Великие Шики Речь и Право - открытое письмо

Великие Шики: Речь и Право
 (открытое письмо К. Немелю)


  I

Немель!
Мой добрый друг, как же давно мы не виделись.
Извини, дел накопилось с горкой, как говорится. Ты же знаешь, как много требуют к себе внимания Ветви. Но это не отменяет важности нашего общего дела, хранитель. Впрочем, получил черновую версию Трактата, ознакомился. Следует сказать, что ты хорошо поработал, учитывая в скольких временных линиях побывал. Но... твой разум надломился, мой мальчик. Ибо ты – доискиваешься, просишь истины, когда таковой, как ты помнишь, вовсе не существует – по крайней мере, в том понимании, на какое способны вы, люди. 
Я не желаю тебе зла, но советую прислушиваться к деталям, что, конечно, звучит вполне аморально. Ты представляешь Конструкцию, но не хочешь (именно не хочешь, а не можешь) выйти за пределы взятой модели, хотя за рисунком, безусловно, есть что-то ещё. Предмет твоих рассуждений видится тебе велосипедом, конструкцией с наездником и механизмом, где от совершения действия первым – совершается действие второго, тем самым рождая компромисс, некую систему последовательностей. Когда на самом деле, дорогой Немель, данный предмет не имеет посредственных свойств вращения или служения, и тут скорее уместна метафора велосипеда – без наездника и, собственно, двигателя. То есть велосипед движется абстрактно, совершая движение независимо от посредника и законов физики. Это Абстракция, Немель, иная форма существования, с которой ты, впрочем, знаком не понаслышке, но явственно отрицаешь в угоду понимания, потому что ты хочешь быть поэтом.
Быть, мой друг, а тебе впору бы уже являться. Мы уже обсуждали это с тобой. Поэт – это форма права, логический императив, подчиняющийся земным законам, при этом не являющийся их причинностью. Ты боишься, о, я знаю, как ты боишься. Я знаю, что тебе страшно. Ты боишься одиночества, и это нормально. Но, запомни, когда ты боишься чего-либо – ты боишься в первую очередь самого себя. Особенно, когда ты поэт. Потому что поэт – и есть одиночество, словно время, на чем мы и сошлись с тобой ранее, помнишь? Ваше главное отличие от времени лишь в том, что время безынициативно, безамбициозно, оно – сияет, а ты – светишься; ты – звезда, а оно – весь космос. А свет, как мы знаем, не является потолком, свет – это движение. Ты – атом, мой Немель, но ты имеешь право поделиться тем, что ты способен расширяться до масштаба черных дыр и сокращаться до ничто – в одно мгновение. Нет ничего плохого в том, чтобы хотеть поделиться своим знанием. Как нет ничего плохого в том, чтобы быть поэтом, оставаться непонятым, одинокой звездой в холодном космосе.


  II

Мы же говорим о мертвецах, Немель. Какие тут могут быть чувства?
Ах, и правда, только вы, поэты, способны на переживание к истлевшей плоти. Деконструкция, которой ты так грезишь, невозможна в условиях распада кислорода. Язык, как известно, отнимается, когда легким нечем дышать. Это определённая форма рабства, неразрешимого конфуза, который ты, мой светлый дружок, так отчаянно пытаешься разрешить в своей работе, словно не замечая, что решения – нет, и быть не может даже в предположении. И ты все равно идешь на гибель... Жаль. Но, видимо, это особенность твоей натуры, ничего не поделаешь.
Ты борешься с излишком, и он куда крупнее тебя. Ты чувствуешь это, ты желаешь освободиться, наматывая пращу – теряя рассудок лишь при одном взгляде на Голиафа. И я не говорю, что нужно остановиться, о... нет... Просто, может быть, стоит взглянуть на всю Систему под другим углом?
Свобода порождается не волей, как и язык не проявляется лишь из письма. Свобода – это призма, стеклышко, где с одной стороны можно рассмотреть весь космос как на ладони, с другой же – мутная бледнота, замыливающая глаз невнятной абстракцией. Послушай, Немель, свобода начинается не с желания быть свободным, не со стремления к ней! а с рабства. Ты стремишься освободиться, достичь знака Вольной Речи, но не можешь понять самой её природы. Речь – была рождена из невозможного, она – раб немоты, ибо ей же перманентно она отягощается. В этом суть давления. Ещё раз – не контроля, а именно Давления, родины страха и вместе с тем – тишины
Но я верю... верю, что ты и сам можешь разобраться в том, что тебе делать дальше. Поэт выбирает тропу, люди – идут, всё просто. Я же – могу только смиренно нашептывать, когда ты – заворачиваешь в чащу. Мой клиент требует от меня контроля по отношению к тебе, ты знаешь, как он непоколебим в вопросах поэзии, я же – хочу дать тебе выбор, мой друг. Но я не могу позволить тебе – потеряться в чаще с концами. Я буду сиять.
(помнишь, у Дёблина в «Александерплаце»?..)

"... – Иов, подумай хорошенько, ты ведь не видишь меня. Если ты откроешь глаза, ты, быть может, испугаешься меня. Быть может, я заставлю тебя заплатить за исцеление страшной ценой.
–  Это мы увидим. Ведь, судя по твоим словам, ты не шутишь.
–  А если я сатана, дух зла?
–  Исцели меня!
– Я – сатана.
– Исцели меня!
Тогда голос отступил, стал слабее, умолк. Пес залаял. Иов в страхе прислушался: умолк! где ты? Хочу исцеления или смерти! Он визгливо закричал. Наступила страшная ночь, и снова раздался голос:
– А если я – сатана и ты никогда от меня не избавишься?
– Ты не хочешь меня исцелить. Никто не хочет мне помочь – ни бог, ни сатана, ни ангел, ни человек! – закричал Иов.
– А ты сам?
– Что я?
– Ты же сам не хочешь!
– Что?
– Кто может помочь тебе, раз ты сам не хочешь?
– Нет, нет, – захныкал Иов. А голос в ответ:
– Бог и сатана, ангелы и люди – все хотят тебе помочь, но ты сам не хочешь… Бог – по милосердию, сатана – чтоб впоследствии тобой завладеть, ангелы и люди – потому что они помощники бога и сатаны, но ты сам не хочешь.
– Нет, нет! — снова захныкал Иов, потом взвыл и бросился наземь.
Он кричал всю ночь, и голос не умолкал больше.
– Бог и сатана, ангелы и люди хотят тебе помочь, но ты сам не хочешь!.."


  III

Не бойся, юный хранитель. Заходи с разных концов, рассматривай картину не целостно, а детально.

Ты подходишь со стороны общего умирания, ты изучил распад, но так и не постиг Глубокую Смерть.

Попробуй выяснить, на каком языке она разговаривает. И можешь ли ты – понимать её тихую сумбурную речь.

Вселенная ждёт нас с тобой, и она не зовет, она требует. Выйди из сумрака к ответу. Это не Страшный Суд, Немель, это Приговор.

Правды с неправдой нет. Нет ни истины, ни обмана. Только – порог, только – разоблачение. Будь нигилистом, будь – сильным.

Не пытайся объяснять то, что и так понятно тем, кто и может видеть небо, как оно есть. Звезды не требуют расшифровки, ведь они и есть – ключи.

Прогони мелочи и иди на Воздух. В пламени ты – сверкаешь. Испаряются атомы кислорода. Видна полемика – водная гладь на тектонических плитах. Солнце трещит. Начинается Век Серы, серая эпоха. Нам стоит отбыть. Корабли уже готовиться к отплытию в Вечность. Один вопрос: веришь ли ты ещё в Спасение, вор? Воспитал ли ты в себе эту веру?

Оксель О’ Брайнт
Берлин, 12 марта 2023


(из лирического трактата "Лишняя конечность", 2022-2023)