Она

Каждое утро она надевает ошейник, на таксу цвета палёной древесной поделки,
И опережая восход идёт на прогулку, вдоль своего дома, мимо стоянки, свернув по закоулку,
Выходя на площадку парковой зоны, где трава, тополя и клёны и ей кажется, что это лес.
Отпуская таксу на волю, вдыхает воздух с привкусом города и мечтает.
Как она поутру в своём доме в горах дверь открывает и ловит вкусно пахнущий ветер,
Она молода, волосы по плечам вьются змейками, шевелясь от дуновения, в комнате шумно играются дети и она впитывает солнце и эти мгновения.
На крыльце стоит муж, которого, лет десять как нет,
И листает страницы хрустящих свежих газет,
Возмущённо сдвигая брови и цокая языком,
Он поворачивается к ней, обнимает, целует в щёку, а у неё в горле ком.
Она любуется им и садится на табурет, боясь спугнуть этот сон,
Эту воображаемую явь, а вокруг птичий восторг и шелест нескошенных трав.
Хохот двух сорванцов врывается шумом вынося их взъерошенных на крыльцо,
Ещё пахнущих сном кудрей ячменных шёлк, подхватывает ветер, сбивая их наискосок, вызывая тем самым взрыв новых весёлых звуков.
Хорошо.
Как же ей хорошо.
Боже, пусть эта неправда продлится немного ещё!
Но образ сбивается лаем собаки, которая просит ласки хозяйки виляя хвостом.
Пора возвращаться в квартиру, в бетонную клеть, где ей быть, жить и видно уже умереть.
Подкатившим слезам она говорит: "Не сметь!"
Они с мужем мечтали о доме и детях, но полной семьи не сложилось, хоть она о потомстве молилась, а когда он погиб, без него пришла пустота,
Как в огромной пещере, без солнца, без дна, а сверху тонны горной породы, и хоть уже прошли годы, но привычка мечтать осталась.
И она бережёт эту радость, эту тайну, в которой они снова вместе и снова вдвоём,
Смакуя по граммам горькую сладость, и вновь пред глазами туманом - муж, дети, дом.