Апофеоз речи

1

Мне не найти моей звёзды, в полыни тонет город, по-прежнему своей вины не зная – в ней расколот на звёзды меньшие, чем те, что светят нам на потолке в краеугольной темноте
  в консервах комнат.
А я пишу для них одних, не сочиняю – ритм играю, – и город, превращаясь в стих, в себе иное превращает в первейший мускус, каплю зла, конечно, вырядив веса
  (ведь зло не знает грани).
Как ты и я, как тело, что лежит в блокноте, – допишу, – почти в квадрате, – я перечел, – почти в "линейке" под литру, – ещё попытка: верен знак себе же сам (как есть, голяк), – так слово
   отпускают на ветру.
В том заключается пари, и буква, зная про себя, идёт до речи, красоты, теряя форму языка, она не знает ни побед, ни поражений, – лишь поэт заключит:
  Речь моя пуста,
оглох мой слух, уста в немении, я не нашел звёзды, не получился стих, – застряв, по сути, в новом времени, которое не знает ни язык, ни вообще формирование лингвы, – кровописание, – звезда и слово
  падают на стык...
Времён других, неназванных ни прежде,
  ни в будущем (как измерении обрящем).
  Так речь отдается слепой надежде
на существование в настоящем.
  Выходя за пределы, в другой мотив,
  поэт как бы свершает сплошной отлив.
Так речь уплотняется (волнами в океане).
А я, дойдя до точки, как в бреду,
  ищу иную музыку прилива.
  Я понимаю, дело – неделимо.
Но, дважды думая, делю звезду
на город, в коем друзья её зарыты.
Так речь, приобретая форму скрипки, –
в существовании, –
  являет собой струну.


2

Хайдеггер видел центр поэтики – как угасающее божественное, человеческую попытку догнать ускользающих в бездну богов.
Поднося уста к письмовнику, сооружая тем самым некий трансцендентный микрофон, я сказал: 
Раз-раз-раз.
И услышал в ответ:
Start Recording.


(из цикла верлемов "Время верлемов", май-июль 2023)