был занят в этот вечер, а на следующий день я уже уезжала. Жаль. Ну, ладно, как-нибудь в другой раз.

Но эту книгу - более подробную, с фотографиями из семейного архива - Марина мне подарила.

* * *
На следующий день она провожала меня на поезд. Сюрпризом пришёл и Олег. Мы прощались, обнимались. И вдруг лицо Марины вытянулось от удивления: по перрону шёл... Гена и провожал в следующий вагон того же поезда своего друга, уезжавшего в Москву.

- Гена, это - Оля. Оля, это - Гена.

Мы с Геной только и успели что переглянуться, но этого было достаточно, чтобы он сказал:

- Оля, я сейчас его быстро посажу и вернусь!

До отхода поезда оставались считанные минуты, когда Гена подошёл к нам. Мы немного поговорили, обменялись визитками. На прощанье он сказал:

- Я бываю в Москве и позвоню Вам!

* * *
Такие удивительные, волшебные совпадения всегда наводят на мысль, что между двумя людьми, встречающимися на этой планете, всегда есть кто-то третий, невидимый, который всё это и подстраивает: тот же поезд, и не предыдущий, а именно следующий вагон. Было совершенно очевидно, что всё это происходит не без участия нашего небесного друга.

* * *
В ноябре, в канун моего крещения, в моей московской квартире раздался звонок. Звонил приехавший в Москву Гена. В то время и на той квартире у меня ещё был городской телефон и определитель номера. Первые три цифры номера, отобразившегося на определителе, совпадали с первыми цифрами моего номера. И Гена, конечно, спросил:

- А Вы где-то в Измайлово живёте? Я на Сиреневом бульваре.
- И я на Сиреневом.

Он назвал номер... соседнего дома. И через десять минут мы встретились "на углах наших домов" и пошли в кафе у кинотеатра София.

Гена привёз мне из Вырицы икону - наш Серафим недавно был канонизирован, и это была совсем новая икона с его - уже каноническим - изображением; рассказывал о проекте строительства храма Серафима Вырицкого в Питере и перенесении туда мощей преподобного и его супруги Ольги (в монашестве - Серафимы) из Вырицы. Церковка в Вырице старенькая, деревянная, а в Питере планируется построить большой каменный храм.

Время встречи подходило к концу, и Гена достал мобильный, чтобы записать все мои контакты - день рождения, адрес. Он оказался тем редким мужчиной, который звонит и поздравляет со всеми праздниками, где бы я ни была.

- Итак, Оля, у Вас Сиреневый бульвар, дом я уже знаю. Квартира?
- Квартира 27.

Гена "завис" над телефоном, как ни с того ни с сего зависает компьютер. Наверное, не расслышал.

- Квартира 27, - повторила я погромче.
- Этого не может быть. У меня тоже 27-я квартира.


6.  СТАРАЯ ГВАРДИЯ
        ПАМЯТЬ
(Страница посвящается авторам с первого номера).

Евгений ЗУБОВ
(г. Видное)

***
Наш сад в оцепенении давно –
Деревья догорели, словно свечи.
Туманом даль задёрнута под вечер,
Как белой занавескою окно.
Играет с ветром лист засохший в прятки.
Пучки травы желтеют на меже.
Зимою пахнет в воздухе уже,
Ей скоро наводить свои порядки.
Покончив с неотложными делами,
Последний трактор заглушил мотор.
Ушли машины, замер разговор –
И тишина сомкнулась над полями.


В ОЖИДАНИИ ЗИМЫ

Ручей – и тот поёт вполголоса,
В овраге слышимый едва.
В вечерней мгле, в дождливой мороси
Над стогом кружится сова.
Застыло всё в немой покорности
Перед наплывом ранней тьмы.
Всё белой ждёт определённости,
Всё в ожидании зимы.


НОЯБРЬ

Поднимет чайник шум на печке,
Сбив паром крышку набекрень.
В руках умелых ходят сечки –
Капусту рубят целый день.
Со смачным хрустом ребятишки
Грызут на кухне кочерыжки,
Подносят взрослым кочаны,
Работою увлечены.
Слюнявит кот лениво лапу,
В глазах сощуренных – туман.
Рябит окно в накрапах капель,
Как от помех – телеэкран.

***
Стекленеют студёные росы.
Старый ясень скрипит у окна.
Бродит скукою безголосой
По округе родной тишина.
Ни гармошки весёлой, ни песни.
По задворкам сгущается мрак.
Над безлюдною улицей месяц
Выплыл, как вопросительный знак.


ПОСЛЕДНИЙ ДОЖДЬ

В ненастный день потеют окна,
День тусклым светом в избу вхож.
А за стеною одиноко
Толчётся грустный, поздний дождь.
Он нерешительно и робко
Шуршит, не зная для чего.
Сороки, сев на загородку,
Дремотно слушают его.
Деревья холодно и немо
Застыли, листья растеряв.
И не заглядывают в небо
Глаза цветов и волны трав.
И не найдя нигде привета,
Повсюду встретив пустоту,
Дождь затихает, незаметно
В снег превращаясь на лету.


ОГОРОДНОЕ ПУГАЛО

Ветер лист гнилой с дорог сметает –
Отслужило пугало свой срок.
В огород никто не прилетает,
Кроме непоседливых сорок.
Для чего ж стоит оно так стойко
Под дождём и снегом целый день
В выцветшей разорванной ковбойке,
В чёрной старой кепке набекрень?
Вместо рук – обугленная палка,
Вместо ног – воткнутый в землю шест...
Пугало забытое мне жалко.
Долго ли нести ему свой крест?


ПЕРВЫЙ СНЕГ

Порхая, весело кружась,
С невнятным шорохом, чуть слышно
Снег опускается на крыши,
На ветки голые и в грязь.

Летят, шурша, вперегонки
На землю трепетные хлопья.
Они принаряжают тропы
На берегу Москвы-реки.

Всё на глазах белеет вдруг,
Всё закружилось в белом танце:
Перроны подмосковных станций,
Поля, посёлки, лес и луг.

От этой белой кутерьмы
Нам никуда теперь не деться.
Снег пахнет беззаботным детством,
Бодрящей свежестью зимы.

Мальчишки шумные у школы,
Забыв про всё – озорники! –
Кидают белые снежки
В игре отчаянной, весёлой.

Их освятив – и плач, и смех –
Своей уверенностью мудрой,
Снег лёг на землю в это утро –
Зимы пришедшей первый снег.


 ***
Догорает день в костре заката,
Выползают тени на тропу.
Звёзды, словно жёлтые цыплята,
Облаков пробили скорлупу.
Засветились весело и дружно,
Обживая тёмный небосвод.
Яркий месяц засмотрелся в лужу
И вмерзает незаметно в лёд...


***
Еще вчера был праздник листопада,
Осенних дней цветной калейдоскоп.
Светились рощи в дорогих нарядах,
Листом пестрели ленты летних троп.
А ночью буря с рёвом оголтелым
Всё вымела, перевернув вверх дном.
И день в изображенье чёрно-белом
С утра сочится буднично в окно.
Лёг пробный снег, но светлые картины
Погожих дней в ненастье милы мне.
И вспышка голубая паутины,
Став памятью, не гаснет на стерне.


ПТИЦЫ

Для птиц оседлых дни настали трудные:
Земля ушла под снеговой покров.
В сквозных кустах синицы желтогрудые
Да стайка приунывших воробьёв.
Морозы не нагрянули пока ещё,
Но корм находят и сейчас с трудом.
Снуют, ища надёжного пристанища,
С надеждою заглядывают в дом.
Влечёт он их своим теплом заманчивым.
Стучат в окно: «И мы сюда хотим...»,
Завидуя волнистым попугайчикам,
Как летом те завидовали им.

***
Тусклое небо подёрнуто сном.
Дремлют застывшие ветки.
Белой стеною туман за окном,
Словно бельё на прищепках.
Светится в сумерках выпавший снег,
Теплятся робко окошки.
Птицы под крышей нашли свой ночлег,
Снятся им хлебные крошки.
Все полномочия сдав декабрю,
Осень уходит по снегу.
Тянутся птицы к людскому жилью,
А человек – к человеку.


Наталья ПРИСТУПА
Беларусь


ПРИХОД БЫЛ СВЕТЕЛ, КАК МЕЧТА О БЕЛОМ...

Приход был светел, как мечта о белом...
Надежд твоих не оправдать посмела.
И ты - достойный претендент на счастье -
Позволил мне зашторить день ненастьем.

Упало небо, и глумились ливни...
Я покидаю юность - мир наивных,
Запомнив, как не вдруг иссякли силы, -
В рай пограничный сквозь "нельзя" просилась.

Всё б начинать с нуля - смешно и длинно
Примерной пленнице сплошного сплина.
И вовсе не похожа жизнь на лето...
Ослепни, но не откажись от света.


НЕТ ПЕЧАЛЬНЕЙ СУДЬБЫ - НЕОЦЕНЕННОЙ БЫТЬ, НЕ УСЛЫШАННОЙ

Нет печальней судьбы - неоцененной быть,
не услышанной.
Ночь, вобрав все старания наши,
сомкнулась над крышами.
Переполнят обиды,
склонённые к ассоциациям.
Избежим сожалений,
сумев овладеть ситуацией.

Возвращаюсь к тебе
в многоцветности разнообразия.
Эта тяга во мне
убедительней воли и разума.
Поспешу. Ошибусь.
Только кто из нас не ошибается?
И сгорают сердца! -
Ночь на пламя прилечь не решается.


В ДОБРЫЙ ПУТЬ!

Надежды, изначально беспечальные,
Не звон, а взлёт в лазурь небес отпущен.
День настоящий тем и замечателен,
Что предан связи прошлого с грядущим.

Польщён июнь доверьем исключительным.
Мираж - потребность в созерцанье новом.
Глубокое волнение учителя
Не утомит напутствующим словом.

Дрожь лепестков - не лучшее ль приветствие?
За влажным взглядом горечь не напрасна.
Нельзя душе не ощутить ответственность
У жизни взрослой, сложной и прекрасной.


ИЗВИНИ, ЧТО НЕ ВСЁ ПРИНИМАЮ...

Извини, что не всё принимаю...
Жест красивый, но спешный.
Снегопад, заблудившийся в мае,
Впечатляет, конечно.

Набрала его полные горсти -
Как мечту сочиняла.
И мои захмелевшие гости
Не узнали о малом.

К сказке белой стремленье упрямо...
Был восторг независим.
Во спасенье залёт телеграммы,
А хотелось бы писем.

РАННЯЯ СНЕЖНОСТЬ ДОРОГ УТОМИТЕЛЬНЫХ...

Ранняя снежность дорог утомительных
Выстудит души, тела...
Русская печка под кровом родительским -
Лучший источник тепла.

Выйдем сквозь толщи пространств, одиночества
С грузом провалов, разлук...
Неотвратимо, как в детстве, захочется
В сказку ласкающих рук.

Просто - суметь задохнуться прощением,
Шелестом брошенных грёз...
Мама, поверившая в возвращение,
Счастлива будет до слёз.

Слушай, как здорово скрипнули ставенки!
Вряд ли здесь ветер при чём.
Вечный вьюночек над ковриком стареньким
Манит забыть обо всём.

Скупость на слово - родное отличие.
Выплеснем свет из сердец.
Вот уже в строгости преувеличенной
Рад сознаваться отец.

Празднуем снежность, которой иначе бы
Мыслилось о глубине.
Как не поверить в высокую значимость
С Ликом Святым на стене?


ПУСТЬ КТО-ТО ЖЕСТОМ ГРУБЫМ ПОДЫТОЖИТ...

Пусть кто-то жестом грубым подытожит.
Придут стихи, и не понять не сможешь
Цветы с высокой речью о любви
В салоне скоростного "Жигули".

Не близкий путь - и человек устанет...
Я всё боялась, что букет завянет.
Крутилось колесо за колесом,
Горели розы на столе моём.

И возрождалось что-то из Начала...
Не говори, что результат печален.
Бутоны - посещение зари.
Ещё, ещё однажды повтори.


ВСЁ В НАС... А ПРИХОД ИЗБЕЖАЛ ИНТОНАЦИЙ ПЕЧАЛЬНЫХ

Всё в нас... А приход избежал интонаций печальных.
Небесная синь не напомнит ещё ни о чём...
На бальное платье слеза упадёт не случайно.
Беспечность святая прорвётся последним звонком.

Нелепым созвучьем обидеть весна не хотела.
Багровый закат над судьбой не в восторге - в крови...
И ты, отболев осознанием первой потери,
Подаришь учителю искренний стих о любви.


ВОПРЕКИ ХОЛОДНОЙ ВОЛЕ...

Вопреки холодной воле
Страстный монолог души.
Приглянулось слово с болью
Заговорщичьей тиши.

И плескалась в том отрада,
Остальное всё - не в счёт.
Я люблю тебя! И надо ль
Толковать наоборот?..


СЛУЧАЙ СВЁЛ - НАДЕЖДУ ПРЕПОДНЁС...

Случай свёл - надежду преподнёс...
Остудил октябрь на счастье виды.
Шелестящий шепоток берёз
Станет заговаривать обиды.

Искренности розовой, как сон,
Разум воспротивится зачем-то,
А меня в тебе волнует всё:
Внешность, интеллект, интеллигентность...

Зов перечеркнув густым дождём,
Осень о согласьи не спросила.
Я бежала, не признавшись в том...
И мечта останется красивой!


К ПРЕДСТОЯЩИМ ДОЖДЯМ - ОМРАЧАЮЩИМ, НО НЕ БЕЗДАРНЫМ

К предстоящим дождям - омрачающим, но не бездарным,
В огородах ближайших отчаянно пахнет укроп.
Ты же как-то не очень поверил в мою благодарность
За попытку беречь обнажённость желаний и проб.

И порыв, и призыв к пониманию стоят участья...
Одиночество наше - не столько беда, как вина.
Вряд ли было легко сфокусировать чувства на счастье
Человеку во все, непокладистые времена.

Вечер летний не мог не подпитывать дух всепрощенья...
Светлым помыслом щёлкнул в сгустившийся сумрак сверчок.
Видит Бог, как ничто, дорог мне этот мир откровенья,
Где высокой ценою печали прекрасен итог.


7. СОБЫТИЯ, ДАТЫ

Любовь СЕРДЕЧНАЯ
(г. Санкт-Петербург)
Член Союза писателей России


СМОЛЕНСКУ, СМОЛЕНЩИНЕ, СМОЛЯНАМ

25 сентября 2023 года Смоленск празднует сразу две замечательные даты: 1160-летие первого упоминания в летописи и 80-летие освобождения от немецко-фашистских захватчиков. С праздником, земляки!


I. С М О Л Е Н С К У

***
На семи холмах,
На семи ветрах
Вырос  град Смоленск
И живёт в веках.

Над  Днепром  стоит,
В облака глядит,
Колокольный звон
Над землёй летит.

Принеси нам звон
Из былых времён
О победах сказ,
Да о бедах стон.

Расскажи,  да спой,
Как  Смоленск-герой
Русь великую
Заслонял собой.

Как велик  могуч
Среди чёрных туч
Закалялся, рос
Славный  Город-ключ.

Как суров бывал,
Как врагов бивал,
В войнах выстоял,
Только краше стал.

На семи холмах,
На семи ветрах
Молодей, Смоленск,
Процветай  в веках!

***
Затерялся городок
У окраины России,
На обочине дорог,
Утонул в безбрежной сини.
И стоит вот так века:
Над лесами, над полями,
Задевает облака
Золотыми куполами.
Вспоминает о былом,
О плохом и о хорошем:
О закатах над Днепром,
О Рождественской пороше.
"Град велик и мног людьми" -
Так когда-то говорили.
Крутобокие ладьи
Весть о граде разносили
И на север, и на юг,
По всему честному свету...

Много городов вокруг,
А родней Смоленска нету.

В БАШНЕ
В башне под крышей
Прячется время,
Липкое, как леденец…
Будто я слышу:
Звякает стремя,
Падает наземь гонец.
Будто я вижу –
Горстка гороха
На барабане дрожит*…
Птицей летит за эпохой эпоха –
Вечность над башней кружит!

В башне под крышей
Спрятаны шлюзы,
Время уносится вспять:
Будто я слышу –
Бьются французы,
Город  пытаются взять.
Будто я вижу –
Вьются хоругви,
Над крепостною стеной…
Войны проходят и бури, и вьюги  –
Стой, непокорная! Стой!

В башне под крышей
Носятся лица,
Тени скользят по стене…
Будто я слышу  –
Гаркают фрицы
В страшной последней войне…
Будто я вижу,
Наши ребята –
К танкам со связкой гранат…
Птицей проносится дата за датой –
Стены и башни стоят!

В башне под крышей
Прячется время,
Липкое, как леденец…
Будто я слышу:
Новое племя
К башне приводит отец.
Держат, я вижу,
Детские руки
Памяти прочную нить…
В башне прапрАдеды учат правнУков,
Как полагается жить!

*– так защитники крепости определяли приближение вражеских войск

ХОРУГВЬ, и, жен. 1. В старину: войсковое знамя.


1812-2012
1. У "Памятника с орлами"

Распростёрли орлы над скалою могучие крылья,
Защищая от лютого ворога малых орлят…
Это было б красивой легендой, коль не было б былью:
Так сражались войска под Смоленском два века назад.

Шли французы живою лавиной, не зная пощады,
Грохот пушек и посвист шрапнели, растерзанный Энск…
Но навстречу врагу устремляются наши отряды,
И встаёт на пути у врага златоглавый Смоленск.

Как геройски сражался Смоленск, отражая атаки!
Весь изранен, в огне и в крови, он стонал, но стоял.
И над крепостью реяли гордые русские стяги,
А над городом лик Богородицы свято сиял!

И летят, и летят над страною могучие птицы,
И героев, подобных орлам у России не счесть.
Но мы помним о них и всегда будем ими гордиться,
И в почёте всегда будут вера и верность, и честь!

2. «По смоленской дроге…»

Холодно, холодно, холодно… Белая вьюга…
Что же забыли мы в этой бескрайней стране?
Я потерял нынче утром последнего друга.
Вот панталоны его и рубашка на мне.

Голодно, голодно, голодно… Там круассаны,
Там конфитюр и шампанское, сыр, фуа-гра…
Здесь только снег и мороз. А ещё партизаны.
И понимание, чем завершится игра.

Кажется, кажется, кажется, снова я дома,
Рядом детишки, маман и красотка жена…

И никого, кроме заиндевевшего кома.
И ничего, только ночь и мороз. И война.

Мой древний град
Когда зима раскинет покрывало,
Позвав на помощь тысячи порош,
Те взбесятся, потом уснут устало,
Мой древний град
               особенно
                хорош!

Когда последний снег бежит ручьями,
Смывает зиму с улиц первый дождь,
А площади расцвечены зонтами,
Мой древний град
               особенно
                хорош!

Когда жару сменяет свежесть ночи,
Луна сияет словно медный грош,
А сладкий запах лип любовь пророчит,
Мой древний град
               особенно
                хорош!

Когда осенний ветер налетает,
И чувствуешь нагих деревьев дрожь,
А золото дорожки засыпает,
Мой древний град
               особенно
                хорош!


II. С М О Л Е Н Щ И Н Е

СМОЛЕНЩИНА
"Здесь краски не ярки и звуки не резки..."
 Н.Рыленков

Здесь все реки малые даже Днепр,
Здесь рассветы алые, словно мак,
Здесь среди валежника бродит вепрь,
И цветут подснежники просто так...

Здесь луга туманные, словно море,
Здесь стога духмяные до небес,
Здесь гуляют лошади на просторе,
Здесь огромной площади Русский Лес...

Здесь летают буселы над долиной,
Здесь на ветках бусины снегирей,
Здесь среди смородины и малины
Притаилась родина трёх морей.

ГОРОД ГАГАРИН
Провинциальный тихий городок.
Таких, как он, наверно, миллионы –
Подальше, от заезженных дорог,
Поближе к дали иссиня-зеленой.

Как водится, церквушка над рекой,
Как водится, перрон для электрички.
И нарушают вековой покой
Весной скворцы, ну а зимой -  синички.

Как водится, из труб идут дымки:
У горожан свои за домом бани,
Свои огурчики, свои грибки
И свойский квас в почти музейном  жбане.

Всё, как везде, но именно сюда
Всё время возвращался звёздный парень…
Средь малых городов ты сам – звезда,
Когда-то Гжатск, ну а теперь Гагарин!



ВЯЗЬМА
Город Вязьма расположен на реке Вязьма в 210 км. от Москвы"
Из Викепедии

Вяжет Вязьма древней вязью
Письмена среди лугов...

Мажет глаз мне мама мазью,
След поверженных "врагов".
А "враги" сопят в кровати
Все в зелёнке и в бинтах.
Наказала мама братьев
За сражение в кустах.
И меня сейчас накажет:
Старший больше виноват...

Знает Вязьма, но не скажет,
Где могилы тех солдат.

ДУХОВЩИНА
В Духовщине в заброшенных зданиях
Ходят-бродят забытые духи.
Может быть, это странная мания,
Может быть, это сплетни и слухи,

И шумят только дикие голуби,
А скрежещет железо на крыше,
И слова на стене «Одного люби»
Просто мальчик возлюбленной пишет…

Духи, духи… Духи… Духовщина…
Это корни. Народ их хранит.
- Говорю? Нет, не с вами, мужчина.
Вы? Потёмкин? Надеюсь, не тот…

Духовщина — город в России, административный центр Духовщинского района Смоленской области. Памятники П. К. Козлову и князю Потёмкину (родился в усадьбе Чижово, ныне в Духовщинском районе)
Из Википедии


ЗАГОРЬЕ
Хутор Загорье - музей-усадьба А.Т. Твардовского,
Починковский район Смоленской области

Бывает всяко: счастье, горе,
Но каждый раз, когда "прижмёт",
Я мысленно спешу в Загорье,
Где гордо ходит рыжий кот.

Здесь столько бурь перетерпели,
Здесь столько переждали гроз...
А пироги не зачерствели,
И здесь тепло в любой мороз.

Вот старый дом стоит, как прежде,
И печкой тычется в ладонь.
Я снова верю: есть надежда,
И снова слышу неба звон.

ЗИМА В ЗАГОРЬЕ
Снегу везде по колено! А тут
Тропка протоптана.
В елях февральские ветры поют -
В доме натоплено.

В доме тепло, тишина и уют.
Тикают часики...
Кажется, дверь заскрипит, и войдут
Ванечка, Васенька...

А вслед за ними весёлой гурьбой -
Костенька, Пашенька,
Шурка (Его тут узнает любой!),
Анечка, Машенька...

Нет. Не пришли. Не воротишь назад
Прошлые годики...
Скатерть расправлена. Книги стоят.
Тикают ходики...

Вы приезжайте в Загорье! Вас ждут!
Печка натоплена!
Снегу везде по колено, а тут
Тропка протоптана!


НЕТРИЗОВО
В Смоленской области есть деревня Нетризово, где удивительные люди устраивают живописные и поэтические пленэры, приглашая в свой дом художников и поэтов.

1.Нетризово, Нетризово...
Здесь яблоки нанизаны
На тоненькие веточки в саду,
Не ожидайте вызова,
Забудьте про капризы вы,
А побывайте хоть разок в году

Пр. В этой деревне, где звёздочки падают
с неба и прямо в ладонь,
Ливни ласкают и радуги радуют,
Греет душевный огонь...

2. В Нетризово, в Нетризово
Всё творчеством пронизано
Неравнодушных солнечных людей,
И будь вы всеми признаны
Или пока не признаны,
Вы здесь своих найдёте журавлей

Пр.

3.Нетризово, Нетризово
Всё золотом унизано,
Укутано в озимые поля...
Со свадьбами и с тризнами
И просто, и с сюрпризами
Живёт, живёт родимая земля!

Пр. Эта деревня, где звёздочки падают
с неба и прямо в ладонь,
Ливни ласкают и радуги радуют,
Греет душевный огонь.



III. С М О Л Я Н А М

ЧУДО
Год шестьдесят
                первый.
Напряжены
                нервы.
Чуда хочу!               
                Чуда!
Как его звать
                буду?..         
Солнца скользит
                лучик.
С чудом и жить
                лучше.
В небе звенят
                трели.
В чудо моё
                верю…
Радио вдруг
                чётко
Выдало нам
                сводку:
"12 апреля 1961 года в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль-спутник "Восток" с  человеком на борту. Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника "Восток" является гражданин Союза Советских Социалистических Республик летчик майор ГАГАРИН Юрий Алексеевич"...

Чудо лежит
                рядом!
Синим сверлит
                взглядом.
Счастье! И чувств
                буря:
Юра! У нас –
                Юра!


***
Ты в космос проложил дорогу,
А это много.

Ты проложил дорогу к звёздам,
Что так непросто.

Ты проложил дорогу в небо.
Вот так и мне бы!

Ты проложил дорогу к свету,
Теперь ты где-то.

Ты на стене в портретной раме,
А значит, с нами.

Вся жизнь твоя сравнима с бурей,
Гагарин. Юрий.

ГАГАРИН
Ты шёл по ковровой дорожке, товарищ майор,
Красивый, счастливый, бесстрашный посланец Земли!
Зрачки объективов и молнии вспышек - в упор,
И славил твой подвиг на все голоса птичий хор,
И люди вокруг ликовали от счастья: «Смогли!»

Ты в космос прорвался, ты сам небожителем  стал,
Ты первую тропку разведал для звёздных дорог…
Ты верил, стремился, готовился, знал и мечтал…
Ты видел, что шар наш земной и прекрасен, и мал…
Ты в космос шагнул, как когда-то шагнул за порог…

Ты шёл по ковровой дорожке, землянин-герой,
Задание выполнил, выжил, ты справился в срок!
До боли родной, до мурашек на коже земной,
До слёз умиления близкий, любимый, простой:
Смотри-ка: на правой ноге развязался шнурок…

ТРИ ПОРТРЕТА
В Смоленской художественной галерее хранятся три портрета княгини Марии Клавдиевны Тенишевой кисти Ильи Репина, Константина Коровина и Валентина Серова.

Три мастера: Репин, Коровин, Серов.
Художника три - три портрета:
Красавица, Умница, Фея цветов
В потоке июльского света...

Одна величава, спокойна, строга.
Вот жемчуг, вот ноты в тетрадке...
Другая прекрасна, воздушна, легка,
Задумчивый взгляд из-под шляпки...

Вот третья картина: вечерний наряд.
Блистательна и совершенна.
Изящна. Стройна. Испытующий взгляд.
И преданный пёс у колена.

Три разных картины. И в каждой видна
Красавица, умница, панна...
Три разных портрета - княгиня одна,
Талантлива и многогранна.

7. СОБЫТИЯ, ДАТЫ
(Продолжение рубрики).

Валерий ИВАНОВ
(г. Ногинск, Московской обл.)

К 135-летию СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ И. С. РОМАНОВА (1888 – 1965)
 
Иван Сергеевич Романов родился 6 октября 1888 года в деревне Бучево Тверской губернии (сейчас Талдомский район Московской области). Он был членом Суриковского литературно-музыкального кружка с 1907 года. Первое стихотворение Ивана Романова «Соколиная песня» было напечатано в 1907 г. в народной газете «Новая воля». С тех пор его стихи печатались в разных газетах, журналах, сборниках, выпускавшихся Суриковским литературно-музыкальным кружком, иногда в других изданиях. Стихотворения, очерки, рассказы Романов писал до конца жизни. Он дружил с Михаилом Михайловичем Пришвиным. Последние 30 лет жизни работал литературным сотрудником Талдомской газеты «Коллективный труд». Иван Сергеевич учил премудростям журналистского мастерства Александра Панкратова – юнкора этой газеты, а в дальнейшем создателя и редактора журнала «Белые снегири». В двенадцатом номере этого журнала Александр Васильевич Панкратов поместил одни из последних стихотворений Романова, взятые из газеты «Коллективный труд»: «Утро», «Песня косаря», «Дыхание весны», «На Дубне», «Лён».
      Иван Сергеевич Романов – поэт-лирик, певец Талдомского края, очень добрый, скромный и честный человек, скончался 12 мая 1965 года и был похоронен на старом кладбище в Талдоме. Ещё при его жизни газета «Коллективный труд» была переименована и получила название «Заря». После его кончины Литературному объединению при газете «Заря» было присвоено его имя: ЛИТО имени И.С. Романова. Каждый год в апреле в Талдоме проводятся «Романовские чтения», в январе 2016 года Ивану Сергеевичу Романову в центре города открыта мемориальная доска.
  Валерий Иванов – внук Ивана Сергеевича Романова.
                28. 09. 2023 г.


     ИВАН СЕРГЕЕВИЧ РОМАНОВ (6 октября 1888 – 12мая 1965).

                Стихотворения
 
               СОКОЛИНАЯ ПЕСНЯ

Я сокол свободный! Я сокол могучий!
Несносны мне жалкие цепи раба…
В лишеньях меня закалила судьба…
Меня не пугают ни бури, ни тучи.
Люблю я святую отчизну свою…
Но мне ненавистна парча золотая!
О стонах, страданьях родимого края
Я песню свою запою.
И ветер ту песню мою разнесёт
По душным подвалам, по пышным чертогам
По чистым полям и по мрачным острогам,
И песня пробудит народ.
И дрогнут от песни моей палачи,
Невежды, гасители Божьего света…
Скорей! Приближается время рассвета!
Скорей опускайте бичи!
Я был у рабочих в больших городах
Я звал их из душных подвалов на волю
Бороться за лучшую, светлую долю,
Но… люди остались впотьмах.
Со мной был товарищ, орёл молодой:
Мы подняли гордо великое знамя,
А тёмные тучи висели над нами,
И в битву вступили мы с тьмой,
Но вот я упал средь борьбы роковой,
Рабы же, защитники зла и насилья,
Подрезали мне соколиные крылья
И заперли в клетке сырой.
И рвался я, вольный товарищ, к тебе,
И бил я крылом о решётку стальную,
И тратил я силу свою молодую
В напрасной, бесплодной борьбе.
Но знайте, что вырастут крылья мои,
Счастливое солнце заблещет над нами,
И братьями будем мы все, не рабами,
Бесчисленной Божьей семьи.
1907


     В МОНАСТЫРЕ

Майская ночь осенила крылами
Спящую землю. Повсюду покой.
Спит монастырь, окружённый стенами,
Замкнутый и как могила глухой.
Яркие звёздочки в небе сверкнули;
Замер, не шепчет таинственный сад.
В кельях монахини мирно заснули,
Серые стены их сон сторожат.
Только черница одна молодая
Спать не ложилась в келье своей;
Дивная ночь ароматного мая
Грешные грёзы навеяла ей.
Робко лампада блестит пред иконой,
Тихо в углах притаилася тьма.
Вспомнился шёпот ей рощи зелёной,
Луг, где цвела-расцветала дрема.
Прошлое счастье в мечтах воскресает,
Трудным ей кажется избранный путь.
Юная грудь и кипит и пылает,
Хочется счастье былое вернуть.
Тесной ей кажется душная келья,
Пусто, уныло и душно вокруг,
Хочется смеха, любви и веселья,
Хочется песен счастливых подруг.
Слабже, бледнее лампады мерцанье,
Страшные тени ползут по стене.
Слышится жалоба, ропот, рыданье,
Чьё-то проклятье звучит в тишине.
Утро… Забылась в кошмаре ужасном,
Кудри рассыпались, бледная вся…
Тихо лишь в воздухе утреннем ясном
Звон колокольный как стон разлился.
1906 – 1907


            ***
Я видел храм, разрушенный рабами,
Величественный храм, не здешней красоты,
Поруганный алтарь невинной чистоты
И жертвенник, растоптанный ногами.
Я видел как толпа в экстазе исступления
Глумилася над тем, кто в небо к солнцу звал,
Безумный хохот воздух потрясал
И хохотом им вторили каменья.
Я слышал звуки песни неземной,
Над грешною землёй они носились эхом,
Но заглушённые животным, грубым смехом,
Замолкли звуки слышанные мной.
Я полюбил прекрасные лучи,
Но злая ночь их быстро погасила;
Цветы любви безжалостно скосила,
Цветы разврата выросли в ночи…
Любил я сердце! Ярче всех лучей
Оно сверкало, грело всех любовью…
И это сердце облитое кровью
Я увидал в руках у палачей!
1909 - 1910

           ***
Как кровавое зарево медленно, тихо заря в небесах потухает.
Кто-то в белых одеждах прошёл по трепещущим жёлтым цветам…
Над зелёной долиной свирель так печально, так нежно рыдает,
Точно жалобы-вздохи обманутой девушки носятся там.

           ***
Задрожали осины, бурьян зашуршал, зашептал у канавы.
Вдалеке в зеленеющей рамке, как зеркало блещет ручей.
Там в ручье по заросшему дну протянулися тонкие, длинные травы,
В тростниках улыбнулись стыдливо кувшинки и ждут поцелуев лучей.               
1907 – 1912


   К НЕИЗВЕСТНОСТИ

Точно вихри несут меня кони!
Буйно пламя пылает в груди,
Сзади слышится топот погони,
Неизвестность стоит впереди.

Кто там ждёт меня? Злая колдунья?
Иль царевна с заветным кольцом?
Или вьюга певунья-плакунья
В белом саване, с мёртвым лицом?

Выше взвейтесь волшебные сани –
Я от горя умчаться хочу!
От разбитых надежд и терзаний
В царство грёз я умчусь – полечу.

Может быть я домчусь и с царевной
В заколдованный замок войду
Иль быть может колдуньею гневной
На пути поражённый паду.

Всё равно… пусть взвиваются кони!
Буйно пламя пылает в груди,
Сзади слышится топот погони,
Неизвестность стоит впереди.
1910 – 1914
               

    МОЛИТВА ДУШИ

Долго бродил я по тёмным дорогам…
С бархатно-чёрных далёких небес
Месяц светил мне серебряным рогом;
Белым туманом окутанный лес
Ночью казался волшебным чертогом,
Полным и тайн и чудес.

Спали цветы под алмазной росою,
Тихо шумела зелёная рожь,
А люди стреляли со злобой тупою –
Умы их окутала страшная ложь…
И сердце, страдая, молилось с тоскою:
В нём были и ужас и дрожь.

Вдруг моё сердце безумно забилось!..
Забилося сердце моё оттого,
Что где-то душа мне родная молилась
О мире для бедного мира всего,
И в нём эта песня-молитва сложилась,
Святая молитва его.
1914 – 1915


   НАПУТСТВЕННЫЙ МОЛЕБЕН
                Жене

У бараков, на снежном, холодном плацу
Мы развёрнутым фронтом стояли;
Старый, ветхий священник молился Творцу,
Мы молитве его не внимали.
Каждый думал своё… погружённый в мечты
Я стоял с головой непокрытой;
Вспоминалась мне мать, вспоминалася ты,
А лицо резал ветер сердитый.
Были лица кругом омрачёны тоской,
В сердце не было места веселью
Твой портрет талисман для меня дорогой
Схоронил я под грубой шинелью
Нас священник святою водой покропил,
Быстро шапки мы тут же надели.
Подравнялись. Пошли. Ветер снег закрутил –
Белой пылью засыпал шинели.
  1915

       ***

Тёплый ветер дышит ладаном,
Ароматами цветов.
В царстве светлом, неразгаданном
Любо жить под властью снов!

Сказки длинные рассказаны
Чаровницею весной…
Лес и рощи перевязаны
Голубою кисеёй.

Кудри яблонь снежно-белые
Перепутались-спелись,
Словно девушки несмелые
В хороводе обнялись.

А в ручье струя студёная
Шепчет нежные слова:
- Я люблю тебя зелёная,
Шелковистая трава!
1915


  В БЕССОННУЮ НОЧЬ

Я был один во мраке… Цветы малютки спали.
Цветы малютки спали, дремал и грезил сад,
Вверху чернело небо, и звёзды трепетали.
И звёзды трепетали как тысячи лампад.

В ручье недвижно сонном шептал тростник прибрежный,
Шептал тростник прибрежный о чём-то в тишине.
И вот, дрожа, колеблясь, в одежде белоснежной,
В одежде белоснежной мечта пришла ко мне.

Пришла она как фея с блестящими кудрями,
С блестящими кудрями, с изменчивой душой,
На грудь ко мне склонилась, к устам прильнув устами,
К устам прильнув устами, слилась она со мной.

Безумны были ласки, слова и поцелуи
Слова и поцелуи, в кошмаре золотом
Не пели, не шептали серебряные струи,
Серебряные струи, окованные сном.

Из мира скорбных песен, из царства злой печали,
Из царства злой печали мечта меня звала
В бездонные высоты, в таинственные дали,
В таинственные дали она мня влекла.

Звала меня с собою и крыльями звенела,
И крыльями звенела всё тише, всё нежней.
И вдруг в одно мгновенье исчезла, улетела,
Исчезла, улетела мечта души моей.

Молчала ночь немая, как страшная темница,
Как страшная темница она была пуста,
Лишь я шептал безумный: вернись ко мне царица,
Вернись ко мне царица-изменница мечта.               
1913 – 1915

               
   ЗИМОЙ В ЛЕСУ

Какая глушь! Вокруг лишь тишина…
Здесь только в сумерки зловеще воют волки
Здесь дремлют инеем осыпанные ёлки
В объятья белого, безрадостного сна.

Безмолвен лес: нет шороха ветвей,
Как в храме, в нём торжественно и строго,
Но светлых дум и песен много-много
Он затаил в себе до ясных, вешних дней.


      ***
Снежные ризы горят изумрудами…
В небе ни облачка, небо всё синее.
Возле дороги за снежными грудами
Замерли ели в серебряном инее.

Тихо в лесу, а над лесом, над чащею
К солнцу тропа золотистая тянется.
К солнцу иду я тропою блестящею,
Верит душа, и она не обманется!
1915 – 1950


    ТВОРЧЕСТВО

После всех волнений повседневных
От раздумий никнет голова:
Где найти для песен задушевных
Звонкие, певучие слова?
Есть в словах и музыка и тайна.
Грезится нередко мне в ночи:
Будто мной подобраны случайно
К золотому терему ключи.
Я в мечтах всегда богаче Крёза,
Но из слов создать узоры строк
Трудно, как из ржавого железа
Выковать сверкающий клинок.
Мастерство даётся ведь не сразу,
В тайниках удача заперта,
Отточить любую надо фразу,
Подыскать и краски и цвета.
Иногда, претерпевая муки,
Я пытался свой чеканить стих,
Но в бессильи опускались руки,
Это было выше сил моих.
Суждено лишь избранным поэтам
В огненное слово претворять мечты,
Создавать овеянную светом
Музыку нетленной красоты.
1934 – 1955