Жизнь моя, иль ты приснилась мне?..

  1945 год, лето, пос. Шиханы. Война окончилась, мне 5 лет. Я ещё не осознаю по-настоящему ни того, ни другого.Понимаю только из разговоров взрослых, что у меня больше нет папы. Правда, вспоминается, как ровно год назад, тоже летом, билась в истерике моя мама, а тётя Броня, мать Зинки и Лёньки, говорила маме:"Маруся, может быть, это ошибка, и он только ранен!." У неё-то самой муж, старшина музвзвода, на фронт не ходил и был жив и здоров. А ранее я с гордостью говорил Лёньке: "Мой папа - капитан, а твой - дуди в трубу, наср..л в трубу." Однако, как я узнал через много лет, смерть настигла его через 14 лет после окончания войны в результате автомобильной катастрофы.
  Тем временем я продолжал ходить в гарнизонный детский сад. Но однажды мама обнаружила на моём теле какую-то сыпь, пришедший врач диагностировал у меня скорлатину. И хотя никаких других симптомов этой болезни не было, меня упекли на 42 дня в инфекционную больницу, ехать в которую надо было за 18 вёрст в райцентр  г.Вольск. Подогнали подводу и силой увезли меня. Больница располагалась на берегу Волги, и из окна палаты я подолгу наблюдал, как пароходы идут по реке. Для меня это была фантастическая картина, так как в Шиханах реки никакой не было,  и я никогда не видел ни лодок, ни, тем более, пароходов. Иногда смотрели мы в окно, выходящее во двор больницы, и однажды наблюдали такую картину: во дворе работали пленные немцы, были они очень худые, вид их был мрачен. Вдруг открылась дверь, и во двор вышли две девушки-медсёстры и начали кормить немцев. Следует отметить, что в стране действовала карточная система распределения продуктов питания. И вот те девушки делились с пленными едой, отрывая её от себя. Вот она загадочность русской души в действии!
  В остальном жизнь в больнице  была однообразной и серой, которую ходячие больные дети скрашивали различными играми. Одна из игр в прятки могла окончиться для меня трагически: чтобы спрятаться, я взобрался на стоявший в палате шкаф, был обнаружен водящим и свалился со шкафа, когда начал спускаться вниз. Страшный рёв был слышен в самых дальних уголках больницы. К счастью, всё обошлось, прибежавшая дежурная медсестра не обнаружила на мне ни единой царапины. Скрасил жизнь и приезд двоюродного брата моего отца дяди Матвея, который жил долгое время в нашей квартире после лечения в госпитале от тяжёлого ранения. Ему больше некуда было ехать, вся его семья погибла под бомбёжкой в Киеве 1941 году, когда сам он находился на фронте. Я просил забрать меня домой, но он не мог этого сделать. Так и пришлось  мне отбыть все 42 дня в больнице. Зато сколько было радости, когда я вернулся домой! Омрачило возвращение только отсутствие мамы, которая поехала вместе с дядей Матвеем на разведку в Киев, откуда наша семья эвакуировалась в 1941 году в Шиханы. В Киеве она обнаружила, что в нашей квартире живут уже другие люди, и ей пришлось вернуться в   Шиханы. Во время своего визита мама увидела, что ряд наших вещей присвоила себе во время оккупации наша соседка, которая нагло заявила: " Вы думаете, что это ваше, нет, это всё моё"... Это ещё раз подтвердило, что для одних война - беда, а для иных - мать родна. Единственное, чего ей удалось добиться, была информация о судьбе моего дедушки по отцу, который  был схвачен по доносу соседки и расстрелян бандеровцами в Бабьем Яре. Он не успел эвакуироваться вместе с нами, так как занимался отправкой оборудования типографии, где работал. Та  соседка и после освобождения Киева продолжала благополучно жить в городе, и совесть её совершенно не мучила. Я думаю, что вот из таких соседок и возродился в нынешнее время нацизм на Украине. Однако, были и иные примеры: в 50-е годы я познакомился с одной женщиной, которая рассказывала, как в 1941- м году в г.Винница её спасла от расстрела женщина-украинка, которая её приютила и воспитала, а когда после войны нашлась случайно уцелевшая её родная мать, у неё стало, как она сказала, две мамы.
  Во время отсутствия мамы я оставался с сестрой папы, тётей Ниной.
  Наступил 1946-й год, последний год моего пребывания в детском саду. Следует отметить, у нас был, как сейчас говорят, элитный детсад. В него принимали детей с 3-летнего возраста. Детские ясли располагались в отдельностоящем здании и были самостоятельны. Меня отдали в детсад, когда мне исполнилось 3 года. Кормили там, с учётом войны, хорошо, было тепло, работали там квалифицированные воспитатели.
Когда я в конце дня возвращался домой, взрослые ещё подкармливали  меня, хотя сами жили впроголодь. А в самом садике нас ждали интересные занятия и игры, великолепные праздничные утренники. Особенно хорошо было организовано празднование Нового Года. В большом зале устанавливалась ёлка, вокруг которой водились хороводы с Дедом Морозом и Снегурочкой при музыкальном сопровождении рояля. Всем ребятам раздавались бесплатно сладкие подарочные наборы. До сих пор вспоминаю американскую длинную полосатую карамель.  До чего же она была вкусна! Когда через год я пошёл в школу, об этом можно было только вспоминать. Я прочувствовал все "прелести" холода и голода. Подспорьем в детсадовском питании были овощные грядки на прилегающей территории. На них работал весь персонал детсада, воспитанники старшей группы и приходящие родители.
  В том же году во 2-й комнате нашей квартиры поселился лейтенант дядя Ваня Савин Он был артиллеристом-фронтовиком. Частенько у него собирались его фронтовые друзья, солдаты и офицеры. Не обходилось и без выпивки. Но пьяных выходок с их стороны никогда не было. Различия в званиях не мешали их дружескому общению. Иногда они меня приглашали к себе и кормили. В его комнате всегда было тепло и уютно, и даже сонные мухи просыпались там от тепла уже в конце февраля.
  Дядя Ваня частенько говорил мне "Миша, когда вырастешь, стань артиллеристом, не будь химиком, химик не человек, а гофрированная трубка". Дело в том, что в шиханском гарнизоне располагалось несколько воинских подразделений различных родов войск, в том числе пехотные, артиллерийские, авиационные и химические части, два военных училища (одно из них - по переподготовке офицерского состава). Они недолюбливали друг друга, но особенно все не любили химиков. Иногда между ними вспыхивали конфликты, доходившие до драк. В посёлке был большой , и сейчас он работает, Дом Офицеров и стадион. Именно возле них происходили потасовки.
На стадионе проходили футбольные матчи с участием нашей любимой команды "Эскадрилья" и праздничные демонстрации. В настоящее время это стадион "Химик". В Доме офицеров регулярно крутили фильмы и проходили концерты заезжих артистов.
Для солдат гарнизона эти мероприятия проводили отдельно, и мы, мальчишки, всякими правдами-неправдами стремились проникнуть на них.
 Надо отметить, что пожелание дяди Вани сбылось, позднее в армии я действительно служил офицером-артиллеристом, хотя с детства мечтал стать сначала моряком, а потом, после прочтения романа Бориса Полевого "Повесть о настоящем человеке", лётчиком. Но об этом я постараюсь рассказать ниже.
   Были в детстве моём и другие очень интересные страницы. Однажды моя тётя Нина принесла домой свою награду - медаль " За доблестный труд в Великой Отечественной войне. Уходя утром в детсад, я  нацепил её и в садике поменял на свисток у одного мальчишки, сына подполковника. Дома это было немедленно обнаружено, но мама и тётя Нина побоялись потребовать от родителей того мальчишки возврата медали. Время было суровое и пахло политической статьёй.                *)
  Время мы, мальчишки, проводили достаточно интересно, играя в городки, в поп-гонялу, в прятки и в футбол тряпичным  мячом. А когда дядя Ваня принёс всю перелатанную футбольную покрышку, не было предела нашему ребячьему восторгу, как и огорчению, когда старшие ребята в клочья изорвали покрышку во время игры.
Ещё большее огорчение я испытал, когда были украдены подаренные мне дядей Ваней беговые лыжи. Иногда происходили межуличные бои с применением рогаток, заряженных осколками чугунков. Однажды во время перестрелки мне будто обожгло мизинец руки, и я увидел, как с него стекает струйка крови. Больше я не участвовал в таких побоищах.
  Зимние забавы тоже не чужды были нам. Это было катание на санках, коньках и лыжах, на которых мы не боялись спускаться с почти вертикальных гор. А для группового катания использовались так называемые трёхконки, сооружаемые из досок и трёх коньков с рулём. Летишь по длинному (до 2-х км) шоссейному тягуну сверху вниз, аж дух захватывает. Только искры летят из-под коньков. а лежащий за рулём еле успевает отворачивать от препятстий. Однажды, когда я находился за рулём, наша трёхконка въехала в конце спуска под внезапно остановившийся перед мостиком грузовик. Ощущение было не из приятных. Грузовик почти сразу тронулся, и тут я обнаружил, что ребят, сидевших сверху, нет. Они, к счастью, успели соскочить с трёхконки перед остановкой автомашины.
  Но одними забавами наше зимнее времяпровождение не ограничивалось. Пока мама была на работе, я должен был натаскать воды из колонки в стоящую в холодной кладовке бочку (каждые два ведра надо было внести на 2-й этаж, совершив примерно 10 ходок). А ведь надо было ещё и донести эти вёдра от колонки до подъезда корпуса. Следует отметить, что все прочие "удобства" тоже находились на улице. Говоря о бочке с водой, считаю нужным рассказать, как оригинально я избавлялся от простудного кашля зимой. Так как одежонка у меня была слабенькая, я часто простужался. А когда сухой удушливый кашель становился нестерпимым, я подходил к бочке, кружкой разбивал лёд, покрывавший поверхность воды, и пил ледяную воду, укрощая кашель. И  представь себе, читатель, кашель через пару дней переходил в мокрую стадию, а потом и вовсе исчезал. Кроме заготовки воды, в мои обязанности входила колка дубовых дров, которые накануне мы с мамой распилили на чушки из брёвен. Но ведь надо было ещё отнести наколотые поленья в квартиру. Когда мне было 7-8 лет это делала мама или дядя Ваня, так как беремя дубовых дров было слишком тяжело, но в  последующие годы  должен был делать это я сам. Но до чего уютно было сидеть перед  раскрытой дверцей топящейся печки холодными зимними вечерами! Через пару лет дядя Ваня женился и, к сожалению, переехал на службу в г.Куйбышев (ныне - Самара), и жизнь моя стала значительно серее. Тем более, что вновь поселившаяся соседка оказалась скандалисткой, и мы с мамой переселились из 5-го корпуса в соседний 6-й. Комната там была угловой и холодной, зато соседи (тётя Валя и дядя Жора) были очень хорошими людьми. Дядя Жора, кроме основной сверхсрочной службы, по вечерам шил сапоги для офицеров гарнизона. Я подолгу с интересом наблюдал за его работой. Кроме того, у него была интересная книга  "История гражданской войны", настоящий большой фолиант, в которой подробно описывались события 1-й мировой, как называли её тогда, империалистической войны.
К сожалению, у дяди Жоры был только первый том книги, и описание событий самой гражданской войны в ней отсутствовало. Иногда к дяде Жоре заходил служивший в Шиханах его земляк из деревни и рассказывал о том, как голодно было в деревне, так как власти подчистую забирали из колхоза весь урожай. Я слушал, удивлялся и не верил, что такое может быть в нашей советской стране.
  Заготовка дров тоже была непростым делом. Если удавалось маме выписать дрова в поселковом совете, то надо было ещё выпросить лошадь в поссовете или в школе.
Но иногда выписать готовые дрова не удавалось, и маме выделяли небольшую делянку деревьев, на которой мы с мамой двуручной пилой валили деревья и распиливали их на брёвна. Участие в погрузке  брёвен и разгрузка были для меня непосильным делом, и мама кооперировалась с другими женщинами или мужиками. Тут уже моя работа ограничивалась подноской сучьев.
  Летний период, кроме различных игр, был отмечен массовым сбором ягод и грибов, которые в неисчислимом количестве произрастали в нашем лесу, и строительством из веток шалашей для игр и отдыха. Несколько омрачало жаркое лето наличие большого количества ядовитых змей, в основном гадюк, хотя я не помню ни одного случая укусов среди моих товарищей. Клещей в то время в нашем лесу не было, и мы даже не подозревали об их существовании. Зато количество прочего гнуса было ужасающим. Кроме того, мы частенько ходили в лес за валежником для топки плиты летом, так как газовых плит в то время не было. Рубка валежника тоже входила в круг моих обязанностей.
  А осень была, как обычно, временем массового листопада, и мы с мамой спешили наполнить разноцветными  дубовыми и кленовыми листьями матрасовки. И до чего же приятно было зимой ложиться в мягкую пахучую постель, застеленную белоснежным накрахмаленным бельём. Гладить такое бельё было трудно, тем более, что глажение осуществлялось утюгом, наполненным дубовыми горящими углями. Несколько раз мама отравлялась исходившим из утюга угарным газом.
  Поскольку отец мой погиб на фронте в 1944 году, почти все "мужские" работы легли на мои плечи, когда я пошёл в школу. А учиться мне пришлось у чужих отцов плотничному делу, электротехнике и простейшей радиотехнике. Так я сделал простейший детекторный приёмник, а когда электрик перерезал фазовый провод на входе в нашу квартиру, я незаметно запитал его тонким проводочком, и мы продолжили жить при электрическом свете. Электричество было у нас отключено, так как из-за дефицита электроэнергии в посёлке, местными властями было решено обеспечивать электричеством только те квартиры, где проживали офицеры и члены их семей. Мы же были исключены из этого списка, так как в нашей семье не стало офицера. Были у нас в посёлке и другие элементы социальной несправедливости. Дело в том, что лечение зубов для гражданских лиц происходило в поселковой поликлинике, а удаление - в гарнизонном военном госпитале. Но эта операция по удалению зубов выполнялась с анестезией только офицерам и членам их семей. Остальным предлагали удаление без анестезии, или, как тогда говорили, "с болью".
  А в 1951 году был устроен настоящий беспредел. Однажды вечером были вызваны поселковый Совет 17 жён погибших воинов. При встрече им было предложено освободить жильё как лицам, не имеющим отношение к гарнизону Но тут власти наткнулись на отчаянное сопротивление. Моя мама от имени всех женщин написала письмо Сталину. До Сталина оно, конечно, не дошло, но попало к председателю Президиума Верховного Совета Швернику, а от него- в штаб Приволжского военного округа, в Куйбышев, откуда последовало жёсткое указание прекратить безобразие. И инцидент был исчерпан. Но насколько циничны были действия администрации посёлка и командования гарнизона!
  Когда мне исполнилось 11 лет, мама купила козу, чтобы как-то прокормиться в то голодное время. Встал вопрос о постройке утеплённого сарая для содержания козы зимой. Пришлось мне заняться этим делом, что я успешно выполнил, построив неплохой козлятник внутри дровяного сарая. Однако, на меня легла обязанность пасти козу Райку, а весной и летом - её и двух родившихся козлят. Пасти приходилось на вырубке, в настоящем царстве мошкары.

                Шиханская средняя школа

  Вернёмся на несколько лет назад. Шёл 1947 год. Пришло время и мне заняться общественно полезным делом. В это время в стране происходила денежная реформа.
Деньги граждан обменивались на новые в масштабе 1:10, все, у кого оставались старые деньги, спешили потратить их. Как сейчас помню, мы гуляли с тётей Ниной в парке, примыкавшем к Дому офицеров, и она решила потратить остатки своей зарплаты. Тогда я впервые попробовал шоколадные конфеты (это были конфеты "Весна"). Жить мы стали ещё более скудно, несмотря на возможность свободного приобретения продуктов (цены остались прежними, а денег у людей стало меньше). Кроме того, многие продукты стали дефицитными, и прежде всего это сказалось на простом ржаном хлебе, для покупки которого надо было выстоять огромные очереди, если его физически хватало на всех. А такие продукты, как сахар и мука не продавались, их изредка привозили (как тогда говорили - "давали" или "выбрасывали"). Шесть проведённых ежегодных снижений цен широко освещались нашими СМИ. Последнее снижение цен состоялось в 1953 году после смерти Сталина.
  Следует отметить, что слухи о новой грядущей денежной реформе продолжали ходить вплоть до середины 50-х годов и подогревались некоторыми фильмами по этой тематике, как у нас, так и в странах народной демократии. Реформа всё-таки произошла в 1961 году с деноминацией рубля в 10 раз, но тогда и цены снизились в 10 раз. Правда, большая масса металлических денег превратилась в труху, но медные 1,3 и 5 копеечные монеты имели хождение вплоть до конца 90-х годов.
  Но это будет потом, а 1 сентября 1947 года я пошёл в школу. Первые дни оказались для меня просто мучительными. Дело в том, что в последние дни пребывания в садике я повредил большой палец правой ноги, и как раз 1-го сентября он начал нарывать. Сильнейшая тикающая боль усугублялась стоявшей жаркой погодой. В конце концов маме удалось "достать" (ещё один термин того времени) ихтиоловую мазь, и мои мучения прекратились.
  Первой моей учительницей была Анна Ивановна (фамилию я и тогда не знал). Она была добрейшим человеком. К нам она относилась, как к своим детям, и многому нас, первоклашек, учила ненавязчиво и по-доброму. Но недолго музыка играла, Анна Ивановна через год куда-то уехала, и её сменила другая учительница, желчная и раздражительная. Особенно она почему-то невзлюбила меня. Очевидно, уходившая Анна Ивановна представила меня как способного ученика, потому что новая учительница при каждом удобном случае называла меня "хвалёным учеником". Впрочем, к другим  мальчишкам и девчонкам она относилась немногим лучше. Так мы промучились весь второй класс, пока в 1949 году в нашу школу не был назначен новый директор Куклин Аркадий Иванович, приехавший с женой Марией Ивановной и тремя сыновьями из Хабаровска. Обстановка в школе резко переменилась.
  Во-первых, новый директор решил вопрос обеспечения школы дровами для топки печей. До этого каждый родитель обязан был приносить в школу ежедневно по нескольку поленьев дров в отопительный период. В дальнейшем в школе было смонтирована система водяного отопления и канализации с тёплыми туалетами., располагавшимися на первом этаже школы. Во-вторых, была освоена территория лесной вырубки площадью в несколько гектаров, на которой  были построены спортивные площадки, фонтан и оранжерея, высажены плодовые деревья и овощные грядки для подкормки учеников и организации системы трудового воспитания на уроках ботаники. В-третьих, была построена конюшня и приобретены лошади для перевозки дров, оборудования и материалов. В дальнейшем мы, мальчишки, с удовольствием водили лошадей на водопой и мытьё на близлежащий пруд верхом, без седла, натирая до крови промежность. Иногда школа предоставляла лошадей малоимущим жителям посёлка для перевозки дров и овощей с огородов. Через пару лет школа приобрела грузовик ГАЗ-51.
  Два старших сына директора учились в нашей школе, но не пользовались никакими привилегиями. Средний сын, Володя, учился в одном классе со мной. Учительницей нашего класса 3-Б стала уже упомянутая мной Мария Ивановна Куклина, очень хороший педагог и прекрасный добрый человек. Она оставалась нашей учительницей и в 4-м классе, последнем классе начальной школы того времени. Мария Ивановна обеспечила нам крепкие знания по всем дисциплинам, но особую любовь она привила нам к изучению истории Древнего мира. Мифы древней Греции и древнего Рима в её пересказе воспринимались нами с огромным наслаждением как лучшие в мире сказки.
  Был  ещё ряд событий в моей школьной жизни, о которых я вспоминаю с удовольствием. Когда мне исполнилось 10 лет, я был принят в ряды юных пионеров.
На общем построении всей пионерской дружины председатель совета дружины повязала мне пионерский галстук, приобщив меня тем самым к числу юных продолжателей дела великого Ленина. Это знаменательное событие я описал в в своём тематическом сочинении "Письмо дедушке", которое наша Мария Ивановна назвала лучшим. Я был этим очень горд. Тем временем учёба продолжалась. По окончании 4-го класса состоялись выпускные экзамены, первые в моей жизни. Сколько же ещё довелось мне сдать экзаменов в моей жизни! Начальную школу я окончил с Похвальной грамотой и был переведён в 5-й класс, где всё оказалось совершенно непривычным. Прежде всего, непривычным было наличие множества сложных дисциплин с отдельным учителем по каждой из них. При этом  во главе стоял классный руководитель. Таковым у нас оказалась учительница математики Лариса Ефимовна Логвиненко, очень хороший и справедливый педагог и человек. До сих пор я с благодарностью вспоминаю её, как, впрочем, и других учителей, давших нам хорошие крепкие знания, за исключением одной учительницы (что она преподавала, я не помню). Однажды она устроила безобразную сцену с одним учеником, который был немного туповат и плохо успевал по её предмету. Он жил в семье пропавшего без вести на фронте солдата, из-за чего семья не получала пенсию за потерю кормильца. Мальчишка явно недоедал и был одет в спецодежду, которая была ему выдана в качестве материальной помощи. И эта так называемый педагог начала прямо на уроке сдирать с него одежду и рабочие ботинки, считая, что он недостоин помощи государства из-за своей нерадивости. Был и ещё один педагог со знаком минус - это завуч школы, Нусим Исакович (фамилию его, к счастью, не помню).Типичный образчик педантизма и въедливости. Он придирался ко всем ученикам, даже учителя его явно недолюбливали и побаивались. Я думаю, что ему явно подошла бы должность надзирателя в лагере. Такие люди не должны быть педагогами.         
 А Лариса Ефимовна оказалась ещё и великолепным воспитателем, несмотря на свой очень молодой возраст. Кроме всего, очень непривычна была сдача экзаменов по всем предметам, вплоть до окончания семилетки с переводом в 8-й класс, где тоже предстояли экзамены. С  5-го по 7-й классы это была школа-семилетка, по окончании которой можно было поступить в техникум или перейти в старшие классы, за учёбу в которых родители обязаны были вносить плату два раза в год. Следует отметить, что мне, как сыну погибшего фронтовика, платить не пришлось. Но это уже иная история, так как в старших классах я учился уже в в школе № 9 г.Винницы, куда мы с мамой переехали  летом 1954 года. Как ученик я достаточно хорошо успевал по всем предметам и в итоге за семилетку имел три четвёрки при прочих отличных оценках, в том числе и по дисциплине. Однако, были в моей школьной практике и три проступка, за которые мне до сих пор стыдно и не хотелось бы вспоминать. В одном из них я сыпанул немного махорки, принесённой моим приятелем Вовкой Исаевым, в лицо одной девочке, в другом - не признался в том, что мы с тем же Вовкой по недомыслию затолкали кол в отверстие чугунного унитаза в туалете. Но особенно мне стыдно сейчас за отказ от соучастия в перемещении по классу с партой с сыном директора Володей Куклиным во время урока, и он был объявлен зачинщиком. Это было не по-товарищески и противоречило нашим мальчишечьим законам. На следующий день Володя Куклин ничего мне не сказал, но с каким презрением он посмотрел на меня! Постепенно это забылось, и мы с ним снова стали друзьями. В то время он сменил меня на посту председателя совета отряда так как у меня явно не хватало организаторских способностей для руководства классным пионерским отрядом. Я же был назначен его заместителем. Однако, по просьбе самого Володи, я по-прежнему докладывал старшей пионервожатой о построении нашего отряда на сборах пионерской дружины школы, так как у самого Володи был не очень громкий голос.

                Увлечения

   В 6-м классе я влюбился. После того случая с ездой на парте по классу, наша Лариса Ефимовна произвела всеобщую пересадку учеников. За каждую парту рядом с мальчиками были посажены девочки. Ко мне посадили Люду Баскакову. Она была примерной ученицей и могла дисциплинирующе воздействовать на меня. Кроме того, Люда была очень красивой и опрятной девочкой. И тут наша Классная явно не ошиблась. Люда мне очень понравилась. Но один случай полностью изменил моё отношение к ней.
Однажды, на уроке математики, Люда пожаловалась учительнице, что у неё пропал учебник геометрии. Лариса Ефимовна попросила всех учеников класса посмотреть, не попал ли к ним учебник Люды. Я не соизволил даже заглянуть в свою парту, так как был абсолютно уверен в своей непричастности к этой пропаже. И всё-таки на перемене я сунулся внутрь своей парты и, к ужасу, обнаружил, что там лежат два одинаковых сильно потрёпанных учебника. Они были похожи, как близнецы. Очевидно, Люда уронила свой учебник под парту, а я поднял его и положил в свою парту как свой. Я тут же отдал его Люде, но стоявшие рядом другие ученики, в том числе и тот не очень умный мальчишка, решили, что я хотел эту книгу украсть. Хотя зачем бы мне нужны были два потрёпанных учебника. А тот мальчишка прямо сказал: "Хорошо, что ты решил вернуть учебник Люде". Но сама Люда не сказала ни слова, даже спасибо. И моё отношение к ней полностью изменилось.
  Бывали курьёзные детские приколы В классе у нас учился мальчишка по фамилии Киселёв, и как только Лариса Ефимовна, давая задание на дом , произносила "Киселёв"... (был такой сборник задач), тут же вскакивал этот мальчишка и говорил "Я..." Это повторялось практически ежедневно.
  Вскоре у меня появился новый предмет любви. Я влюбился в театр. Посмотрев однажды мини-спектакль, поставленный учениками старших классов, я решил, что театр - это лучшее изо всего, что я раньше видел. Поскольку телевидения тогда не было, мы с мамой по вечерам слушали трансляции по радио спектаклей. Передачи назывались - "Театр у микрофона. Эту любовь к театру я сохранил до настоящего времени. Ещё, надо сказать, я много читал, буквально поглощая при свете лампы-коптилки все те "взрослые" книги, которые читала мама. Детских книг даже в школьной библиотеке было мало. Основной тематикой тех произведений была Великая Отечественная война.
  А одно печальное событие пришлось на учёбу в 6-м классе. Это была смерть товарища Сталина, которая повергла  всех в глубокий траур. А главным для меня событием того времени явилось вступление в 1954 году в ряды Ленинского комсомола!Кстати, в райком ВЛКСМ, располагавшийся в г.Вольске, для вручения комсомольского билета меня сопровождал секретарь комсомольской ячейки нашего класса Володя Куклин. В феврале того года началось освоение целинных земель, и мы все мечтали о поездке на Целину.
 
                К НОВОЙ ЖИЗНИ


На этом и закончилась моя жизнь в посёлке Шиханы и учёба в Шиханской средней школе. Но с каким сожалением я прощался с друзьями, с родным посёлком, чудесным лесом и степью! С нашей школой мне попрощаться не удалось, так как уже наступили летние каникулы. Сниматься с комсомольского учёта мне пришлось  только зимой того года с помощью Винницкого горкома комсомола.
  И вот паровоз дал протяжный гудок, и поезд тронулся. За окном вагона проплывали многочисленные холмы, по склонам которых рассыпались многочисленные сёла, обложенные степью и крупными массивами, в основном лиственного, леса. Всё, как в родных Шиханах, и голова просто разрывалась от тоски, как будто я терял родных людей. Да так оно, пожалуй, и было. Оставались в прошлом многочисленные друзья и знакомые, в содружестве с которыми прошли 13 лет моего детства. Оставались тёплые воспоминания о вояжах в лес и степь, о сборе грибов и ягод, а по осени - дубовых желудей, при сборе которых буквально шло соревнование между учащимися о количестве собранного. Желуди шли на корм скоту, а злые языки поговаривали, что из них изготавливали суррогатный кофе. А вообще лес нас и кормил, и обогревал, и был полигоном многочисленных игр, и спасителем от жары в летний период. Склоны холмов давали возможность кататься на санках, лыжах и коньках по обледенелым тропкам как взрослым, так и ребятишкам разных возрастов. Оставалось в прошлом боление  на стадионе за нашу любимую команду "Эскадрилья", сильнее которой, как мы считали, нет во всей стране. а просмотр кинофильмов в Доме офицеров, кроме познания мира, укреплял чувство патриотизма. Я стоял у открытого окна и не обращал внимание, что вылетавшие вместе с чёрным дымом из паровозной трубы кусочки угля попадали мне в глаза и смешивались со слезами.
  Всё дальше поезд увозил меня от родных Шихан, впереди были Аткарск и Москва, где нам предстояли пересадки, г.Киев и конечный наш пункт - г.Винница. Мелькали многочисленные полустанки и насыпи, на откосах которых были надписи "Слава великому Сталину", "Наше дело правое, мы победили" и другие. Проезжая г.Мичуринск, я обратил внимание на колонну воспитанников суворовского училища, поразился их красивой формой и выправкой.
 


                Город Винница (УССР)


  В Винницу мы прибыли через полтора суток. Мы с мамой ранее три года подряд приезжали на летние каникулы к дедушке с бабушкой. Во время предыдущего приезда в июле 1953 года мы с двоюродным братом Валентином и его сестрой Милой побывали в пионерском лагере, находившемся в небольшом городке Тывров. Местом для лагеря была определена местная средняя школа. В лагере мне совершенно не понравилось, поэтому рассказывать о нём ничего не хочу.   
  А теперь мы  прибыли в Винницу на постоянное жительство. Шёл июнь 1954 года. Жить предстояло в одной комнате, площадью примерно 25 - 30 кв.м, в которой уже проживало, кроме дедушки с бабушкой, ещё 6 человек, и мы с мамой нагрянули. Спали по-разному - дедушка на примитивной раскладушке, а остальные - на двух кроватях "валетом" или на полу. Большим счастьем было, если меня с Вовкой и Милкой (мои двоюродные брат и сестра) укладывали на балконе.
Но довольно часто среди ночи начинался дождь, и приходилось переселяться в душную комнату. С наступлением осенне-зимнего периода мне пришлось спать  на лежанке из составленных стульев.
 Дедушке было уже 78 лет, но он продолжал работать портным в артели, а в нерабочее время - дома. В комнате стоял его рабочий стол и швейная машина. За свою жизнь он прошёл две войны - японскую и империалистическую, как её тогда называли. О самих войнах он рассказывал только забавные бытовые истории.
               
                Свадьба

Время нашего приезда совпало со свадьбой тёти Брони, младшей сестры моей мамы.
На свадьбу, кроме нас, приехал её средний брат Самуил из Казахстана, где он работал на целинных землях в качестве шофёра после службы в армии. Во время свадьбы Самуил посадил меня за стол возле себя и изрядно напоил. В целом свадьба была очень весёлой. Проходила она прямо в доме с участием всей родни и соседей. Свадебное пиршество закончилось весёлым интернациональным хороводом во дворе дома. Не обошлось и без обычной пьяной драки между мамиными братьями дядей Лёней и Самуилом, после которой их уложили спать на балконе, где они и проснулись поутру в обнимку.
Муж тёти Брони, Арон, работал на кроватной фабрике слесарем-никелировщиком. Во время войны он был пулемётчиком и вернулся, после лечения в госпитале, без трёх четвертей желудка. Я несколько раз бывал у него на работе и видел, как тяжело ему
переносить из одних ванн в другие неподъёмные кассеты со спинками кроватей. Об отвратительных запахах, исходивших из этих ванн, нечего и говорить, как и о вредности этих испарений. Необходимость трудиться на столь нелёгком и вредном производстве определялась многократным отказом наших компетентных органов в признании  его инвалидом Великой Отечественной войны из-за нестыковки в прочтении фамилии Чеклер с выписными документами госпиталя, где он лечился после тяжёлого ранения.. Итогом обширной переписки стало запоздалое вручение Арону заслуженных государственных наград,  орденов Красной Звезды и боевого Красного Знамени. К последней он был представлен за прикрытие с пулемётом отхода полка.
Но на статус его как инвалида ВОВ это никак не повлияло. Поэтому он продолжал трудиться  вплоть до оформления трудовой пенсии. При этом он был страстным футбольным болельщиком.

                СРЕДНЯЯ ШКОЛА №9

  Для продолжения учёбы я подал документы в среднюю школы №9. В этой школе ранее учился мой двоюродный брат Валентин, которого почему-то все, том числе и родители,  звали Владимиром. Вместе с родителями и сестрой Милой он уехал на Сахалин, в г.Тамари, куда завербовался его отец, дядя Лёня. Школа №9 была со спортивным уклоном. Её легкоатлетическая команда почти постоянно становилась победителем ежегодной городской эстафеты среди школьников. Довелось и мне побегать за эту команду. Следует отметить, что я попал в класс 8Б. По какому-то стечению обстоятельств я учился в классах "Б" как в Шиханской средней школе, так и в Винницкой 9-й, с первого по выпускной классы. Кроме лёгкой атлетики я ещё занимался классической борьбой в клубе "Спартак". Надо сказать, что и в этой щколе, я учился успешно по всем предметам, как и в Шиханской. В Аттестате зрелости у меня оказалось всего 2 четвёрки, при прочих отличных оценках. У нас были великолепные  педагоги, среди которых особенно выделялись преподаватели математики, истории, географии, химии и русской литературы., а также наш завуч Николай Иванович Калинин. Но особенным уважением пользовался учитель истории Борис Иосифович Рабинер. Он же был и руководителем нашего класса. Борис Иосифович был участником Великой Отечественной войны в качестве артиллериста. Он прошёл войну с начала её  до Берлина, где был тяжело ранен и потерял ногу. Это был интеллектуал высшей категории и прекрасный воспитатель. Кроме того, он был прекрасным организатором и чудесным человеком. Именно Борис Иосифович  был инициатором нашей переписки с аналогичными классами одной из школ КНР и г.Ленинграда. А когда ленинградские школьники пригласили нас к себе в гости на каникулы, он организовал для нас работу по воскресеньям на химкомбинате, чтобы заработать деньги на поездку.
  При всех положительных моментах жизни в Виннице, меня угнетала слякотная зима.
Выпало из жизни катание на лыжах, а на коньках можно было кататься ограниченное число дней, когда наступало похолодание. Однако, этот недостаток в значительной степени компенсировался наличием реки Южный Буг, делящей город пополам. Были, правда, и отрицательные моменты, связанные с этой рекой. Дело в том, что весной 1955 года произошло быстрое таяние снега, в результате чего уровень воды в реке резко поднялся, и вода затопила дом, в котором мы жили с мамой и отчимом (зимой того года мама вышла замуж). Вода в комнатах стояла на высоте около 70см. Со стороны улицы к дому можно было добраться только на лодке. Меня отправили на время к бабушке с дедушкой, а мама с отчимом трое суток провели на чердаке, захватив с собой только самое необходимое.
  С одноклассниками у меня сложились достаточно тёплые отношения, но настоящая дружба сложилась у меня с Валей Глобой, ушедшим уже, к сожалению, из жизни.
С ним и с рекой  Южный Буг у меня связаны лучшие воспоминания. Дело в том, что вместе с Валей мы построили неплохую лодку-плоскодонку с вёслами и прошли на ней десятки километров вверх и вниз по реке. Доходили до Сабаровской ГЭС с камнем Коцюбинского ( 12км вниз по течению) и до бывшей ставки Гитлера (10км вверх по течению). Доводилось нам заглядывать в музей Н.И.Пирогова с его усадьбой и часовней, в склепе которой лежал забальзамированный Пирогов.
 А летом 1956 года нам довелось поработать месяц на ремонте трамвайных путей (там проходила наша рабочая практика. И мы по-настоящему почувствовали, как достаётся кусок хлеба рабочему человеку.

                Сибирь...Сибирь... Во мне твоя душа...

  После окончания школы  наши с Валей пути разошлись- он уехал поступать в Харьковский строительный институт, а я - в Томский политехнический (ТПИ) им.Кирова, на теплоэнергетический факультет (ТЭФ).В Томске у меня появились новые друзья-однокашники и новые интересы, том числе моя первая настоящая любовь, которая ничем положительным не закончилась. А настоящим увлечением стал футбол, верность которому я сохраняю и сейчас, правда в роли болельщика. Зимние каникулы я проводил в Томске, так как Винница была далеко, и для поездки к маме пришлось ждать лета. Поэтому всё свободное время я посвящал ходьбе на лыжах и игре в футбол на снегу.
 Во время первых летних каникул мне довелось, после короткой поездки к маме, поработать в течение 3-х месяцев на уборке урожая на целинных землях Казахстана. Этот период описан мною в повествовании "Целина". Кроме того, ежегодно  перед началом учебного года мы работали на уборке урожая в колхозах Томской области. В общем, скучать было некогда. Что касается футбола, то в Томске проходило как летнее, так и зимнее первенства. В том числе, первенство области, в котором участвовала первая сборная нашего института. Она многократно становилась чемпионом области. В первенстве города Томска  выступала вторая сборная института.
 Многие Футболисты нашего факультета входили и в первую, и во вторую сборные. А часть тех, кому не нашлось место ни в одной из них, в том числе и я, входили в состав команды Грэс-2, игравшей на первенство города под названием "Турбина". Это вовсе не мешало, а может и способствовало нашей учёбе и культурной жизни института и города. В неё входило посещение театров и вечеров ( факультетских и институтских), в программах которых были и концерты самодеятельных ансамблей, и диспуты по различной тематике, и танцы.
 Повальным было увлечение джазом. Почти каждый факультет имел свой джазовый ансамбль. Был таковой и на нашем ТЭФе. Он считался одним из лучших.
 Но власти не дремали. Джаз, как музыка  толстых, не поощрялся, мягко говоря. Репертуар ансамблей строго регламентировался, как и манера игры музыкантов-исполнителей. А танцы под джазовую музыку были под негласным запретом, осмелившихся нарушить который могло ожидать исключение из комсомола и, автоматически, из института. В городе свирепствовал бригадмил ( бригады содействия милиции), которые отлавливали парней в узких брюках и вспарывали брючины. Это называлось борьбой с растлевающим влиянием Запада. Не последняя роль в этом принадлежала комитету комсомола института, который работал на правах райкома.
  Джазовая музыка доходила до нас двумя путями. Изредка вдруг кто-то говорил:  "Ребята, сегодня по телевизору будут транслировать "Маленькую серенаду" в исполнении эстонского ансамбля, мы бежали в красный уголок общаги и с вожделением слушали это жалкое подобие джаза. Чаще джаз приходил к нам на костях, то есть в виде записей на рентгеновских плёнках., которыми пользовались и наши джазовые ансамбли, которые стыдливо называли вокально-инструментальными.

                Учёба, питание, быт

   Первое, что меня поразило, - это отличная от школьной организация учёбы,
которая делилась на лекции, семинарские и лабораторные занятия,  проводившиеся в разных корпусах (их было 11), некоторые из которых располагались на значительном расстоянии друг от друга. Например, до 10,11 корпусов надо было добираться автобусом. Поэтому академический час длился 50 минут, а не 45, как обычно. Компактно располагались только главный, химический и физический корпуса,
построенные в 1896 году по личному проекту Д.И. Менделеева, который и был учредителем нашего института, получившего сначала название - Технологический институт. Я думаю, что более справедливо было бы  присвоить  ему имя Менделеева, а не Кирова.
  В нашем институте были прекрасные профессора (20 человек) и преподаватели. Первым из профессоров для меня оказался профессор математики Кузнецов Сергей Николаевич, который поражал своей интеллигентностью даже в манере произнесения фраз и специальных математических терминов.
  Деканом нашего ТЭФа был доцент Соколов Юрий Николаевич. Он читал нам лекции по гидравлике. При этом Юрий Николаевич был не только учёным и деканом, но и настоящим воспитателем, добрейшим человеком и человеком долга ( серьёзно заболев, он организовал приём экзаменов в своей квартире, лёжа в постели).
  Хорошие воспоминания остались у меня о зав. кафедрой физики Белоусове Владимире Николаевиче, который требовал не голого запоминания материала, а понимания и способности вывести соответствующие физические зависимости с использованием исходных формул. При этом он оставался достаточно демократичным и первым здоровался со студентами, хотя вряд ли всех помнил по фамилиям.
  Но с особой симпатией я вспоминаю зав. кафедрой сопротивления материалов (сопромат) Цеханову Лидию Михайловну. Это была красивая женщина лет сорока, всегда подчёркнуто - аккуратно одетая. При чтении лекций она все фразы произносила чётко, и все успевали записать её мысли. Все студенты удивлялись, что такая красивая женщина с таким знанием дела преподаёт сложную "мужскую" техническую дисциплину. Её оценки знаний студентов на экзамене были абсолютно объективны и справедливы. Особенно меня поразил случай, произошедший со мной. Перед самым экзаменом я сдал лаборанту кафедры свой отчёт по лабораторной работе. Лаборант своевременно не зарегистрировал его, и во время консультации Цеханова Л.М. объявила, что я из-за этого не допущен до экзамена. я был страшно возмущён  и начал недопустимым тоном доказывать свою правоту. Моя речь звучала почти оскорбительно, и я подумал, что мне экзамен теперь ни за что не сдать. На следующее утро справедливость была восстановлена, но я был уверен, что мне будет припомнено моё хамское поведение. Получив экзаменационный билет, я начал отвечать на вопросы, но последний вопрос мной был понят неверно, и я начал вращать деталь в неверном направлении. При этом в своём расчёте я правильно применил множество необходимых для расчёта формул, но на выходе получил немыслимо громоздкую зависимость. Начав излагать ответ по этому вопросу, я обратил на это внимание Лидии Михайловны, но она только просмотрела расчёт и записала в мою зачётную книжку отличную оценку. Я был буквально сражён, удивившись  объективности и благородству этого чудесного человека.
   Жили студенты, в основном, в общежитиях, корпуса которых располагались в большом студгородке, как его называли. В нынешнее время его именуют модным иностранным словом кампус.
   Питались мы в столовых. Одна из них была студенческой, она же была и клубом, где проходили факультетские и институтские вечера. Второй была столовая завода ТЭМЗ (томский электро-механический завод), еда в которой была более качественней.  По воскресеньям мы выбирались в центральную городскую столовую, где пища была гораздо лучше, но и дороже. Иногда мы ели в микроскопической столовой, располагавшейся в старом деревянном доме. Её все иронично называли "Серая лошадь". Изредка, по получении стипендии мы ужинали в ресторане "Север", в котором играл оркестр. Там подавали очень хорошее томское пиво,  равного которому нам было не найти. Играли в футбол иногда мы на ящик   того вкусного пива.

                Дальний Восток 

   Но, как известно, что имеет начало, то имеет и конец.  Институт был окончен в 1962 году, и мой путь лежал на Дальний Восток. Хабаровск встретил меня прекрасной августовской погодой, голубым небом и ярким солнцем.
  Получив в Совнархозе путёвку в институт Хабаровскпромпроект, туда я и направил свои стопы. Встретили меня там нормально, но полагавшимся мне общежитием не обеспечили. Поэтому от самой работы я вынужден был отказаться. Но голод не тётка, и через полторы недели я вынужден был выйти на работу. Проработав до времени выплаты аванса, я оказался без него, так как наработанных часов для этого не хватило, аванс я не получил и вынужден был ещё 2 недели жить с остатками денег буквально на хлебе и воде. Такого голода я не испытывал даже в детстве, после войны. И я понял, что эта проектная контора, которая морит меня голодом, не для меня, хотя непосредственно моя работа вполне устраивала руководство отдела и института. Надо было уходить на производство, но сделать это мне не позволял статус молодого специалиста. Тем временем мне довелось участвовать в выполнении ряда проектов по котельным промпредприятий Хабаровска. В поисках поддержки я побывал даже на приёме у первого секретаря горкома КПСС, но тот поддержал меня сначала, а потом, переговорив по телефону с директором института Комиссаровым, заявил, что не может помочь мне, так как не вправе влиять на действия руководства института. А в это самое время все газеты призывали  молодых инженеров переходить на работу в сфере материального производства.
  Но, как говорят, не было бы счастья, так несчастье помогло.  Через 1 год и 7 месяцев после начала моей трудовой деятельности в институт пришёл приказ о сокращении персонала. Ряд хороших проектировщиков подлежал увольнению. Я обратился к главному инженеру с предложением о моём увольнении вместо другого опытного работника. Моё предложение было принято при условии возвращения всех полученных мной при приёме на работу подъёмных. Я вынужден был согласиться.
По моей просьбе Совнархоз направил меня на судостроительный завод, где я должен был возглавить монтаж нового котла в котельной с новой топливоподачей и золоудалением.
  Взяв в руки чертежи, я с изумлением обнаружил, что все они были выполнены мной лично в бытность моей работы в Хабаровскпромпроекте. Поэтому задача оказалась мне по силам, и через 7 месяцев она была решена. Вскоре я получил предложение РЭУ "Хабаровскэнерго" о работе на электростанции с последующим переходом на наладку котлоагрегатов. Поработав на Комсомольских ТЭЦ-1 и ТЭЦ-2, я и занялся этим делом, которым занимался до призыва в армию в 1969 году. За эти годы я произвёл наладку 35 крупных котлов на электростанциях, принял участие в ряде реконструктивных мероприятий, а главное, я женился, и у меня родился прекрасный сын. В течение этого времени я познакомился со многими городами Хабаровского и Приморского краёв.
Удалось даже искупаться в бухте "Золотой рог" г.Советская гавань, вблизи Татарского пролива. Накатившиеся со стороны пролива ледяные воды сразу сковали мою грудь.
   Ярким пятном моей жизни в Хабаровске явилось увлечение фехтованием (рапира, сабля), в котором мне удалось достигнуть 2-го спортивного разряда.
   А ещё за годы жизни в Хабаровске я влюбился в этот солнечный город, в реку Амур и в природу Дальнего Востока в целом с её могучими реками, сопками и живописной тайгой. Сколько пеших и водных дорог было пройдено за эти годы.
  А ещё за эти годы я обрёл верных друзей, со многими из которых поддерживаю связь до настоящего времени... К сожалению, многие из них уже ушли из жизни, в том числе лучшие из них - Попов Владислав Борисович, Савуляк Владимир Дмитриевич, Лепилова Иродиада Анатольевна, Погорелова Евгения Трофимовна, наш Комиссар, Беломестнов Степан Васильевич, наш бессменный старшина шлюпки ЯЛ-6, по прозвищу Адмирал.

                Непобедимая и легендарная...

   Не успел я по-настоящему почувствовать прелесть семейной жизни  и любимой работы, где я дослужился до должности руководителя группы, как грянул приказ министра обороны о моём призыве в ряды Советской  Армии с присвоением очередного звания лейтенант.. Пошли прахом многие наработки по тепловым испытаниям и наладке котлоагрегатов и надежды на обеспечение семьи достойным жильём (ведь жили мы с маленьким сыном в малюсенькой комнатке 8 кв. м общежития, а на работе я числился седьмым в очереди на квартиру). При этом главный инженер Хабаровскэнерго Худа Иван Леонтьевич отмазал от армии своего сына, работавшего рядовым инженером в одной из служб нашей организации.
  И вот я снова в пути на запад, через 600 км выхожу на станции Возжаевка, в расположении штаба 365-й Выборгской дивизии. После ночлега в местной гостинице и представления командиру дивизии переезжаю на станцию Поздеевка, где располагался 1101-й зенитно-артиллерийский полк (в/ч 65560). Здесь мне предстояло служить в течение ближайших двух лет.
  В гарнизоне пос. Поздеевка располагались, кроме зенитного полка, ещё мотострелковый полк и ракетный дивизион. Подходя к зданию штаба полка, я увидел группу офицеров, сидящих в курилке. Среди них оказался лейтенант Бергер Адольф, с которым я ранее был знаком в г.Винница, а потом жил вместе с ним на частной квартире в Томске в первый год учёбы в институте Звали его попросту Доликом.
  Выполнив в штабе формальности по оформлению на службу, я поселился в том же офицерском общежитии, где жил Долик. Это была двухкомнатная квартира-хрущёвка на верхнем этаже четырёхэтажного дома. Кроме Долика, в ней проживало ещё 5 офицеров- двухгодичников, призванных из разных городов страны. В том числе, Валера Кузнецов и Володя Глинский из Донецка, Слава Рудник из Жданова(ныне Мариуполь) и Витя Обухов из Ленинграда. Долик Бергер был призван из Винницы. Седьмым оказался ваш покорный слуга Михаил Райцын из Хабаровска. Вскоре прибыл ещё один офицер - двухгодичник Федя Марчук, учитель из Курганской области. На одной с нами площадке проживал  с женой и ребёнком командир 1-й батареи старший лейтенант Лазаренко Борис Николаевич, мой будущий командир.
   Следует отметить, что в это время полк находился на летних боевых стрельбах  на зенитном полигоне в Уссурийске, а в расположении полка осталась только одна 4-я батарея кадрированного состава для несения караульной службы. Кадрированная батарея - это подразделение ограниченного состава (не более одного взвода). Большая часть полка, в том числе щтаб, три батареи и все прочие службы убыли на стрельбы.
  Командовал оставшейся частью полка заместитель по тылу майор Буданов. Он принял меня в своё распоряжение и поручил мне курирование 2-х  небольших котельных, расположенных в парке боевых и транспортных машин. Позднее установленный в одной из них единственный кормозапарочный котёл взорвался, так как оператор уснул и упустил воду. Испугавшись он резко подпитал котёл, и тот взорвался. Слава Богу, сам оператор случайно не пострадал. Котёл был низкого давления, и регистрации в органах Госгортехнадзора не подлежал.
  В начале сентября 1969 года полк вернулся  со стрельб, и нас с Федей Марчуком направили на окружные курсы повышения квалификации призванных из запаса офицеров-зенитчиков в посёлок Себучар Приморского края. Курсы проходили в течение двух месяцев в расположении тамошнего зенитного полка.
  В марте того года в том районе китайские войска дважды пытались перейти границу на реке Уссури у острова Даманский, завязались бои, в которых было довольно много убитых и раненых с обеих сторон.  В соседнем с Себучаром посёлке был установлен обелиск, на котором выбиты имена погибших во время тех событий танкистов.
  После учёбы на курсах мы с Фёдором вернулись в свой полк. Федя был назначен командиром огневого взвода в 3-ю батарею, а меня определили начальником ремонтной мастерской вместо погибшего от угарного газа капитана Бартенева,
которой я командовал до конца марта 1970 года, а после прибытия из группы войск в Германии нового офицера и назначения его начальником мастерской,
меня перевели в 1-ю батарею в качестве командира 2-го огневого взвода,
стоявшую в то время на боевом дежурстве на прикрытии дивизионного аэродрома. В этой батарее служили  мои товарищи по общежитию Слава Рудник (командир 1-го огневого взвода) и Володя Глинский (командир приборно-радиолокационного взвода).
  В условиях, приближённых к боевым, я многому научился у своих товарищей.
  При этом, надо отметить, что работа во втором огневом взводе отличалась более широким по сравнению с первым взводом  кругом обязанностей, так как, кроме трёх орудий, в состав взвода входила ещё дизельная станция электропитания орудий батареи и три дополнительных автомобиля-тягача УРАЛ-375. Соответственно в компетенцию 2-го взвода входило обеспечение батареи электроэнергией, а также и обслуживание дополнительных агрегатов.
Во время стояния на "точке" мы частенько проводили совместные тренировки с пилотами авиационных полков. Пилоты пикировали на батарею, а мы имитировали  отражение атаки штурмовой авиации. До чего же жутко становилось, когда самолёт с воем пикировал на батарею. Казалось, что он целит непосредственно в тебя, и возникала мысль: А если бы это был реальный бой, и самолёт вёл бы реальный огонь?!" Но из бесед с лётчиками, мы установили, что они испытывали такие же эмоции. Ведь в орудийных окопчиках у нас лежали реальные боевые снаряды. А ошибки иногда возможны, и на приёмный лоток могла быть подана обойма с боевыми снарядами вместо учебной.
  Во время стрельб на полигоне возникали различные ситуации,в том числе и нештатные. Но до чего красива на ночном небе цепочка из очереди шести взрывающихся снарядов! А если эта стрельба оказывалась точной, то она заканчивалась восторженными дружескими объятиями солдат и офицеров. И каждый из бойцов норовил угостить тебя именно своей сигаретой.
  Бывали и казусы. Однажды во время ночной стрельбы, в небо полигона случайно залетел большой пассажирский лайнер, и только в последний момент удалось предотвратить открытие огня по нему. Это была фантастическая картина, когда из-за леса показалась  большая "сигара" с сияющими иллюминаторами. А орудия уже были наведены именно в ту сторону! А однажды из-за ошибки штурмана наведения полигонной команды, снарядные трассы орудий прошли под самым брюхом учебного самолёта. Бывали иногда и другие подобные случаи, но, слава Богу, ни один не окончился трагически.
   Сегодня наша армия оснащена  более совершенными, по сравнению с нашими зенитными комплексами С-60, зенитно-ракетными системами, но я искренне рад, что и мне довелось участвовать в защите родного дальневосточного неба. Что и я внёс вклад в присвоение моему взводу и батарее в целом звания отличного подразделения.
Ведь  во время войны во Вьетнаме  60% сбитых американских самолётов пришлось на наши орудийные комплексы. В военной истории идёт постоянное негласное соревнование  меча и щита, снаряда и брони, но всегда живёт стремление защищать Родину любыми средствами.
   На втором году моей службы четыре моих товарища уволились в запас. Их должности заняли другие офицеры, призванные из запаса. А с Володей Глинским(он был командиром приборно-радиолокационного взвода) мы участвовали в окружныъх соревнованиях зенитных полков. Наш полк успешно представляла моя 1-я батарея.
Руководили нашей командой комбат Лазаренко Б.Н. и зам командира полка подполковник Жилин Николай Гаврилович, участник Великой Отечественной войны.
Вскоре Глинский уволился в запас, а его должность занял офицер, прибывший из группы войск в Германии. А мне довелось ещё в марте 1971 года пострелять по самолётам и по танкам. Особенно метко мы стреляли по танкам, разнеся в щепки оба фанерных танка., которые перемещались лебёдками на тросах. Полигонная команда выразила неудовольствие и в шутку велела в следующий раз привозить свою фанеру.
   С Володей Глинским мы ещё длительное время переписывались, а с Доликом Бергером мы и встречались, когда я приезжал к маме в Винницу, а также один раз неожиданно в Москве, где я был проездом.
   В конце 1970 года в моей службе произошёл случай, о котором мне до сих пор неприятно вспоминать. Меня вызвал зам. командира полка по тылу подполковник Буданов и сообщил, что я назначаюсь начпродом (начальником продовольственной службы) полка. Я категорически отказался, но мне было заявлено, что в армии не положено отказываться. Взяв бутылку водки, я пошёл на квартиру к комбату и попросил заступиться за меня. Комбат усмехнулся и спросил: "Ну что, будем стрелять?" Я ответил утвердительно, и от меня отступились.
   И я продолжил службу в 1-й батарее. Довольно часто именно наша батарея вставала на боевое дежурство. Мне нравилась эта служба, приятно было сознавать, что от нас зависит безопасность аэродрома, на котором базировались три авиаполка.
Зимой, во время сильных морозов и метелей приходилось нам самим устранять случавшиеся поломки матчасти орудий, за исключением случаев, когда требовалась сварка. В этом случае вызывались специалисты из ремонтной мастерской.
Иногда у моих солдат случались мелкие обморожения. Я сам лечил их гусиным салом, присланным мне мамой.
   А летом 1970 года в СССР случилась вспышка холеры. Были запрещены почтовые посылки, содержащие животноводческие продукты питания. Все приходящие солдатам посылки должны были вскрываться в присутствии командиров подразделений, а запрещённые продукты подлежали уничтожению. Как раз в это время, когда полк находился на полигоне, один мой солдат, литовец, получил подобную посылку. После вскрытия её внутри было обнаружено шикарное свиное сало. Я был в крайнем затруднении, так как был обязан составить акт и уничтожить сало. Надо было видеть
лицо хозяина посылки. но произошло неожиданное. В эту минуту мимо проходил зам. командира полка по строевой части подполковник Жилин Н.Г. "Встать, смирно!"- скомандовал я, и подполковнику представилась эта немая сцена, похожая на немую сцену в "Ревизоре" Гоголя. Увидев общее замешательство, Николай Гаврилович сказал мне:: Да отдай ты ребятам это сало! И вопрос был улажен. А ночью в палатку, где я спал с другими офицерами, протянулась рука с большим куском сала в ней. С большим удовольствием мы употребили это сало с моими товарищами.
   Но ничто не бесконечно в этой жизни, и в конце июня 1971 года пришёл приказ о моём увольнении в запас. Я хорошо помню утро, когда за мной приехал на своём мотороллере мой комбат ( в это время наша батарея находилась на боевом дежурстве в 30 км от расположения нашего полка. Как раз из столовой БАО, к  которой мы были прикреплены, привезли завтрак. Принесли его и нам, офицерам, в канцелярию, где мы жили. С удивлением я обнаружил в своей порции большой пласт сливочного масла, вместо полагавшихся 20 граммов.  На нём было нацарапано "дембелю"! Это солдаты батареи из своих паек выделили мне часть масла в знак уважения. А потом состоялось построение личного состава батареи, и наш комбат, в нарушение субординации, доложил мне, командиру взвода, об этом. Потом было трогательное прощание с солдатами и офицерами, я подошёл к каждому из них и пожал руку.
А потом комбат отвёз меня в расположение полка. По приезде, я зашёл в кабинет командира полка, где командир, полковник Силюк Анатолий Емельянович обнял меня  со словами: "Хороший офицер уходит" и даже прослезился. А в конце следующего дня, в день отъезда, я устроил небольшой банкет с участием командира полка и других офицеров. Поздним вечером поезд уже уносил меня в Хабаровск для вылета в г.Горький, где находилась моя семья.
  В аэропорту Хабаровска мне удалось приобрести билет на рейс, вылетающий только через три дня.  Это время я использовал для общения с  друзьями. Незабываема была поездка на моторке на рыбалку с ночёвкой. Удалось и посетить
и место моей работы, Хабаровскэнерго.


                г.ГОРЬКИЙ


Дни быстро пролетели, и после 10 часов полёта, я оказался в Горьковском аэропорту, где меня встречала моя жена Лора. Беспредельна была моя радость от встречи с женой и маленьким сыном. Родители жены, Георгий Андреевич и Елизавета Львовна, приняли меня благосклонно. Но город мне не очень глянулся после яркого и зелёного Хабаровска. При этом ласкали мой взор обилие легковых авто и яркие летние платьица встречных женщин, контрастирующие с армейской формой цвета хаки, обрыдшей мне за два года службы. После нескольких дней, потраченных на постановку на воинский учёт, получение паспорта вместо офицерского удостоверения личности
и на прописку я отправился на поиси работы. Не хотелось мне размениваться на работу в малой энергетике, как советовала мне тёща, и я обратился в РЭУ "Горэнерго". Там мне предложили должность старшего инженера в тепловой службе, в компетенцию которой входила эксплуатация и ремонт оборудования тепловых электростанций и тепловых сетей. Это и определило мою дальнейшую производственную деятельность на долгие 38 лет.
  Коллеги по работе встретили меня вполне доброжелательно, с одним из них, Корольковым Владимиром Васильевичем у меня сложилась многолетняя дружба. С Володей мы неоднократно подрабатывали на разгрузке вагонов после основной работы, так как ззарплаты на все  нужды не хватало. Работали в службе прекрасные специалисты: начальник службы Гурский Бронислав Станиславович, его заместитель Мейер Георгий Александрович, Мирошников Борис Иванович, курировавший оборудование турбинных цехов электростанций, Заугаров Юрий Николаевич, руководитель группы технико-экономических показателей и ряд других специалистов, которым очень благодарен, так как многому у них научился.
   В это время во главе Горэнерго стояли такие выдающиеся энергетики, как Козлов Дорофей Васильевич, Шмаин Александр Яковлевич, их сменили не менее значимые Щелин Марк Петрович и Нужонков Алексей Ефимович, с которым меня связывала многолетняя дружба. В процессе работы бывало всякое, и большие достижения, и аварии, и, к сожалению, несчастные случаи...С персоналом цехов, их руководителей, и руководителей у меня сложились тёплые деловые отношения, среди них особо отмечу
Биткина Виктора Николаевича, Тропина Владимира Викторовича, Горбунова Николая Ефимовича, Панина Петра Георгиевича, Копкина Виктора Петровича, Яруничева Сергея Алексеевича, который был первым руководителем двух электростанций и моим шефом в течение ряда лет. А ещё моим другом и является им сейчас Яшанин Анатолий Сергеевич.
   Не забывал я физкультуру и спорт, по вечерам после работы, ходил ежедневно на лыжах в освещённом парке, участвовал в соревнованиях, а по выходным ходил в пешие и байдарочные походы с с моим другом, к сожалению ушедшим из жизни, Сущенко Эдуардом Гавриловичем, с которым были пройдены тысячи километров по воде и по суше. За годы работы стал я начальником службы, которую возглавлял 18 лет.
   Семейная жизнь сложилась удачно, с любимой женой Ларисой, прожили мы счастливо 42 года, вырос любимый мой сын Николай, родивший совместно с женою Еленой внука Андрея, с Николаем регулярно посещаем футбольные матчи нашей команды...
   Были в той жизни большие потери: ушла из жизни любимая жена, а ранее скончались мой тесть, тёща, и мама моя, и многие из ближайшей родни. Друзей потерял я оченно многих, средь них: Попов Владислав Борисович, Москаленко Валерий Васильевич, Прудовский Феликс Наумович, Безелюк Юрий Евгеньевич, Фомина Галина Борисовна, Фомин Олег Вадимович, Глоба Валерий, Сущенко Эдуард Гаврилович, Сухарькова Галина Дмитриевна, Нужонков Алексей Ефимович, Корольков Владимир Васильевич и ряд других, уход которых не менее печален.
   А скрасила годы лишь встреча с Любимой
   Надеюсь, что чёрная линия уж прервалась,
   Возможные беды проскочат все мимо
   И мы поживём с ней, хотя бы немножечко, всласть!


  ЭМКАЭР                25.07.2024

   *) Родители того мальчишки могли сообщить в политотдел, что мама с тётей Ниной разрешили ребёнку играть с государственной наградой, и им могли "пришить" политическую статью и посадить в тюрьму.