Поэма Молох - Раскладка III. Убик

  бездна: поэма повешенного
  (интермедия 2)


– Как у них там дела? Как там мой личный Комптон?
– Мастер, все катится к черту.
– Отлично. К чему старания,
когда человек не заслуживает о-писания.
– Ну и как же дальше будет идти игра?
– Выпускай NPC №2.
Я ещё позвоню Раздору, он подгонит своих детей.
– Очевидцев Последних Дней?
– Точно. Посмотрим, что скажет Логос.
Я заставлю его повернуть в свой космос.
В нашем споре – выиграю я.
– Мастер, а как же спасение языка?
– Ты в это все ещё веришь? Посмотри, что они устроили
– занялись погонями
за фальшивой смертью, а не за вечностью.
Ведь истина смерти – в совести.
– Звучит как приговор.
И как приговор
беспечности.
– Нет, старый Фавн,
беспочвенности.
...
– О, Вы стали грустны. Неужели вино закончилось?
– Мое вино – это речь пророческая.
– Что случилось, мастер? Разочарование?
– Нет, мой друг,
это уже отчаяние.



  поэма пустыни


На шезлонге дюны под одеялом дождей
я лежу, предвещая большую бурю.
Я родился в пустыне, где нет площадей,
но от того ли я так тоскую?
Наверное, нет. Мой народ кочевой – изгнанник.
Мы ушли в тень, дабы скрыться от новояза.
Человек без родины – есть предбанник,
где не за что зацепиться глазу.
Ну и что? Я доволен всем.
Мне легенды и сказки дороже книги.
Язык – это созданье кухни, речь – пересказ бесед,
а не политические интриги
в Ведомстве ли, в Империи или Республике.
Мы ушли в пустыни, чтобы сложить сказания
о том, что не все продается, как говорят нам умники,
что вечность скрывается в самой сути речиписания.
...
Мы наивны, да. Мы предатели, мы отступники.
Нас вычеркнули из Истории, из Цикла, и Цивилизации.
Над нами смеялись в Империи, про нас кляузы строчат в Республике,
пока мы на песке знаки речи выводим пальцами,
ветками – чем придется, и как умеем.
Вечность – как нефть, скрытая под песком.
Но мы перед Солнцем и лишь перед ним краснеем.
Перед бездной стоит быть честным, хотя бы перед броском.
Пусть нас не печатают, пусть мы вовсе для мира безвестны.
Я верю, что Истина видит своих сынов.
Песок переменчив, он безлик, словно моя поэзия –
беспартиен, и это политика слов.
Куда приведет меня ветер, где окажусь я нужен –
загадка для кактуса. Поиск – как длань бессилия.
Не хочу ни рушить, ни строить – я одновременно цел и разрушен,
наблюдатель холодный как время, как бесстрастная к миру рептилия.
...
Пора возвращаться в лагерь, задуматься о пропитании.
В нашем случае трапеза – реже баек в тени костра.
А после писать всю ночь, задуматься о воспитании
себя,
первым делом надо воспитать самое себя.
Пусть мои сны и тревожны, и говорят о смерти,
я буду солнца лучи в сумку свою совать,
чтобы потом могли наиграться дети
в истории древности, что я им смог рассказать.
Не видать нам ни клаба с трибуной, ни съезда, ни интервью, ни шоу.
От того ли мы свободны изъясняться не речью, а только знаками?
Какая разница, о чем я пишу, для чего и зачем ушел... –
Важно то, что поэт представляет собою в вакууме.
Это мой исход. Моя точка икс. Стратагема фатума.
Писать для себя. И может, кому приснятся
мои выкрики на песке, сны их укроют латами
от мрака впреди, то есть от дат пространства.
...
– Убик, скорее! Мы срочно меняем лагерь!
– Что случилось, старик? Неужели опять они?
...
И ползет по барханам черная нефть как накипь...
...
– Они явятся из темноты!
– Отставить панику.
– Убик прав. Время еще у нас есть.
...
И гуляет по дюнам: "Странники... Странники... Латники..."
...
Бьётся в конвульсиях колокол.
– ВАРВАРЫ УЖЕ ЗДЕСЬ!



  поэма орды


Это дикая речь, вольный язык природы –
разрушающий дух, мстящий идеям свободы.
Это армия жизни – копьё, наконечник смерти.
Это система знаков в ярком, утробном свете.
Их ведёт жажда плоти – река, вышедшая из океана,
бурные воды, в коих истины нет, нет обмана.
Щелчок мускулов – напрягается стяг гортани,
и они кричат: Хаос правит! И Хаос – с нами.
Их легион. Их раны разгладит Венера.
Им не нужна победа, им не страшна потеря.
Им не нужны рабы, им не нужны поэты.
Дикий язык – заложен как пласт скелета
в человеческом дискурсе. И нет смысла Республике
                прикладывать к карте клевер.
Это не воинство, это толпа. И они двигаются на Север.
Это конец. Так тьма возвращает свои территории
у света вообще. Так утверждение склонно войти в апории.
Это конец. И уже не свернуть обратно.
Я вижу город, как трижды горит театр,
где песни – это потомки гимна.
Меня ведут из шатра, из второго лимба.
Самый умный из них, грамотный агитатор,
говорит мне о том, что я буду кочевников платой.
...
– Прорицатель, старик перед смертью сказал о твоих талантах.
– Ладно.
– К Алтарю его!
...
И меня повели обратно...
...
Меня завели за скалы, где стоит инородный идол.
Разбросаны кости, тела, черепа – оправданный кровью титул.
Я вижу накачанный торс и бычьи рога до неба.
Капает жалость. В кинжале – музыка ветра
играет. Древняя сталь, лезвие с чешуей дракона.
Мне ломают колени – национальный вариант поклона.
Дают в руку кинжал, и приказ: Им убей поэта.
Передо мною Мавр, схваченный после набега.
...
Долго же мы сюда шли. Значит, столица уж пала.
Значит, «чистая речь» гуляет сейчас по странам.
...
Мавр вскакивает, увидев орды переводчика.
– Это ты, Брут?
– А что? Думал, меня прикончили
твои сирые люди?
Мавр плачет:
– Мы же столько всё вместе строили...
Брут говорит:
– Вы только яму себе сами вырыли.
Поэт – это быть на чужой территории,
покрываться черными дырами.
Весь ваш мир – это фарс на границе спектра.
Так молвит наш бог, оголяя славу.
– Вы не народ, вы – секта!
– Да, и мы поклоняемся Дару.
Пока ваша политика – курам на смех,
и все ваши книги – наспех курам.
Наш Бог молвит: Они – карандаш. Вы – ластик.
Можно спастись, лишь полностью уничтожив литературу
как канон и массив,
как предмет поклоненья, партийный билет, скитанье.
Где поэзия – лишь элемент марания
природных сил мироздания.
...
Мне стало так стыдно за них. За себя и за всю Культуру.
И почему-то впервые
стало больно
за литературу.
Мир лежит в ПНД. А я в нём – поэт случайный,
очевидец ужаса, приговоренный к молчанию.
...
– Что ж, Прорицатель, вот твой Дао. Им ты убьешь этого недопоэта.
А если окажется мало, таких у нас ещё на полцарства света.
После – начнем ритуал, ведь наш Бог жаждет новой крови –
в этом суть языка, его дикость и честность,
словно хлопок плетей
по оголенной спине. Прорицатель, наш Молох тебя запомнил.
И он просит твоих детей.
– Хорошо, я убью поэта, – говорю я без врали.
– Отойдите в сторону. Я хочу заморозить миг
совести. Я убийству придам морали...
...
Сказал я
и отрезал
себе
язык.



  поэма настоящего демона


Стесняйся неба, маленький Убик,
себя под ним, угара, ночи, труб
(не ангельских – заво;дных), пепла, с губ
спадавшего на материк.
Стесняйся, бош, как я стихов, как время
стесняется подвинуть поезда,
как Донн отдать ключи от бытия,
как вещь стесняется идеи.
Увы, капут – не проиграться на раз-два
под солнцем Лема просто невозможно.
Мы взяты в плен реальностью, как Польша –
почти Беслан,
где суть стрельбы = стихосложенья,
одна основа, замысел, итог.
Стесняйся неба, словно ты никто,
никем и не был, завершил взросленье –
карьера в смерти! Борьба за свой матрас.
Ничтожества, плодящие ничтожеств.
Стесняйся этих слов как можно дольше.
Отдай им кровь, получится Пегас.
Это же стоило заклания и боли?
Реклама потребляется рекламой –
суть всех поэтов и земли обетованной,
любой пролитой в этом мире крови.
Ты нож подносишь к горлу, мой Убик?
Зачем, ведь торгашей в аду в достатке,
а ангелы не примут отпечатки,
листай вниз ленту. Sale-massacre. Double click.
И жизнь, mon cher, лишь текст, лишь писанина –
бессмысленный порядок знаков в строчке –
backspace! delete! не всех, поодиночке –
в расход, в утиль, в корзину.
– Что делать? – Убик отчаянно орёт.
– Тетрадкой будь, а лучше стань пещерой –
мистериальных символов, наверное,
не знает Word.
С ума сойди, всю жизнь сведи к неменью,
будь тем, кого поймет лишь Дионис
(безумие – осознанный ленд-лиз),
сведи к шизофазии всё – к стихотворенью.
Ведь поле перейти – говно вопрос,
вопрос цены (и сколько стоит плаха) –
убей в себе подонка Пастернака,
отрежь мораль, как атавизм и как хвост –
язык – ненужная и лишняя конечность –
отрежь его и выйди за пределы
структуры слов, опереди морфему –
уничтожь метафизику как конкретность
чего-либо и где-то, кого-то, просто
всё, что мы делаем, это стоим в горящем поле;
информация, это дым, и ничего нет боле;
у поэта есть только путь: взлететь ли, взлетать на воздух.
Ну вот, У;бик, ты теперь прирожденный киллер,
анархист и, к слову, недурный смертник.
В пещере, что ты готовишь, я – тень, как безбилетник
в электричке последней, всего лишь – вылет
наружу. Ну же, ты забыл о стесненьях!
Я вижу ядерный вскок, не взрыв.
Обидно. В общем, один надрыв,
а литература все ещё измеренье,
форма, дедлайн (суррогат структуры).
Бесконечный баннер (а не возвращение),
читатель за монитором (а не священник):
«ПОЭТ ПРОТИВ ЛИТЕРАТУРЫ!»
Смотреть online.
Клик мышкой.
Мышкой клик.
Ты Кликай.
Кликай!
КЛИКАЙ!!!
...
Мы все – ошибка, мой Убик,
разорвана шекспировская нитка.
Нет больше книг.
Нет больше разницы
между Данте и Джоном Уиком.
Не Брэдбери,
а результат модерна –
пустота в изголовье.
Where you tools, Daemon?
И в сети попалось море.
...
Субстрат одиночества и отчаянья,
где меньшее прикидывается большим.
Испытатель подчиняется испытанию,
как Улисс посуточному скитанию –
пророчество, это купля-продажа ноши,
предрешение – обёртка, фантазм культуры.
"Ничего и нигде", как признак 21-го века,
невозможность подлинности натуры,
разницы между губами и клювом –
больше не требуется присутствие человека.
А поэзия теперь рифмуется с рестораном,
жалкая аллюзия на супермаркет.
Катулл и Тит Ливий по соседству лежат с бананом.
"Нужен пакет?" Когда бездна окажется ямой,
больше не потребуется слово "поэт".
Посмотри, кем стал, Продавец на Кассе!
Философской лирике реверанс!
Впереди агонии – декаданс,
упадничество, это стоять на плахе.
Воин бьёт, а поэт совершает взмахи –
симуляция деятельности, вот что погубит нас.
...
Действительность ищи, лишь в изголовье
скрывается логика, порядок сети, вещей.
Убик, я хороню тебя у моря,
не в пене дней.
Там где живёт и Ужас, и Надежда,
Первоначало, и Что-то Там Ещё.
Десна отяжелела и плечо –
вот то, что находится, – но, – между... –
нас и спасёт, наверно.
Не результат! А то, что зажгло идею!
"Hello, user, I'm – *deleted*
– Приятно познакомиться, я – Настоящий Демон.

***


(из лирического трактата "Лишняя конечность", 2022-2023)