К общей геометрии

1

У каждой формы своя мораль,
и только вечность не меряет календарь,
как раскосую деву.

И пока нас помнят – мы часть спирали,
ведь знаки отличия – не медали,
а попытки запомнить тело.

Расправляется ужас. И утро скажет,
кого потеряем, кого накажем,
а кого в пьедестал сокроем.

Я – ночной полубог, треугольник, мрамор,
альбион и разница, сумма планов,
но при этом, как хаос, – всегда спокоен,

как поэт – фантом и Дурак натальный.
Наша речь, – не в пример, – но родня для спальни,
где мешаем мы отдых и коитус – перемена чувств.

Как говорили древние: Кому порок, а кому порог,
кому речь, кому сумма знаков; так остров превращается в островок
в измененном сознании; так шепот Логоса доносится, но как хруст

шеи изменника. Деревья знают.
Проблема разума – это наличье тайны,
в которой мы видим линию, путая ту с лучом.

Разницу меж объектов проявит форма,
как ручка, шпаргалка. От того ли текстуру дома
можно вывести, но только лишь карандашом?

Геометрия крайностей не объемлет.
Выходя за синус, точка оставит: Немель
здесь был. – Наивно, но, впрочем, складно.

А что ваш язык? Разве он не ложится в спектр
человеческих чувств? Так речь, потеряв свой вектор,
возвращается в Логос – изменником с надранным задом.


2

Я рисую фигуры – Харон в разрядке,
тени над городом, тени в лодке –
почти театр, почти Монмартр;
я – почти Селин, ведь уже – как мертвый.

Хотя моя гитара теряет струны,
а слова – грызунами полезли в норки.
Но пока поэзия – лекарство (от) литературы,
нужно орать со сцены, словно ты настоящий рокер,

пусть внутри ты и стерх, и всего лишь – брошка
на теле Культуры и для Инфополя – крышка.
Надгробие или бутылка – в ломбарде лежишь как ложка,
а твоя речь – бижутерия, проданная с излишка.

Всё перемешано. И не найти изнанки. –
Скажет вам голос из затемненной рубки.
Бог или Дьявол? Даже пешка – попытка дамки,
звучать над всеми. Так овца учит роль для волка –

и представьте последствия! трель! и эхо!
Как затрещат небеса! моя теория – логосфера!
И останется выбрать виновника: Небеса или только Небо.
А поэзия – соучастник, это выбор вины. Афера,

которую не разгадать, не разглядеть под лупой.
Но можно наслать коней. Копыто – не хуже лапы
медвежьей. Так стишок бессонный неотличим от тульпы
безлунной. В этом мы верим, пока с нас снимают скальпы,

сканы мыслей – что речь. Обозрима конечность, видите?
Пока буквы воют, и вы друг с другом никак не сладите –
поэты представляют собой экран в спектре, а, может, в спирите –
поэты срисуют прекрасное и в саду, и в гробнице, и в падике.

Одиночество фраз. И никак не найти причины
для сообщения. Ведь парафраз причин –
это пламя внутри, образ рождения и кончины.
Так речь из Вечности западает обратно в Мир.

Я же всего лишь алхимик, диссида, мистик,
лунный мост, я – свет, посчитавший себя за мостик,
страдающий хроническим расстройством эквилибристик.
И всё же – я нужен. Ведь на сад свой способны и кости.

А мне, помёту, то – легче вдвое.
От того ли я хаос слов бессмысленно усложняю,
утопаю в-себе, как синее-синее море?
В этом суть искупления. И в нём я вас искупаю.


3

Чтоб колыхнулась ветка
нужен ветер. И буря. Спектр
трещит под перспективой.

Ночь. И поздняк метаться.
Герой саван попутал с периной.
Выйди в ночь, как всегда, пластмассой,
либо стань диссидой.

Я пишу, и пишу про вещи,
как глагол замыкает созвучья в клещи –
в отношении речи, оставшейся от индивида.

Это правило, и это правда.
Но нельзя подавать им вида,
что ты слабый. Сильнее карта
точки. Но прибавь ты линии – и получится пирамида.

И меня не зовут на праздник.
Слава богу. Я – голый латник,
выписанный из доспехов.

Пустомеля я, и того – Емеля,
гражданин без паспорта (без огрехов).
И если в речи страдание, я – потеря,
вместе с ней слился, вместе с ней в пустоте отъехал.

Да, я солдат, что траву окрасил
кровью Медузы – пегас Пикассо! –
хотите смейтесь, хотите верьте, –

но рождён я клинком – и клинком огромным.
А значит, не зря умирают дети –
всё, что я написал – это только дорога к дому.
Дом и есть путь. И путь до смерти.
Только в смерти есть тайна! И тайна – жизни.
Которую я объясню по тризне:
Поэзия – это мусор, – что я зарываю, – клад.

По итогу, имя – всего лишь линия,
как линия ниже – штришок меж дат.
Имя – речь изнутри. И пока есть имя,
возможны тайна,
симфония,
поэт
и их поименный
распад.


(из лирического трактата "Лишняя конечность", 2022-2023)