Adsum-57

 
;






























 


 
УДК  821/333(740)-313.1 A. Снегуров
ББК  83 Р7
С 23






А. Снегуров   
               
Стихотворения
Поэмы




   









   ISBN 5-75-45-0263-2       @ А. Снегуров

;





            Посвящается тем, кто меня любил.








































Ангел  Печали               


  По-над дремлющими реками,
  По-над утрами туманными
  Пролетает скорбный ангел
  Над землей обетованной.

  Там по улицам пустынным
  Только тени и молчанье.
  Спят усталые селенья,
  Нервный город затихает.

  Вы, изгнанные из рая,
  Потерявшие, что можно,
  Что ж вы ищете отныне
  На измученной земле?

  Рай, утерянный без смысла,
  Красоту и суть познанья,
  Бесконечности стремленье
  Иль волшебную мечту?

  Мир сокрыт от вас извечно.
  Тайна только будет тайной.
  И гармонии, и правды
  Не достичь вам никогда.






;



  Войны, голод и страданья.
  Нету мира между вами.
  О, покинутые дети,
  Бесприютен весь ваш мир.

  Ваши светлые искусства
  Поугасли. Нету веры.
  Гаснет факел.
  Ваши храмы опустели.

  Лишь страданья и болезни
  Торжествуют пир свой страшный.
  И никто вас не поддержит,
  Одинок ваш терний путь.

  О, покинутые дети,
  Защитит кто вас, согреет?
  Кто вам пищу приготовит
  И для тела и души?

  По-над дремлющими реками,
  По-над утрами туманными
  Пролетает скорбный ангел
  Над землей обетованной.


 
Ангел Надежды 
               

  По-над солнцем заходящим
  Над вечерним благовестом
  Пролетает светлый ангел
  По-над твердью поднебесной.

  Вы, изгнанные из рая,
  Не печальтесь, все свершится.
  Зерна горькие страданий
  Прорастут добром и светом.

  Ваши боли и печали
  Перельются в свет и радость.
  Успокоится отныне
  Ваша горькая душа.

  Ваши страстные искусства -
  Отпечаток вашей жизни,
  Ваших болей и страданий
  И исканий в темноте.

  Ваша музыка сольется
  С вечной музыкой Вселенной.
  Ваши танцы, ваши песни
  Перейдут в природы жизнь.

;


  Красота вас не покинет
  И согреет ваше сердце.
  И любовь пусть освещает
  Ваши терние пути.

  Где-то, странствуя по миру,
  Ваши души не исчезнут,
  Ваши трудные дороги
  Приведут вас в светлый Храм.

  Ваши веры и надежды
  Вас поддержат в дни печали.
  Человеческое братство
  Вас спасет от небытья.

  Ваша жизнь - одно стремленье
  И движение вперед.
  Вы, сошедшие на землю,
  Лишь ступени для других.

  По-над солнцем заходящим   
  Над вечерним благовестом
  Пролетает светлый ангел
  По-над твердью поднебесной.


 
;



Будьте грустны и прекрасны…               
В. Незвал «Эдисон»












I



















 
  * * *

               
  Тени лунные, тени томные
  На поля легли полусонные.
  Все промерзшие, черно-синие,   
  Окропило вас утро инеем.
  Опечалены грустью нежной вы,
  Вспоминаете что-то прежнее.
  Одинокие и усталые,
  На поля легли вы бескрайние.
  Тени лунные, тени томные…









 
    * * *               


  Что, туманы? Что, безумцы?
  Лишь обманы одни не сбудутся.
  По дорогам стелетесь вы тайно,
  Чтобы скрыть всю боль огромной раны.
  Что вам солнце, что вам звуки мая?
  Осень поздняя без всякого обмана
  Возвестит грядущие невзгоды,
  Ветры заметут былые годы.
  Вы туманы, вы безумцы ...
 
   






;
   * * *               


  Падают листья.
  Падают листья.
  Как годы.
  Желтые, красные годы.
  Музыка тихая листьев,
  Музыка грустная жизни.
  Звук одиноких шагов.
  Падают листья.
  Падают листья.
 







;


 * * *               


  Куда уходят дни, печали и разлуки?
  Куда уходит боль, страданье и любовь?
  Как грустно видеть вас, стареющие руки.
  Как тело холодит стареющая кровь.

  С годами так мелки все цели и стремленья.
  Желанья так скромны  и воля так мягка.
  Так холодно вокруг, и нет уж обновленья.
  И дух не укрепит Всевышнему мольба.

   








 
* * *               


  Как гаснет все и увядает -
  И чувства, и душа ...
  И сердце реже уж страдает
  И не спеша.

  Все тише звуки.
  Угасает призванье жить.
  И больше разум не терзает
  Уж быть или не быть.

  Ступеньками друг другу были,
  Все ввысь стремясь.
  Мы и страдали и любили,
  Жить не боясь.

  И отойдем, оставив детям
  Стремленье вдаль,
  Подняв еще ряды ступеней
  Сквозь дней печаль.
 


 
* * *               


  Все в сердце пусто.
  Тихо и печально
  Уходит жизнь
  Сентябрьским дождем.
  Ни слез, ни горечи.
  Зачем же было все?















 
   * * *               


  Вокзальная площадь. Люди снуют.
  Фонари полусонно мигают.
  А я почему-то здесь стою -
  И не живу, и не умираю.
  И уехать некуда, и остаться нельзя.
  Крик уличной женщины,
  Глухой и надрывный.
  Прости меня, Господи,
  Моя стезя и проторена, но пустынна.











 
  * * *

         
  Когда к закату дней усталых
  Ты оглянешься вдаль,
  Что позади себя оставил - печаль.
  И было все, и все кануло,
  Так грустен мир.
  Твоя любовь меня минула,
  Как пир.













 
      
  * * *               


  Был грустный день у северного мая.
  С утра лил дождь, похмелье вымывая
  Вчерашнего безудержного дня,
  Когда природа юностью цвела.

  И лил, и лил все дождь, и музыка текла.
  Зеленые побеги в поисках тепла
  К земле прильнули, чтоб сыскать в ней силы,
  И город меланхолия томила.

  И дождь все лил и лил...

  Последний день и круг последний мой.
  И Смольный храм, как белая горлица,
  С прощальной болью мне в глаза глядел.
  И слезы капали, омытые дождем.

  И лил, и лил все дождь...
  И в реках, и в прудах стволы деревьев
  Призрачно дремали,
  И сердце горестно смеялось над собой.

  А дождь все лил и лил...
  Сегодня молодость свою я схоронил.
 





;
  * * *               


  Осень - желтый могендовид,
  Вся в слезах и вся в печали.
  В фиолете и багрянце
  Ниспадает одеянье.

  Мокры крыши и дороги,
  Листья мокрые летают.
  И порыв внезапный ветра
  Горьки думы навевают.

  Все угаснет: мысли, чувства,
  Красота в свой час увянет.
  Наши боли и печали
  Словно листья опадают.

  Наши цели и стремленья
  Не успеют завершиться,
  Лжи и правды потаенной
  Никогда нам не открыться.

  Но внезапно прекратились
  Слез безудержных потоки,
  И на ветках золотится
  Солнца луч мильонноокий.

  И мгновенно в сердце входит
  Вновь живительная сила,
  Что болело и страдало
  Заменило, что любило.

  Осень - желтый могендовид.
  Вся в слезах и вся в печали.
  В фиолете и багрянце
  Ниспадает одеянье.

   
* * *               


  Шаги твои тише и тише,
  И взгляд твой в тумане плывет,
  Как будто звон  звонницы слышен
  И кто-то так тихо зовет.

  Туда, в неизвестные дали,
  Где жизни родная сестра
  И робкой улыбкой печали
  Чуть светит дневная звезда.

  Где краски так пепельно белы,
  И куполы храмов легки,
  И хора далекого пенья
  Над  дремлющим  миром слышны.




   

 
      







  * * *               


  Так буйно цвела бузина.
  И крепость, и храм все в крови.
  Так грустно смотрела она,
  Как солнце сгорало вдали.

  Внизу утомленно река
  Прохладные воды несла.
  Кроваво цвела бузина,
  Тревога над храмом росла.

  И вдруг все угасло, и дождь
  Омыл все чистейшей водой.
  Все прошлое встало, как ложь,
  Тяжелой и долгой бедой.

  И снова цвела бузина.
  И крепость, и храм вновь в крови.
  И грустно смотрела она,
  Как солнце рождалось вдали.
 








;







  * * *               


  О, как сердцу хочется праздника
  В этот грустный год.
  По сиреневому небу
  Дуют ангелы в раструбы -
  Все пройдет.

  Ты мне сыграй на скрипке
  Мелодию  без слов.
  Из твоей тихой улыбки
  Родится любовь.

  Летят на закате звезды
  В свой последний путь.
  Ты меня, как единственную веру,
  Не забудь...

  Ох, как сердцу хочется праздника
  В этот грустный год.
  Дуют ангелы в раструбы -
  Все пройдет.
 















 
 * * *               


  Может, новой весною
  Я встречу тебя
  Босиком над росою
  В золотистых кудрях.
  Утром в свете далекой,
  Чуть заметной звезды,
  Ты мелькнешь одиноко
  Сквозь туманов ряды.
  С голубыми глазами,
  Опечаленный взор,
  Красный свет за плечами
  И во взгляде укор.

















;


  * * *               


  Синий, желтый, красный поцелуй.
  Душу не волнуй мне, не волнуй.
  В ночь под завывание пурги - ни зги.
  Шарики воздушные лови, лови.

  Синий, желтый, красный поцелуй,
  Душу не волнуй мне, не волнуй.

  Руки твои ласково лежат,
  На плечах улыбкою молчат, дрожат.

  Победи же, победи свой страх.

  Синий, желтый, красный поцелуй,
  Душу не волнуй мне, не волнуй.








 
   * * *               


  Так бледен и нежен твой лик у окна
  На фоне зеленой портьеры.
  Упал и разбился хрустальный бокал,
  Осколки печально звенели.
  Рассвет зарождался сквозь терпкую мглу,
  Глаза твои грустно чернели.















;
 * * *               


  А  у нас дожди, а у нас туманы.
  Желтизна и синево, носятся ветра.
  Вся земля покрыта желтыми листами,
  И парит в тумане синева.

  В эти дни холодные, мрачные, угрюмые
  Согреваешь душу мне, как весенний луч,
  И глаза усталые осенью наполнены,
  И печали лучики пробивают грудь.













;
  * * *               


  Не покидай - ни зимой, ни летом.
  Не покидай - ни ночью, ни днем.
  Моя единственная планета
  В созвездии людском.


















 
 

 
* * *               


Прости за то,
Что все так получилось.
Прости за то,
Что жизнь уже прошла.
За то, что мне
Ты только лишь приснилась.
За то, что ты
Любила не меня.















;
  * * *               


  Когда идешь ты по аллее
  Под листопад осенних слез,
  Мне кажется опять виденье
  Далеких грез.

  Твой стан чарующий, движенье
  И аромат дождя…
  И снова в сердце упоенье
  И радость бытия.

  Тех дней волшебных удивленье,
  Багрянец, листьев фиолет,
  И твое чудное явленье
  Сквозь дымку лет.

  И снова юность расцветает в полях души,
  И огонек внезапной жизни во тьме, в глуши.




;
 * * *               


  Валери, Валери, Валери,
  Звезды ль гаснут в усталой дали?
  Или просто на сердце зыбь,
  Как дрожанье туманов у глыб?

  Не понять в этой блеклой ночи,
  То ль шуршат о былом камыши,
  Или это в полях души
  Ветер юности вдруг ожил.












;
 
* * *               


  Я уж стал забывать тебя.
  Очертанья твои легки.
  Только память хранит любя
  След касанья твоей руки.
  Я уж стал забывать тебя.

  Цвет волос и глаз твоих цвет,
  И плечей твоих теплый овал
  Мне остался, как нежный букет,
  Что тогда я в ночи целовал.
  Цвет волос и глаз твоих цвет,

  Только взгляд твой еще живет
  У меня на сердце больном.
  Может, скоро и он пройдет
  С моей памяти тихим дождем.
  Только взгляд твой еще живет.





;
   * * *               


  Как солнце на небе,
  Как цветы на земле,
  Так ты в моем сердце.
  И мысли мои о тебе,
  И память моя с тобой.
  Ты мое радостное утро
  И далекое детство,
  Прохлада парка
  И моя фиолетовая осень.
  Ты мой первый дождь
  И моя первая жажда.
  Ты мой грех и моя благодать,
  Моя мольба и мое покаяние.
  Ты мой храм и моя вера,
  Мой бесконечный поход
  И единственная дорога
  Среди всеобщего хаоса.
  Ты мои корни и мои подземные воды.
  Ты мой дом и мой маген-Давид.
  И душа моя жаждет тебя,
  Как древо жаждет влаги,
  Как творец жаждет творенья.

  И мысли мои о тебе,
  И память моя с тобой.

 
* * *
   
  Мело, мело по всей земле
  Во все пределы...
               
                Б. Пастернак               


  В окне так трепетно свеча
  Всю ночь горела,
  И жилка тихо у плеча
  Слегка темнела.

  И губы алые твои,
  Как сок граната,
  Меня безудержно влекли,
  Как рая врата.

  И в лужах спали небеса,
  Черны деревья.
  Твои небесные глаза
  Мне сердце грели.

  Всю ночь горело у окна
  Так робко пламя,
  И свет усталого огня
  Дрожал на раме.
               
;


  * * *               


  Ах, эти чудны дни весны!
  Вам нравятся цветные сны?
  Сие есть избранных примета.
  Сгорая пролетит комета,

  Как наша юность над мостом,
  Соединяющим два мира.
  И в сердце выжженном, пустом
  Не зазвучит уж боле лира.

  Из мира детства и мечты
  Цветною радугой повиснет
  Волшебный мост чрез реку жизни,
  С него, смотри, не упади.










;
   *  * *

               
  За кругом круг.
  Грядут уже иные
  С надеждой  новою
  И новою мечтой.
  Любовь и красота –
  Два сфинкса вековые
  Уж  вновь к себе влекут
  Таинственной звездой.
  И славы нити золотые
  Плетет паук заманчивый узор.











;

 





 О, ты, душа моя !
 В каких мирах летаешь ?












II




















 
 


* * *               


  Калейдоскоп я, состою из миллиардов
  Цветных частиц из разума и чувств.
  И случай-бог здесь правит бесконечно.
  Ничто необходимость, только вечны
  Мельчайшие кристаллы всех цветов и звуков,
  Что чудеса творят, достойные богов великих.
  И только я - калейдоскоп несчетноликий
  Во всем. Момент - я царь, момент - я раб.
  Вот ужас, страх, вот воля крепкая, как сталь,
  Распались вмиг на составные части.
  И краски, звуки, чувства, страсти
  Вмиг отошли куда-то вдаль.
  Вот боль с печалью образует радость.
  Вот молодость в мгновенье переходит
  В старость, добро и честь - в позор и ложь.
  А вот, о, ужас, - смерть и плаха.
  И урна, полная от праха, и снова все опять.
  Калейдоскоп - я, равно как и мир.
  Планеты, звезды, миллиарды звезд -
  Мельчайшие частицы мира и мгновенья,
  И случай здесь царит над всем неразделенно.
  Распад, стихия вечной связи - во мне все.
  Мир и я - один калейдоскоп бескрайний.

;
  * * *    

               
  О, мудрый кот, зверек пушистый мой,
  Таинственный божок священного Египта.
  Ты смотришь на меня и тихо, и открыто,
  И взгляд твой грустный и немой.

  Ты глух уж. Звук тебя не тронет.
  Спокойно ты лежишь на бархатном ковре.
  В твоих глазах немая вечность тонет,
  И гаснут изумруды в непроглядной тьме.

  Но вдруг сверкнет, как молния, в глазах,
  И снова жизнь безумная зажжется,
  И воля спящая на миг опять проснется,
  И пробежит по телу тихий страх.

  Но лишь на миг - и снова взор угаснет.
  И, полон вечной тишины,
  Глаза сомкнешь и  видишь сны
  Прошедших дней уже неясных.


;


   
  * * *               


  Я смотрю на часы песочные.
  Что осталось и что ушло?
  Этот мир наш - такой непрочный,
  Знает жизнь свое ремесло.

  Что уйдет безвозвратно потеряно,
  Что останется жить не спеша,
  Может, в новую жизнь переселится
  Утомленная ныне душа?















;


  * * *               


  Случайный день,
  Случайный взгляд
  И блеск случайный.

  Мне все мерещится теперь
  Твой взгляд печальный,
  Пропитанный такой тоской,
  И дальний, дальний.

  Случайный день,
  Случайный взгляд
  И блеск случайный.











;
 

  * * *               


  Зеленые снега по улицам метут.
  Фонарь зеленый, словно тень Иуды.
  И глаза два - кошачьих изумруда,
  С кровавою луной вослед плывут.

  Этим утром или ночью
  Снег пушистый, чистый, белый
  Заметет прекрасны очи,
  Заметет прекрасно тело.

  Взгляды, трепет прикасанья,
  Шелест платьев, страсти пламя -
  Все накроет тень молчанья,
  Пустоты зеленой знамя.









;
       * * *               


  Мне 43 года.
  Середина сентября.
  Сыро, холодно и пасмурно.
  В окно, широкое и грязное,
  Тихо и одиноко
  Заглядывает рябина
  С красными гроздьями ягод.
  Я лежу в комнате
  Напротив окна
  Уже абсолютно один -
  Ни родных, ни любимых,
  Ни друзей. Ни цели ...
  Все ушло.

  Сентябрь 1983 г.






;

  * * *               


  Отрекаюсь от горя и боли,
  Отрекаюсь от женской доли,
  Отрекаюсь от губ и глаз,
  Отрекаюсь от всех от вас.
  От того, что проходит мимо.
  Отрекаюсь и от любимого.

  От искупления и последнего причастья,
  От света звезд и от уюта счастья.
  От всех моралей и идеологий.
  От политик мира и стран убогих.

  Лишь босою пробежать по травам,
  Родниковою водой напиться
  И душой неистово молиться
  О всемирной чистоте попранной.







;
      






 * * *               


  И вновь задуло холодком
  Из щелей окон,
  И было на сердце темно
  И одиноко.
  И тени от свечей легли
  На пол и стены,
  И за окном опять мели
  В сердцах метели.
  И словно, как аккорд пурге,
  А с ней и ветру,
  Внутри все стыло холодком
  В тоске по лету.















 

  * * *               


  Уж сны не снятся,
  И на сердце пусто.
  Неведомо когда
  Покинуто душой,
  Оно молчит, как
  Мир безмолвный Кусто.
  Когда же кончится
  Все это, Боже мой?












 
  * * *               


  В этом доме уже не живут.
  Только ветер гуляет вдоль стен.
  В нем никто уж не любит совсем,
  И совсем никого уж не ждут.

  В этом доме камин уж потух.
  Лишь зола с пеплом тихо поют,
  Вспоминая минувший уют,
  Под жужжанье назойливых мух.

  И мужчина заходит в тот дом,
  И ночами сидит у окна.
  Словно слушая тихий псалом,
  Ждет он ту, что была не верна.






;
   * * *


   Дома умирают молча.
   Их боли никто не слышит
   С фундамента  и до крыши
   Вдруг рухнет их тело в ночи.

   Пустые глазницы их окон
   Замрут – и ни боли, ни страха.
   Железобетонные блоки
   Покатятся, словно на плахе.

   Дома умирают молча...   










;
  * * *               


  В минуты горечи и боли,
  Когда все кажется пустым,
  Глядя, как гаснут искры воли
  Сквозь время дым,
  Когда родник, питал что сердце,
  Уж пересох,
  Когда твой юношеский Бог
  Уже не Бог,
  Когда нахлынут слезы боли
  И стон замрет в тиши,
  Ни состраданья, ни прощенья
  Уже не жди.









;
  * * *               


  Что мне скажешь, мой вечный демон,
  И куда позовешь опять?
  Чую, близится наше время
  Улетать, улетать, улетать.

  Над рекою, где синь туманов
  Ранним утром в тиши плывет,
  Мы увидим с тобою тайну
  Обнаженных и спящих вод.

  У обрыва, где ива грустно
  Нежным взглядом ласкает брег,
  Встретим месяц внезапно русый,
  Одиноко плывущий вслед.

  А потом по полям вечерним
  Под мотив полуночных труб
  Пролетим мимо леса тенью,
  Чтобы свежести моря вдохнуть.

  На скале посидим в раздумье
  Над бескрайностью моря вод
  И опять полетим, минуя
  Облаков полусонных ход.

  Ну, так как же, мой вечный демон,
  Позовешь ли меня опять?
  Чую, близится наше время
  Улетать, улетать, улетать.


;
  * * *               


  Мой друг единственный,
  Так быстро мчатся годы.
  Иные уж идут на поиски чудес.
  Влекут нас тихие и немощные воды,
  И не пытается поймать нас в сети Бес.
  Все было. Радости и боли.
  Душа устала в поисках добра.
  Неволя наша порождала волю
  Для слабости, предательства и зла.
  Нас обокрали с самого начала.
  Отняли нас от правды и судьбы.
  Культуру мира под замком держали,
  И для спасенья не было мольбы.
  Но мы прошли весь этот путь бесславный,
  Чтоб детям его вновь не повторить.
  И только лишь минувшие страданья
  Вину позволят нашу искупить.














 
  * * *               


  В реанимации, в дальнем углу,
  Лежит на столе Homo sapiens.
  Совсем голый, ноги вместе,
  Руки по бокам. Тихо лежит.
  Без движения. Без дачи,
  Без машины, без квартиры,
  Без диссертаций и без званий.
  И грудь без медалей и звезд.
  Лежит тихо. Один. B реанимации.











 
* * *               


  О, ты, душа моя !
  В каких мирах летаешь ?
  Скорбишь ли ты о чем
  Иль ищешь ты кого ?
  Иль просто поминаешь
  Мгновенья те, что провела со мной ?
  Я был с тобою груб и не согрел тебя.
  Ты одинока так осталась до конца
  И до сих пор, наверное, страдаешь ?
  А я почти что труп - ни славы,  ни венца.
  Прости, что мой приют был глух.
  Еще одна надежда погибла для тебя.
  И шанс, что дан нам был,
  Как шутка, исчезает,
  И не вернуть ничто.





;
* * *               


  Мой парикмахер уже умер.
  Портной из жизни мой ушел,
  Сапожник тоже мой скончался,
  И только я еще живой.

  Моя прическа побелела,
  Костюм уж мне не по плечу,
  Ботинки держатся уж еле,
  И только я еще живу.











 
 
  * * *               


  Всю осень шли дожди.
  Дремал в тумане град.
  И Храм как бы застыл
  Под мокрый листопад.

  И думалось мне: так
  Уж будет навсегда,
  И в сердце этот мрак -
  Угасшая звезда.

  И память о былом,
  Как боль и как стена.
  И мысли об одном -
  Лишь только б ты жила.






;
  * * *               


  Как листья, годы опадают с древа.
  Лишь грустью тихой на твоем лице
  Улыбкой робкою скользнет печали тень
  О том, что не сбылось или о том, что было.
  Чредою дней обманутых прошли сомненья,
  Поиски себя в бескрайности и закутках судьбы.
  Но тщетно, в сердце отклика не будет.
  Ни звон колоколов, ни моргов тишина,
  Ни звонкий крик ребенка - ничто уж
  Не привнесет в тебя ни радость, ни страданья.
  Ты провожаешь трезво год, как равно
  И встречаешь еще один грядущий.
  Как чисел ряд, но все равно живой.
  Хоть близкий, но отличный.
  И где-то, может быть, в себе таящий то,
  Что ты искал  и более не ищешь.
  Так будь благословен как год входящий,
  Так и год минувший.



;
  * * *               


  Среди дождей безудержно туманных,
  Во дни падений и тревог
  Я звал тебя, и одинок
  Являлся ты - мой дух изгнанный.

  И меж чернеющих стволов и
  Листьев, трепетно дрожащих,
  Стоял с тоскою ты ужасной
  Под холод стонущих ветров.

  И пепел помутневших глаз,
  Усталых от цепей страданий,
  Являл холодное молчанье
  Без укоризны и прикрас.

  И с Музою соединили нас.





;

  * * *               


  Здравствуй, Пиаф.
  Ты как вечер и утро.
  Здравствуй, Пиаф,
  Воробышек трепетный мой.
  Ты заставляешь сердце мое
  Плакать и душу мою страдать,
  Ибо я ничем не могу помочь тебе.
  И ты бьешься своим маленьким
  Горячим телом среди самодовольства
  И несправедливости и отдыхаешь
  Среди нищеты и страданий.
  Здравствуй, Пиаф.
  Ты - моя боль и моя любовь.









;
  * * *               


  Над черной аркою
  Вороны каркают,
  И звезды дальние
  На землю падают.

  По темной улице,
  Как будто смоленный,
  Какой-то кот бежит-
  Глаза зеленые.

  И я по улице
  Иду, сутулюсь,
  И дивным вечером
  Один любуюсь.

  И страсть как хочется
  Схватиться за звезду
  И среди неба
  Устроить празднество.


;

 

  * * *               


  Ходят веселые психи
  По сумасшедшему дому.
  Смеются они и играют,
  Играют и песни поют.

  Ходят усталые люди -
  Мрачные и угрюмые.
  Ходят они на свободе,
  Но не поют никогда.














;
   * * *               


  Клочьями, клочьями - прямо на голову.
  С детства ли, с юности или смолоду
  Грусть эта, грусть эта,
                эта бескрайняя грусть.
  Проспектами длинными и темными,
  Смешавшись с неоном, к сердцу тянется.
  Шагами беззвучными и невесомыми
  По венам и нервам ползет крадучись.
  Грусть эта, грусть эта,
                эта бескрайняя грусть.
  Веяньем ветра, шорохом листьев,
  Вечерним воздухом до сердца касается.
  Ночью темной, как рябью озера,
  Сердце тронуть пытается.
  Грусть эта, грусть эта,
                эта бескрайняя грусть.




;
 
* * *               


  Под медный звон навязчивой луны
  Сквозь ночь холодную по полю мчится пес.
  И кто-то будто гонится за ним,
  И мрачный дуб глубоко в землю врос.

  Бежит он под холодный свет луны,
  От бега жадно высунув язык,
  Но только тени гонятся за ним,
  Что создает надменный лунный лик.

  Не я ли так же убегаю прочь
  От радости, покоя и любви.
  Каким-то наважденьем сатаны -
  Все в ночь, все в ночь, все в ночь.







;
  * * *               


  Я   по глазам твоим
  Увидел смерть свою,
  И понял, что сегодня я умру.
  Я вышел из вагона и пошел.
  И вдруг мне прямо в сердце,
  Как укол. И, бросив взгляд
  В ночную тьму, ушел я
  Догонять свою звезду.












;
   * * *               


  Жил маленький человек
  И он много страдал.
  И его маленькое сердце
  Не выдержало и разорвалось.
  А все думали, что умер
  Просто маленький человек.
  И никто не знал, что он
  Так много страдал.












;
  * * *               
 

  Уныние, уныние, уныние.
  Глаза синие, губы синие, вены синие
  По-над инеем туманы синие.
  На траве лежим обессилены.
  Сосны кронами, как короны нам.
  Небо мертвое, аж зеленое.
  Одиночество нас пронизывает.
  И только звезды странные
  Все падают и падают вниз они.
  А зачем?
  Уныние, уныние, уныние.   










;

* * *               


  Когда я был король, так чудно грело солнце,
  И в небе голубом звенели облака.
  Березы, тополя глядели мне в оконце,
  В фиалках, васильках кружилась вся земля.

  Когда я был король, мне было восемнадцать,
  Державой я владел из бирюзы и льна.
  Меня любила та, которой лишь шестнадцать,
  Которая была, как утро, хороша.

  Когда я был король, так ярки были звезды,
  Хрустальные фонтаны блестели в синеве.
  Когда я был король, так нежно пахли розы,
  И вальсы, и мазурки звучали при дворе.

  Когда я был король, так темны были ночи,
  Хмельна так была кровь, горели две свечи.
  Меня любила та, чьи страстны были очи,
  И поцелуи жгли, как острые мечи.

  Сейчас мне 45 , держава потускнела.
  О, где же вы, друзья, что были так верны?
  Покинула меня и сказочная дева,
  Чье сердце, словно тень обманчивой луны.

  Когда я был король...







;
* * *


Где ворон гордый, вольным шагом
Шагал по скошенной траве,
Легко жилось, легко мечталось
Тебе и мне.















 
* * *               


  Снег летит, снег летит,
  Снег летит из-под копыт.

  Мчится тройка по полям -
  Гривы распушились.
  Кони, кони... или вы
  Мне опять приснились.

  Ходит старость со клюкою,
  Рваные калоши.
  Ходит милый со другою,
  А меня забросил.

  Кони, кони, снег кружит.
  Свет огней манящих.
  Среди поля волк стоит -
  Два глаза горящих.

  Вой ли, стон, метет кругом.
  Вбок рванулись кони.
  Промелькнула тень броском,
  Только лишь и понял.

  Как у нашей Нюрочки
  Новенькие бурочки.
  Как у лани чудо-стать,
  Мне уж с нею не плясать.




 
   
               


Где-то было, где-то было,
Звоны подвенчальные…         
               













III




















;

 





 * * *


  Я несу любимой
  Букет из белых лилий.
  Букет из белых лилий,
  Словно снежный иней.

  Сердце свое жаркое
  Hа ладошки выну,
  Подарю любимой
  Вместе с лилиями.











;
  * * *               


  Где-то было, где-то было,
  Звоны подвенчальные.
  Ах, как ты меня любила,
  Кольца обручальные.

  Солнце за гору садилось.
  Вечерок с прохладою.
  Что же нам той ночью снилось
  Под копной лохматою?

  В поле ивушка качалась,
  Обнявшись с сосною.
  Там любовь и начиналась
  У меня с тобою.






;
  * * *         


  Я тебя ласкал под утро,
  Как туман волну.
  Было радостно и жутко
  У тебя в плену.
  Целовал твое я тело
  И в любви глаза.
  Слезы замерли несмело,
  Как в траве роса.
  Робко-робко я касался
  До твоей груди.
  Звезды в сердце те остались
  До самих седин.









;
  * * *               


  В далекой Средней Азии
  Где солнце, минареты,
  Где воздух обжигает
  И руки и лицо,
  Ты ходишь чудно юная,
  Ты куришь сигареты,
  И изучаешь древности,
  И сумка - чрез плечо.












;
  * * *               


  Когда вы ходите по Ташкенту
  Такая юная и красивая,
  Любуетесь древними минаретами
  И яркими красками базаров,
  У нас в Ленинграде моросит дождь
  И стоят туманы. Я сижу в кресле
  Перед открытым окном,
  Слушаю прелюдии Шопена и думаю о вас.
  Добрый и умный взгляд
  Ваших черных бархатных глаз, 
  Вот - вот готовых вспыхнуть
  Синими языками пламени,
  Ваша почти мальчишеская фигура,
  Ваш звонкий и радостный голос,
  Ваше легкое и нежное дыхание -
  Все вдруг предстает предо мной,
  И я чувствую, как мое сердце
  Наполняется теплой благодарностью
  К этому удивительному миру,
  В котором существуете вы.









 
 * * *               


  Ивушка ты стройная,
  Молодо-зеленая,
  Бархатная сосенка,
  Гибкий стан.

  Губы-розы алые,
  Груди-лани горные,
  Руки, как два лебедя,-
  Молоко и кровь.

  Взгляд безмерно радостный
  Теплотой и нежностью
  Оживляет сердце мне,
  Как июльский дождь.

  Волосы распущены-
  Волны моря тихого-
  Спали, как колосья,
  На младую грудь.

  Ивушка ты стройная,
  Молодо- зеленая,
  Бархатная сосенка,
  Гибкий стан.






;
* * *               


  Чаровница Маргарита
  Иссык-Куль зачаровала.
  Тайна древняя сокрыта
  В водах озера дремала.
  Там на дне его корона
  Изумрудная сверкала.

  Много храбрых и отважных
  В этом озере пропало,
  Что достать его корону
  Ценой жизни пожелало.
  Но и до сих пор корона
  На дне озера лежала.

  Лишь прекрасной Маргарите
  В  день прощанья и печали
  Иссык-Куля дар бесценный
  Волны озера отдали,
  И венчанную короной
  Деву звезды провожали.

  Но с тех пор пророчат люди,
  Иссык-Куль стал тяжко болен.
  Не забыть прекрасной девы,
  Что купалась в его волнах.
  От тоски безмерной ночью
  Иссык-Куля вздох, как бита,
  Упадет на дно пустое
  С тяжким эхом - "Маргарита".

               

;
  * * *               


  Я писал бы с тебя  Мадонну,
  Если б краски умел найти.
  Чуть рукой до тебя дотронусь-
  Не грусти, не грусти, не грусти.

  Не поверить ни в сердце, ни в мыслях-
  Чист  и нежен так  чудный лик,
  За окном  тихо падают листья
  И вороны доносится крик.
 
  Легкой грустью так вопросительно
  В душу смотрят сквозь дым глаза.
  Осудительно ли, примирительно ли,
  Только губы едва дрожат.






;
  * * *


  Я видел тебя только раз один.
  Ты так прекрасно вошла в мой город
  На фоне его и моих седин.
  Твой образ нежный  и чист, и дорог.
  И грустно как-то дождь моросил,
  А ты говорила, что завтра поезд.
  “Ты любишь дождь ?”- я тебя спросил.
  “Не только “, - дрогнул твой тихий голос.












;




* * *


  Я на Лысой горе.
  Небо дремлет на крыше.
  Звезды грустно и нежно
  Мне шлют дальний свет.
  Я смотрю в эту даль
  И тебя словно вижу.
  Из далеких созвездий
  Шлешь мне тихий привет.
  Там, внизу, подо мною
  Волны берег ласкают,
  Проходящим судам
  Шлет маяк красный свет.
  Ты в созвездиях ждешь
  Меня, дорогая,
  Сквозь разлуку и боль
  Уплывающих лет.
  И когда-то весною,
  Когда вырастут травы,
  Васильки и ромашки
  В полях расцветут,
  Звездной ночью приду
  Я к тебе, дорогая,
  Пусть меня с тобой звезды
  С собою возьмут. 






;
  * * *


  С утра в окно взгляни
  На улицу пустую:
  Там тени лишь одни -
  Я по тебе тоскую.

  Прислушайся к тиши:
  Кукушка в ней кукует.
  Осталось сколько жить?
  Я по тебе тоскую.

  Ты  выбери в лесу
  Тропинку хоть какую,
  Стряхни рукой росу -
  Я по тебе тоскую.

  Взгляни на свежий луг
  И полосу седую.
  Закапал дождик вдруг -
  Я по тебе тоскую.

  И только лишь в ночи
  Услышишь речь другую.
  На все слова молчи –
  Ищи любовь иную.


;
   * * *


  Назавтра, после вашего отъезда,
  Пустые комнаты молчали,
  И не было в них больше места
  Как для безудержной печали.
 
  Молчал приемник весь растерян,
  Молчало робко пианино,
  С тоскою книги все глядели
  На грустно тихие картины.

  Гравюры как-то вмиг поблекли,
  Цветы увяли от печали,
  И даже стены, в прошлом светлы,
  Угрюмо темными вдруг стали.
 
  Уныло я бродил в квартире,
  Так исступленно одинокой.
  Вчера в ней радость еще жила,
  А уж сегодня сплин жестокий.
 




 
   * * *


  Ты почему так поздно родилась?
  Я не смог дождаться тебя.
  Или земля не так кружилась,
  Или ты не узнала меня?

  Но и сейчас еще небо сине.
  В вазе стоит багульник цветя.
  Глаза твои светятся нежным инеем.
  А как мне жить теперь без тебя?

  Не докричать до тебя отсюда.
  Не дотянуться рукой до тебя.
  Мимо проходят грустные люди.
  А как мне жить теперь без тебя ?

  Может, мое молчание только
  Коснется тебя в полуночной тиши.
  А утром ветер шепнет мне с востока :
  «Ты все же пиши мне, пиши, пиши».



;
  * * *


  Ты так прекрасна в вечер тот была.
  Прохлада ночи над Москвой повисла,
  И изумруд пуркарского вина
  В твоих глазах играл младою жизнью.
  Ты так прекрасна в вечер тот была.

  На влагу карих глаз твоих чудесных
  Внезапно тень печальная легла.
  И взгляд твой ласковый и нежный
  Пронзила горечи стрела.
  Ты так прекрасна в вечер тот была.

  Твоей руки случайное касанье
  Мне сердце обожгло горячею волной.
  Надежда робкая окутала сознанье,
  И перед взглядом лик твой неземной.
  Ты так прекрасна в вечер тот была.

  Я по ночным проспектам все бродил,
  Твоим завороженный ликом.
  Быть может, снова жизнь я полюбил?
  Лишь прошлое восстало тихим криком.
  Но как прекрасна ты тогда была.
;
 

  * * *


  Вы так холодны и небрежны были.
  За честность вас благодарю.
  Меня вы, право, не любили.
  Любили вы любовь мою.

  Ваш образ, божества творенье,
  Судьбой мне свыше послан был.
  Я жизнь в вас снова полюбил
  Сквозь годы боли и паденья.
 
  Но я ошибся, видит Бог.
  Моя любовь вас не разбудит.
  Благословен пусть в жизни будет
  Ваш путь - моей судьбы итог.











;
  * * *


  Я пишу тебе письма каждый день.
  О том, как ты хороша и как я люблю тебя.
  Но они не доходят до тебя, потому что
  Твой адрес  мне не известен,
  И ты далека от меня, как сама вечность.
  А жить мне осталось совсем немного.
  И мои письма не успеют дойти до тебя.
  И ты никогда не узнаешь, как я любил тебя.   













;
 

  * * *


  Я тебя на юге помню.
  И на севере я помню.
  Ночью звездной и бессонной.
  И поутру с песней Леля.
  Твоих глаз – агата ночи,
  Аромат волос весенний
  И руки твоей касанье.















;
   * * *               


  Ты все забрала, чем я жил,
  Печаль мою и боль.
  Но не спасла от пустоты
  Меня твоя любовь.

  И тих, и нежен ночи взгляд,
  И память боль объяла.
  Остался, как один солдат,
  Когда вся армия уж пала.











;
 


  Баллада               
   

  На склоне печальных и страждущих лет
  В прекрасную деву влюбился поэт.
  И снова расцвел уж заброшенный сад. 
  И виделся им по ночам звездопад.
  В любви и блаженстве бежали часы,
  И радость, и счастье делили они.

  Но вот наступила вторая зима,
  В дорогу прекрасную деву маня.
  "Должна я найти свой покинутый дом,
  Прощенье родных я оставила в нем.
  Но ты меня жди", - прошептали уста.
  Лишь тихою дрожью смолчала листва.

  С тех пор протекло много горестных дней,
  И ждал, и томился тоскою Д”Иней.
  Лишь осенью поздней под слез фиолет
  И ветров, уставших от холода лет,
  Явилась вдруг дева - весь восковый лик.
  - Твоей я любимой печальный двойник.
 
  Повеяло страхом от мертвых тех слов.
  - Откуда ты, дева, и где же твой дом?
  Она улыбнулась, горяча слеза
  По воску ланиты устало сползла.
  "Где дом мой? Не знаю. Не ведаю я.
  Тоска все терзает и гложет меня.














  Но ты меня жди,- прошептала она.
  И с неба упала комета звеня. -
  Ты жди меня столько и трижды опять.
  К тебе я вернусь, когда свечи сгорят
  Из воска, который ты должен собрать
  И в травах, и в крови своей настоять.

  И образ растаял. Вскричала сова.
  Опять собираться в дорогу пора.
  Твой путь невеселый, но выбора нет.
  "Ты кто и откуда?"- Лишь ветер в ответ.
  Минуло два года и несколько дней.
  В тоске и печали скончался Д”Иней.

  Лишь только луна и оставленный кот
  Его провожали до кладбищ ворот.
  И вдруг... Та же дева и слезы в очах.
  "Прости, не успела в назначенный час,
  Искала я дом свой, да так не нашла,
  К тебе за любовью я снова пришла".

  Лишь только гугукнула глухо сова,
  И вновь собираться в дорогу пора.
  - Теперь мне по миру скитаться одной,
   Уже никогда не вернусь я домой.
  И носится дева по свету с тех пор,
  И всё не найти ей потерянный дом.

   1986




 
 * * *               


  Ты меня любила только
  Один год в двадцатом веке.
  Осенью ушла, как юность,
  Ты навеки, ты навеки.

  Закружилось, завертелось,
  Каплет венценосца кровь.
  Лишь один денечек пелось
  И про власть и про любовь.

  Каплет дождик, каплет дождик.
  Где-то музыка играет.
  С нами всякое бывает,
  Даже солнце умирает...












  * * *               

  Конь в поле,
  Свеча в доме,
  Человек в неволе.
  Смех, как грех, -
  Один на всех.
  Общая доля - неволя.
  Бьется сердце
  Для встречи,
  Где бы согреться ?
  Была подругой,
  Стала вьюгой,
  Была реченькой,
  Ручейком млечным,
  Стала вечною
  Печалью невенчанной.
  Была прохладою лесною,
  Ноченькой звездною -
  Стала крестом кленовым,
  Тьмою мерзлою.
  Гуляй, ветр,
  Носись, как вепрь.
  Где жизнь? Где смысл ? Где ?
  Воля в узде,
  Волки в гнезде
  Везде.
               


               
               

 


 
  Гнет, как лед, -
  Нигде не согреться.
  Но только вперед.
  Хоть плачет сердце.
  Ты ушла на час
  Или на вечность ?
  Пуститься в пляс
  До новой встречи
  Или замерзнуть
  Айсбергом в океане ?
  Литания, Литания, Литания.
  Минус 40  на улице, 40 в теле.
  Что ты вернулась -
  Могу ль поверить?
  Только во сне
  Или в полудреме.
  Как окунь на блесне вздернут.
  Из последних сил бейся -
  Не вернуться к воде.
  Где теперь согреешься,
  Разве что в беде ?
  Опять ползти,
  Чтобы вздохнуть.
  Старый путь -
  Тяжелый, как ртуть.
  Только б вздохнуть.
  Только б вздохнуть.

   1986

   
;



* * *

               
  Если один, что тебе нужно?
  Габардин или ужин?
  Или на ночь суженую
  В кружевах? Не нужно?
  Ночь, как злая дочь,
  И не пускает, и гонит прочь.
  Ох, невмочь!
  Бессонница стоит у постели,
  Как смерть у тела,
  Улыбается еле–еле.
  Как вам нравится одному?
  Четыре часа  ночи, открыты очи.
  Пошла прочь, бессонница,
  И так невмочь.
  За все сторицей заплачу
  И тебе и другому врачу,
  Но смолчу.
  Где силы взять
  Так стоять одному?
  Ни другу, ни врагу...
  Но по- другому не могу.
  Первый автобус пошел к людям.
  Брошен, как калоши в будни.
  Трудно, ох, как трудно.
  Забуду, все забуду, если смогу.
  Лишь одно сберегу:
  В Павловске на берегу
  Читали Тютчева, вода журчала.
  Дня не было лучшего
  За всю жизнь.






  Сердце таяло и молчало.
  Вот оно, начало
  Сегодняшней печали.
  Хоть и не венчали между свечами,
  А как встречала!
  Ночью ли, утром -
  Нутром ощущаю тепло и нежность.
  Казалось, вот она, вечность.
  Обман, беспечность.
  Сеял тепло - камни собираю.
  Время такое настало.
  Где бы  взять сердце из стали,
  Чтобы выстояло?
  Опять бессонница. Сгинь!
  Боже, дай сил!
  Аминь!

  1986 г.











;
  * * *               


  Черная кошка - пантера дикая,
  Рыжая кошка - лисица хитрая
  Рядом со мною шагают по жизни.
  Черная кошка мне сердце терзает,
  Словно когтями скребет по нему.
  Рыжая кошка мне сердце ласкает,
  Шерсткою мягкой  касаясь едва.
  Черная кошка темною ночью
  Ждет лишь мгновенья,
  Чтоб в горло вцепиться.
  Рыжая кошка утром осенним,
  Ласкаясь, мурлычет у меня на руках.
  Рыжая кошка - лисица хитрая,
  Черная кошка - пантера дикая
  Рядом со мною шагают по жизни.





;



Мой  альбион туманный – Петроград.
  Ты снишься мне безмолвными ночами.










IV























 

;
   Прощание

   
  Прости, мой город, и прощай.
  Так сердце бедное заныло.
  Печаль и радость – все здесь было,
  Любовь мою не забывай.
   
  Прощайте, храмы и дворцы.
  Прощайте, ангелы с крестами,
  В тумане парки и мосты,
  Ограды  литые со львами.

  И с золотыми куполами
  Исаакий, гордый и немой.
  И Петр с дикими глазами
  С простертой дланью над Невой.
 
  Когда мы белыми ночами,
  Обнявшись, вдоль Невы гуляли,
  Ростральных бледные огни
  Нам говорили о любви. 

  23 марта 1999 г.

;


  * * *
 
 
  Осень. Дождь. Все в тумане и влаге.
  Город снова больной. Не уйти никуда.
  Скука вместе с хандрой
  Свои подлые подняла флаги
  Над усталой и мрачной толпой.
 
  В сонной дымке мосты. Ничего не связать.
  По канату над городом шествует клоун.
  Он промок и дрожит. Он от страха устал.
  Он давно безысходностью полон. 

  На Ростральных огни чуть заметны в тумане,
  Как последний маяк для умолкшей души.
  Вдоль реки на коне всадник мчится печальный.
  Он в плаще и с копьем. Он на помощь спешит.

  23 октября 1998 г.





;
  * * *               


  Когда идешь от бастионов,
  Где ангел со крестом,
  И над заснеженной Невою
  Блеск солнца раннею весной,

  То чувствуешь: душа открыта,
  И город - первая любовь.
  И жизнь, как первозданный свиток,
  Закону Ветхому - пароль.










;
  * * *               


  Здесь в Летнем парке у Невы
  Гуляли некогда цари,
  И греков боги до сих пор
  На нас бросают гордый взор.

  В тени дерев под пенье птиц
  Здесь галерея дивных лиц,
  И лебеди на лоне вод
  В пруду, где дремлет небосвод.
 
  Под готику седых аллей
  Виденье  невских кораблей,
  И разведенные мосты
  До первой утренней зори.

  В ограде щит из двух орлов.
  И взгляд медузы смерти полн.



;
 


  * * *               


  С утра мело, и по каналу
  Дрожали блики фонарей.
  И храм в заснеженном тумане
  Таинственно едва темнел.
  И будто тень былых монголов
  Восстала из руин веков.
  И гордые со скорбью взоры
  На землю падали легко.














;
   * * *               


  Я храм в своем сердце выстроил,
  Тебя любя,
  Сердцем и мыслями, сердцем и мыслями
  Славлю Тебя.

  Бессонные ночи, рассветы Твои,
  Невы ночная печаль,
  Разбросят тусклый свет фонари
  Сквозь сонных туманов шаль.

  Мне твои ночи и реки твои,
  Решеток ночных кружева,
  Нежность и грусть проспектов твоих,
  Туманов твоих синева.

  Мостов силуэты и тихих дождей,
  Титанов и львов гранит,
  Прохлада и трепет пустых площадей,
  Когда еще город спит.

  Я храм в своем сердце выстроил,
  Тебя любя,
  Сердцем и мыслями, сердцем и мыслями
  Славлю Тебя.



;
Открой свой кладезь, красота, -
Родник, из сердца выходящий…











  V



















;



   * * *               


  Среди коней и стройных, и прекрасных
  Нагая девушка стояла.
  И красотой, и юностью сверкала
  Среди коней и черных и атласных.

  В закате солнца томно и лениво
  Река текла по берегам песчаным.
  И в небе грустно вечером венчанно
  Сияло тихое и нежное огниво.















;
  * * *               


  Дивным вечером луна
  В  пруду купалась.
  И зеленая, как травы,
  Жаба в воду окуналась.
  Белы лилии закрыться
  В это время не желали,
  И чудесный черный лебедь
  Перья чистил под крылами.

  Но, увидев жабу, лебедь,
  Испугавшись, задрожал весь
  И отплыл скорее дальше.
  А печальная, как вечер,
  Жаба долго вслед смотрела.
  И хотела новой встречи.
  И прекрасной быть хотела.




;
 


  * * *               


  В тени пруда дрожал
  Печально лунный свет.
  Шептались тайно
  Ветви над водою,
  И белый лебедь
  С гордой головою
  Плыл царственно
  Лучам луны вослед.

  И легкий ветерок уже
  На листья спать ложился.
  И девушка на берегу пруда
  Сидела грустная, одна.
  И лунный свет
  Сквозь ветки лился.








;
  * * *               


  В деревне грозы,
  В деревне дождь.
  Промокла роза
  Совсем насквозь.
  Кваквочет жаба,
  Ей жаль цветок.
  Зачем ты, дождик,
  Был так жесток?
  Зачем убил ты
  Цветок навек?
  И плачет жаба,
  Как человек.








;
 

  * * *               


  Земля и небо цвета снежного,
  Хибарки старорусские стоят.
  Пропитан воздух синью нежною.
  И огоньки шлагбаума горят.

  Какой-то белоснежной пеленою
  Окутано пространство. Снег идет.
  Бреду один заснеженной тропою.
  Лишь ветер с завыванием гудет.













 
  * * *               


  Вам, великие сосны,
  Должно жить много лет.
  Чередой бегут осени,
  А весны все как нет.
  Увядает природа,
  Птицы к югу летят,
  Дождь и грязь на дорогах,
  И поля уже спят.
  Грустью лес весь пропитан,
  Улетают грачи,
  Фиолет с синевою
  И дрожанье в ночи.







;
 

* * *               


 Ходим, бродим,
 Дни разводим,
 Как мосты
 Над реками,
 Вспоминаем
 Что-то вроде
 Путь, пройденный
 Греками.














;
  * * *               


  Открой свой кладезь, красота, -
  Родник, из сердца выходящий.
  Души покойной и кричащей,
  В себе сокрытой навсегда.
  Тебя питает красота.

  Открой свой кладезь, красота,-
  Бальзам, страдания лечащий.
  Души печальной и тишайшей,
  В себе сокрытой навсегда.
  Тебя излечит красота!









;
 

  * * *               


  Защебечет птица,
  Зашумит листва,
  Что-то мне не спится
  У костра.
  Что-то мне не снится
  Сказок сон.
  Издали доносится
  Тихий перезвон.
  Пламя догорает.
  Синий уголек.
  И на землю падает
  За листком листок.










;
  * * *               


  Фиолетовая осень.
  Tишь, дурман.
  Нежной грустью стелется
  По земле туман.
  Сосенки печальные.
  Ветра шум.
  Ничего не лезет
  Мне на ум.
  Каркает ворона.
  Лист дрожит.
  И вода в заливе
  Все бежит, бежит ...








;
   

  * * *               


  Солнышко поднялось.
  Воробей поет.
  Золотом оделся
  Весь лесной народ.
  На траве росинки.
  Ветерок затих.
  В голове рождается
  Грустный нежный стих.














;
  * * *               


  Поутру за окнами вагона
  Синь покрыта белой пеленою.
  Елочки задумчиво печальны.
  Фонари вдали горят свечами.
  Смотрит небо звездными очами,
  Согревая землю теплыми лучами.














;
   

    * * *               

               
  Ах, какие краски.
  Синь, туман.
  Закружили голову,
  Как дурман.
  Желтизна и синево
  Без конца.
  И глаза усталые,
  Как сердца.














;
   * * *               


  На землю ночь ложится
  Черной тенью.
  Под одеялом синевы
  Извечный дремлет Север.
  На постели белоснежной
  Лес укрылся небом темным,
  Ночником заря пылает.
  Тишь, ни шороха...












;
 


  * * *               


  Поблекшее синее небо
  С каштанами тайно шепталось.
  Явилась ты мне, словно Геба,
  Величьем своим упивалась.
  Глаза твои, полные страсти,
  И тело твое, словно лира,
  Наполнили жизнь мою счастьем.
  Блаженство и радость сулили.
  Поблекшее синее небо
  С каштанами тайно шепталось.













;
   * * *
 

  Твое имя – как ветерок на листьях,
  Твое имя – как ручеек быстрый.
  Не вздохнуть -  вспугнуть,
  Словно Млечный путь – будь.
  Как лань среди трав, как роса – слеза,
  Твой осенний нрав и весны краса.
  Ой, дева, дева, - прекрасней, чем Ева.
  Твое дело – жизни древо:
  Тепло хранить, близких любить,
  И растить... И счастливой быть. 











;


  * * *


  Облака кочуют по пустыне неба
  С севера на юг.
  Как давно со мною не был
  Мой веселый друг.
 
  Заплету я ленты в косу,
  Сарафан цветной,
  Пробегу по лугу босой,
  Чтоб побыть одной.
 
  Чтоб почувствовать душою
  Чистую росу,
  А потом опять с тобою
  Ночью я уйду.









;
  * * *               


  И бледным и расплывшимся пятном
  На небе солнце холодом сияло.
  Снега, снега, снега кругом
  И небо сталью отливало.

  Мороз и ветер злобой рыскал
  По городам и дальним селам.
  Над снегом черный ворон низко
  Пророчил мне печаль и горе.

  Но я не слышал крик вороний.
  Мне сосны все сулили высь.
  И предлагали мне корону,
  И в небо, гордые, вплелись.







;
  * * *               


  «Нежности хоть немного
  Купите, прохожий, купите».
  По тусклой и грустной дороге
  Идет станционный смотритель,

  А я стою у вокзала
  И робко всем предлагаю :
  «Нежности хоть немного
  Купите, хоть самую малость».

  А люди странно обходят,
  Косясь на меня и пугаясь.
  «Нежности хоть немного
  Купите, хоть самую малость».







;
  * * *               


  Грустные, грустные люди
  Ходят по грустным улицам,
  Грустные мыслят мысли
  Про грустную, грустную жизнь.

  Ходят пьяные карлики
  С горем своим огромным.
  Ходят по грустным улицам
  Мимо грустных людей.

  И только вечер добрый
  Тенью своею ласковой
  Объял дома и прохожих,
  Несущих горе и грусть.







;
 

* * *               


  О, эта Водкинская чудная мадонна,
  Печалию наполнены глаза.
  Спокойный, ровный взгляд,
  И красный свет горит над синевою,
  И только таинством портрет объят.
  И примиренье, примиренье, примиренье
  Лицо и руки выражают без конца.
  И точно, лик ее смиряет на мгновенье
  Усталые, мятущиеся сердца.














;








* * *
               
               
  Виолончель любимой женщиной
  Меж ног аж замерла в руках маэстро.
  Смычки взвились - и звуков ураган
  Ворвался в зал, где только тишина    
  И свет из верхнего окна.
  И в коридоре занавес, живой от ветра,
  Как на шхуне паруса.

               




















 
                Белеет парус одинокий…
                М.Ю. Лермонтов

Как время быстротечно и как сильна печаль.
И этот круг извечный, и моря даль.

Мы были молоды, нежны и страстны.
Наш парусник несло чрез жизни океан.
Любовь и красота – маяк души негласный.
Что были бури нам? Что гор нам высота?

Весна и осень, лето и зима.
Все времена нам были сердцу милы.
Вела нас всюду безымянная звезда,
И мы любили.

И что нам Бах, и что Бетховен строгий.
Наш дом был среди сотен стран.
Мы были молоды, мы были словно боги.
Наш парусник несло чрез жизни океан.

Масакио, Беллини, Данте, Гоголь...
О, эти маяки, что освещали путь.
Сейчас мы рыбаки, которые в безбрежном море
Пытаются поймать хоть что-нибудь.

И сидя на брегу и вглядываясь в даль,
Мы видим снова парус одинокий,
Зовущий, как тогда, в неведомый нам край.
И снова, хоть на миг, но мы как боги.

11 февраля 2008 г.

;
   







                И будет день…











VI

























  * * *               


  Сегодня 3 марта года 87.
  В небе и в сердце
  Нет больше солнца живого.
  Умерло солнце тихо и грустно.
  В сердце, как в небе,
  Темно и пусто.
  Умерло солнце,
  И нет больше жизни.
  Плакало сердце
  На солнечной тризне.












;
  * * *               

  Вначале была идея
  О братстве, равенстве
  И справедливости.

  И породила идея вождя.
  Вождь породил партию.
  Партия породила слуг.
  И послал вождь слуг своих,
  Чтобы несли они идею в народ.
  А кто не приемлел идею,
  Того уничтожали.
  Так как решил он, что если
  Уничтожить всех врагов идеи,
  То и настанет день ее осуществления.
  И организовал он великий поход
  Против врагов идеи.
  Миллионы были казнены
  И умерли в ссылке.
  И земля стала бурой
  От крови человеческой.
  Страх и молчанье висели над землей,
  И не было им отклика
  Ни в одном человеке.

  Вот они слуги его. И сказано:
  «Да, все это дело рук их,
  И нет им прощения».      
  И сотворили они ад на земле
  До прихода Апокалипсиса.
  И название дали ему – СОЦИАЛИЗМ.

               
 
  И назвали зло добром,
  И ложь – правдой.
  И растлили души слуг своих.
  И вышла вся нечисть
  Из души человеческой
  И пала на людей, как мор.
  И превратился человек в пыль и ничто,
  И все было дозволено слугам его.
  Плачь, земля, над детьми своими.
  И настала ночь, и длилась она  70 лет.
  И ходили люди, тихие и в страхе,
  И доносили друг на друга,
  И забирали отцов и матерей,
  Братьев и сестер,
  И не минула участь детей их.
  И так было до кончины вождя сего
  И после смерти его.
  Исчезла нравственность и правда.
  И уж не было: да - да, нет - нет,
  Так как почти не осталось верующих.

  О, Земля русская,
  Сколько тебе еще страдать?

1988 г.






               

   * * *               


  Прощай, мама. Мы идем на войну в Чечню.
  Наш полк 245 сформирован в Мулино
  В марте 1996 г.  Мы идем воевать против
  Независимости Чечни.
  Мы должны выполнить наш долг
  И  любой приказ нашего правительства.
  Прощай, мама.

  Чечня вся разрушена, и врага не видно.
  Наши войска разбомбили все дома.
  Но война продолжается и конца ей нет,
  Так как каждый ребенок, муж, старец -
  Вся Чечня – «банд формирования».
  Но мы должны выполнить наш долг и любой
  Приказ нашего правительства.

  Каждый день гибнут наши ребята и наши
  Враги, которые хотят независимости и
  Не хотят жить вместе с нами.
  Война идет уже второй год,
  И мы должны выполнить наш долг и любой
  Приказ нашего правительства.

  Сегодня был бой. Нашего полка больше нет.
  И меня тоже. Прощай, мама.
  Мне сегодня исполнилось девятнадцать лет.
  Встречай, Мулино, «груз двести».
  Детей же твоих не вернуть.

  И они выполнили свой долг и
  Приказ нашего правительства.

  20  апреля 1996 г.





 


  * * *               

                А. Д.  Сахарову

  Чиста так и светла душа,
  Но черен камень.
  Ты жил, как Бог,
  В себя включил
  И лед, и пламень.

  Твой разум был велик
  И сердце в ранах.
  Ты защищал права других
  Как равных.













;
   * * *               


  Спасибо небу, что я
       Не насильничал над людьми.
  Спасибо небу, что я
       Не достиг славы.
  Спасибо небу, что я
       Не насытился мудростью.
  Спасибо небу, что я
       Не приобрел богатства.
  Спасибо небу, что я ...
           Ещё жив.










;
  * * *


  Коль правда есть, то где она?
  В пустых глазницах мрачного скелета,
  Иль в бесконечности дневного света,
  Или кокотка вечная она ?

  Быть может, золото она?
  Иль мумией хранится в саркофаге?
  Иль сердцу, полному отваги,
  Она единожды дана?

  Иль разуму откроется она
  Средь чисел вечных и природы связей?
  Или в помойке среди смрада, среди грязи
  Извечная валяется она?

  Иль в воплях атомного взрыва,
  Вином смертей опьянена,
  Встает безумная она
  В слезах скорбящей Хиросимы?

  Или глазами грустными Бодлера,
  С душою горечи полна
  Глядит с улыбкою она,
  Как будто на пиру холера?

  Коль правда есть, то где она?
 



;
  * * *               


  Мы ищем истину как благо,
  Но не дано постигнуть нам
  Единственного шага –
  Природы выстроенный храм.

  Частица общего творенья,
  Наш разум не познает сам
  Свое бесцельное стремленье,
  Свой скудный и великий храм.

  И только разум всей Вселенной
  Из века истину хранит,
  Хотя и кажется, что спит
  Ничем почти не озаренно.






;



  * * *               


  И будет день. Иисус сойдет
  На землю еще раз, чтобы
  Просить прощенье у Иуды.
  И будет путь тот – и печаль и радость.

  И подойдет он к дереву сухому,
  Где дух покинул тело Иуды,
  И ниц падет, прося его прощенья.
  И будет тихо всюду и светло.
 
  И будет осень, и весна, и лето.
  И будет дождь слегка лишь моросить.
  И будет ветер, листья и звезда
  Стоять над градом Иерушалаймом.









;
  * * *               


  Так душно в городе и жарко.
  И тьма людей.
  Под раскаленным камнем арок
  Покой теней.
  Из памяти уходит образ -
  Как дальше жить ?
  И фраза Гамлета - о, Боже!-
  "Быть иль не быть?"












;
 


   * * *               


  Бездомные собаки встречают смерть
  На рассвете. Их убивают.
  Бездомные люди тоже встречают рассвет
  Со страхом. Они боятся нового дня,
  Ничего в себе не несущего, кроме
  Еще одного подтверждения их ничтожества.
  Вопрос ” куда идти?” уже умер для них,
  Как умерла и надежда на то, что хоть
  Что-нибудь изменится в их жизни.














;
  * * *               


  Как птицы падшие,
  В ту осень на асфальте
  Валялись люди.
  Не было сил жить.
  И человек, как зверь,
  Был одинок и слаб -
  Ни помощи, ни сострадания.
  И снова все с нуля -
  Ни памяти, ни дел.
  Претензии одни лишь на величье.

  1997 г.








;
 


  * * *               


  Никому нет дела
  До язвы твоего желудка.
  Никому нет дела
  До измены твоей жены.
  Никому нет дела
  До предательства твоих детей.
  Никому нет дела
  До рака легких твоей матери.
  Никому нет дела,
  Что тебе 47 и ты один как штык.
  Никому нет дела,
  Что все, что ты написал,
  Никому не нужно.
  Никому нет дела,
  Что следующей весной
  Тебя уже не будет.







 
 
  * * *               


  Мы все играем в эти игры.
  Кто с азартом, кто за так.
  Ходят глупые по бритве,
  А у умных кон - пятак.

  От утра до поздней ночи
  Мы играем все с судьбой.
  У нее печальны очи,
  А у нас азарт лихой.











;
 



  * * *               


  Сестра не по духу,
  Сестра не по крови,
  Сестра по доброй воле.
  В беде и в боли, как в юдоли.
  Тело помертвело - все боль съела.
  В теле страх, как питон.
  Один только стон.
  Последний путь тяжелый, как ртуть.
  Если б только вздохнуть
  Во всю грудь.
  Но не уйти от конца,
  От страха и боли.
  И нету уж воли, чтоб жить.
  Одна усталость и боль.
  И только самая малость,
  Последняя подмога - сестра,
  Быть может, от Бога.








;
  * * *               


  Город издерганный и усталый
  Закурил свои трубы - сигары.
  На улицах снег болезненный и талый,
  И слышны какие-то глухие удары.

  Семафора моргнули глаза кошачьи.
  Раздался моторов кашель чахоточный.
  Из подворотни доносится лай собачий,
  И пахнет улица перегаром водочным.

  Луна фонарем повисла над городом.
  Вечер объял дома и улицы.
  Звезды мигают задумчиво. Холодно.
  И детвора во дворе балуется.







 
*  *  *


Я б вам звёзды те, что в лазури
Месяц пьяный весною выткал,
Подарил бы с сердцем вместе,
Если б не этот проклятый быт бы.








;




Как листья годы опадают с древа.











VII






















 
 


 
               



    * * *
   

   Я хмельной  этой  осенью,
   Желтизною напился.               





















;








  * * *               


  Приносили приношенье -
       Нилу.
  В жертву юность предавали -
       Богу.
  И черпали в этом силу -
       Люди.





















 


   * * *               


  Сквозь дверь широкую я вижу сад.
  Дрожит листва, и ветки шевелит
  Совсем младой еще и робкий ветер.
  Он жизни рад - резвится и шалит
  Средь солнца, синевы и тихих трав.
  И ты срываешь с яблони плоды,
  Счастливая и юная.
 














;
   * * *               


  Здесь над плакучею березою звезда
  Молчит всегда.
  Здесь черный ворон в чистом поле
  В неволе.
  И сосны смотрят свысока
  На облака.












 
   
 

  * * *               


  Два дня прошли.
  Их поглотила Лета,
  Как капли две дождя,
  Как луч угасший света.
  Под утро дождь лил
  Тихими слезами.
  В тумане парк,
  Вода журчала.














;
   * * *
               

   Октябрь в Павловске.
   Мы пили тишину
   Последних листьев
   Желтых и печальных.















;
 


  * * *               


  На землю ночь ложится
  Черной тенью.
  Под одеялом синевы
  Извечный дремлет Север.



















;
   * * *               


  Сквозь готику аллей
  Под листьев желтых дождь
  Бредет с свирелью Лель
  И венецианский дож.
 















;
   


  * * *               


  Тиха на берегу реки стояла ива.
  И сонно двигалась вода неторопливо.
  И капал дождь сквозь пелену седых туманов.
  И была музыка слышна, как скорбь органов.


















 ;
* * *               


  И каждое утро с новым рассветом
  Я в путь стремлюсь, умирая.
  По чистому снегу, по лунному свету
  Прощай, прощай, дорогая  ...
 














;


* * *               


  Мой  альбион туманный – Петроград.
  Ты снишься мне безмолвными ночами.
  Хоть здесь Иерихон - мой черный сад,
  Но плачет сердце тихими слезами.
  Мой альбион  туманный - Петроград.
 
















;
   * * *               


  В сумраке храмов готических
  Звуки органов слышны.
  Звездами снов летаргических
  Падают слезы души.















 ;
   


  * * *               


  Есть правила, есть исключения.
  Мне зарево, тебе отречение.
  Мне топь и гать да тебя искать.
  Тебе - страх, как рать,
  Да меня поминать в час прощения.
 

















;
  * * *               


  Мы живем, как волы
  В этой красной стране.
  Нет ни воли, ни чувства протеста.
  Нету памяти даже, что были вольны,
  Нету даже и жажды к возмездью.
 













;
   



  * * *               


  Как листья годы опадают с древа.
  Вот мы, изгнанные Адам и Ева, отомщены.
  Как иссыхают в сушу реки, как камень гол,
  Все: иудеи мы и греки - людской позор.



















;
  * * *               


  У нас, человеков, нет выхода.
  Из праха в прах.
  Не оглянись. Там гаснут звезды,
  Сердцу дорогие,
  И поглощает мрак их слабые лучи.
 














;
  * * *               


  Я сижу
  На берегу
  Городской  реки.
  Движение воды уносит
  Мои грустные мысли о прошлом.
 














;
   * * *               


  Полдень. В парке
  Опять моросит дождь
  И журчит ручей.
  Но уже нет тебя.
  И мне очень грустно.
 














;
   * * *
               

  Твои губы
  Такие теплые
  И зовущие.
  Я вспоминаю их,
  Идя с работы домой.














;
  * * *               


  Голубая жилка
  На твоей
  Тонкой руке.
  Как хочется
  Обнять тебя.














 ;
 

   * * *               


  Я прикоснулся
  Губами к твоей
  Груди.
  Пахнет свежестью
  И молоком.
 
















;
   * * *               


  Тени лунные
  Холодные и одинокие.
  Легли вы на вечернее поле.
  Вот и настала
  Осень моей жизни.














 ;

 


 * * *               


  Мне часто
  Видится картина
  Из моего детства:
  Я лежу на траве
  И наблюдаю за муравьем.


















 ;
  * * *               


  Утром в электричке
  Люди молча думают
  О вчерашнем
  И сегодняшнем дне.
  Почему жизнь
  Так грустна?
 













;
 


  * * *               


  Сегодня я отвез маму
  В театр.
  Она очень старенькая,
  И жизнь безжалостно
  Покидает ее.
 
















;
  * * *               


  Сын спросил,
  Сколько мне лет.
  «Не знаю, - ответил я. -
  Может, миллион».
  - И ты все помнишь?
 














;
 


  * * *               


  Один человек
  Увидел в книге замок,
  Который ему являлся во сне.
  До этого он никогда
  Его не видел.

















 ;
   * * *               


  Мне часто хочется вспомнить,
  Что было раньше,
  Когда меня еще не было.
  Когда не было еще ни меня,
  Ни всех, кого я знаю.
 














;
   

  * * *               


  Закапал мелкий дождь.
  В парке свежо и прохладно.
  Но тебя уже нет.
  И я с грустью думаю
  О последних своих днях.
















 ;
  * * *               


  Летом в городе
  Жарко и душно.
  Я иду по людной улице
  Уже совсем один,
  И ничто меня не трогает.














;
   
 
  * * *               


  Я сегодня потерял
  Свое прошлое.
  Так странно.
  Очень похоже,
  Что это не сон.

















;
  * * *


  Если жизнь имеет конец,
  То зачем все ?
  Стоит ли думать
  О прошедшем и будущем?
  Я молча сижу на берегу реки.














 ;
 


  * * *               


  Я иногда думаю,
  Что слаще -
  Свобода или слава?
  По-моему, и то и другое –
  Грустные вещи.


















;
  * * *               


  В грязной канаве
  Валяется тело убитого юноши
  Лет  восемнадцати.
  Мама так любила его
  И все  ждет его возвращения.















;
 

  * * *               


  Еще наступила одна осень.
  В багрянец и фиолет  оделись деревья.
  На сердце светло и грустно.
  И в памяти дни, проведенные с тобой.
 

















;
   * * *               


  Мой друг уехал
  В другую страну.
  Я не получил от него
  Ни одного письма.
  Может, его уже нет?














 ;
 


  * * *               


  Мы с сестрой
  Никогда не были
  Близки и только
  На старости лет
  Полюбили друг друга.
 

















;
   * * *               


  … Участь людская,
  Подобная звездам,
  И ярко и тускло
  Сверкает сквозь окна
  Их душ уходящих.
  Печальные очи,
  Как звезды, вдруг гаснут
  В бескрайности ночи...
 










;
   


   * * *               


  Не кирпичи мы в здании огромном,
  Что сотворил могущественный Бог.
  Мы  листья, что осеннею порою
  Во все просторы гонят ветры.


















 ;
  * * *               


  Где летаешь ты, да моя душа?
  У меня теперь даже нет гроша.
  Нет друзей, родных и любимых нет.
  Столько страшных дней, одиноких лет ...
 















;
 


  * * *               


  Над городом туманным и дождливым
  Вороны каркают весною в марте.
  Уходит жизнь печально и надрывно.
  Кто следующий? На карту ставьте.
 


















 
 * * *               


  И возложил на сердце я печать
  О Храмах Петербургских и мостах,
  Соединяющих дворцы прекрасные с богами
  И град хранящих ангелов с крылами.
 














;
 


  * * *               


  Новый год начался легко и радостно.
  Я вошел в него с белоснежной и чистой
  Природой Кавказа и с необыкновенно
  Светлой и умной книгой Р. Шейко –
  "E. Образцова"

  1987 г.
















 
 
  * * *               


  Опали листья. Дерева черны.
  Иду встречать любимую с работы.
  К  закату дней иной уж нет заботы,
  И мысли, словно листья, холодны.

1999 г.














;
 


  * * *               


  В электричке в метро
  Возвращаюсь с работы домой.
  Я усталый и злой.
  День прожит ни во что,
  Он ушел в никуда.
  Этот путь мой земной,
  Уходящий в туманную даль.
 















;

  * * *


  По утрам, сквозь туманы
  Образ тихий и грустный,
  Как молитва о маме
  В этом мире ненужном.
  Как последняя осень
  Уходящего Блока....














 ;
 


  * * *               


  Здравствуйте!
  Вы все торгуете газетами?
  Спасибо Вам. Вы уже старенькая.
  А я только вышел из больницы
  И снова иду на работу.


















;
   * * *               


  Я Тебя любил зимою,
  Я Тебя схоронил летом.
  Расцвели сады сурьмою,
  Но не знала ты об этом...
 















;
 

  * * *               


  Двух женщин я любил
  В своей жизни...
  Одна была, как Солнце,
  Другая была, как Дождь.
 

















;
   * * *               


  Когда-то давно меня любили дети,
  Потом меня любили женщины,
  Теперь меня любят только
  Бездомные собаки.
 















;
 


* * *               


  О, тени прошлого, совсем  непрошено
  На жизнь ложитесь вы, былым поросшие.
  Печать минувшего,  как тень меж соснами,
  И высь, осунувшись, легла над пропастью.
  И страсть угасшая глазами сонными
  На звезды падшие глядит со стонами.
 
















;

  * * *               


  Я так люблю Вас
  В сумрачный свой час -
  И нежно и печально,
  И блеск веселых Ваших глаз,
  И милой юности сиянье ...
 














 
 
   



  * * *               


  Руки твои так печально небрежны.
  Юности годы прошли.
  Плечи любимой и страстно, и нежно
  Уж не обнимут они.
 



















;
   * * *               


  Сколько грехов за нами,
  Сколько за нами боли.
  За голубыми волнами
  Час наступает шторма.















 ;
   * * *               


  Мир наш - забытых истин.
  Мир наш - в ночи выстрел.
  Мир наш - "Мулен Руж".
  Мир наш - покинутых душ.
 















 
 
  Нирвана
               
         
 Когда не осталось любимых,
 Когда нет собственности и врагов,
 Я иду по дороге короткой и длиной,
 И только один Бог вместо многих богов.               
 















;


И буду целовать Тебя в глаза и губы,
И ангел протрубит в небесны трубы.








VIII


























 
 ;
  * * *


  Годы мчатся, словно кони по степи.
  Вижу Павловск. На пригорке стоишь Ты.
  Хоровод берез невенчанных кружит,
  Ручеек сокрытый меж дерев бежит.

  Вкруг все соткано из зелени младой.
  На другом пригорке я стою седой.
  Солнце ярко светит в небе голубом.
  Лютики  златят с ромашками кругом.

  Вижу, Ты идешь тропинкою ко мне.
  Вот лежим средь поля мы наедине.
  Вижу, как целую в губы я Тебя.
  Вижу, как ласкаю всю тебя любя.

  Вот идем обнявшись по аллее мы.
  Серебрит на небе бледный свет луны.
  Воздух полон аромата и тепла.
  Ты меня любила, я Тебя.

  26 февраля 2000 г.
 


;
   * * *             


  Когда сойдет на град полночный
  В убранной шали тишина,
  Когда над площадью завьется
  Снежинок юных белизна,

  Обнимемся с тобою сладко
  Наперекор текущих бед
  И улыбнемся лишь украдкой
  Сей радости на склоне лет.

  Душа с душою вновь сольется
  В тепле и нежности, любя.
  И миг счастливый отзовется
  В далекой памяти бытья.

   20 октябрь 1998 г.







               
;

        Г. К.   
               

  Так дни бегут, и месяцы, и годы,
  Но Ты со мной.
  Опять пройдут печали и невзгоды
  Весной.

  И мы с Тобой, как много лет назад,
  Рука в руке пройдем наш  Летний сад.
  И в галерее мраморных богов
  На нас повеет временем веков.

  И буду целовать Тебя в глаза и губы,
  И ангел протрубит в небесны трубы

  Обнявшись, мы пройдем  по берегу Невы,
  Колонн ростральных  бледные огни
  Напомнят нам, что мы еще живы
  И город помнит нас, наш пульс
  И тел тепло, и знает, что мы есть одно.

  И буду целовать Тебя в глаза и губы,
  И ангел протрубит в небесны трубы.

  Мы выйдем на канал, где два чудесных храма,
  Где царство книг и музыка органа
  Доносится до нас издалека,
  Где Рим и Византия смотрят сквозь века.

  И буду целовать Тебя в глаза и губы,
  И ангел протрубит в небесны трубы.


 







  В Михайловском саду ворон покормим гордых,
  И расцелуем псов в их радостные морды,
  И ляжем на траве у  Русского дворца,
  И вдруг исчезнет тень с усталого лица,
  В глазах появится опять любовь и нежность,
  И станет теплою небесная безбрежность.

  И буду целовать Тебя в глаза и губы,
  И ангел протрубит в небесны трубы.























;
   



  * * *   

               
  Мой милый педик*, как тебя люблю я!
  Ругаюсь, мучаюсь, ревную.
  И если нет тебя со мною,
  Я мрачен, хмур, брызжу слюною.
  Не мил мне кажется весь мир.
  Все оттого, что мой кумир,
  Галчонок – самый мой родной,
  Под ночь явилась лишь домой.
  Ты настоящая карга.
  С кем мне наставила рога?
  Мечусь, ругаюсь, хватит ль духа?
  Мой милый педик, верно, шлюха!
  И через несколько минут
  В руках держу я крепкий кнут.
  Готов стегать ее по заду,
  Чтоб высказала всю мне правду.
  С кем этот вечер провела?
  Кого опять свела с ума ?
  Но пыл сгорел, утихли звуки,
  Уже  обняли ее руки,
  Целуют губы шейку, рот.
  Ну, право, что за идиот !
  Но вот люблю свою подругу.
  Хоть столько лет уже прошло,
  И жизнь кружит все нас по кругу,
  Но мне с Галчонком хорошо !
               
   26 февраля 1999 г. 
  * педик – педагог            



;
* * *


  Сегодня чистый понедельник,
  И на душе светло.
  Зажег я в комнате светильник
  И отворил окно.
 
  Здесь солнце, море – чудный край,
  Здесь град Ерушалайм.
  И ты, березонька моя,
  Всегда возле меня.

  А там – и парки и дворцы
  Все помнят нас с тобой.
  Прогулки вдоль реки Невы,
  Исаакий  золотой.

  Атланты, ангелы с крестом,
  В тумане тихий град,
  И утро, как в душе псалом,
  И легкий снегопад.

  Благодарю за все я жизнь,
  За мысли и дела,
  За день, в который родилась
  Березонька моя.

  26 февраля 2001 г.

 
  * * *

 
  На развалинах  старой виллы,
  На вершине горы Кармель
  Мы с тобою друг друга любили
  Под шумящий разлив дождей.
 
  Звуки Генделя доносились из храма.
  На подмостках римских дворцов               
  «Аве Мария» нежно звучало,
  Наполняя слезами твой взор.
 
  И, казалось, застыло время.
  И душа, как свеча, светла.
  За балконом гнулись деревья
  Под шумящий разлив дождя.
 
  1 декабря 2001 г. 










 
*  *  *


Я теперь не в любимом граде,
Не в окрестностях чудных его.
И совсем другие наряды
У Природы и в сердце моем.

Нет той робкой и грустной нежности.
Нет лесов, нет рек и межи.
Вспоминаю полей безбрежность я
И твои волоса во ржи.







 
               



А душа моя, я знаю,
Где-то уже в небе синем.
Между  родиной Израиль,
Между  родиной Россия.






IX



























   * * *

      
  Милая мама моя!
  Капают слезы из глаз.
  Как Ты  любила меня!
  Вот и остался один.
 
  Как я теперь без Тебя?
  В сердце лишь боль и печаль.
  Стало жилье без тепла,
  Как Ты покинула нас.

  Целую жизнь я прожил,
  Рядом была Ты всегда.
  Вот и остался один,
  Слезы застлали глаза.

 11 ноября 1998 г.




;
 

  * * *   


  В ту последнюю зимнюю ночь
  На  рождество, когда не было снега
  И денег тоже, мне снились лютики,
  Нежные и теплые, и мы танцевали
  С тобой вальс на солнечном лугу,
  Счастливые и молодые. 

 1999 г.














;
  * * *
               

  Как долго не было тепла,
  И только в мае
  Природа ожила слегка
  От всей  печали.
  Былое помнилось едва,
  Дрожали свечи,
  И тень от красного стекла
  Легла на плечи.
  Дни были длинны и больны,
  И грустны мысли
  От непокинутой страны,
  От этой жизни.








 
      
 


  Молитва о поддержке
               
               
  Единственный, вечный и всесущий,
  Творящий начало и творящий конец,
  Кто знает истину и знает ложь,
  Кто отделил свет от тьмы
  И добро от зла,
  Дающий надежду и всегда еще один шанс,
  Кто может простить и никогда не отступит,
  Кто знает мою боль и мой страх,
  Молю Тебя.
  Прости грехи мои и не покинь меня
  В эти трудные дни.
  Не оставь одного с болью,
  Страхом и пустотой.
  Поддержи и дай силы выстоять
  До последних дней моих.
  Аминь!

  19 февраля 1999 г.    





;
  * * *


  Было время, Ты любил меня.
  Ты давал мне силы  преодолевать
  И не сдаваться.
  И было это в годы моей молодости.
  Сейчас я снова один.
  И уже нет сил противостоять.
  И нет твоей любви.
  И когда я закрываю глаза,
  Я не вижу твой лик.
  И сердце мое, как больной зуб,
  И твоя любовь покинула меня.
               
  13 июня 2000 г.







;
 


  * * *


  Две стены, окно и дверь.
  Был человек, стал зверь.
  Свобода и страх – одно целое.
  Море - синее, солнце – белое.
  Где силы взять так стоять?
  Один, как штык, один, как  ять.
  Как жить, когда один?
  И раб себе и себе господин.
  Ни дать, ни взять.
  Все время вспять.

  27 октября  2000 г. 

 









;

   * * *

            
  Две религии -  два мира.
  Трагедия и сатира.
  Две стороны одной медали.
  И жить не дали,
  И смерть отобрали.
  Скрипки звук и звук органа.
  Здесь рана и там рана.
  И только в мозгу кадит:
  Вся боль еще впереди

   27 октября 2000 г. 










;
   


  * * *


  Здесь пальма пред моим окном
  Так восхитительно бездушна.
  И в жарком небе голубом
  Луна мне кажется ненужной.

  А там, в России мои рябины,
  Печаль и нежность моих берез.
  Здесь все чужие, здесь все другие-
  И холод пальмы, и запах роз.

  12 июня 2000 г.












 
 Петля


  Две страны – одна доля.
  Там неволя и здесь неволя.
  Петля круглая – нет конца.
  Глаза закрыты, не видно лица.
  Сердце стучит, воздуха не хватает.
  По комнате то ли дух, то ли ангел витает.
  Ждет души исход. Здесь выход или восход?
  Все потерял, чем на земле держался.
  Нет желаний больше, одна  лишь слизь.
  Из последних сил от жизни рвался
  В никуда, в нежизнь.
  Не понять уже, где верх, а где низ.
  Под ногами взвизгнул карниз.
  Кто кого предал раньше –
  Иуда Христа, или наоборот ?
  Нет спасенья ни правому, ни виноватому.
  Последний шаг или поворот.
  Маме привет от меня. Скоро встретимся.
  Оба без религии, но в Бога верили.
  Единственная не предала ни разу.
  Звук разбитой вазы, локтем задетой.
  Это было в июле, последним летом.
  Хайфа купалась в солнце и море.
  Какая радость, какое горе !
               
  1 июля 2000 г.         



;
   * * *


  Кипарис воткнулся в небо.
  Звезды мимо облаков плывут.
  Я давно в России не был,
  Там меня рябины ждут.
  Там осталась лишь могила моей мамы
  И дожди. Никого так не любила.
  Скоро встретимся, ты жди.
  Kто-то ночью постучался
  И позвал  меня к себе.
  Не успел открыть я двери,
  Не узнал тебя во сне.
  Но я знаю, что ты скоро
  Позовешь меня опять.
  Я тебе тогда открою,
  Я не буду больше спать.
  Так уже случилось, мама,
  Что остался я один.
  Это ты при жизни знала
  До еще моих седин.
  Но теперь лишь боль и чувство,
  Что ничто уж не вернуть.
  В сердце пусто все и  чуждо.
  Соберусь в последний путь,
  А душа моя, я знаю,
  Где-то уже в небе синем.
  Между  родиной Израиль,
  Между  родиной Россия.

  6 сентября 2000 г.


;
          * * *


  Среди камней, разбросанных по склонам,
  Мужчина  шел с Писанием в руках.
  Так аскетична и строга была природа,
  И скорбная  печаль в его глазах.
  И был июль двухтысячного года,
  Израиль, Хайфа, солнце и вода.
  И ощутил я корни моего народа,
  И навернулась на глаза  мои слеза.
 
  7 октября 2000 г. 










;
 



  * * *


  Я сижу на крыше дома
  В мной построенной сукке.
  Надо мною звезды в небе
  И Тора в моей руке.
 
  Тихо ночью. Свет свечей
  Освещает два стакана.
  Мы с тобой немножко пьяны
  От вина и от речей.

  Хорошо жить у евреев:
  Море, солнце и вино.
  Нет нужды в иной мне вере,
  Все продумано давно.

  Я касаюсь губ любимой.
  Ночь. Луна глядит в окно.
  Пролетает время мимо,
  Все продумано давно.

   23 октябрь 2000 г.



;
  * * *


  Эта маленькая  земля –
  Духовная жемчужина мира.
  Эта маленькая  земля –
  Маяк надежды для всех евреев.
  Мы тоже здесь.
  Среди скудной и щедрой природы.
  Мы приехали сюда жить,
  Как наши предки,
  Которые жили здесь тысячи лет.
  Нам очень повезло.
  Миллионы не дождались этого дня.
  Мы будем радоваться жизни
  И за них тоже.
  Наши дети будут любить эту землю,
  Как свою мать, – бережно и нежно.
  И мы всегда будем помнить
  Всех и каждого, кто хотел
  Счастья и мира этой земле
  И нашему народу.
  И всегда с нами будут
  Бог, Тора, Иерусалим.

  27 марта  2001 г.






 
 
  * * *               

               
  Мы были настоящими героями.
  Не те,  что отдавали свою  жизнь
  Во имя идеи, а те,
  Кто не расстались с жизнью,
  Когда лишь пустота окружала нас.
  Когда не было тех, кто любит нас,
  И когда не было тех, кого любим мы.
  Когда сознание говорило: “ Хватит.
  Уже никогда не будет  лучше”
  И когда жить не было смысла.
  Когда каждый новый день
  Был новой болью.
  И ничего не было взамен.
  Но мы шли до конца. Кто как мог.
  Мы были одни из последних.
  Там мы потеряли все.
  Взамен мы не получили ничего.
  Мы никому не были нужны.
  Но мы шли до конца.
  Потому что мы хотели победить
  Самих себя. Потому что одиночество
  Было нашим знаменем,
  А жизнь была нашим противником.
  И была Хайфа, Израиль, 2001 год.

  23 января 2001 г.
               


;
   

  Роза  Йоффе


  Было лето, была Хайфа.
  Мы пришли с  женою в гости
  К  Розе Йоффе, на  Геула,
  Дом  17,  в три   часа.
 
  Нам открыла секретарша.
  Поздоровалась спокойно
  И тихонько мимо сада
  Нас в квартиру провела.
 
  За столом сидела дама.
  Доброта, печаль и мудрость
  Вместе с радостью глядели
  Из ее красивых глаз.
 
  На стенах висели фото.
  Много чудных ребятишек.
  Красоту, любовь и радость
  Излучали их глаза.

  Роза вежливо спросила,
  Как зовут нас
  И как долго
  Мы находимся в стране?

  - Год. Лукаво улыбнулась.
  Это много или мало?
  Я здесь скоро уже будет
  Семьдесят и восемь лет.




   
;

 


               
Она долго говорила
О своей счастливой жизни,
Как приехали с Союза
Из-под самого Орла.
 
  Как все было здесь вначале
  Тяжело и интересно.
  Как трудились и любили
  Молодые их сердца.
 
  Было радостно и трудно
  Создавать страну живую,
  Где пустыня, камень, море
  И где Божья благодать.

  Очень много все трудились
  Бескорыстно и с любовью,
  Чтоб построить дом – Израиль
  Для евреев разных стран.
 
  Вечерами отдыхали
  Прямо около построек.
  Танцы, песни и веселье
  Не смолкали до утра.
 
  Местечковые евреи
  Из России и Европы
  Зажигательно и дружно
  Все плясали от души.
 





 
  И скрипач играл на скрипке,
  Словно ангел по-над крышей.
  Радость с грустью танцевали
  На ресницах черных глаз.
 
  И услышал вдруг я снова
  Песню Песен Соломона
  О прекрасной и сладчайшей
  Вечно юной Суламифь.

  И предстал передо мною
  Образ древней Палестины,
  Храм разрушенный, евреи,
  Вечный град  Иерусалим.

  Предо мною вдруг мелькнула
  Вся история евреев -
  Дни кровавые погромов,
  Катастрофы и надежд.

  От Ассирии до Рима
  И изгнанья тысчелетье.
  Не угасшее стремленье
  Возвратиться вновь домой.

  А потом настало время
  Воевать за право жить здесь,
  На святой земле Израиль,
  Этой маленькой земле.

  Три войны и три победы
  Кровью куплены все были.
  От детей до древних старцев
  Защищали все страну.





  И взлюбил еще я больше
  Эту маленькую землю,
  Где живое сердце мира –
  Город вечный на холмах.

  И подумал я : «О, Боже!
  Не оставишь Ты евреев.
  Пока есть хотя единый,
  Роза Йоффе будет жить!»

  17 августа 2001 г.



























;

  Шма Исраэль!


  Слушай, Израиль, голос канторов 
  В синагогах всего мира!
  Это голос народа Твоего.

  Слушай, Израиль, тишину  газовых камер
  Освенцима и пронзительно безответный
  Крик о помощи  Варшавского гетто.

  Слушай, Израиль,  молчание  уничтоженных
  Детей твоих  в Бабьем Яре, Сабибоже,
  Майданеке и во всем  мире.

  Слушай, Израиль, скрытую ненависть 
  К народу Твоему, ценнейшему камню
  В короне народов мира и их культуре.
 
  Слушай, Израиль, Твой Иерусалим,
  Вечный город на холмах,–
  Это живое сердце мира.
               
  Слушай, Израиль, как стонут от любви
  Жены Твои,  и как радостно и весело
  Звенят голоса детей Твоих
               
  Слушай, Израиль, древний  голос
  Предков и мудрый голос Книги Твоей    

  Слушай, Израиль, как бьется
  Сердце  Армии Обороны Твоей.

   сентябрь 2001 г.

 
               


               
  * * *


  Поутру собаки лают
  И храпит сосед.
  Этим миром кто–то правит
  Или нет?

  Месяца, и дни, и годы
  Весело бегут.
  Догорает свечка жизни,
  И меня уж ждут.

  По ночам не спится
  Мне давно.
  Жизнь кручу мою сначала,
  Как кино.
 
  Вижу детство.
  На траве лежу ничком.
  Хутор, речка,
  За спиною отчий дом.
 
  По земле букашки
  Бегают смешно.
  В сердце тихо и спокойно
  И светло.

  Вижу дом
  И маму всю в слезах.
  Похоронка, боль
  И страх в ее глазах.
 




  Вижу бабушку хоронят.
  Гроб и смерть.
  Так не верилось, что те,
  Кого мы любим, могут умереть.
 
  Школу вижу.
  Пацаны
  Все в отцовские одеты
  Робы и штаны.

  Двор послевоенный.
  Драки и кино.
  Все так это было
  Близко и давно.

  Храм науки.
  Университет.
  Театры, музыка, музеи –
  Вечный свет.

  Книги, мир поэзии,
  Любовь.
  Радость творчества
  И пораженья боль.

  Армия. Командный пункт
  В лесу.
  С автоматом по-пластунски
  Я ползу.

  Карты, водка, дембель
  И парад.
  Как тогда работе
  Был я снова рад.


 
  Вижу женщин,
  Что когда-то я любил.
  Тело, запах, цвет волос
  Уже забыл.

  Сыновья.
  Два мальчика моих.
  Жизнь тогда казалась,
  Словно майский стих.

  Вижу целину
  И Казахстан.
  Кони мчатся по степи,
  Как  ураган.
 
  Вижу горы.
  На вершине я стою.
  С радостью на мир
  Огромный я смотрю.
  Город нежный вижу
  На  Неве.
  Парки и дворцы
  Являются вновь мне.

  Смольный Храм. Мосты через Неву.
  По каналу Грибоедова иду,
  За руку держась с моей любимой.
  Так тепло и радостно все было.

  Летний сад
  И ангелы с крестом.
  Все так дорого и близко.
  Это был мой дом.




  Похороны мамы
  Вижу как сейчас.
  Все ушло, казалось,
  Вмиг и час.

  Жизнь вдруг стала
  Лишней и чужой.
  Что-то вдруг
  Случилося со мной.

  Сердце стало пусто,
  Без любви.
  Тяжкими, немыми
  Стали дни.

  В Хайфе я сейчас,            
  В Израиле, живу.
  С высоты Кармеля
  Я на мир смотрю.

  Что-то, что ушло
  Или не сбылось.
  Было это или только
  Все приснилось….
 
  сентябрь 2001 г. 

;

  Еврейская свадьба

  Веселись, моя душа!
  Нет в кармане ни гроша.
  Словно ветр гуляет в поле
  Все еврейское подворье.
  На сто первом километре
  Пляшут взрослые и дети.
  Пляшут третий уже день,
  Пляшут все, кому не лень.
  А над домом сам скрипач,
  Как нахохлившийся грач.
  Эй, играй-ка веселее!
  В доме старого еврея
  Свадьба нынче.
  Прочь, печаль!
  Ничего ему не жаль.
  Выдает он дочь Ребекку
  Молодому человеку.
  Все, кого там держат ноги,
  Пляшут прямо у дороги.
  Бьют стакан стеклянный об пол
  (Будут вместе жить до гроба),
  Чтобы всем нам вместе с ними
  Быть в родном Иерусалиме.

  август 2001 г.

 
                Море


  Волны бились о берег
      Тоской океана.
  Было морю пространства
       Мало.
  Мучило море однообразие
       Ландшафта.
  Морю хотелось выпить
        На брудершафт
        С городом.
  Город выглядел молодо
        И прекрасно.
  И так задумчиво и
        Страстно
  Горели огни и рекламны.
  И доносились томные
        Звуки гитары.
  А морю хотелось
        Любви и ласки.
  Хотелось немного пожить
         В сказке.
  Истосковалось море
         По нежности,
  И хотелось морю
         Безбрежности океана.
         И Храма,
  Которому можно было
         Молиться.
  И хотелось с городом слиться
         В одном танце. 
 
И вырвалось море из берегов,
  Словно избавилось от оков,
         И двинулось к городу
  И обняло его со всех сторон,
         Как трон.
  И закружило в своих волнах,
         Как на балах.
  И, достигнув блаженства,
  И, растаяв в нежности,
         Устало
  И вернулось к своим берегам,
         Как врагам.
  А город затих. Погасли огни
         И рекламы.
  И только небо было
         Свидетелем этой драмы.

  И снова тосковало море
         О чем-то неясном.
  И хотелось морю тоже
          Быть прекрасным,
          Как город.

  февраль 2003 г.   
   


 
  В Бахайском саду

  Под апельсиновым деревом,
  Где плоды, как оранжевые шарики,
  Мы целовались с любимой.
  Кипарисы и пальмы приветствовали нас
  Своими величественными
  И строгими кронами.
  Агавы, кактусы и юкки
  Разных причудливых форм
  Смотрели на нас тихо и удивленно.
  Наверху была гора Кармель,
  Внизу – Средиземное море
  Голубое и бесконечное, как небо.
  И наша печаль была светла, как радость.
  И наша боль была тиха, как утро.
 
   2 января 2001 г. 





 
               



Калейдоскоп я, состою из миллиардов
Цветных частиц из разума и чувств.







X


























 
 
  *  * *               


  Ах, паяц ты, паяц,
  Твоя муза грустна.
  Твое сердце в слезах.
  Твоя вера пуста.

  Ты сегодня один.
  Взгляд твой полон тоски.
  В красках ярких лицо.
  Тускло светят огни.

  Город снова в дожде.
  В лужах спектры огней.
  В темном небе луна.
  Рядом нету друзей.

  Тих и медлен твой шаг.
  Сердце хочет кричать.
  И не знаешь сейчас,
  Куда путь свой держать.

  Ах, паяц ты, паяц,
  Твоя муза грустна,
  Твое сердце в слезах,
  Твоя вера пуста.

;
  * * *

 
  Улетает  в путь последний птица
  Над туманной утренней  землей.
  Пролетит журавль и закурлычет
  Песнь прощальную любимой и родной.

  Заводи озер, луга и крыши
  Вспомнит он в последний жизни миг.
  Может, ты, любимая, услышишь
  Песни журавля прощальный крик?

  Сложит крылья в выси поднебесной,
  Словно камнем упадет к земле,
  Песню жизни, грустную и нежную,
  В свой последний миг он передаст тебе.

  И ту птицу мальчик похоронит,
  Песню жизни в сердце сохраня.
  И в последний миг свой  тоже вспомнит
  Песню детства – песню журавля.






;
            








  * * *

 
  Очень грустно мне сегодня было.
  Ты меня, наверно, не любила.
  Я бродил по улицам и паркам,
  Слушал, как прядут кудели парки
  Наших судеб дни, минуты, годы,
  Тихо без печали и заботы.
  Разговаривал о разном сам с собою,
  Удивлялся величавой красотою
  Города в тумане и печали.
  Плакал дождь осенними слезами,
  Фонари светили одиноко,
  Мокрый свет бросая на асфальт дороги.
  Шел я вдоль реки и мимо сада,
  Где красою строгой вознеслась ограда.
  В мраморе сквозь дождь и град осенний
  Греческие боги на меня смотрели…
 












  Армия


  А ты в лесу сиди, сиди
  И никуда не выходи.
  И не поможет Алладин,
  Ведь ты один.
 
  Ты потерял друзей, семью
  И позабыл свою родню.
  И для тебя луна, как блин.
  И ты один.

  Здесь водка, карты и бардак,
  И все здесь кажется не так.
  И вечно этот балдахин.
  И ты один.

  Блажен, кто верует. Тому
  Простится все, а  посему
  Он может даже быть кретин.
  Он не один.

  А ты, как перст, в стране большой.
  И не одной души родной.
  И разрывает сердце клин.
  Ведь ты один.

  Идет все осень, но когда
  Настанет для тебя весна,
  Тогда не будет больше сил.
  И ты один.
 
  * * *               


  Свобода, сказочная птица,
  Летаешь где-то высоко.
  И только иногда приснишься
  На фоне неба голубом.

  Воздушных два крыла расправив,
  Под солнцем пролетишь стрелой,
  Надолго вновь людей оставив
  С мечтою вечною одной.










;
  * * *               


  Опять те плохо? Приходи.
  Попьем вина и поблицуем.
  Обсудим беды все твои,
  Углем на стенках порисуем.
  Прочту те новые стихи
  Про Ленинградские туманы,
  Про грустно тихие дожди,
  Про звуки скорбные органа.
  Покурим вместе «Беломор»,
  В ночи тихонько потолкуем
  Про жизни смысл и всякий вздор,
  Как-то любовь и сердца бури.








;


   * * *               


  Все так заняты ничем,
  Говорят все о ненужном.
  В этом мире, мире грустном,
  Все так заняты ничем.

  Знать, покинули нас души,
  Если нам ничто не нужно,
  Если даже солнце в лужах,
  Словно ворон на шесте.

  И смеются, и плачут
  Над тем, что есть тлен.
  И свобода, и право -
  Всего лишь есть плен.

  Но все заняты, заняты
  Только ничем.
  И смеются и плачут
  Над тем, что есть тлен.

  Бегут, толкаются на поезд,
  А он уходит в никуда.
;
  * * *               


  Падает на землю,
  Падает на землю
     Снег, снег.
  Люди совершают,
  Люди совершают
     Грех, грех.
  Солнце за тучами,
  Солнце за тучами
     Ждет свой час.
  Мысли ли, тучи ли,
  Мысли ли, тучи ли
     Мучают нас.








;
 
  * * *               


  Хоть все вокруг труха-трухой,
  Куда ни ступишь ты ногой,
  Но вышли в путь мы, и лишь смерть
  Нас остановит впредь.

  Не надо денег нам, ни злата.
  Мы без чинов и все солдаты.
  И цель одна и без венца -
  Дойти бы только до конца.

  Но вышли в путь мы, и лишь смерть
  Нас остановит впредь.

  Уж много пало, и с пути сошли
  Все те, кому идти невмочь уж было.
  Стон и стыд нам в спины сгорбленны летит.

  Но вышли в путь мы, и лишь смерть
  Нас остановит впредь.

  Семь всадников уже в пути. Их кони мчат,
  Чтоб всех найти и покарать за все грехи.
  Но вышли в путь мы, и лишь смерть
  Нас остановит впредь.


;
  * * *               


  Мой милый мальчик,
  Год как ты родился.
  Так светел мир,
  Улыбка так ясна.
  Твой первый пир.
  Я за тебя молился,
  Пусть будет добрая
  Твоя звезда.

  Хоть твой кораблик мал
  И берег еще близок,
  Но целый океан встает
  Перед тобой.
  Плыви вперед,
  Хоть и с великим риском,
  Но в путь.
  Прибой уж настает.

  Будь смел.
  Веди корабль свой твердо.
  И в штиль, и в бурю
  Верен будь себе.
  Судьбу приемли не кляня,
  Но гордо. И слабых дух
  Ты возвышай везде.
;






  * * *


  Я вышел утром. Мрачно и темно.
  Немое небо зубы сжав молчало.
  Но чувствовал я, как полно оно
  Невысказанной грусти и печали.

  Луна светила в темной вышине,
  Бросая тусклый свет в проснувшиеся дали.
  И две звезды ее, как стражи, охраняли.
  И жутко и тревожно было мне.

  Поднял я ворот, руки опустил
  В карманы, чтоб теплее было.
  И страх  рассвет в себе таил.
  И сердце как-то  странно ныло.

  Свернул я за угол и вдруг
  Увидел шествие, достойное печали.
  Вокруг шли люди с белыми свечами,
  И гроб плыл по-над морем рук.

  Озноб сильнее охватил меня.
  Дыханье стало сдавленным и жадным.
  А гроб все плыл под бликами огня
  И вот совсем уж оказался рядом.















  И только гроб вперед ушел,
  Я к старцам мигом подошел.
  Печально голову склонив,
  «Кого хоронят ?» - я спросил.
  «Ее», - ответили они.

  Догадкой страшною томим,
  Я подошел к рядам мужчин.
  Печально голову склонив,
  “ Кого хоронят ?“ - я спросил.
 
  “Ее”, - ответили они.
 
  И в ужасе и весь дрожа
  Спросил тогда я у тебя.
  И ты ответила, как все
  Доселе отвечали мне.
 
  Тогда в момент я все понял
  И в страшных муках застонал.
  Теперь мне было все равно,
  И оставалось лишь одно.

  Уйти подальше от людей
  И коротать остаток дней,
  В молитвах время проводя,
  И позабыть скорей тебя.




;
   * * *


  Тореро, тореро, тореро.
  Зачем ты играешь, тореро?
  Ведь ставишь на карту, тореро,
  Ты жизнь.

  Твои движения ловки,
  Твои движения быстры,
  Но только одно движенье-
  И ты проиграл игру.

  Тореро, тореро, тореро.
  Влечет что тебя к корриде,
  Влечет что тебя к арене,
  Сильней, чем быка к плащу?

  Ведь ты безумец, тореро.
  Играешь ты с смертью, тореро.
  Играешь ты с смертью, тореро.
  Но жизнь потеряешь ты.

  Тореро, тореро, тореро.
  Тебя ль остановит это.
  Тебя ль образумит это,
  Когда в мгновенье вся жизнь?




 
 








  Ликует, ликует арена,
  И бык уже роет землю.
  Но только одно движенье-
  И ты проиграл игру.

  Тореро, тореро, тореро.
  Зачем ты играешь, тореро ?
  Ведь ставишь на карту, тореро,
  Ты жизнь.
 
  Но понял я вас, тореро.
  Ведь много людей, тореро.
  И ты, Прометей, - тореро.
  И каждый из нас им был.

  И мир весь наш - мир тореро.
  Мир славы и поражений,
  Где миг создает бесконечность,
  Где смерть утверждает  жизнь.
 
 











 




           Молитва


  Молюсь за брошенных женщин
  И покупающих цветы.
  За их любовь вечную,
  За горе их и мечты
 
  Молюсь за тех, кто в минуты
  Невзгод и горестных дум
  Выход искали в пулях
  Тихих и темных дул.
 
  За тех, кто скитался в ночи
  Место себе не найдя,
  За тех, кому душу в клочья
  И он и ты изодрал.
 
  За вас воров и убийц,
  В страхе встречающих утро,
  Тебе я, Господи, кланяюсь ниц.
  Прости им кровавые будни.
 
  За вас, отвергнутых жизнью,
  За вас не знающих покоя,
  Перед самим Всевышним
  Молюсь я за ваши боли.
 
  За тех, кто забыли улыбку,
  За тех, кто забыли любовь,
  За тех, кто били скрипки
  О камень на мостовой.




 


 
 


  За тех, кто резал полотна,
  Кто в страхе сжигал стихи,
  За тех, кто душу продал,
  И в сказке совсем не жил.
   
  За тех, кто в штрафных батальонах
  Кровью платил за все,
  За вас, погибших миллионы,
  За ваше добро и зло.























;


   Молчание


  Молчанье, молчанье, молчанье               
  И  радость оно и отчаянье.
  И боль, и тоска, и  страданье
  Наполнили  душу молчанья.
 
  Здесь тон, полутон, четверть тона.
  Огни фонарей и притонов.
  Оттенки мерцаний и красок,
  Молчанье застывшее масок.

  Улыбок, печалей и болей,
  Молчанье в тюрьме заключенных.
  Молчание армий разбитых,
  Солдат у дороги зарытых.
 
  Души лабиринт и вселенной,
  Пути и тропинки творенья,
  Молитвы смиренья и Боги,
  Молчанье тоски и тревоги.

  Молчанье убийцы пред холодом страха,
  Молчанье толпы перед утренней плахой.
  Молчание матери, сына не ждущей,
  Молчанье земли, его тело берущей.
 
  Молчание птицы, подстреленной слету,
  Молчание листьев, спадающих в воду.
  Молчанье несбывшихся дел и пророчеств,
  Молчание страшное, как одиночество.

  Молчанье, молчанье, молчанье.
  И радость оно и отчаянье.



;

   * * *


  Звездочки-снежинки
  День и ночь 
  Все кружат над домом.
  Прочь, прочь.
  Звездочки-снежинки,
  Лунный свет.
  Отчего так грустно ?
  Мочи нет.
  Звездочки-снежинки,
  Расскажите мне
  О своей безумной
  Небесной белизне.
  И зачем попадали
  С высоты небес.
  И какой вселился в вас
  Непонятный бес.
  И опять над улицей
  Звездочки кружат
  И с землей целуются
  И дрожат.

;




   Этюд

  Город издерганный и усталый
  Закурил свои трубы-сигары.
  На улицах снег болезненный и талый,
  И слышны какие-то глухие удары.
 
  Семафора моргнули глазки кошачьи.
  Раздался моторов кашель чахоточный.
  Из подворотни доносится лай собачий,
  И пахнет улица перегаром водочным.

  Луна фонарем повисла над городом,
  Вечер объял дома и улицы.
  Звезды мигают задумчиво. Холодно.
  И детвора во дворе балуется.










  * * *


  Лучи ночные фонарей
  На снег легли устало.
  Кружит по улицам метель,
  Дороги заметая.

  Брожу по городу один,
  Лишь ветер завывает.
  В рекламах ярких магазин,
  И семафор мигает.
 
  Проспект весь в белой пелене
  Под темным небом дремлет.
  И что-то снова грустно мне,
  И  ветру сердце внемлет.

   



;
  * * *   


  Луна-безбожница
  По небу носится
  И корчит рожицу,
  Hа землю просится.
  И небо с муками
  Томится скукою,
  И звезды клюкою
  Землю баюкают.
  И ночью шепчутся
  Дома бессонные,
  И под покровом звезд
  Бегут влюбленные.
  Бегут по улице,
  За руки держатся
  И вдруг целуются,
  Друг с другом нежатся.
  И семафоры вмиг
  Глазами красными
  Избороздили сон
  Всего пространства.




;
  Крестоносцы


  Во имя  Господа и Сына
  И Девы пресвятой
  Вперед, к вратам Иерусалима,
  Врагам Христа дадим мы бой!
 
  Хоть долог путь, но вера тверда.
  Мы крестоносцы, и мечом
  Святую веру через орды
  Врагов Христовых пронесем.
 
  Нам ветры развевают стяги,
  И солнца диск над головой.
  Вперед, Всевышнего солдаты,
  Врагам Христа дадим мы бой!

  Поля в крови, дороги, нивы.
  Идет священная  война.
  Вперед, к вратам Иерусалима.
  Нам вера высшая дана!

  Очаг оставлен, жены, дети.
  Земля родная вдалеке.
  Мы к вам вернемся еще, верьте,
  С священным знаменем в руке.

;
  * * *               


  О, Муза гордая печали!
  Среди тоскующих берез
  Меня с тобою обвенчали
  В брильянтах вымученных слез.

  И брачным шлейфом была осень,
  Туманом пепельным - фата,
  И фиолетовые гроздья
  Сгорали за спиной дотла.

  Молчало небо догорая,
  Туман проглатывал слезу,
  И ты печальная такая
  Явила мне свою красу.

  С тех пор иду с тобой по жизни
  С глазами, полными тоски,
  И лишь болезненные мысли
  Терзают сердце на куски.

 
               



 Так гори же, огонь,
 Так гори, огонек,
 Не погасни, родной –
 Путь нам в жизни далек.






XI





























  * * *               


  Спой ты мне, как матушка
  На меня глядела,
  Спой ты мне, как батюшка
  Высоко кидал.

  Как букашки бегали
  Среди трав зеленых,
  Как кружилось небо
  По-над головой.

  Спой ты мне, как встретился
  Первый раз с любовью я,
  Как рука мы об руку
  Под луною шли.

  Как родился первенец
  С черными глазами,
  Как звезда сияла
  Над моим окном.

  Спой ты мне, как мальчики –
  Тополька два стройных,
  Дом родной покинули,
  Чтобы жить самим.

  Как настало времечко
  Хоронить родимых,
  Как скончалась матушка,
  Как отец погиб.



;




  Минувшее
 

  Вы не смотрите на меня
       Так  грустно, безнадежно
  Ваш взгляд печалит сердце и страшит.
  Вам кажется, что все прошло,
      Что неизбежно
  На всем печать минувшего лежит.

  Вы так всегда непримиримы
       К моим порокам и моим грехам.
  Как будто никогда меня Вы не любили.
  Как будто кончилась весна,
       Иль Вы забыли,
  Что боль и радость – все отдал я Вам.

  Вы так устали от моей любви,
  Такой неровной и безмерно пылкой.
  В последний раз простите мне грехи
  И осветите ночь своей улыбкой.















;

Позвольте Вас любить


  Позвольте вас любить и называть любимой.
  Позвольте быть при вас и лишь слегка грустить.
  Во сне произносить божественное имя.
  Касаться ваших рук и обо всем забыть.

  Позвольте вас любить и напевать Шопена.
  При встрече ликовать и нежный взгляд ловить.
  Безмолвно трепетать от сладостного плена.
  И к утру умирать, а к вечеру вновь жить.

  Ах, этот листопад, молчание и дождик.
  И слушать тишину так сладостно вдвоем.
  Позвольте поднести вам эти чудны розы
  И вас благословить как света божество.












;
  Не привыкай               


  Не привыкай к моим ты поцелуям,
  Не привыкай к объятиям моим,
  И пусть всегда слова "Тебя люблю я"
  Твоим причастьем будут пусть святым.

  Не привыкай к осенним листопадам
  И к снегу чистому зимой не привыкай.
  Не привыкай, когда меня нет рядом,
  Когда с тобою я, не привыкай.

  Не привыкай, что в храме нету Бога,
  А в сердце нету жизни без тебя,
  И что одна мне выпала тревога -
  Любить тебя, всегда любить тебя.

  Не привыкай, что я тебя ревную,
  Не привыкай к страданиям моим.
  И пусть всегда слова "Тебя люблю я"
  Твоим причастьем будут пусть святым.

  Не привыкай ты к грусти и печали,
  Не привыкай к несбывшимся мечтам,
  И пусть всегда, все то, о чем мечтали,
  Звездой негаснущей сияет в жизни нам.

;
  * * *
 

  Что такое? Что такое?
  Это небо голубое
  И в глазах твоих любимых
  Две горящие звезды.

  Что такое? Что такое?
  Потерял совсем покой я.
  Удивительные краски
  Все стоят передо мной.
 
  Это синие березы,
  Фиолетовые розы,
  Васильковые ромашки
  Заполняют город  мой.
 
  А вчера проснулся рано:
  Все куда-то вмиг пропало,
  Все исчезли чудо - краски,
  Ты покинула меня.

  Но однажды ты вернулась,
  В сердце что-то встрепенулось,
  Но волшебные те краски
  Не ожили никогда.

 
 
  Песня               


  По полям и лугам,
  По полям и лугам
  Синева с пеленой
  Белоснежной легла.

  Сосны ввысь все вплелись,
  Сосны ввысь все вплелись,
  И на небе седом
  Звезды тускло зажглись.

  И надежда души,
  И надежда души
  Родилась, как огонь,
  В бесконечной глуши.

  Так гори же, огонь,
  Так гори, огонек,
  Не погасни, родной –
  Путь нам в жизни далек.






;

  Гуттаперчевая песенка


  Гуттаперчевые мальчики
  Гуттаперчево молчат,
  Гуттаперчевые девочки
  Гуттаперчево глядят.

  Гуттаперчевые дяди
  Гуттаперчевый пьют ром
  С гуттаперчевыми тетями
  Гуттаперчево вдвоем.

  Гуттаперчевые все мы,
  Гуттаперчевый я сам,
  Гуттаперчевые слезы
  По моим текут щекам.

  Гуттаперчево мы любим,
  Гуттаперчево живем,
  Гуттаперчево все губим,
  Гуттаперчево умрем.

  Гуттаперчево страдаем,
  Гуттаперчево поем,
  Гуттаперчево теряем,
  Гуттаперчево найдем.

 


  Гуттаперчевое небо,
  Гуттаперчевый мой сад,
  Гуттаперчевый, я знаю,
  Завтра будет рай и ад.

  Гуттаперчевое утро,
  Гуттаперчевая ночь,
  Гуттаперчевые звезды
  Сквозь туман уходят прочь.

  Гуттаперчевые все мы,
  Гуттаперчевый я сам,
  Гуттаперчевые слезы
  По моим текут щекам.









;
   * * *


  Октябрь. Осень на дворе.
  Черны деревья.
  Окутано все тихим сном,
  В душе сомненье.
 
  Прожита жизнь. Закончен бал.
  Закрыты книги.
  Все, что нашел и потерял, -
  Ночные блики.

  Все было, есть и будет вновь.
  Придут другие.
  И, может, вспомнят нашу боль,
  Мечты благие.






 
               



   
  Я вернусь, чтобы посмотреть
  На эту жизнь из будущего.







XII






























 Санкт-Петербургские этюды   


Белые ночи над Исаакием.
И  факелы ростральных колонн
Поджигают небо, и слепо
Смотрят на движение реки Кресты.
И на канале баржа в объятиях
Ночной тишины видит  сны
О белом паруснике в открытом море.
И на Марсовом поле огни,
Возле которых греются влюбленные
И случайные прохожие, которые выпали
Из жизни вчерашнего дня,
А в новый день еще не вхожи.
И Храм на Крови, который
Не посетил ни разу дух Божий,
Стоит красиво только вдали,
Со стороны Невского и Невы
В разрезе света и тьмы,
Совсем на храм не похожий.

Мост через Неву соединяет Марсово поле
С Петропавловской крепостью.
Ну, просто какая-то нелепость -
Такую красоту пронизывает дождь и туман.
Получается некий обман -
Слияние двух начал, светлого и гнилого,
Духа больного. Просто достоевщина какая-то
Или чертовщина. Перед Смольным Храмом
Мужчина мочится. И купола задрали головы
К звездам.












И так грозно всадник на медном коне,
С простертой дланью прямо к Неве,
Попирает змия, как русский Мессия
Или тиран. И око луны, и золотой свет,
И то ли вопрос, то ли ответ
В камнях площадей и дворцов.
И звон колоколов серебряный,
И обвеваемый ветрами залив.
               
И город нежный так одинок,
Как легкий мазок на усталой картине мира
Или как лира в духовом оркестре
С барабаном и трубой вместе.
Больны каналы, дворцы, храмы,
Словно мемуары расстрелянных
Поэтов с того света.
Здесь Революция упивалась кровью
Старой и новой и, опьяненная ею,
Стала подобна зверю или Крону,
Пожирающему своих детей.
Вот откуда тоска этих теней,
Тихий  плач площадей и фонарей.
И предала подло  город страна
В самый трудный его час,
Как тот искариотский иудей.
И только глас святого Петра
Поддерживал его все 900 дней. 

















И как будто реквием слышен
Из этой земли и камня домов и дворцов.
И скорбь, и печаль садов и парков,
И молчаливые арки
То ли побед, то ли поражений,
И Муза поэзии и Гений,
Что проходят по ночному граду,
И чугунные ограды садов, и львы,
И ангелы скорби, и огни фонарей,
Что бросают тусклый свет.
И сердце тает от любви к тебе,
Мой город, мой поэт.

июль 2003 г.





















Печали


Я жизнь прожил, земли не знал и моря.
Я жизнь прожил, и на сердце истома
О том, что встретить в этой  жизни не пришлось.
И не было семьи, и дома не нашлось.
Не помню, я любил  ли. Наверно нет. Хотя...
Любил я маму, стол, рябину пред моим окном.
Мы были долго с ней вдвоем так одиноки и грустны.
Любил еще я свет луны, мой город нежный
На Неве, да пару книг или мелодий.
Но было это будто бы во сне. И жил я
Как бы вроде или не жил. Не помню
В данный миг. И звуки и цвета тех дней пропали.
И даже лик той женщины едва ли
Я вспомнить мог. Обидел я кого или кому помог?
Я слышал, есть на свете Бог, но я его не знал.
Слегка писал, но вроде ни о чем.
Пейзажи, песни, может быть, печали.
Я вроде верил в красоту в начале.
Потом уже едва ли. Любил весну я...
Может осень. Ведь времена все года   
Так похожи, одетые в печаль и горе.
Я видел сны о кораблях и море.
Но было то давно.

март 2003 г.




 
               Но все же ...
   
                Посмотрите, что за лица?    
                Да ты вглядись в них.
                Раньше были иные.
               
                И. Бунин. 1919 г.

Но все же, почему вокруг такие рожи?
Может, потому что все люди прохожие
В этом мире и потому что все люди
Безнадежно сиры. Или потому что ничто
Не добавить и ничто не отнять.
Опять родятся и умрут опять.
И снова будут встречать и провожать.
И от боли опять кричать, но рожать.
И пить вино, воевать, и любить.
И стараться забыть – холокост, тиранов и террор.
И спрятать глубоко свой позор в сердце.
И слушать по ночам  скерцо Скрябина.
И, поверьте, - писать стихи о весне и смерти.
И к концу своих дней ни на йоту не будут умней.
И все будут хотеть любви и немного славы.
Ну, до чего же эти существа упрямы,
Смешны и жалки, как хлам на старой свалке.

Лес мраморных голов на столбах
В соответствии с чином.
Это в Москве на Новодевичьем.
А в Питере все литературные светила
На Волковском кладбище заросли крапивой.
Могилы перекошены и забыты.
Но эти еще живы и сыты.
Хотят иметь пошикарней машину и виллу.
Какую-нибудь поприличней свиту.
;










Женщину покраше и посочней
С торчащими грудями и круглой жопой.
Поездить по Европам и позагорать на пляжах.
Поболтаться по каньонам в ковбойских шляпах.
И в кругу близких друзей заявить,
Что у них все о”кеу. Но в одну из ночей
Пустить себе пулю в лоб,
Но не как последний сноб,
А как проигравший игрок. Хотя еще
Не кончился срок, но вдруг как-то стало ясно,
Что игра напрасна и выиграть не удастся,
Если  даже очень постараться. Но все же...
Почему вокруг такие рожи?
Просто, не нужно к ним относиться строже,
Чем к самому себе и даже Богу.
И помнить, что они создать могут
«Норму», «Возвращение блудного сына»
И «Божественную комедию», и быть
Свидетелями мировой бойни и трагедии.
И что у них дети есть, которые тоже
Имеют странные  рожи и не очень крепкие
Нервы и могут создать мировые шедевры.

апрель 2003 г.
            



               

 
 
 * * *


Уж  полночь в городе. В квартире коммунальной
Все тихо. За окном луна. Снежинки падают
На землю. Я мир люблю сей, хоть и не приемлю
Наросты на его лице дерьма.
И в комнате моей, углом  что смотрит в площадь,
Огромных  два окна и стены  без обой.
Мосты над тихою Невой разведены.
Отбой пробила ночь, и спит река.
И гладь воды ее слегка блестит, качаясь под луной.
Сегодня ты со мной пробудешь ночь.
И будем мы любить друг друга.
И время тихим ручейком струиться будет прочь,
И будет сказкой наша скромная лачуга.

Я мог бы быть, наверно, хулиганом.
Имел бы фиксу, срок в тюрьме,
Наколку на груди, а может, и спине.
В кармане финку,  длинный шарф на шее.
Но так сложилась уж  судьба, и мне
Жизнь не пришлось всю утопить в вине.
Хоть я романтику такую не приемлю,
Но статься все могло, как с многими
Моими школярами, кого накрыло
Темное крыло наркотиков, тюрьмы
И, как цунами, безумство за собой влекло.
Но с детства удивляла красота меня.
И в людях, и в вещах. Пространство,
Звезды, линий простота, шум ветра
И дождя, цвета глубокие, живые,
Черты лица, особенно глаза, печальные
И нежные такие, уж без вопроса.
И тело женщины влекло, и запах, и тепло его,
И нежность кожи, гибкость рук и бедер.
И от нее балдел я вроде, как наркоман.

;



Еще одною страстью был я обуян.
Любил скитаться я по миру,
Быть может, есть какой-то в том изъян,
Но то питало душу мне и лиру.
Дороги, горы, города и остов
Вселенной и Земли, а иногда дворцов.
Что может лучше быть, чем звезды,
Что видеть можно на платформах поездов!

август 2003 г.


























;
Причастность


В глазах созвездий отпечатались
Цивилизации  земные.
И смотрят по ночам немые звезды
С их настоем тоски и скуки.
И чьи-то руки обнимают мир,
Как будто слепой король Лир.

Шумеры, Ацтеки, Эллада, Рим -
Словно гимн Всевышнему или человеку.
И варвары от века, как Феникс-птица,
Что восставали каждый раз в одном обличьи –
Для разрушения культур и цивилизаций.
И только одна нация могла сохраниться,

Как остов ушедших и настоящих народов.
Лишь красота от них осталась и жестокость.
Все смыло времени потоком.
И будто многоокий телец, молчит Вселенная.
Мы тоже расписались в книге мира
Мильонов кровью и души терзаньем.

Нас тоже, словно скот, на вечное закланье
Глухое время проводило. Туманность мира
И сознанье, что встретились лишь на мгновенье
И, миновав друг друга, не оглянувшись, разошлись.
И звездная вьюга и осыпь всех комет,
Что падает как будто вслед  шагам.

И безумная женщина играет на скрипке
На улице Герцеля в Иерусалиме
Печальную мелодию Земли. И в робкой улыбке
Проходящего мужчины - надежда, и тени ночных
Фонарей, и огни аэропортов, городов,
Что с самолетов сердце так сжимает
Какой-то болью или тоской
 
               
От общечеловеческой разделенности.
И одиночество Ноя.
Оторванность и приближенность к бытию.
И нищий нищему дал грош. И голос гобоя
То ли смеется, то ли плачет поздней осенью.
И задумчивый Большой Ковш, ночью
Из которого звезды падают на Землю, как слезы.

И странно  воздух так касается лица, как тенью.
И будто я иду по Возрожденью.
Эпоха, как пустыня Нэгев.
( Я вроде раньше там и не был).
Но замки и дворцы под небом голубым,
И легкий дым над ними плыл.

Красный, белый, черный – цвета Грюнвальда,
Как спасение или беда.
Иисус,  распятый на Голгофе.
И кровоточат руки, ноги, и время на нуле
Между старой  эрой и новой.
И три Марии застыли в вечном горе.

И Босха «Корабль дураков», как пророчество
В век настоящий. И щемящая боль о Христе
Губерта ван Эйка, и апостолы Эль Греко,
И изгнание из рая Адама и Евы  Мосакио, и,
Как ножом по нервам, «Снятие со креста»
Роджера ван дер Вейдена. И уста Христа...

сентябрь 2003 г.



 
Йошкар-Ола


Сегодня ночью я бродил по Йошкар-Оле.
Пустые улицы, розы в золе, как угли.
Небо хмурится, и звезды круглые до дури.
Найду ли в этом городе мою молодость?
И так хотелось втюриться в женщину.
И чтоб был дом, очаг. И на стене ее портрет
В карандаше, и воск на свече, и вечная птица
В часах, что питается временем.
И жаркое тело, гладкая кожа и аромат дождя
В ее волосах. И, возможно даже, в глазах слеза...
А потом – нога в стремя. И по ночному городу.
На коне. Голым. При луне. Через площади и улицы.
К реке. И, как в обмороке, с моста. В спящую воду.
Слету… Но город спит. И только глас кукушки
Пророчит годы или дни, что осталось
Кому-то прожить. И на улице, рядом
С лесом, на первом этаже свет.
И в окне силуэт молодой женщины,
Которая могла бы быть моей дочерью.

15 мая 1993 г.

;
Меланхолия по покинутому городу


Застилают слезы глаза.
Вот-вот, как гроза, прорвутся рыдания.
Мой город любимый,
Уже не прервать мои скитанья
По чужому пространству и времени.
И сплошное мытарство, и бремя вины,
И сны, уходящие  как детство.
И нет средства вернуться в прошлое.
Месяц крошится на осколки сквозь крону,
И золото осени смешалось с фиолетом.
И таинственным светом освещены
Набережная и река. И во тьме воды века
Смотрят усталыми глазами.
И так не хватает любви. И надежда,
Которая осталась с тобой
Так же, как и покой. Я пуст и глух без тебя.
И мысли летят в пропасть безмолвия
И тишины. И одни слова, без музыки,
Видны на темном небе: « Где бы я ни был,
Мой город …». Помнишь ли еще меня ты?
Уж  тень моя давно исчезла с твоих стен
И асфальта дорог. И цветы плывут по реке,
Как прощанье с тобой. И некуда идти.
И уже не обрести никогда твоей любви.
И свет моей звезды в безбрежности ночи
Угас. И рассвета час затерялся в вечности.

Любишь ли ты кого сейчас? Чье сердце
Успокаиваешь своей  нежностью и красотой?
Еще один, кто любил тебя, расстался с тобой
Той весной двухтысячного года.

октябрь 2003 г.

;
Я вернусь

Я вернусь, чтобы посмотреть
На эту жизнь из будущего.

Виноват ли я, что жизнь не так прожил?
Не тех и не так любил.
Зарабатывал деньги, чтобы прокормиться.
Может, видел не те лица?
И сны могли бы другие сниться,
Более радостные и не такие тяжелые.
Возможно, участвовал не в тех форумах
И собраниях. Может, не побывал в нужных странах я?
Или не ту музыку слушал?
А может, просто не то кушал и не так дышал.
Все жил как-то не спеша.  Не тому учился.
Не тому богу молился. Все же, почему
На старости не хватает так любви,
И дни такие одинокие? И даже строки,
Которые пишутся с таким трудом,
Вечером совсем другие , чем днем.
Все-таки, если считать, что все было неизбежно,
И как бы прилежно ты не красил в светлые цвета
Свои ушедшие неизвестно куда лета,
Вместе с пришедшей печалью покидает нас суета.
И, сидя в садике на скамейке, уже просто так,
Видишь, как открывается простота жизни.
И удивляет только еще нежность и пустота,
Но уж совсем не красота. Но все же,
Если ты еще кому-то нужен, то как сужен круг
Этих существ. И почему так раздражают
Кружева и глупость? И не счесть
Дурных поступков и глупость людей
Обыкновенных и их вождей, и непременно –
Множество дней, ушедших в никуда.
               
январь 2004 г.
;

      Одиночество

Взгляд с горы и взгляд из подвала
На море или залив разные.
Как прилив и отлив.
Из подвала все же есть надежда
Подняться вверх. С горы же
Виднее безнадежность устремлений.

Одиночество в небе и на земле
Отличается лишь оттенком и деталями.
И мне лично в небе кажется сильнее,
Так как в нем большая сосредоточенность
И акцент. И еще банальней голубой цвет.
Поэтому вред от ограничения пространства
Равен пользе нашего мытарства по суше.
Птица в полете и на берегу моря,
Как истома от ностальгии и прошедшего горя.
Вглядываясь в поверхность волн,
Уходящих к горизонту, видит ротонду
И кусты нежных роз, мокрых от слез.
И тихий дождь.

И когда сидишь вечером один в кафе
На улице, прилежащей к площади,
И   сознаешь свое одиночество,
То воспоминание  о детстве или пророчество
Женщины, разлюбившей тебя, кажется –
Сплошная ерунда, но почему-то всегда
Доставляет боль, как будто ты полный ноль.
Одиночество без надежды, как Хеопс или Герострат,
Или Пизанская башня, или как Бог. Даже становится
Страшно, что смог прожить целую жизнь.
И сейчас уже, смотря вверх или вниз,
Видишь только один карниз и пустое пространство
Как конец всех странствий.

февраль 2004 г. 


На вершине Яман-Тау


Когда стоишь на вершине Яман-Тау
И видишь цепь гор, уходящих к горизонту,
И по всему фронту пространства –
Величие и покой, и слышится высокий строй
Органа и флейты, и ощущается страх
И безмерная сирость, а потом спускаешься
С гор в долины, и небо божественно сине,
И сверкает блестками девственный снег,
То бег времени останавливается на миг.
И даже крик ворона, сидящего на дереве,
Не напоминает о бренности времени,
А только об идентификации одиночества,
Но совсем не пророчество неизбежной беды.
И после глотка ледяной воды из колодца
И куска черного хлеба жизнь не кажется
Такой нелепой. И душа словно сливается
С покоем звука и света, и не хочется
Задавать никаких вопросов без ответа,
А только наслаждаться мгновением и
Слушать божественное песнопение Природы,
Осознавая, кто ты на самом деле.
               
14 марта 2004 г.




 
               
 Трамвай


Первое ощущение от большого города - это трамвай
И золото лампочек, горящих внутри него. Это было
Очень давно. Сразу после большой  войны. Когда               
Детские сны еще были цветные, и взрослые курили
“Приму“ или “Казбек“, и когда рябой  абрек укреплял
Красную страну. Ту одну, которую рабы и урки всех
Стран дружно приняли через сорок лет за обман
Идеалов и надежд. Тогда еще не было невежд и
Варваров. И цвет цивилизации был алым.
А в далеком городе, в тайге, еще не было
Электричества и хлеба, а была только одна потреба
В них. И потому светлый трамвай был как рай
Для ребенка. А отбитая печенка у интеллигента
И раздробленные кости лишь добавляли злости
У  его матери, чтобы выжить Хотя бы детям.
И, пережив лихолетье, войти в Храм,
Теплый и сытый, чтобы помолиться о незабытой
Боли. А по главной улице большого города
Шел трамвай с золотом электрических огней.
И великий пигмей думал о том, чтобы еще веселей
Жила страна.
 
15 марта 2004 г.





;
   

  Даная


  Когда стоишь в Эрмитаже
  Перед картиной  Рембрандта «Даная»,
  То видишь, что она неизлечимо больная
  И без ответа. И понимаешь, что золото света
  Вытравлено навсегда соляной кислотой.
  И красота и покой уже никогда не возвратятся.
  И тело стало мертвым, и гармония разрушена.
  И рука, поднятая на божественный дар,
  Как дикий кошмар, отпечаталась на полотне.
  И краски погасли и не могут найти друг друга.
  И реставрация похожа на реанимацию
  Больного саркомой. И все четыре сотни лет,
  Что полотно излучало свет и тепло жизни, угасли.
  И что след, оставленный в душе человечества
  Убийцей, глубже, чем творцом.
  И становится страшно, и притом надежда
  Кажется совсем как тонкая нить.
  И тревога за наше будущее растет
  Бессонницей и ночным кошмаром.
  И будто жар раскаленных углей
  Ты держишь в руках и пытаешься согреться.
  И сердце стучит неистово в безмолвии
  Человеческого безумства, и тяжелым грузом
  Что-то давит на грудь и не дает заснуть.
               
  27 мая 2004 г.

               
 
 
   
  * * * 
      

  Когда двигаешься на товарном поезде
  По большой стране с запада на восток,
  То срок, который отпущен тебе на  эту
  Земную командировку, кажется беспредельным,
  Как ребенку, который только начинает свой путь.
  И когда лежишь  на платформе и смотришь в небо,
  Грудь дышит легко и свободно, и где бы ты ни был,
  Память хранит те звезды и синеву
  До конца  твоих дней. И, как  Эней,
  Жаждущий вернуться домой,
  Ты возвращаешься к той звезде странствий,
  Которая сопутствовала тебе везде в жизни,
  И в любом пространстве была  слаще,
  Чем любовь к  Отчизне и  той одной женщине,
  Которую ты встретил в юности. И даже на твоей
  Тризне, кто-то скажет: ”Ушел еще один странник,
  Который, несмотря на все трудности,
  И хоть не нес схиму, ничего не оставил после себя,
  Кроме удивления и любви к этому миру”
 
  16 апреля 2004 г.






 
               
               
 Размышляя об Аттиле

               
  Размышляя об Аттиле, покорившем целые народы
  И скончавшемся от страсти к женщине,
  Понимаешь, что у Природы нет  законов.
  И когда товарный поезд в сто вагонов идет
  По  Восточной Сибири и небо еще более сине,
  Чем на юге, то видишь, что чем дальше
  От цивилизации, тем больше гармонии и страсти.
  И юное сердце, стремясь к пространству,
  Где нет времени и не встречает границ взор,
  Пытается избавиться от бремени поиска себя
  И истины. И, как птица, хочет вырваться на простор.
  И в этот миг кажется, что Всевышний смотрит на мир
  Одобряющими глазами, и по бескрайним степям
  Казахстана несутся кони. И если, ты что-нибудь
  Понял  за жизнь, так это мысль о том, что все сгинет.
  От песчинки до звезд. И идя между двух борозд
  И бросая зерно в землю,
  Ощущаешь покой и желание дойти до конца.
  И, как у слепца без поводыря, нет мысли
  Куда-то стремиться. И хочется только
  Напиться чистой воды и заснуть. И, может, приснится
  Лик Бога, как подмога на оставшийся путь.
               
  19 апреля 2004 г.



 
               




Храм  стоял уже много лет.
Огромный и одинокий.







XIII


























Любовь.

Жила - была  Любовь. Она была очень юная с золотыми волосами, в белоснежном ситцевом платьице с красными маками и в сказочных белых туфельках,  очень робкая и неопытная. Но до чего бы она  не дотронулась, все сразу расцветало радостью и светилось добротой. И вот однажды она пришла к двум молодым людям. Они тоже были юны, добры  и счастливы. И подружились они с юной Любовью и всюду были втроем. Они ходили вместе в театр, слушали музыку, купались ночью в море, лежали на песке под теплыми лучами солнца, а зимой катались на коньках и валялись в снежных сугробах. Им очень нравилось ходить втроем осенью по аллеям, выстланным багряным ковром из опавших листьев и прислушиваться к музыке тишины и грусти. Весной они бегали под блестящим дождем и с восторгом  внимали раскатам грома и сверканиям молний. Но постепенно они охладели к юной подруге и перестали брать ее с собой. То один, то другой находил причины, чтобы уйти без нее. Любовь печалилась, тосковала и вскоре  заболела. Молодые люди с заботой и вниманием помогали ей выздороветь. Но со временем она болела все чаще и чаще. И молодые люди привыкли к этому и почти совсем не обращали внимания на нее. Вскоре она умерла, а молодые люди продолжали жить вместе, но уже не радовались друг другу, не восхищались морем и лесом. Иногда кто-нибудь ходил из них на могилку, где была похоронена Любовь, чтобы  вспомнить те счастливые дни, которые они проводили вместе. Но вскоре и это прекратили делать. А могилка заросла высокой травой. И уже никогда они не могли отыскать  даже то место, где была захоронена их совсем еще юная Любовь.


;
   
    



 Лягушка и цветок


Каждое утро лягушка встречала цветок большими черными глазами, полными  любви и восхищения. “Как вы прекрасны, -  шептала лягушка,- какой чудный аромат!” И цветок наполнялся уважением и любовью к самому себе. И это чувство придавало цветку силы и уверенность, и он еще прекраснее расцветал. Поначалу  ему нравилось, что лягушка так им восхищается, но потом он вдруг решил, что он заслуживает большего, не только  почитания лягушки. И он увидел вдруг, как  она  безобразна. «Фу, какая гадость. Я не хочу тебя видеть»,- и c глазами, полными слез, лягушка ускакала к пруду и все лето никому не хотела показываться. А цветок все ждал, чтобы кто-нибудь снова восхищался им, но никого не было. Он уже снова  был согласен увидеть лягушку, и даже она казалась цветку очень милой и забавной, но лягушка больше не появлялась. Вскоре Цветок стал тосковать все сильней и сильней. Ему было очень одиноко и холодно. Наступила осень, и цветок умер. Почти в тот же день умерла лягушка. Тоска по цветку была  так велика, что маленькая лягушка не могла с ней справиться.








       


Луна и малыш


Вечер был теплый и мягкий, как огромная пуховая перина. Воздух пахнул яблоками и парным молоком. А вокруг была Такая красота, что рыжая луна не могла устоять от Соблазна и прыгнула на землю. Звезды, увлеченные Красотой вечера, не заметили исчезновения своей Подружки. А та уже катила огромным рыжим колесом Между изб и сараев по дворам  и дорожкам. Удивленные Коровы повысовывали в окна свои большие головы и Замерли, открыв широко свои глаза. Поросенок, который Совсем еще недавно визжал на чем свет стоит, при виде Огромного яркого колеса, вдруг замер, закрыл один глаз и, Слегка приоткрыв второй, наблюдал, словно проверяя, не Показалось ли это все ему. Барашки, которые безобидно Бодались друг с другом, встали вдруг  как вкопанные и Захлопали глазами. А луна, спокойно сияя, прокатила  Между ними. Все звери повылазили из своих нор и берлог и С удивлением смотрели на такую диковину. Волк даже Забыл, что он страшный волк, и мирно и восторженно  Любовался необыкновенной красотой. А крот, тот самый Бедняжка крот, который ничего не видит, вдруг вылез из Под земли вместе со своей лопаткой и довольный Улыбался. Ему показалось, что все вокруг порозовело и Приняло необычайно радостную окраску. А луна все катила И катила между домами, всем и всему приветливо Улыбаясь. Но вдруг из той самой избушки, которая стоит на Самом берегу озера, выскочил взъерошенный мальчишка в Веснушках, босой и в одних трусиках. Зацепил луну Проволокой, как обруч, и покатил напевая :



               






Ходят красные слоны 
По оранжевой поляне
И  своей сердитой маме
Крутят весело хвосты.

Он катил ее долго-долго, пока ему не захотелось спать. Тогда он  закатил луну поглубже в лес,  укрыл ее листьями И пошел домой. Всю ночь он не мог заснуть. Его мучила мысль, а что если этим желтым колесом да запустить из Рогатки в небо. Чуть рассвело, он взял свою рогатку, пошел В лес, раскопал луну, зарядил ею рогатку, натянул резинку - и луна ракетой понеслась в небо. «Вот это да!»-  Удивленно прошептал малыш.























 Пес


Пес уже не помнил время, когда он бывал сыт.
Голод и холод сопровождали его уже очень давно.
Отовсюду его гнали, бросали в него палки и камни.
Осень встретила его дождями и холодом.
Он скитался целыми днями в поисках хоть
Какой-нибудь пищи. К вечеру он буквально
Приползал из последних сил к статуе Венеры,
Которая стояла в парке. Он преданно вилял хвостом
И лизал шершавым языком ее пьедестал.
Каждый вечер он приползал к статуе, усталый и
Голодный, и большими грустными глазами
Смотрел на эту красоту, изваянную из камня, и
Засыпал. Он приполз к статуе в последний раз
Перед своей смертью и сдох. А Венера
Продолжала стоять. Взгляд ее был все тот же  -
Холодный и надменный. 






;

Храм


Храм  стоял уже много лет.
Огромный и одинокий.
Мимо проходили поколения людей,
А он все стоял и стоял.
«Какие они маленькие и как много мельтешат,-
Думал он.- Так много движений и никакого толку.
А, ведь,  все есть суета сует. Но я-то выше этого».
Но прошло несколько столетий,  и он начал
Чувствовать, как его бетонные опоры
Не могут уже выдерживать груз тяжести его тела.
Сперва первая трещина, затем еще одна.
Прошла еще сотня лет,  и он рухнул.
А луна думала : «Вот и он умер,
Но я-то выше этого».


 





;
Скрипач и бабочки   


Играла скрипка тихо и нежно,
А скрипач стоял прямо в середине лужайки,
Полной солнечных лютиков,
И белая бабочка порхала над ними.
Скрипач был большой и грустный,
А бабочка - маленькая и веселая.
Наступил вечер, и бабочка умерла.
А скрипач положил скрипку в футляр
И пошел к себе домой.
На следующий день скрипач снова
Играл на лужайке, полной солнечных лютиков,
Нежную и грустную мелодию.
И новая бабочка весело и радостно
Порхала над ними.
               
январь 2001 г.


               


;

  * * *
            
   
  В Хайфе на улице Герцеля
  Пожилой еврей из России
  Играет на скрипке
  Пронзительно грустную мелодию.
  Я сижу на скамейке рядом с ним,
  И по глазам моим текут слезы.
  Может потому, что я люблю
  Две эти страны - 
  Маленький Израиль и
  Бескрайнюю Россию
  С их такими разными судьбами
  И с народами, которые
  Так много страдали.               

   13 июля 2001 г.







;



 
* * *   


В следующий понедельник,
Когда меня уже не будет,
Вы возьмете из комода
Старый фотоальбом и,
Сидя в глубоком мягком кресле,
Будете просматривать фотографии
И вспоминать слабые очертания того,
Что у людей называется жизнью.
Вы прикроете глаза  и в легкой дымке
Увидите яркую зеленую лужайку,
Полную лютиков и ромашек,
И босоногую девочку в коротком
Ситцевом платьице с распущенными
Волосами, развевающимися от ветра,
Над которыми порхают легкие и
Цветастые бабочки, а на дороге стоит
Мальчик и, пораженный такой красотой,
В полном молчании улыбается.

2001 г.




 
               



Бабочки, бабочки, бабочки.
Синие, желтые, красные








XIV



























* * *               

  Поздравить я тебя пришел,
  Пусть музыка играет.
  Вчера я песенку нашел,
  Вчера я песенку нашел -
  Пусть мама подыграет.

  Сегодня кукол не дарю -
  Зарплаты не хватает.
  Но песню я тебе спою,
  Но песню я тебе спою -
  Пусть мама подыграет.

  Альбом принес в подарок я.
  Волшебства полны краски.
  Из сказок пусть придут друзья,
  Из сказок пусть придут друзья -
  Принцесс  прекрасных маски.

  Начертишь кистью башмачки,
  Воздушных красок платья
  И принца с лошадью, смотри,
  И принца с лошадью, смотри,
  Ты краскам дай в объятья.

  Пусть в замок он тебя возьмет
  Своей подругой нежной,
  И песни он тебе поет,
  И песни он тебе поет
  С любовью безмятежной.

  Пусть дарит он тебе цветы
  Нежнейших ароматов,
  А ты люби его, смотри,
  А ты люби его, смотри,
  И маминого брата.

  1980 г.
;
  Бабочки               


  Бабочки, бабочки, бабочки.
  Синие, желтые, красные,
  Белые и оранжевые
  Мне снятся по ночам.

  То на полях с хлебами,
  То на лугах с цветами
  Порхают они, нежные,
  Как мамин поцелуй.

  То в комнате заброшенной,
  Где дядя неухоженный,
  Летят они, прекрасные,
  И прямо на огонь.

  Их крылышки чудесные -
  Цветастые и нежные,
  Веселые и легкие,
  Как мамины глаза.

  И зимними ночами
  Меж тусклыми свечами
  Тепло и безмятежно мне,
  Как в маминых руках.

   1997 г.
;



  Ласточка

               
  Прилетела ласточка
  Из заморских стран,
  Помахала ласточка
  Крылышками нам.

  Свила она гнездышко
  Над моим окном,
  Каждый день мы с ласточкой
  Песенки поем.

  Но настала осень вдруг,
  Грустно стало нам.
  Улетела ласточка
  К южным сторонам.

  Но весной опять она
  Прилетит ко мне,
  Будем петь мы песенки
  На родной земле.











;
 Курочка Раечка               


  Курочка Раечка
  Маленькой была,
  Курочка Раечка
  Радостной росла.

  Беленькие перышки
  С желтеньким пушком,
  Сны цветные снились ей
  С солнышком, с дождем.

  С маленькой Раечкой
  Девочка жила.
  Песенки с ней пела,
  Цветиком цвела.

  Шелковы волосики,
  Вишенки глаза,
  Нос слегка курносенький -
  Право, егоза.

  Весело с Раечкой
  Жилось им вдвоем.
  Песенки с девочкой
  Пели соловьем.

  Но однажды с мамою
  Девочка ушла,
  И, вернувшись, Раечку
  Больше не нашла.

  Горько-горько плакала
  Девочка о ней -
  Маленькую Раечку
  Утащил злодей.

 
  Слоненок               


  Слоненок с бабочкой хотел бы поиграть,
  Но почему-то не умеет он порхать.
  Но почему-то не умеет,
  Но почему-то не умеет,
  Но почему-то не умеет он порхать.

  Слоненок с козликом хотел бы поиграть,
  Но почему-то не умеет он скакать.
  Но почему-то не умеет,
  Но почему-то не умеет,
  Но почему-то не умеет он скакать.

  Слоненок с белочкой хотел бы поиграть,
  Но почему-то не умеет он летать.
  Но почему-то не умеет,
  Но почему-то не умеет,
  Но почему-то не умеет он летать.

  Слоненок с девочкой хотел бы поиграть,
  Но почему-то не умеет он плясать.
  Но почему-то не умеет,
  Но почему-то не умеет,
  Но почему-то не умеет он плясать.

  Слоненок с мальчиком хотел  бы поиграть,
  Но почему-то не умеет воевать.
  Но почему-то не умеет,
  Но почему-то не умеет,
  Но почему-то не умеет воевать.

  И грустно стало вдруг слоненку моему.
  Но вот печаль его совсем я не пойму.
  Ведь очень даже он умеет,
  Ведь очень даже он умеет,
  С своими братьями - слоненками играть.

;
  Песенка
      

  Оп-топ, солнышко встает.
  Тучкой  щечки умывает,
  Ясным звездочкам кивает
  И тихонечко поет:   
             Ля-ля-ля.

  Оп-топ, воробей встает.
  Желтый клювик открывает,
  К нижней веточке слетает
  И тихонечко поет:   
             Ля-ля-ля.

  Оп-топ, Ванечка встает.
  Сладко глазки утирает,
  Ножкой с туфелькой играет
  И тихонечко поет:   
             Ля-ля-ля.

  Оп-топ, город  весь встает.
  Утро радостью встречает,
  На работу поспешает
  И тихонечко поет:   
             Ля-ля-ля.


 
 
  Летний день               


  Колышутся кусты от дуновенья ветра,
  В оврагах ручейки бегут журча,
  А вокруг много-много света,
  И на пригорке кот сидит урча.

  Сидит и сладко глазы жмурит.
  В траве кузнечик вдруг застрекотал.
  Сынишку мать легонько журит,
  Чтобы с гусями он не баловал.

  Болтается средь кур бездельник поросенок,
  Нахрюкивая радостный мотив,
  Рычит безумно пес спросонок,
  И солнце весело златит.






 
       



               


Мы буквари, гип-гип, ура!
Была бы голова цела,               
Все остальное трын-трава…






XV
























;
  * * *               


  Мы буквари, гип-гип, ура!
  Была бы голова цела,
  Все остальное трын-трава.

  У нас все просто, как нельзя.
  От “а”  до “я”, от “я” до “а”,
  Но голова и нам нужна
  Все остальное трын-трава.

  Во всем у нас всегда о”кеу.
  Улыбкой наша жизнь полна.
  Была бы голова цела,
  Все остальное трын-трава.







;
  * * *               


  Оп-топ, чинда - ра !
  Светит солнце со двора.
  В граде благостном во Пскове
  Народилась дивчина.
  Оп-топ, чинда - ра !
  Травушка, травушка -
  Ползает букашка,
  Босиком по травушке
  Бегает милашка.
  Оп-топ, чинда - ра!
  Светит солнце со двора.
  Реченька, реченька,
  Гладенькие плечики.
  Солнышко, водичка
  Обмывает личико.
  Оп-топ  чинда - ра !
  Как во поле ветерок
  Носится, гуляет,
  Как милаша в кузовок
  Дождик собирает.
  Оп-топ, чинда - ра!
  Светит солнце со двора.

  Звонницы, звонницы -
  Колокол грохочет.
  Радостно, радостно -
  Вся земля хохочет !
  Пляшется, пляшется
  Русскому народу,
  В граде Пскове народилась
  Дева всем в угоду.




 
   * * *               


  Диагональная Людмила и
  Эклектический Альберт
  В старинной комнате чернила
  С бумагой ели на обед.

  Затем шло время развлечений:
  Альберт стоял на голове,
  Людмила бряцала Шопена,
  Визжала псина во дворе.

  Читал Альберт стихи Бодлера
  То с выраженьем, то шутя.
  Людмила Пушкиным балдела
  Горизонтально, но блюдя.

  Затем дуэтом вертикальным
  Романс старинный о любви
  Она мажорно, он  печально -
  В квартире пели соловьи.

  Вещало радио победу,
  Экономический успех.
  Все дело это было в среду,
  В субботу, вторник и четверг.

  А в пятницу душа и ноги
  Несли туда их, где и боги
  Могли схватить блаженный миг,
  Звучал где Моцарт или Григ.

  По воскресеньям лыжи в ноги
  Они, как олимпийски боги,
  Стрелою мчались по снегу,
  Но дальше я вам ни гу-гу.

  1984 г.
 
 Мише Шалыту


  Миша Шалыт.
  Почти не спит.
  Всегда сыт.
  Все свободное время
  За компьютером сидит.
  Несет полководца бремя.
  Победа за победой
  От завтрака до обеда.
  Гоняет племена и народы
  И прочих обормотов.
  От обеда до ужина
  В Интернет загружен он.
  Занят поиском информации ценной.
  Такое уж нынче время.
  Информация – это деньги
  На любом сленге.
  В свои четырнадцать лет –
  Изящен, строен. Ему бы в балет.
  Ан нет, не так скроен.
  Сидит на стуле,
  Не понять, где руки и ноги.
  Все перемешалось.
  На вид кажется строгим.
  Конечно, не любит делать уроки.
  Любит преферанс и теннис настольный.
  К победе стремится упорно.
  Немножко упрямый.
  Любит папу и маму.
  Не любит просто ходить
  И просто кушать.
  Зато любит музыку слушать
  И смотреть картины, особенно длинные.
  В общем, в свои четырнадцать лет
  Вполне приемлемый портрет. 
 
  2000 г.   

;
  * * * 
               
          Программистам отдела МТС
          НТПО «Ленсистемотехника»
             
  Крутится, вертится диск на ВЦ,
  Грусть и печаль на усталом лице.
  Очи сомкнулись и свечи зажглись,
  Кони цветные по степи неслись.

  Синие блики в росистой дали,
  Алые маки на склонах цвели.
  Все вдруг смешалось..., еще потерпи -
  Кони несутся по дикой степи.

  Лампа бросает на стол тусклый свет.
  Будет ли ввод документов иль нет ?
  Это Валера Кирилыч в ночи
  Ложит безумно АСУ кирпичи,
  Полон надежд и порывов души.
  Кони опять по степи понесли.

  Снова огни закружились вдали,
  Тень появилась у края земли ...
  Это наш Миша со скрипкой в руках
  Битов и байтов волшебник и маг.
  Баловень женщин и сладостных дев,
  Наш МТС-ный изысканный лев.

  Женя на огненно-красном коне
  Тоже явился под утро он мне.
  Холодно карты в ВЦ передал,
  Взял результат и вперед поскакал.
 
 

  Вот пожиратель лихих утилит –
  Галя на лошади синей летит.
  Полные щеки блинов и котлет, 
  Думаю, мчится она на обед.

  Вот и Герасим, Иосифа сын,
  Мчится на склад  МТСа один.
  Пачку инструкций легко достает
  И пролетает стрелою вперед.
  Нет не уйти вам, складские жуки,
  Скрестятся наши стальные клинки.

  Уж появился и Сандлера хор.
  Лида запела прекраснейший вздор.
  Сердце аж сжалось с истомой в груди:
  "Вымыл посуду ? Ну, с Богом, иди! "

  Вот появились сквозь легкий туман
  Юные Любы, как дивный обман.
  Все в васильках и веснушки златят,
  Кони безумно по степи летят.

  У горизонта аж солнца лучи.
  Яновская машет с горячей печи.
  Пенсия, пенсия! Тихий восторг.
  Вдруг зазвучал где-то сказочный рог,
  Печь сорвалась и - мимо полей.
  Кони несутся шальные за ней.
  Люся и Оля льют слезы ручьи,
  Чьи мы сегодня? Наверно, ничьи.
  Эх, прокатиться б на резвых конях,
  Смех  МТСа услышать в степях.
;








  Звезды зажглись и погасли в глазах,
  С зала выносят Адольфовский прах.
  В АЦПУшный завернутый лист,
  Под операторов гогот и свист.

  Дайте ж скорее, скорее вина,
  Может, разбудят бокалы, звеня.
  Кончится этот ужаснейший бред,
  Право, и так я давно уже сед.

  1984 г.
            



















;
  * * *               


  Вычислительная техника -
  Мигают огоньки.
  Вычислительную технику
  Так любят простаки.
  Системы информации
  Концепцией дурят,
  А лампочки, да в технике
  Неистово горят.
  Ах, логика, ах, строгости.
  Программы до утра.
  Где женщины, где милые -
  Забыли все мужья.
  С утра до поздней ноченьки,
  И снова до утра
  И дяденьки, и тетеньки,
  Которые с ребра,
  Над пультами, над картами,
  Забыв про тишину,
  Со скрипами, с инфарктами
  Лелеют мысль одну:
  В последний час, в минуточку
  Программы все бы сдать.
  Ах, эти, право, шуточки
  Чужому не понять.




;
  Педчастушки               


 
Моя милка – литучилка,
Пьет чаёчек с травкою.
Десять лет проводит ночи
С Фаулзом и Кавкою. 

Ах, студентки, ах студентки,
Юные мечтатели.
Им бы только выйти замуж
За предпринимателя.


С неба звёздочка упала
Прямо на училище.
Говорят, что оно стало
Для девчат – чистилищем.

Эх, топни нога, топни правая.
Вечно буду молодой
И не буду старою.
 


;







   * * *               


  Мне так хорошо сегодня было,
  Ты меня сегодня не любила.


  * * *
      
  А я про милую мою
  Семнадцать ноченек пою
  Во Степаново-Скворцове,
  Удивительном раю.


  * * *               

  Ах, милашка - друг родной,
  Вместе строим развитой.
  За кирпичиком кирпич -
  Не хватил бы паралич.

  * * *
               
  Эх, топни нога,
  Топни правая -
  У милашки у моей
  Голова кудрявая.





  Трахательные частушки


  Целый день я ел петрушку.
  Ну, держися, жёнка.
  Стала крепкой моя пушка,
  Будет трахать звонко.

  Снова праздник, день весны.
  Эротические сны  воплощу я в дело.
  Так оттрахаю тебя,
  Чтобы ты  запела.   

  Я жену свою замучил –
  Сексуальный прямо дуче.
  Пиночет и Дювалье.
  Нету равных в сексе мне.

  На Кармеле по весне
  Приготовил я жене
  Удивительный бифштекс –
  Шашлыки, вино и секс.
;
  * * *


  Под арабскую музыку нудную
  Мы в хамсин майский
  Радостно трахались.
  И всю ночь обалделую, круглую
  Мы луну под подушками прятали.

               













;
  * * *               


  Женщинам ничто не чуждо человеческое !
            --
  Чтобы женщина была твоей
  Путеводной звездой,
  Нужно смотреть на нее в телескоп.
            --
  Ангелы все холостые и мужского рода !?
            --
  Жизнь, как старый чулок,-
  В одном месте залатаешь,
  В другом расползается.









;
  * * *               


  Я политруб страны  Советов.
  Хайама я храню заветы.
  Пою я славу КПСС -
 «Источник чистоты и света».
















;
  * * *               


  В Союзе братском  люди все равны.
  Еврей и русский - Родины сыны.
  Родились равными и равными ушли,
  Октябрьским огнем обожжены.
















;
   * * *               
 

  Горит звезда коммуны из рубина.
  Твой краток век, заносчивый дубина.
  Явился вмиг и вмиг ушел.
  Ты Партии отдай его любимой.
















;
  * * *               


  Все в мире суета сует.
  Явился не на званый ты обед,
  Но, как сказал мудрейший из вождей,
  Важнее мира в этом мире нет.

















;
*  *  *


Не надо, хлопцы, ждать Шекспиров.
Изыдел в вечность царский род.
Звенит свободно моя лира.
Поэт я пролетарский – вот.

Мне Лиры, Гамлеты, Оттелы
Смех в теле вызывают вновь.
Ах, эти английские кавалеры.
Ах, эта голубая  кровь.

Иных я знаю литгероев
С фуфайкой ватной на плече,
Иванов в угольных забоях
И Нюрок с радостью в лице.

Не надо, хлопцы, ждать Шекспиров.
Я сам про всё вам напишу
Про угнетателей-вампиров
Про жизнь и малую землю.



;
   * * *               


  Лучше черта, лучше черта,
  Лучше черта доли нет.
  Он знатней любого лорда
  С преисподней шлет привет.

  Он творец сплошного зла,
  Строит шашни он и козни,
  Ликом хитрый, нравом грозный,
  Дам он сводит всех с ума.

  Не грозит ему, наверно,
  Ни чистилище, ни рай.
  Вечно полон вдохновенья -
  Хочешь жить, так помирай

  Президенты или шахи -
  Все сплошная кутерьма.
  Снять им голову на плахе-
  Это черту трын-трава.

  Полон злата и сапфиров,
  Ожерелий и перстней,
  И давно известно в мире:
  Всех народов он умней.

  Он философ и бродяга,
  Он мыслитель и поэт.
  Никогда он не был скрягой
  И лентяем не был – нет.

  В нем Коперник и Вергилий,
  В нем Вийон и в нем Эйнштейн.
  Лучше нету доли в мире,
  Чем у черта, мне поверь.

;
 * * *


  Ах, Рита, Рита, Рита!
  Вся жизнь моя разбита.
  Молю я то и дело,
  Чтоб ты не заболела.
  Уж лучше натощак
  С утра бутылку – трах!
  Как мудрая Эсфирь -

  Отвратнейший кефир.
  Не чахни в сих палатах,
  Ходи в прекрасных платьях
  И больше в институт,
  Чтоб возвеличить труд.
  Пусть гриппы и ангины
  Издохнут, как скотины.
  Пусть вечно тебе светит
  Счастливая звезда.
  Пей  молоко с лимоном,
  С шиповником компот,
  Тогда волшебным гномом
  Ворвусь я в твой комфорт.
  Катайся ты на лыжах,
  Купайся во прудах,
  Когда тебя увижу я -
  Не дева, просто - ах!
               
  1979 г.
;

* * *               


  Хандра зеленая на деву юную
  Напала в сессию погодой хмурою.
  И ночью тихою с коварной подлостью
  Легла над книгами, как тень над пропастью.

  Весь день промаявшись с девицей хворою,
  Сбежала вечером на Малу Бронную.
  Там  просидев в пруду и вся продрогнувши,
  В дом на Тверской пришла сама без помощи.

  Но где-то в полночь вдруг - звон колокольчика.
  То Шани, верный друг, пришел за пончиком.
  Но не найдя его в холодной комнате,
  Он проглотил хандру, и с этим -  полноте.
               
   1979 г. 





;
  * * * 

 
  Ах, какой потешный
  Дворники народ.
  Убирают осень –
  Дождь идет.
  Убирают зиму –
  Тает все.
  Поливают лето - хорошо!













;
  Послание друзьям в Хайфу


  Летят по небу шарики
  Воздушные такие,
  А за ними Алики,
  Зелено-голубые.
  А за ними Милочки,
  Пурпурно-золотые,
  А за ними Мишеньки,
  Лохматые такие.
  Летят и улыбаются.
  Летят они в Россию,
  Где ждут их очень
  Адики, задумчивы такие.
   
  1997 г.
 





;
  * * *       
               
               
  Маленькая мышка.
  Хвостик завитком,
  Что дрожишь, малышка,
  Словно пред котом ?
















;
   * * *


  Свет луны и солнца свет,
  Ласточки летают.
  На завалинке сосед
  Семечки лускает...
















;
* * *


Когда я буду дедушкой,
Когда я буду стареньким,
Куплю себе я кепочку,
Калоши и гармонь.

И буду я в тельняшечке
Веселенькой и рваненькой
Играть про революцию,
А может, про любовь.

Когда я буду дедушкой,
Ходить я буду медленно,
Глядеть на все спокойненько
И думать о своем.

Когда я буду дедушкой,
Обзаведусь собакой я,
И будем с нею вместе мы
Бродить по вечерам.

По тихим темным улицам,
Где фонари да садики,
Где дедушки и дяденьки
Играют в домино.

Когда я буду дедушкой,
Любить я буду солнышко,
Красивых стройных девушек
И бабушку свою.

Когда я буду дедушкой,
Когда я буду стареньким…

 2003 г.
;
   * * *               


  Люблю тебя ль ?
  Увы, наверно, нет.
  - А все же любишь -
  Слышу я  в ответ.
  Я грустно улыбаюсь
  И молчу.
  Ведь чувству прошлому
  Поставил я свечу.












;
   * * *               


  Поддатые, поддатые
  Шагают бородатые.
  Голодные, не сытые,
  Лохматые, не бритые,
  В себе самих сокрытые.

  Шагают недовольные,
  Шагают, хоть и больно им.
  Извечно одержимые
  Построить мир нелживый нам.

  Чтоб ценности бесценные
  Монетами не мерили.
  Шагают бородатые,
  Чтоб люди были братьями,

  Но не в газетах, радио,
  А в сердце правды ради лишь.


;
  * * *               


  Мои потери не исчесть.
  Года последние суровы.
  Все отошло, оттуда весть
  Пришла, как грустный взгляд коровы ...
















;
  * * *               


  Давай, урод, шагай вперед,
  Ведь ночь такая лунная.
  Еще не час пробил для нас,
  Мы что-нибудь придумаем...
















 
 

   * * *   

               
  Проходят дни, проходят годы,
  И нет уж сил любить.
  Но снова солнце из-за гор восходит,
  И жизни снова быть, но для других.
               
  19 июля 2001 г.














               

 
* * *

   
О, Боже, жизнь так коротка,
И устает душа так рано от страданий,
Дряхлеет тело от бессмысленных деяний,
И только лишь к Тебе любовь не угасает,
Коль есть она.

1 февраля 2007 г.













 
      * * *


Как черный лебедь среди белых
Народ мой средь народов мира.
Какая чудная картина,
Как у художника в руках умелых.

Прекрасны тень и свет,
И красоте – границы нет.












;



На вершине горы,
Там, где звезды и ты…








XVI      


























   * * *


  Три березки обнявшись
  Под дождем купались.
  Что такое наша жизнь?
  Радость и печали.

  Там проходит мост цветной
  Над семью лугами,
  И под утро царь седой
  Дремлет над полями.

  Под окном моим рябина
  Красная и росы.
  Из-за речки запах дыма
  Ветерок доносит.

  2001 г.



;
  * * *


  На вершине горы,
  Там, где звезды и ты,
  Мы любили и пили вино.
  Там заброшенный сад
  Нам с тобою был рад.
  Это было, казалось, давно.
  Там минувшие дни,
  Словно майские сны,
  Там любимая кошка Руви.
  Там прекрасна, как ночь,
  Иудейская дочь 
  Пела песни из вечной Торы.
  Там весной по утрам
  Пели птицы ветрам
  Песни нежной и чистой любви.
  Там в вечерней дали
  Волны моря видны
  И доносятся звуки мольбы.
  Там стройна и горда
  Росла пальма одна.
  Мы дружили с ней долгие дни.
  И спустя много лет я угрюм стал и сед,
  И погасли той сказки огни.

  2001 г.
;
   * * *


  Там, где пальма стояла гордая,
  Где молчал заброшенный сад,
  Целых два бесконечных года мы
  Попадали то в рай, то в ад.

  Ночью звёзды глядели в окна нам.
  Вдалеке – лёгкий шум волны.
  И не спали с тобою долго мы
  Под тревогами новой страны.

  Столько нежности было растрачено,
  Столько боли от этих двух лет.
  Было всё по счетам уплачено
  И для радости и для бед.






 
               
   * * *


  Отпускаю Тебя на волю.
  Ту, что двадцать лет я любил.
  Ты была моею звездою
  И защитой от темных сил.

  Я Тебя хранил, как птицу,
  В клетке сердца и сетях любви.
  Отошли все иные лица
  И молитвы твоей мольбы.

  И теперь, когда в сердце холод,
  В теле страх и вечная боль,
  Отпускаю Тебя на волю -
  Твой печальный и нежный король.
 
  10 декабря 2002 г.   




;
 * * *


«Основа жизни – ДНК»,- звучит странно
И непонятно, как некое таинство.
Может, все было даром и ушло в пространство?
И всякое чванство и  значимость твоего бытия -
Пустое? И  Я, которое вылезало из всех щелей,
На самом деле теперь уже видно еле-еле и такое
Простое, что можно было бы  познать за один час.
И даже память о  той единственной,
С которой  связан был мыслями почти всю жизнь,
Теперь кажется, как каприз ребенка.
И такая тонкая нить между прошлым
И настоящим, что даже страшно за уходящие
Воспоминания. И на пороге отчаяния
Рождается новая жизнь...

 27 марта 2004 г.               




;
* * *


Она стояла на прибрежных камнях
И смотрела на море при заходящем солнце.
Тихий шум волн не отвлекал, казалось,
Внутренней сосредоточенности и безмерной
Печали, которые исходили от  этой птицы.
Бесконечное одиночество ощущалось
Во всём её облике. Уходящий день,
Безмерное пространство моря, пустота  берега.
И одинокая птица, теряющаяся в красках
Этого вечера из-за своей серости. И только
Иногда она как бы оживала,
Расправив огромные крылья.
И снова, как будто бы вздрогнув, сложив крылья,
Безмолвно смотрела на море.
Казалось, что больше никого нет в этом мире.
Только природа и печаль. И одинокая птица.

 Апрель  2004 г.


;



            Белый стан


Красный ветер с воем рыщет по Руси.
Боже ясный, Боже светлый,
Нас спаси!

По чужим краям скитаться лебедям,
На чужой земле – мытарства
Среди ям из позора, боли, стона, тихих слёз.
Ярославна снова плачет средь берёз.

- Где ты? Где ты? Мой любимый, мой родной!
Сердцем верю, сердцем верю – ты живой.

Не кукушкой снова буду куковать.
Полечу за Дон я милого искать.

Плач доносится из дома.
Плач доносится до Дона.
Лебедь белый за кордоном
Весь в крови.

Слышу, слышу голос:
- Помоги!

Ярославна, стан пылает
Лебединый!
Помолись, Россия,
За родного сына.










Отлучили от синего с белым,
Отлучили от черного с красным.
Поразрушили старую веру.
Породили звериное братство.

Разделили на белых и красных,
Разделили на чистых и грязных.
Брат на брата и сын на отца.
Хватит всем у России свинца.

Как по небу, небу синему
Мечется лебёдушка.
Плачет белая бессильная,
Но никто не отзовётся.

Там на Родине кровавая вода.
Там на Родине ужасная беда.
Вся земля в безмолвных лагерях.
По стране гуляет только
Чёрный страх.

Расстреляли всех родимых лебедей
Комиссары, ГПУ и КГБ.
Тихо нынче над пожарищем полей.
Прокричу я: «Воскресению не верь!»

Самозванцам  и диктаторам не верьте!
Нам оставили лишь волю добрую
Для смерти!

Нет пути вам, нет дороги вам домой.
Чёрны вороны летают над землей.











Болью сердце исходилось, извелось.
Что лелеялось, любилось – не сбылось

Вороны летают по стране,
Вороны мечтают обо мне.
Все должно быть на земле красно,
Все должно быть на земле черно.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .













;
         * * *


Я принцесса Тума-Ту.
Знают все меня в порту.
Я могу плясать цыганку,
Одеваться наизнанку,
Видеть всюду красоту,
Слушать ночью темноту.
Пить вино, любить матросов -
И без всяких там вопросов.
Каждый день рождаться вновь,
Словно Феникс над землей.

сентябрь 2004 г.







 
Гипертонический криз


Я видел сегодня над Хайфою звёзды.
И облако плыло к Иерусалиму,
Чтоб выплакать слёзы о том, что любило,
Над  древней стеною молчанья и плача.
И, полон отчаянья, боли и страха
(Казалось, секунда осталась до краха),
Воочию видел бессонной я ночью:
Летела за облаком дивная птица.
Я думал, что снится мне в ночь Йом Кипура
Та птица и звёзды. Но что-то кольнуло
В усталое сердце бессонной той ночью.
Но было уж поздно. Звезда подмигнула,
И к птице помчался я, берег минуя.
И прямо над морем Твой лик я увидел,
И чудную птицу, и крышу над домом.

октябрь 2004 г.






;
9.11.04
 

Убили говорящего кота,
Которого мы любили
Последнею любовью.
И как-то стало ясно,
Что все в жизни ерунда,
Кроме любви и боли.
Он говорил «мама»,
«Может быть» и «мура».

Он любил кошек и смотреть,
Как жена готовит еду.
Он спал на подоконнике
И любил рыбу в сметане.
Так странно. Зачем люди
Убили нашего кота?
Он был серого цвета,
Как сама печаль.
Жаль кота. Без него
Жизнь уже не та.
Капают слезы невольно.
И так больно.
Нет больше нашего кота.


;
 * * *


Горе - всегда одно.
Одежды его просты.
Цвет его – ночь без неба.
Музыка его  - тишина цепенящая.
И больше ничего нет.
И только одна боль,
Которую никто не разделит.
И разум и страсть – молчит.
И только щит, на котором:
«Горе есть горе».










;


Оле ходаш*
   

На Кармеле, в Хайфе,
На заброшенной вилле,
Вместе с крысами
Кров делили, но жили.
Первый год окунул нас
В водоворот языка,
Жилья и работы.
Солнце красным помидором
В Средиземное море садилось.
Нам такое и не снилось.
Купались и утром и ночью.
Все праздники иудейские
К себе примеряли,
Даже в синагогу ходили,
Жизнь заново полюбили.
Там - прах матери и отца,
Здесь - народ без лица,
Точнее, многоликий.
Прямо вавилонское столпотворение.
Со всех стран мира.
Языков не счесть.
Жить здесь, казалось, большая честь
В начале третьего тысячелетия.
Но советские побеждают и здесь.
Безмерная живучесть
У них есть.

Полгода по мадригодам
Вверх, вниз.
Две тысячи ступенек
Каждый день.
Пота вышло –
Вёдрами измерять нужно.






Кости устали,
И спина, и ноги аж гудят,
Но горшки обжигают не боги.
Уже в шофар  трубят
Истинные евреи,
А мы всё -
Со словарями и учебниками.
Но память, как из мертвой ткани.
Не то, что в компьютере.
Как решето.

После России - жрать хочется,
Кажется, все съели бы.
И на всё денег хватает,
А ещё не работали,
Но - вино, фрукты, овощи,
Мясо белое и красное,
Сладостей и сухофруктов,
Как в «Тысяча и одной ночи».
Плоды всевозможные.
Раньше о них и не слыхали.
И, конечно, - солнце, море и горы. 
Как будто в рай попали.
О таком и не мечтали.
Купались  и днем и ночью.
Солнце грело и обжигало.
И всё – мало.
Воочию убедились,
Что рай на земле был.
И – никакой мафии.
И никто от тебя
Ничего не хочет.









Вдоль моря бегают
И молодые и старые.
Закаты обалделые
И восходы тоже.
Волны ласкают
Утомленное тело
Советской жизнью
Под тяжестью сизифова труда
И забот российских.

Отец молитву читает,
Кадиш о своём погибшем сыне.
Мужчины молча стоят, без слез.
Они знают, что это не последний.
И только мать, как всегда,
Не может удержать рыданий. 

Два года террора
Изменили картину жизни.
Живём, как на постоянной тризне
По убиенным детям.
Взорванные автобусы, кафе, дансинги.
Каждый день хороним детей и близких.
Девочка лет шести поет песенку
Про солнышко и лягушонка.
Как радостно им сегодня.
Она не знает ещё, что утром
Её папа и мама с братишками
Погибли в теракте в автобусе.

А во Франции, Бельгии, Дании
И других городах Европы
Поджигают синагоги, разрушают
Кладбища и избивают евреев.







Тысячные демонстрации против Израиля.
Европа прямо озверела.
Какое единство и братство
Народов и  морали.
Опять эта безнравственная Европа
Предает и правду и справедливость.
Ей это не впервой. Им всем нужна нефть,
Чтобы ещё быть богаче,

Чтоб ещё вкусней есть и пить дорогие вина,
Спать со шлюхами и кататься на дорогих                Яхтах. И всё забыть, а, вернее, не помнить -
Ни погромы, ни газовые камеры,
Ни массовые убийства беззащитных евреев
По всей Европе и России.

Но совесть не отмоешь.
Взывает она к ответу.
Не надейтесь откупиться марками
И долларами за пролитую кровь
Невинных и несправедливость.
Каждому воздастся по его делам и мыслям.

Это в благодарность за единого Бога,
За Книгу книг, за «Данаю»
И «Возвращение блудного сына»,
За Мендельсона и Гершвина,
За Эйнштейна и Чаплина,
Сару Бернар и Анну Павлову,
За Бродского и Мандельштама.

Это благодарность за вклад
В мировую культуру
Самого древнего из народов.





Диктатура, террор, антисемитизм –
Вот что поддерживает
Правозащитная Европа.

Уже забыли Гитлера, Сталина,
Забыли фашизм и  коммунизм.
Завидное единство.
Сегодня вы предали Израиль,
Оставив его одного протии террора
Завтра вы захлебнётесь своею
Кровью от тех же террористов.
Тот, кто взрастит зло, пожнёт его
Многократно. Зло -  как чума.
Борьба с ним должна идти постоянно
И повсюду. Только так мир сохранит себя.
Цинизм Европы – когда жертва
Становится виноватой в том,
Что она защищается. Когда террор
И войны, чтобы уничтожить Израиль,
Рассматриваются Европой, как борьба
За независимость палестинцев.

Забыли, что делала Франция в Алжире,
Как Испания расправлялась с басками,
Англия с ирландцами,
Что делала Россия в Чечне?
Где была тогда ООН?
Оголтелый арабский фанатизм
С жаждой подчинить себе весь мир.
Он, как ржа, разъедает цивилизацию,
Проникая в Европу, Россию, Америку.
И опять во всём виноваты евреи?! 
Войны, инквизиция, диктатура,
Национальная ненависть –
Это общечеловеческое зло,
И ещё не поздно всё это понять.

   *Оле ходаш – новый репатриант.








* * *
 

За тридцать тысяч  дней
Человек успевает родить детей,
Построить квартиру или дом,
Написать книгу и посадить дерево,
Получить наслаждение
От женщины и творчества,
И с глубокой горечью и печалью
Покинуть этот мир
Одиноким и больным,
И, когда дней до конца осталось
Совсем немного, может быть,
Поверить в Бога.               














;
 * * *


Вдоль песчаных брегов
Воды тихо текут.
Облака над рекой проплывают.
И серебряный звон,
Словно утренний сон,
Над главою моей затихает.

На кургане сосна одиноко растет
Взор печальный на воды бросает.
Что-то тихо поет, и чего-то так ждет,
И прошедшие дни вспоминает. 









 
* * *


От Ливана до Тель-Авива
Мимо Хайфского залива
Облака, как белые барашки,
Все оделись в чистые рубашки.

И полны библейскою печалью,
Все покрытые нежнейшей шалью,
И куда им плыть, они не знают.
Ветры вольные пути их направляют.

То ли плыть к стенам Иерусалима
Мимо вод Кинерета и мимо
Моря Мертвого, где горы соляные
Там от слез детей и жен любимых.

То ли плыть в Европу к храмам Рима,
Что хранят величье, гордость мира.
Или плыть им в сторону России,
Где простор полей и воды сини.

Где луга в цветах, березы, как невесты,
Плачут о несбывшейся надежде…
Где снега белы, рябины красны,
Где любимый город нежный и прекрасный.
 
И плывут куда, они не знают,
Ветры вольные пути их направляют.


 
 







П О Э М Ы




























;
Из края в край, из града в град
Судьба, как вихрь, людей метет…               
 
                Ф. Тютчев
































;


 Акума

               Ужели и гитане гибкой
               Все муки Данта суждены.

                О. Мандельштам


Анна, как музыка органа.
Анна – грешная и святая.
В году нынешнем и последующих,
Но всегда первая в ряду вечности . . .

Родившаяся в день Купала,
Девочка с моря, которая
Выросла  в Царском Селе,
Которая знала столько горя,
Сколько выпало всей стране.

Руки, созданные для державы,
Глаза, полные ожидания и вопроса,
Взгляд – древней, чем Ветхий Завет,
В котором – усталость века
И страданий след.

Этот царственный поворот головы,
    Эта осанка и стать,
Кто мог тебя понять – страна, мир?
    17,21,37,48, год –
Как будто Божья кара, как свод
    Пал на страну.
    Боль и ужас.
Жизнь плела могильные кружева
    Из судеб и страха.






И одна плаха для всей страны.
И тень ГУЛАГа,
И черные дни,
И смерть – как благо.

Оранжевый апельсин в Испании,
Солнце, как помидор красный.
В России на заклании
Целый народ страстный.
 
Без креста, без памяти.
    Живодеры душ.
Всю страну распяли.
    Будет вам  уж!

Тополь клену прошептал:
   “Я  хранить ее устал.
     Стерегу ее все ночи.
     У нее устали очи.
     Три инфаркта.
     Сын в тюрьме.
     Нету места ей в стране“.

Ходят тени вкруг дворца.
Нет ни сердца, ни лица.
Не уйти от них тебе.
Покорись своей судьбе.

Ты, которая владела
Тонкостью и силой чувств,
Ты, стихи которой
Миллионы знали наизусть.
И колдунья, и ворон черный,
Боль и  стойкость всей страны,
Не от Солнца ты родилась -
     От Луны.
 


Та, которая стояла в шали
      Под стеной,
Та, что слышала стенанья,
      Женский вой,
Что прошел чрез сердце
      Мертвой тишиной,
Что в жару шептала ночью:
     “Я с тобой.
Не покину, не оставлю
      В час беды.
До доски смертельной вместе
      Я и ты “.

Писем нет и вестей
Из тайги и степей.
Ни с севера, ни с востока.
      И ветер в спину.
И так одиноко. И страх за сына.      

“Муж в могиле, сын в тюрьме,
     Помолитесь обо мне”,
Сорок лет ношу я траур
     По измученной стране.

Мир, который разрушал
    Арки, храмы,
Мир, который залил кровью
     Города, страны,
Мир, который есть палач
      И лакей, 
Мир, который сжигал в печах
     Живых людей,
Мир, где были ничто
    Граф, голь,
Мир, где все есть – пыль, ноль.

;

Звезды светили синью небес.
Целыми милями спал лес.
Под голубыми снегами видел сны –
Всю Русь ногами «враги» прошли.
Тремя океанами омыли лицо.
Голодные, рваные – мешок за плечом.
Хотели верить, что будет день,
Когда воздастся и этим и тем.
Земля потрескалась от жара пустынь.
Больною душою последнюю синь
Чистого неба пил поэт.
Шел на Голгофу безумен и сед.
Крест он нес свой и свою звезду
И стихи шептал в предсмертном бреду.
Из нового тысячелетия
Я бросаю взор назад.
На страшное лихолетие
Устремляю с ужасом взгляд.

И пала страна под палача
      И тирана.
И все тело, как открытая рана.
И ночь, что покрыла страну
      Тучей.
И только боль, страх, стыд
      Жгучий.

И все без покаяния, без возмездия.
      Годы окаянные,
Как лезвием по телу прошли.
Безумие это или что?
Опять возврат к средневековой
     Инквизиции?








Или это писаний страницы
      Душевнобольного?
И боль – ей номер 37.

День весь дождь лил.
Тополь клену говорил:
    “ Ночь в городе нашем,
     Во всей стране.
Эти слезы о ней и об этой
      Земле “.

Град Петра туманный,
      Сиры мы.
Кто спасет тебя, Россия,
      От чумы?

Верила в свое назначение
      И перст судьбы.
Знала тайну слова
      И тайну любви.
Видела свет и тень слов
      И их цвета.
И умела расставлять их
       На нужные места.

Во дворцах жила бездомной,
      Собственность – фетиш.
Град Петра и город стольный,
      Море да Париж,
Да еще тополь старый
      И клен под окном,
Да народ бесправный,
      Да чужой дом –
Все что имела с сердцем
       Больным,
Да еще словом владела
       Живым.




Вот ночью снова вдоль стены,
Не той, что в Иерусалиме,
     А  той, что у Крестов,
Проходят тени тихо мимо,
     Не слышно их шагов.
Они молчат и словно ждут
     И смотрят в темноту,
Как будто стену стерегут
      И чувствуют беду.

На вершине Яман-Тау
Видел, как звезда  упала
С утомленного пути.
Ее Ангел осветил.
Было в небе три звезды.
Две угасли. Третья – Ты.

Тополь с кленом в саду
      Уже чуяли беду.
Дрожала листва, и плакали
       Небеса.
       Погасла звезда.
И одинок стал сад.
       Пусто стало и сиро.
С утра слегка моросило.
И в Комарове к погосту
       Двигалась страна.

Я вижу день, когда в граде Святого Петра,
Как в Уффици во Флоренции, в нишах стены
Славы будут стоять статуи – Державина,
Пушкина, Тютчева, Фета, Блока, а также
Ахматовой, Мандельштама и Бродского –
Великих граждан и поэтов Петербурга,
Его душа и гордость.

февраль 2003 г.               


;



 МАРИНА


      И к вздрагиваньям медленного хлада
      Усталую ты душу приучи,
      Чтоб было здесь ей ничего не надо,
      Когда оттуда ринутся лучи.
                А. Блок               


                I


Тогда в глухой Елабуге
Была лишь смерти  рада ты.
Без хлеба и без помощи
Петлю искала в омуте
Потерь и одиночества.
И сбылись все пророчества –
И красная рябина,
И взгляд прощальный сына.

Трагедии, трагедии –
Все короли и дети их.
То в Греции, то в Риме,
А здесь, у нас в России,
Эфроны и Цветаевы
Сгорели все на пламени
Судьбы и вдохновения.
Что можно знать о гении?
Но помнить, что все творчество –
Лишь боль и одиночество.





;

                II

Эллада – такая правильная
       И красивая.
Ее трагедии, как в хоре
       Или на море синем.
Не то, что в России -
Шальной, как пламя,
Кровавой, как знамя.

Медея – это трагедия
       Мгновения,
Трагедия гнева, страсти
       И нетерпения.
Марина – трагедия  дара
       И быта,
Трагедия гения и судьбы,
       Которые всегда одни.
          
Но если на роду написано
      Жить в аду
Еще при этой жизни
И гореть на вечном огне
Почти без тепла и света
      И быть поэтом.
Не места и времени –
      Поэтом в вечности.

Разрывалась между жизнью
      И не.
Сгорала на огне
      Любви  и боли
На воле  и в неволе.

;

Горит костер, и
По всей земле огни.
И на огне – душа вечная
Сгорает и возрождается
      Вновь
Для новой встречи
      И боли.

И каждый вечер
      Полыхали зарницы
От той встречи,
От того огня,
И, словно птицы горящие,
      Вылетали слова
В небо, на волю.

Нет любви – нет судьбы.
Разрывалась между
     Любовями –
Сгоревшей  и сжигаемой,
     Желаемой.

И он. Мечтал...
Аркольский мост. Во весь рост
Со знаменем белой гвардии.
      С шашкой в руке.
За Царя, Отечество, Марину!
      Тело, полное ран,
      Но все – обман.
Не победить такую лавину,
Не остановить такой поток
 Жестокости и насилия.
;

И сгинул белый стан
В этой безумной России.
      И в небе синем
      Лебедь белый
Уже без силы пытается
      Подняться ввысь.
 Но падает камнем
      Вниз.
За души их помолись!

Остатки белой  гвардии
     Бежали
В Турцию и Париж –
Этот фетиш денег и искусства.
И всюду чуждо и пусто.
И кончилась для них
     Жизнь.
Перебиты крылья.
Уже никогда не подняться.
     И будут метаться
Между двумя станами –
      Белым и красным.
      Но все напрасно.
Не войти в ту же реку дважды.

И как хотел помочь!
Рвался к ней и бежал прочь.
И когда уже было  невмочь,
Вернулся в страну
     Ту, одну,
Для которой, как все кругом,
      Стал врагом.

 
Так хотелось любить   
      И любимой быть.
Иначе зачем жить?
И дар, как Эверест
       Или Гималаи.
Как с ним быть?  Жжет,
Как раскаленный камень
     В груди.
Как горящие дали,
Как сгоревшие дни.
И вечная боль вины.
     И эти сны.
И глаза детские –
Молчание и упрек.
     И день еще далек...
 И всю ночь – уходящая жизнь
     И дочь.
И тонкая нить.
И страшная жажда.
И так хочется пить...
И не хочется жить.

Не могла жить в жизни –
     Ожила в смерти.
     И как!
Словно море и океан,
Все и всех объяла.
     А как быть с болью?
     Тоже, как гора.
Но другой не было доли
     За много лет.

;

«Пора-пора-пора
  Творцу вернуть билет».
И ничего больше нет!   
Всюду сплошная боль
       И пустота,
Как свод, легли на дар,
        И всегда – одна.
        И здесь, и там.
 В целом мире.

         Марина!
Как ветры азиатские
          Выли,
Искали ее могилу.
          Ни страха,
          Ни праха.
Как будто бы и не жила.
Но душа вечная
Носится над землей,
Ищет своих детей
         И мужа.
А под ней один лед
          И стужа.
Как будто нет жизни
           Нигде.

Кружила, кружила
           Душа
Над тем, что больше
      Жизни любила,
Но под ней только
       Ледяная пустыня
На целые мили...

;

Ни могилы, ни креста,
        Ни праха.
И уже путь до краха
         Замерз
Между осин  и берез.

И куст из черных роз
В лютый мороз
        Горящий,
И миллионы стрекоз
    От дальних звезд
Попадали на землю.
И глас Марины:
     «Не приемлю
Льдов пустыню,
       Уж лучше на кострах
Сгину».
Но уже не растопить
       Льды.
И последняя нить,
Как следы голых ступеней
       На льду.
       - Ни в раю, ни в аду
       Не найду
Праха детей своих.

Пустынь для той души,
Которая не знала лжи,
       Которая сгорала
       На всех огнях,
       На всех кострах.
И вместо пепла – стихи!

;




Слово возникало прямо
        Из пламени.
В любое время дня и ночи.
         И очи,
Которые всю боль впитали
         Мира.
Это не лира или орган –
         Страстей ураган.
         И тишина,
Которая слышна
По всей стране, по всей земле.

Любила янтарь и серебро
          Одно.
И простые камни
          С душой живой.
Поэтов любила:
Бальмонт, Пастернак, Мандельштам,
Ахматова, Маяковский, Рильке.
       Но всех перелюбила,
       Переросла.
И лишь Блок, как Бог,
До последних дней
        Был с ней
        В сердце.

Смерть ее тоже любила.
       Рядом ходила.
       Всю жизнь.
Близких и родных
        Косила.









Дорогу чистила на Голгофу,
        Чтоб виднее было
        Богу
От того, последнего,
       Костра!

Была застенчива и резка.
       Одна против всех,
       За всех.
Не знала, что есть грех.
        Но только боль,
        Хуже чем соль
На открытой ране.
        И вечный боец
На поле брани
Со знаменем поэта.
        И мало света,
        И много тьмы.
И во тьме «Не снисхожу»
        На щите.

Любила «Нибелунгов»,
«Слово о полку», «Илиаду»
Ничего из вещей было
        Не надо.
Чувство собственности
Ограничивала детьми
        И тетрадями.
Поэтов всех считала
        Братьями
        И сестрами,
Духовности звездами.








Ни на западе, ни на востоке
Не предала ни пяди
         Себя.
Зубами скрипя
Пробиралась сквозь
         Топь быта.

Всеми забыта разрывалась
         Между
Бытом и бытием
И всегда вдвоем            
         С даром.
И одна среди
         Людей – нелюдей.
В болоте их трусости,
Тщеславия, страха.
         Одним взмахом
         Покончила
С этой жизнью,
Одним узлом, одной петлей.

И никогда не узнала,
        Что с ней
Ее потомки, вечность
         И огонь,
Как вздыбленный конь,
         И стихи –
         Ее души огни.

июль 2002 г.





               
               



                ПОЭМА  РАСПАДА
                ( Россия. Конец тысячелетия.)
























;



Революция – прежде всего враг христианства!
Антихристианское настроение есть душа  революции;
Это ее особенный, отличительный характер…
                Ф. Тютчев. “Россия и  Революция”.

     Жизнь – это то место, где жить нельзя…
                М. Цветаева.  “Поэма Конца”

         Ветер, ветер – на всем белом свете.
                А. Блок.  “Двенадцать”



























             1



Союз распался.
Почти что век целый
Коммунисты страну строили -
ГУЛАГ быта и мысли.
Сыта страна
Коммунизмом.
Каждый народ спешит
Бежать из Союза.
Бегут на запад и юг.
Только б не попасться
На новый крюк
Великого братства.
Лучше уж голод
Или другие невзгоды,
Только не такая свобода!
КГБ и ГПУ -
Наш закон и право.
Лишь только копнуть –
Любой расколется,
Даже самый упрямый.





Запомнил мир
Имена славные:
Дзержинский, Ягода,
Ежов, Берия –
Все правые руки
Сталина – Ленина,
Вождей великого народа
И всех патриотов.

Вся страна – один ГУЛАГ.
Если не коммунист, то враг.
Да и коммунист –
Один на триста
Выжить смог.
Но знает Бог,
За что такая кара.
Это не чай пить у самовара.
История – штука крутая.
От края и до края
Страна родная простерлась.
Но крыша поехала
У вождей народов.
Ленин – Сталин,   
Хрущев – Брежнев,
Ельцин – Путин.
Светочи народные,
Близнецы – братья  сводные!



              2


Где силы взять так стоять?
Ни дать, ни взять –
Все время вспять.
Один, как Бог,
Один, как ять.
Сам себя превозмог,
Но смог
Выстоять…

Время гудело
В России и Иудее.
Бились за жизнь.
Пили свободу.
Избыток кислорода –
Голова кружится,
Ноги не держат.
Новый Христос
Пришел в Советы.
Спасут или повесят?:
Толпа, как дракон китайский,
На улицу вывалила.
;
- Что, где, куда?
- Коммунью власть в шею и зад!
- Попили кровушки
И белой и красной.
Больше не дадимся!
Хватит! Баста!

- На площадь! К Зимнему!
- Будут - не будут
Коммунистов вешать?
Но оказалось,
В коммуньих одеждах
Почти вся страна.
Что делать? Кого громить?
Чью кровь лить?
- Всем  свободу!
- Хлеб и правду народу!
Никакой власти!
Свободный рынок!
Тащи и торгуй!
Вся нечисть всплыла.
Интеллигент пророчит уныло:
- Пропала Россия.

;
              3


Словно шакалы и воронье
Собрались на пир новый.
Награбили, кто сколько смог.
Что там культура?
Что там Бог?
Разум больной жаждет крови.
Одни баксы –
На воле и в неволе.
Умники повылазили наверх
И оголтелые придурки.
Это не игра в жмурки.
Устроили вертеп в России.
Голодом и мором
Миллионы скосили.
Новые готовят снасти
Для ловли доверчивых невежд.
И никаких вам надежд.



;
              4



Как после первой мировой
Профессора спичками торгуют.
Народ хлеб и гвозди ворует.
Заводы до винтиков разобрали.
Ни леса, ни стали,
Нефть да газ -
И все в унитаз
И заграницу.
Посмотрите на эти лица:
Кандыбины, Жирики и Слизняковы –
Истэблишмент новый.
Ни интеллекта, ни дел.
Языком чешут чушь разную.
Их бы в палату,
Тихих и буйных.
Зачем же всю страну дурачить?
Востребованы, значит.
Народные депутаты!
Целых две палаты!



;
              5


Вся страна - один блошиный рынок.
От картин до кухонных крынок.
- Какой номер ботинок?
- Тридцать восьмой?
- Как раз твой.
- Товарищ-господин,
- Есть бензин.
- Две канистры.
- За углом у Васьки – министра.
Вдруг выстрел.
Опять передел.
Здесь не посидишь без дел.
Крыша на крышу.
Разборка новая - два трупа
И крови лужа.
Зима уж больно сурова.
Ветер да стужа.
Кому все это нужно?
- Эй, красавица,
Покупай рукавицы
Вместе со спицами!

;
                6
      

У Владимирского Храма
Трубач на пьедестале
У памятника Достоевскому 
Играет мелодию детства:
- Бэ самэ, бэ самэ муча.
А рядом такая куча
От гвоздей до балалайки.
Хмурый мужик в фуфайке
За день не наторговал на полбанки.
Но как нужно опохмелиться!
Ну вот, опять милиция.
Колокола звонят.
Уже в Храм пора молиться.
Тащит бабку в воронок милиция.
Бабка с визгом вцепилась крепко
В свой скарб.
Толстое тело на тротуар осело.
- Антихристы, побойтесь Бога!
Опять по блошиному рынку тревога.
По площади, как тараканы,
Бегут люди с мешками.
Трубач наяривает уже Мурку.
Вокруг куча окурков.
Колченогая  женщина танцует,
Сплевывая, с папиросой во рту.   
Сегодня она пирует -
Целый рубль трубачу!

 
                7


Пошла полоса презентаций.
Скупка акций,
Доход под тысячу процентов.
Трое суток в очереди народ стоит,
Чтобы сдать свои деньги,
Акции купить.
Десять лет не будет что есть и что пить.
На что жить?
Этого не забыть!
Пенсионеры без очереди не пускают.
Каждый хочет на халяву поживиться,
Чтобы вынести новые лишения.
Но через три дня лопнула фирма,
Пропали последние сбережения.
Воют бабки, мужики матерятся.
- Хана нам всем, братцы!
- Пора смываться!
- Опять жиды виноваты.
- Россию продали.
- Не дают русскому народу
Свободы!





 
              8


Отстреливают всех несогласных.
Негласно и гласно.
Среди белого дня в упор.
Какой там спор?
Для этого мозги нужны,
Хоть самую малость.
Уже  наступила усталость
От этого шабаша.
Раньше идеологией морочили.
Теперь все оголилось.
Жить стало проще:
Баксы и сила
Все покорили.
Полстраны вооружили.
Опять поделить все  нужно
По новой справедливости -
Нечего ждать милости.
Каждый возьмет,
Сколько может.





;
              9


Храмы пооткрывали.
Поперли в них новые русские.
Шеи нет.
Голова прямо на туловище.
Со своими секретаршами
И просто без профессий.
К разным по духу концессиям.

У Николы-угодника
Свечи стоят дорогие.
Все прут к святому.
Хотят новых чудес.
Помоги бизнесмену
Простому.
Наверное, попутал бес.
В чужой карман залез.
С  надрывом тащит.
Нужна подмога.
Не справиться самому.
И надеяться на братву
Очень рискованно.
Все у них схвачено,
Все сковано.
Могут замочить.
Ну, что тебя учить?
Каждому надо жить!
;
            10


На углу канала и проспекта
Играет джаз-банда.
Все профессионалы.
Народ собрали.
Ни пройти, ни проехать.
Ну, умора. Ну, потеха.   
Безногий с безрукой
Пляшут от всей души.
На-кась, выкуси!
Может, еще выживем.
Не взять нас так просто
Голыми руками.
Все забрали: работу и жилье.
Эх, воронье!
А мы еще живы
В новой России!
 










;

    11


На Невском  проспекте
Сплошные банки и магазины.
В витринах
Богатые вещи и картины.
Мимо домов мчатся
Ройллсы и  лимузины.
Богато жить не запретишь.
Но шиш.
Рядом, на тротуаре,
Мужик,
Как падшая птица,
Лежит.
« Заберите бесплатно
Хоть одного котенка », -
Кусок доски на груди.
Сердце, как у ребенка.
Выжить не смог.
Ну, где же ваш Бог!
Если б хотел – помог.
Но все мимо идут.
Глаза отводят.
Вряд ли возьмут.
Не нужен, вроде,
В новую жизнь.
- Ну, падло,  держись!
Из последних сил,
В последний раз:
- Настанет ваш час!

;




                12


Двое молодых слепых в переходе
Поют песни. За душу берет.
Вокруг народ прямо на тротуаре  сидит.
Слушает и плачет.
Вот так удача:
Без ног из Афганистана
Живой вернулся.
Два бомжа с пустыми бутылками
Уселись друг к другу затылками.
Девчонка  в рваных джинсах,
Рыжая, вся в веснушках,
Женщина с ребенком,
В руках у него игрушка.
Парень с татуировкой и в сапогах,
Грудь открыта.
На ней церковь трехглавая.
Факт - штука упрямая.
Три раза сидел,
Но на воле сладко.
На девчонку смотрит  украдкой,
Как та слушает.
Другой мужик смотрит волком.
По щеке слеза неожиданно.
Где это видано, чтобы мужик плакал?





;
             13


Приморский край замерз.
Ленск затопило.
Небесная сила!
Горе, как море зимой.
Душа, кажется, в лед превратилась.
Вам такое и не снилось.
Дети голодные. Глаза кушать просят.
Доживем до осени.
А там пусть выносят
Ногами вперед.
Ну, что за народ?
За себя постоять не может!
Кто ж ему тогда поможет?

Все кто-то виноват:
Жиды, шведы, немцы, французы.
А так бы ели от пуза
И на печи лежали.
Все мир спасали.
От монголов Европу,
От афганцев Азию,
От фашистов весь мир.
И что делать, как быть?
И почему в России
Нельзя нормально жить?
;
Сплошные тираны
И диктаторы разные.
Народ за быдло держат,
И человек здесь -  ничто.
Зато правители больно важные –
И царские, и рабоче-крестьянские.
Народ дурачат тысячу лет.
Идеями и посулами.
И все под государственными дулами.
Но нет. От рабства освободиться
Не просто за одну сотню лет.
Какой-то бред.
Что с народом ни делали!
Уничтожали, как тараканов,
Голодом морили,
ГУЛАГом страну обстроили.
Всех, кто умел работать, мыслить -
Лишили жизни.
Убили веру в народе.
И все коммунизм  вроде.
Уровень жизни –
Самый низкий в Европе.
А духовная жизнь, как Гималаи.
Страданий на полмира хватит.
Другой такой народ найдется едва ли.
Достоевский, Толстой, Гоголь, Чехов –
Столпы, на которых мир и ныне
Стоит.
;
Страна, как Пизанская башня,
Накренилась до последнего предела,
Но все еще держится.
Вот-вот, кажется, развалится.
Из последних сил все
К жизни тянется.
И где тот мессия,
Что спасет Россию?

Старушки нищие в метро
Стоят с протянутой рукой
Сгорблены.
Колонны подпирают.
Новые кариатиды.
Жизнь доживают
Из последних сил.
Страна оборзела.
Совесть ржа съела.
И только старики и дети
За все в ответе.








            14


Выборами замучили всю страну.
Кампания за кампанией.
Раньше хоть были пьяными.
Теперь и выпить не на что.
Все избираются:
Братва, кореша, предприниматели -
В общем, вымогатели.
Крыши и баксов обладатели.
На стенках ваксой лозунги написаны:
«Голосуйте, пока живы!»
Может,  еще выживем?

Для них бы сейчас
Вождя любимого
Из-под стен кремлевских
Воскресить.
Он бы научил их
Родину любить.
В ГУЛАГ  без суда и следствия.
Мужик в фуфайке, бестия,
Прямо из бутылки пьет
Гадость какую-то,
Не то техспирт, не то бензол.
Народ стал крут и зол.



;
                15



Устали от прошлого покоя.
Как в песнях  Гребенщикова и Цоя,
Лжи и  фальши взамен
Хотим перемен!
Порнуха по всей России.
Девки голые с мужиками
Трахаются в кино и журналах.
Изголодалась Россия по сексу.
Эротика на каждом углу и повороте.
Раздельно и вместе.
Мужик на такие штуки падок.
Зуд пробирает от ушей до пяток.

Видео по всей стране крутят –
Порнуху и боевик.
Сидят девка и мужик.
Она семечки лузгает томно.
Показывают супер-порно.
Вдруг что-то упало со стула:
Мужика ветром сдуло.
Ему бы покушать хорошо,
Может быть, и сошло.
Теперь перед девкой неловко.
Прямо грех:
Вместо постельных утех
Не очень-то красивая обстановка
Сложилась.
Наверное, еда приснилась.

;
            16


    
За одну неделю два мужика
Вылетели с седьмого этажа.
С жизнью рассчитались.
Дошли до последней черты.
Жизнь стала невмоготу.
Бабки во дворе орут,
Причитают.
Скоро все помрут.

На первом этаже окна выбиты.
Мужик доживает последние дни.
Ни тепла, ни еды.
Иногда женщины принесут
Что-нибудь покушать.
Но ему это уже не нужно.
В комнате ужасная стужа.
Прямо на полу лежат
Пес и мужик.
Пес мужика сторожит.
Последняя нить с жизнью,
Совсем тонкая.









;
Чует  пес, что не выживут.
У мужика уже губы синие,
Но до последней минуты
Они тут будут.
Никому они больше не нужны.
И такая стужа…
Холод до костей пробирает,
Но в сознании еще теплится
Образ детства:
Река, и птица сидит на плече.
Но гаснет сознание,
Как огонек на свече.
Огромный  шар светлый
И тоннель.
И голос слаще, чем елей,
К себе зовет.
Может, спасет?
Стало даже теплей.
Боже, нас всех пожалей!






;





            17


Собак бездомных развелось.
Целый город в городе.
Глаза жалкие такие.
Тоже жрать хотят,
Как люди.
Через год их уже не будет.
Все передохнут
От голода и мороза.
Такая умная рожа!
Взял бы к себе жить.
Да самому не выжить.
- Эй, мужик,
Ты чего совсем сник,
Валяешься на снегу?
Околеешь!
Но он почему-то ни гу-гу.
Молчит, не шевелится,
Точно помер.
- Нужно скорую  вызывать.
- Какой номер?
- Ноль-три.
- Давай, звони!







 
        18


Опять Чечня.
Тысячи бездомных.
В детских глазах – боль и страх.
Но политики и генералы
Жаждут крови.
Есть где развернуться.
Судьба у них в руках.
Деньги, должности и звания.
Кривая полезла вверх.
Без особого старания.
А уж грех простится.
Все спишут
На время и обстоятельства.
- Опять предательства.
- Жиды виноваты.
Великую Россию
Чуть не развалили.
- Собирай, народ, силу.
Будем Чечню крушить!




;
У патриотов в медалях
Вся грудь и вся задница.
Грозный весь в развалинах.
Разрушены все города и села -
Вот тебе воля так воля!
Опять патриоты у дела.
И лишь матери несут
Кровавое бремя.
Дети и те и эти
В клочья разодраны
Снарядами и
Противотанковыми минами.
Не известно даже имени.

Кому нужна она,
Война эта?
Где свой, где чужой?
Бой не на жизнь,
На смерть бой.
Вой не вой -
Детей не вернуть.
Вот-те и новый путь
Демократии и свободы!
Неужели у власти
Одни уроды?
;
Десять лет гибнут люди.
Ничего путного не будет,
Одна лишь ненависть
Взрастет на нивах
Войны и всеобщей бойни,
А сколько пролито крови?
Это сладкое слово “свобода”
В горле костью стоит
У всех патриотов.
- Кто больше всех любит страну?
- Патриоты!
Их сразу узнать можно
По словам пылким,
Взгляду грозному,
По черным мыслям,
Красному носу
И виду агрессивному,
Прямо-таки непримиримому.
И даже не нужно грима им
Демократического или другого.
Вы с ними знакомы:
- Жидо-масоны
И  разные  другие народы
Россию загубили,
И спасти ее смогут
Только патриоты!
;
            19


Тема еврея в России
К концу тысячелетия
Не устарела.
Еврей держится за Россию
Из последних сил.
Но она не любит еврея.
Это не свое, чужеродное тело.
Норовит смыться.
Патриоты не любят евреев
За их цвет волос,
Пейсы, бороду, голос и нос.
За то, что у них свой Бог
И свой грех,
Не такой, как у всех.
Как и прежде,
Бегут евреи из России
По одному и вместе.
В Германию, США, Иерусалим.
- Да черт с ними!
- Пусть катятся колбаской
По Малой Спасской.
Русскому патриоту
Не нужны такие уроды:
- Пусть едут эти умники
В свои кафельные нужники
На берег теплого моря!-
Нам эти песни знакомы.

;
- Банкиры, политики,
Ученые и артисты
Да еще скрипачи и врачи,
Учителя и адвокаты –
В общем, жиды пархатые.
Неплохо устроились,
Давно их к ногтю
Пора прижать!
Забылись, едрена мать!
Всех их в Биробиджан,
А еще лучше на лесоповал,
За Урал!
Чтобы не казалась
Им жизнь шоколадкой.
Антисемит смотрит
Злобно, украдкой
На проходящего мимо еврея:
- Врезать ему в лоб бы
За место елея.
Но пока не смеет,
Время еще не настало,
Силенок мало.
Но уже по городу
Маршируют в форме
Черной масти.
На рукавах свастика.
;
Красная рожа
С глазками маленькими
В военной форме
Злобой сверкает.
Еще один патриот.
Пена изо рта
Прямо бьет:
ДПА в ДПЖ
(Движение в поддержку армии
в Движение против жидов).
- Всех их по списку
Вешать будем.
Тоже в орденах
Грудь и задница,
Но какая разница
Между нацизмом
И патриотизмом,
Если он такой?
- Никакой!

;
              20



Поэзия  и музыка душу спасали-
Наши скрижали.
Тютчев и Ахматова
В сердце звучали,
Как вечный реквием
И вечная жизнь.
Шнитке слушали
С восторгом и болью.
Скрипач играет
В Петропавловской крепости
Что-то из эпохи Возрождения.
Какое-то наваждение.
Как будто здесь другая страна,
Другие люди
И никогда ничего не будет
За каменными бастионами.
Звук скрипки смешался
С колокольным звоном
И поплыл до самого неба.
Кажется, не нужно
Ни денег, ни хлеба.
Только б душу спасти,
Чтоб снова возрасти
Стране всей.
В тебе и во мне.
;


Но это все как во сне.
За бастионами жизнь,
Как и везде в стране.
Шесть месяцев без зарплаты.
Наверху ума целых две палаты,
А здесь – нечего жрать! 
Бабы давно перестали рожать.
Между Турцией и Польшей,
Как челноки, вертятся.
В Россию чушь везут разную.
Если и заработают какой рубль,
Так и тот отнимут грубо
Родная милиция и мафия праздная.










              21


Страна, как конь,
На дыбы встала.
В воздухе бунтом пахнет.
На что жить?
Ни есть, ни пить.
Зарплату совсем
Платить перестали.
Все уже устали
За труд – гнилую картошку
И овощи.
И неоткуда ждать помощи.
От тела остались одни мощи.
Чего может быть проще?
Хочешь жить?
Иди в бизнес или во власть,
Чтобы можно было
Украсть или вынести.
Зерну не вырасти
Без навоза.





;









Но растет страх
И тайная угроза.
Власть тасуется,
Как карта в колоде.
Но поздно,
Последний трюк -
Замена лидера:
Новая бирка, команда и идеи.
Все аж вспотели
От новых  ожиданий.
Власть укрепляется
По вертикали и горизонтали
Через «ЕДИНСТВО».
Но что за свинство?
Почти все знакомые рожи.
Но лидер стал моложе
И из КГБ.
Теперь будет  хорошо
И тебе и мне.
Будет порядок в стране…

 Июнь – июль 2001 г.









               



               







ПОСЛЕ ВСЕГО
























 
В полудреме ночной сквозь мосты,
Разведенные над рекою,
Там на острове вижу костры,
Словно сполохи ранней весною.


























               
Мише Гаркави.

Мы с Галей дарим те братана.
Средь царства дев он, как сметана
Для утомленного кота.
Какие, право, там  лета!
Хоть верно - жизнь уже не та.

С таким братаном жизнь, как Рай.
Свою подругу забирай -
И вместе с ним втроем в Голаны.
Возьмите пол с собой барана,
И два мангала на троих,
И на закуску – этот стих,

Бочонок красного вина,
Что родом, может, из Латруны,
Где сладок виноград и струны,
И, право, больше ни хрена.
(Лишь малость красного вина).

Парят там чудные орлы,
И водопады спят хрустальны,
И травы с камнями так странно,
Обнявшись, нежатся вдали.
Парят там дивные орлы.

Пройдя по древнему каньoну
С любимой женщиной вдвоем,
Поймешь ты снова, что живем
Подобно богу Аполлону.
Пройдя по древнему каньону.

И пусть подаренный братан
Хранит Вас  ото всех  ;;;;;*
И, как чудесный талисман,
Лишь радость и любовь несет
Вам наш подаренный братан.
                22 мая 2005 г.
 *  баайот (иврит) - проблемы
;






* * *
                И. А.

Года и дни в калейдоскопе красок
Являются и исчезают вновь.
И жизнь опять нам кажется прекрасной,
Дарованная только раз судьбой.

Всё наше прошлое, как драгоценны камни
Играют гранями прожитых лет.
И все потери, боли и печали
Смывают радости и счастья след.

Всё было, есть и снова повторится
Средь поражений, поиска, побед.
И наша жизнь, быть может, отразится
В детях и внуках, оставляя след…

 апрель 2008 г.

               








* * *


Завтра, когда нас уже не будет,
Вы пройдёте толпой, требуя
Хлеба и свободы. Тени от предметов,
Которые мы видели ещё вчера,
Тихо промолчат в знак печали или грусти,
Понимая, что они тоже когда-нибудь исчезнут.
А паук, что плёл свою паутину, подумает:
«А стоит ли?», и падающая звезда
Даже не остановится, и женщина,
Отдаваясь ночью мужчине, вдруг почувствует,
Что любовь уже покинула их.

февраль 2005 г.








;

 Конец эпикурейца


Сегодня день прожит на полную катушку.
С восходом солнца искупался в море,
Помыл я лестницу с утра в богатом доме.
Прошел пешком так километров восемь
С горы Кармель до самого Адара.
Холодного я выпил пива «Heineken”,
Чуть было не свалился под кустами,
От солнца разомлев и пива.
Придя домой, кусок съел мяса и запил
Бокалом красного вина, что из Латруны.
Оттрахал женщину – любимую подругу и,
Глядя на ночь, «Опыты» прочел Монтеня,
Из апологий Раймунда Самбундского
Мудрейшие из мыслей. Включил компьютер
И, послушав Байез чудесный голос,
Приятелю, что где-то там в Оттаве,
Послал послание по интернету
Из двух лишь слов: «Жизнь хороша!»
И отошел ко сну без пробужденья.

 16 августа 2005 г.

;


* * *

 
Молчал Хеврон.
Усталые долины
Пророчили беду.
Садилось солнце
За гору красиво,
И замок Нимрода,
Восьмое диво мира,
Взирал тревожно в высоту.

сентябрь 2005 г.












;


Память


Как ни странно, но в памяти
Остаются случайные события,
Для житья, на первый взгляд,
Совсем не имеющие значения.
Даже вехи для всей вселенной
Часто оставляют меньший след,
Чем случайная улыбка женщины,
Движение муравья, полет бабочки
Или ответ ребенка на простой вопрос.
Как будто бы ты рос  в другом
Пространстве и времени
И не ощущал бремени государства
И идеологии. В конце концов Бог
И его окружение знают, что делают
И что имеет значение. И что не
Поглощает бег времени и
Оседает в памяти до конца жизни.

 17 сентября 2005 г.




 
 
 


Тени


Ходят тени со мною вместе,
Тени мертвых и тени живых.
Иногда, как тихие песни,
Иногда, как крики больных.

Тень минувшего, детства тени,
Тени слов и тень моих дел,
Будто вечно усталый Гений
Мне сказать что-то очень хотел.

Тени боли и радости тени,
Тень обид  и тени стыда,
Будто это единого звенья,
Будто сон они иль  беда.
 
Тени первых моих  сражений,
Что оставили в сердце след,
Ходят тени моих поражений,
И не вижу теней побед.

Тени ангелов и титанов,
Тени храмов и тени мостов,
Тень проспектов и тень каналов,
Тени крыш и тесных домов.

Там на Пестеля, возле Храма,
Школа первых учебных лет,
Сколько раз меня выгоняли,
В скольких школах остался след







Моих детских битв и скитаний,
Моих дерзких попыток жить.
Были странные эти знанья,
Что пытались в нас насадить.

Тени юности на приколе,
Там у пристани - легкий бриз,
Тень любви моей нежной в школе,
Этот первый робкий эскиз.

При закате солнца в заливе
Возвращаются  лодки домой.
Мы с тобою тогда любили
Этот теплый вечерний покой.

Там на Стачек наша квартира,
Окна пятого этажа,
Тени елей, что ты так любила
Наблюдать сквозь окно не спеша.
 
На стене в доске от машины швейной
Мона Лиза тихо висела,
А еще акварель – «Старый пруд»,
Митрофанова дивный труд.

Том истории Масперо,
Что лежал всегда на столе.
Нибелунгов грозных герои,
Два альбома – Босх и Милле.

Вот друг другу два голоса чуждых
Тютчев с Бродским стоят у стен.
Томик Гейне, всегда так нужный,
Донателло, Мессина, ван Рейн.







Твой портрет, нарисованный мною
(Карандаш на белом листе),
Белый снег, что кружил зимою
За окном в больном феврале.

Тихо в городе, лишь страниц шуршаний
Слышен звук в ночной тишине,
И я вижу тебя, Державин,
Слышу слово твое во мне.

В полудреме ночной сквозь мосты,
Разведенные над рекою,
Там на острове вижу костры,
Словно сполохи ранней весною.

И вокруг, узнаю я лица,
Озаренные светом огня, –
Грозный, Петр, России блудница
И еще кто-то рыжий там.

А у дерева, словно нищий,
Тот с сухою рукой стоит –
Гуталинщик рябой, гуталинщик,
Тараканья улыбка дрожит.

Тени грозных царей восточных - 
Кира, Ксеркса, Сарданапала.
Сейчас уже не припомнить точно
Где конец был, а где начало.

Гоголь с Кафкою – странных два Гения,
Под  туманом белых ночей,
Обнявшись, по проспекту Ленина,
Шли по Пушкину в Царский лицей.









Звуки Генделя, Шнитке звучали
В сердце любящем и больном,
Были радости и печали
Опалёны все тем огнем.

Что мне юную душу грело,
Что влекло меня в вышину,
Что любило и что болело
И что пело мне одному?


И за то, что тебя покинул,
Город мой, в нелегкий твой час,
Буду сам я бездомной тенью
И скитальцем по городам.

сентябрь 2005 г.










;
 Эпитафия


Никого не осчастливил,
Никого не удивил,
Никому не разбил сердце,
Никого не вдохновил,
Ни одной крупной победы,
Ни одного крупного поражения,
Ни одного великого деяния.
Лишь одна небольшая книжечка стихов,
И та – нежная лирика.

 октябрь 2005 г.             










 
 
 * * *


Отец, убей гувернантку!
Отец, убей гувернантку!
Она учит меня, что есть добро и зло.
Она есть дьявол!
…И откусили они от древа познания
И узнали, что есть добро и зло,
И были прокляты и изгнаны из Рая.
               
 октябрь 2005 г.      












;

Аре Гаркави с любовью и завистью (белой).


В жизни двуногих, не умеющих летать,
Много есть целей, но притом построить дом
(Хоть мужчина и считает, что это содом
И на нём нельзя летать) есть почётнейшая из них.
И настоящими ценителями дома (не меньше, чем
Универмага и гастронома) являются женщины,
Которые точно знают, что если и можно научиться
Летать, так это только в собственном доме,
Который заменяет им крылья и мотор.
И потому то, что женщина не умеет летать,-
Это всё вздор. Один только балкон с его цветами
И креслом-качалкой по сравнению с мужской   
Мечтой (русалкой и кораблём, уплывающим в
Дальние моря и страны) кажется волшебной
Сказкой или, в крайнем случае, Аляской,
Единственной и неповторимой, и гимном
Тому миру, который называется жизнь.

Аре и её дому, наполненному такими чудными цветами, как Аля, Женя, Марина, и такими настоящими мужчинами, как Израиль Аронович и Миша. 
               
24 ноября 2004 г.
;


10 декабря 2005 г.

Кошак лежит на листьях и мурлычет
Под мягким солнцем дремлющего дня.
Арабка юная стройна и черноброва
Спускается по лестнице легко и быстро.
Чудесный миг, и жизнь так хороша! ...
 
Двенадцатый месяц и число дрянное. Шестой уж год я праздную рожденье в Земле Святой. Какие-то химеры, дождей потоки носятся с Кармеля, жена в депрессии тоскует по России. Придут знакомые, друзья, чтоб выпить, исполнить долг - всё больше по привычке. И слава Богу, я ещё живой. Не удавился,  вены не порезал. Пишу элегии, глядишь, удастся в рифму, а то пускаешься в свободное раздумье о смерти, близких и любви, конечно.
Всепоглощающая смерть – сестра родная    жизни, а может, тень её. Но очень уж страшна,
одетая в саван страданья, боли и вечной пустоты, которая за ней. Друзья, родные, если и согреют своей любовью, так и то на миг лишь. Жизнь коротка, любовь уж и подавно. И что нас ждет за пустотой великой, ужель и, право, есть душа  и вечна? …
     Но вот мужское сильное начало в наш век померкло. Одни диктаторы тупые, да повторение того, что было. Ни свежести нет, ни величия, а мудрецы давно уж извелись.
О, что за время хмурое с бровями, как у того былого коммуниста. Ни смысла нету, ни веселья.
      Ислам повсюду наступает на хилые устои христианства. Цивилизация – стареющая шлюха, пред варварами в ожиданье смерти, живет в тревоге более и в страхе.






    Хоть внешне хороша Европа. Пострижена, помыта и одета. Поесть и выпить можно, в воскресенье пойти с женою в храм.
И, право, хоть грехов немного, но что не сделаешь от страха и от скуки. Искусства ныне хоть не в моде, но посмотреть голландских мастеров, послушать музыку иль оперу в
Ла Скала, иль просто прогуляться по Парижу, по кладбищам, притонам, кабаре желающих ещё  вполне найдется и на Востоке, да и в Африке курчавой.
     Но до чего же хороши бабёнки!
Бизе с своею уличною шлюхой, что так прекрасна в теле, танце, страсти и уж, конечно, в жажде быть свободной.
С  Лолитой Гумберт смотрит так печально, сжигаемый огнем желанья и восхищенья юностью небесной.
Литвинова Рената, как Богиня, среди людей так бродит одиноко и говорит неясные слова…
Все также хороши, как прочие шедевры. Мир стал доступен всем и более печален. Простая жизнь не радует уж боле. Тоска с тревогой разъедают тело. Всё тлен и прах. И целей нет великих. Лишь  ненависть и зависть правит миром. И жалкое тщеславие, конечно. Музеи, музыка, кино и порно - набито в интернете всё сполна. Пресыщен ныне дух и тело. И воля, словно девичья перина, ленива и набита пухом. Быть может, следующие будут поумнее. 
Зачем дано сознания избыток, но без таланта, воли и без цели?
                декабрь  2005 г.               

       



         
Осенний вальс


Грустная музыка в парке осеннем,
Кружатся листья в вальсе последнем.
Кружатся листья, с ветром обнявшись.
Вот оно, вот уходящее счастье.

Кружатся, кружатся в парке осеннем
Листья опавшие с тихих деревьев.
Кружатся листья в последнем их вальсе.
Грустно-печальное, нежное счастье.

Краски осенние в солнце купаются,
Желтые, красные с летом прощаются.
В прошлом теряются грустные мысли.
Кружатся листья, кружатся листья.

Осень вещунья, осень плясунья,
Осень горюнья, молчунья, шептунья.
Грустные мысли, грустные мысли.
Кружатся листья, кружатся листья.

 29 ноября 2005 г. 

;




 
   

 * * *


В омут иссиня-зеленый
С изумрудными огнями
Ночью темной и больною
С наслаждением ныряю.

Там таинственные блики,
Свет и тень в них замирает.
Звуки томные и вздохи
С нежным трепетом играют.

Там в восторге тихой неги
Тело тает и пылает
И на дивном дальнем бреге
Утомленно затихает.

В омут иссиня-зеленый
С изумрудными огнями
Ночью темной и больною
С наслаждением ныряю.

январь 2006 г.











                Картина


По Витебску шагал Шагал.
Он что-то, видно, вспоминал.
За ним коза едва плелась
Совсем прохожих не боясь.
А в небесах иссинь-зеленых
Летела пегая корова
И грустно музыка лилась.
Скрипач над крышей словно ворон,
Поэт и муза по-над домом,
Цветные шарики в полете,
Усатый летчик в вертолёте,
Пейсатые евреи с Торой
Танцуют вместе на перроне.
Товарный поезд уходящий…
Такое у евреев счастье.

 9 марта 2006 г.











;



* * *


Красавица Хайфа,
Скажи, что делать мне с собой?
Сердце мое уязвлено любовью к тебе.

С вершины Кармеля смотрю в сторону
моря, что объяло тебя, как возлюбленную.
Твои улицы покрыты кипарисами и пальмами.
Теплым вечером мы гуляли с любимой
по берегу моря  под покровом голубых звёзд.
В Бахайском саду мы целовались под апельсиновым деревом, и солнце красным помидором  погружалось в море.
Омытая зимними дождями, ты дышишь свежестью и благоуханием твоих улиц и площадей, и юные солдаты и солдатки гуляют с винтовками под  чистым светлым небом.
Твои уютные маленькие кафе, где встречаются влюбленные, и за чашкой ароматного кофе сидят симпатичные пожилые люди, обсуждая проблемы своих детей и внуков. Белые, черные, шоколадные, здоровые и счастливые детишки гуляют по твоим садам и улицам, радуя взор и согревая сердце.
Красавица Хайфа,
Скажи, что делать мне с собой?
Сердце мое уязвлено любовью к тебе.

 1 апреля 2006 г.
















  * * *

               
  Смешной такой зеленый лягушонок,
  Глаза полны восторгов и вопросов.
  Скакал он по центральному проспекту.
  Тепло и ярко солнышко светило.
  Ква–ква, какая чудная картина.
  Ква– ква, глазенки радостью сияли...



























Поездка от Мертвого моря к Эйлату


Чрез камни, пыль и прах самой Природы
Шел караван верблюдов, медленно качаясь.
И синь безмолвная небесных сводов
На край пустыни сонно опиралась.

Звезда из звезд, что Солнцем называлась,
Взывала к жизни нас без цели и оков.
А камень и песок, скрывая давнюю усталость,
Молчали серой тишиной веков.

Всё было вечно, грозно, страшно.
Лишь тлен и прах, и тщетны все усилья.
И стало сразу как-то просто, ясно –
Обманом полны дареные крылья.

Пустыня древняя вся в трещинах и шрамах
Нас провожала, не сказав ни слова.
И мысли были все не о дворцах и храмах –
О сирости, без смысла и без крова. 

 13 февраля 2008 г.




;


*  *  *


Под созвездием льва,
Где святая земля,
Ты родился для счастья бытья.
Третья тысяча лет
Шлёт тебе свой привет
И надежду вверяет в тебя.
Будешь добр и силён,
Будешь в море влюблен,
И как щит будешь сильным душой.
Папа с мамой любя,
Охранят пусть тебя
От душевных и нравственных ран.
И поможет пусть Бог
Среди тысяч дорог
Выбрать ту, что ведёт
В светлый храм.

21 августа  2002 г.









;


 * * *


Опадают оливки с корявых деревьев.
Дождь февральский смывает следы с мостовой.
Прожит год – в это трудно, наверно, поверить.
С грустью, болью и странной войной*.

Столько разных событий, ненужных деяний.
Жизнь течёт без восторгов и слёз.
Нет в душе покаяний, исканий, терзаний.
В сердце дождь, один только дождь.

24 февраля 2007 г.

* Вторая ливанская война, июль-август 2006 г.               













;
* * *


Теперь мои друзья не из людей.
Тепла осталось так немного.
Я больше радуюсь, что мне дано от Бога.
Не люди, а Природа мне теперь милей.

Люблю я вечером вдоль линии морской
Следить закат усталого светила.
Шум волн и краски вечера мне милы
И чайки крик на берегу пустом.

Я перестал любить борьбу,
Стремлений резкие порывы.
За каждый миг, скупой и дивный
Теперь благодарю судьбу.

Чайковский, Мусоргский мне чужды ныне.
От буйных нот избавился я плена.
И нынче больше я люблю Шопена,
И уж совсем я не приемлю гимны.

Быть может, сладки юности победы,
Терзанья, поиски, безумной крови бег.
Где можешь в сердце отыскать ты  след
Той  бурной жизни яркие приметы.

13 апреля 2008 г.
 
Ночные стихи


Был вечер. Меченые звёзды
То ль хоровод водили, то ли пили
Печаль, по желобу что лилась из Вселенной.
И женщина, которая звалась Еленой,
А может, Анной, шла тенью за моей спиной.
Всегда незваной и всегда со мной.
И очень странно музыка звучала,
Наполненная тихою печалью…

А в полночь – все воспоминанья,
Как листьев дождь, опавших над главою.
И легкий ветер над уснувшею Невою,
Томящий нежностью. Измученная ночь,
Что не могла никак с рассветом распроститься.
И желтая таинственная птица
Кричала что-то сквозь тоску луны:
   - Теперь всегда одни, одни.

29 июля 2008 г.
;
*  *  *


Я хотел бы быть негром.
Быть как они высоким,
Сильным, стройным,
По-детски открытым
И любящим жизнь.
Я хотел бы быть негром,
Веселым и печальным,
Которого любят женщины и дети.
Я хотел бы быть негром
И играть на саксофоне
Трубе и пианино,
Танцевать степ, твист или рок,
Мчатся на большой скорости
На мотоцикле или автомобиле.
Я хотел бы быть негром,
Чтобы служить в морском флоте
Или в авиации США,
Воевать за свободу и справедливость,
Защищать слабых и спасать друзей.

Я хотел бы быть негром,
Чтобы умереть с надеждой.

19 сентября 2008





 
После полуночи


Ночь. Два часа после полуночи.
Я лежу с открытыми глазами в своей постели
И раздумываю о своей жизни. Что было в ней?
И почему это было именно в ней,
А не в чьей-то другой жизни? Целую неделю
В моей комнате по ночам сверчал сверчок.
Он что-то мне рассказывал. Но что, я не мог
Никак понять. Когда он всё высказал,
Он ушел. Может, он хотел меня утешить?
Может, хотел мне что-то  объяснить,
Чтобы я так не страдал?
Может, хотел унять боль моей души?
Как много ошибок и как мало радости.
Всю жизнь как будто вымывал её по крупицам,
Как золото из тонн песка. В моей жизни радость
Была связана только с чувствами,
Но никогда –  с разумом.
Самая глубокая радость –  от страданий.
Самая глубокая боль –  от разума.
На подоконнике лежит кот Васька.
Он серый с настороженными глазами,
Полными ожидания внезапной беды.
Почти как я… Где-то недалеко бабахнула ракета.
Нужно попытаться поспать хоть немного.
 
21 сентября 2008



 
* * *


После детства я плакал в своей жизни
Два раза. Первый раз, когда смотрел балет «Жизель».
За идеальную чистоту, за попранную нежность
И нереализованное счастье. За глубочайшее
Одиночество и грязь жизни. Это было в сорок лет.
Второй раз я плакал в старости, в восемьдесят лет.
За безнадежное одиночество и несбывшиеся ожидания





























Цветы Кармен
В Аду растут цветы Кармен
Кроваво-огненное знамя.
Всепоглощающее пламя
Из самых юных нежных вен.

Их затухающие блики
Чуть освещают страсти лики.
И дрожь испуганных колен...
В Аду растут цветы Кармен.

Измученные страстью души.
Их стон все тише и все глуше.
И среди вечно темных стен
В Аду растут цветы Кармен.

И наша плата велика.
Взамен утраченного рая
На страсти пламени сгорая...
Несет нас Небытья река.

Все только прах и только тлен.
В Аду растут цветы Кармен.

Ничто уже нас не спасет.
Стремительный водоворот
Захватывает нас в пучину
И волны страсти, как лавина,
В небытие нас всех несет.

И только синие стрекозы
Летают в отблесках огня.
И падают бессильно слезы,
Все в Ад маня.
Все только прах и только тлен.
В Аду растут цветы Кармен.



Ноктюрн ре минор

                Г. С.

За окном усталый туман
целует падающие листья.
И тихий взор...
И грустный и нежный.
Ушедшей любви.

И хмельной саксофон, как
Глухая печаль, звучит фиолетом...

Касаюсь взглядом глубины
Твоих печальных глаз.
Как же это случилось?
Ты ушла навсегда.
Не вернуть прошлых дней.
И тебя не вернуть.

И хмельной саксофон, как
Глухая печаль, звучит фиолетом...





















Жизнь

Здесь в Хайфе, на улице Анаси 37,
Я сижу с любимой женщиной,
За чашечкой черного кофе.
У которой рак четвертой степени.
Четыре операции и четыре химиотерапии.
Мы радуемся выпавшему нам счастливому дню,
Может быть, последнему.
Вечером начинается Шабат.
27 градусов тепла. Вчера был хамсин.
Сегодня чудесный день.
Ветерок обдувает наши тела.
Мы улыбаемся друг другу.
Я касаюсь ее руки.
Мне хочется поцеловать ее,
Но я плачу.

2018 г.






















                Е. Ч
Душа в тревоге. Мир так хрупок.
Любовь - китайское стекло.
Твои изнеженные руки
Ласкают вечное не то.

Опять надежда прорастает.
Открыто в сад весной окно.
В руках свечи огарок тает.
О, Боже, всё опять не то.

И снова встречи, расставанья.
И на душе опять светло.
Но червь грызёт твоё сознанье,
Что снова, может быть, не то.






















    Каблучки

Облака, облака . . .
Наша жизнь, что река.
Эти дни из дождей и печали.

Смотрит Б-г с высока,
Как плывут облака,
Накрывая уснувшие дали.

Сидя в старом кафе,
Здесь уютно так мне.
Лист бумаги и чашечка кофе.

карандаш под рукой
И в душе лишь покой
И проблемы мирские все по фиг.

Юность мимо прошла.
До чего ж хороша.
Гибкий стан и румяные щечки.

Где-то прямо вблизи
Звуки джаза слышны.
И от жизни-мозги мне заносит.


Легкость бабочки, миг.
И Сольвейг здесь и Григ,
И улыбка Джоконды - морозит.

"Поцелуй" и Роден.
Светлый солнечный день.
И конечно мозги мне заносит.






Каблучки - стук да стук.
И сужается круг.
Грустный день, и улыбка, и осень.

И от жизни такой
Ты забудь про покой.
И ,конечно, мозги мне уносит.

2023 г.























    Пять лет уже минуло...

Пять лет уже минуло,
Как Ты ушла.
Я не забыл Тебя родная.
Моя душа.

Как мы летали, держась за руки.
Под облака.
Как целовал Тебя. Едва касаясь
Там у виска.

Как в Павловске лил дождь.
Была гроза.
Я целовал Тебя тогда.
В Твои глаза.

Как ангелы трубили в трубы.
Была весна.
В саду мы Летнем обнимались
Там у пруда.

Где плыли лебеди по глади
Лазурных вод.
Где тополя нас защищали
От всех невзгод

Средь статуй мраморных
Прекрасных жен
Тебе признался я,
Что был влюблен.

Я помню каждый, совместный миг
У нас с Тобой.
И как мосты мы разводили
По-над Невой.





И тот последний день.
И ночь. И снова день. Но без Тебя.
Я не забыл Тебя родная.
Моя душа.

И на Святой Земле, которую любила,
Со мной Ты шла.
И всех и все простила,
Моя душа.

2023 г.



























;






 Из записной книжки





Весь наш внутренний мир – это  действительность,
причем более, возможно, действительная, чем мир, который мы видим.
                Марк Шагал «Ангел над крышами»
 


               

























Сегодня 14 ноября 1982 г. Официальная Россия в трауре. На улицах флаги с черной каймой. По радио и телевидению скорбная музыка. Но на лицах людей скорби ничуть. Стоят в очереди  за газетами, слушают радио и смотрят телевизор из чувства любопытства. Всё-таки  политика – прежде всего ложь. Стремление России к  «великому и любимому»  поразительно. Цари Иван Грозный, Петр 1, вожди Ленин, Сталин – тираны, человеконенавистники. Хрущев, Брежнев - ограниченные люди, всплывшие на страхе коммунистов перед тенью бывших диктаторов…

Читаю   письма  Томаса  Манна.
… Ах,  литература - это смерть!  Никогда не пойму, как  можно быть в  ее власти, не ненавидя ее изо всех сил!
Последнее и лучшее, чему она способна меня научить, - смотреть на смерть как  на возможность прийти к противоположности литературы, к жизни.
…Я утверждаю, что способность выдумывать персонажи и интриги не является критерием писательского дарования. Любой лирик, не умеющий ничего, кроме как непосредственно изливать свою душу,- есть доказательство моей правоты.
…Таких людей, как  Геракл или Зигфрид, я считаю популярными фигурами, но не героями. Героизм, на мой взгляд,- это “вопреки”, это преодоленная слабость, для него нужна нежность.
… Исторически физические страдания кажутся мне почти обязательно спутником величия.










Еще в Средние века  зародился принцип, известный нынче как «бритва  Оккама» :
«Не следует умножать число сущностей сверх необходимости». Это краеугольный камень логического анализа, источник ясности и простоты.
До тех пор пока явление может быть объяснено с помощью реальных компонентов мира, не следует выдумывать нечто несуществующее, каким бы заманчивым оно не казалось.

Сегодня 31 декабря 1982 г. Желаю в новом году всем родным и близким радости и здоровья. И пусть не гаснет у них вера в добро, справедливость и любовь. И да хранит их  Бог.

Прочитал статью Томаса Манна “Искусство романа”  (10 т. М.1961г.). Очень интересный том. Здесь же статьи о Гете, Достоевском, Ницше, Стриндберге, Толстом, Чехове, Шоу и др.

В Египте в период 6 династии возникла проза, подобная знаменитым «Приключениям Синухета» - “Сокровище Рампсенита”. В Индии - сто тысяч двустиший “Махабхараты”. В Греции – “Чудеса по ту сторону Фулы”, “О любовных приключениях” – автор  Парфений. Безудержное, безграничное в своей приключенческой фантастике “История Левкиппы и Клитофонта”, написанная Ахиллом Татием из Александрии, тогда же были созданы басни Эзопа. В Риме сначала возникли героические песни Вергилия и позднее роман о                современности Петрония, и еще позднее – Апулеев “Золотой Осел”.









Персидский роман.
После Низами и Фирдуоси “Сказки попугая” – цикл из 250  эротических рассказов, предшествующих  “Декамерону”,  Фирдуоси “Шахнаме” – “Книга царей” в 1000 г. после Р. Х.(60000 двустиший).

Франки:  “Песнь о Роланде”, “Ланселот”.
Англо-романы(14 век): романы круглого стола “Амадис Галльский”. “Илиада“, “Одиссея”, “Эдда”, “Песнь о Нибелунгах”.

Прочитал “Сто лет одиночества”  Маркеса (колумбиец, лауреат Нобелевской   премии).

Прослеживание жизни на протяжении нескольких поколений особенно удручающе. Рано или поздно все рушится, уходит из-под ног. В книге фантазия переплетается с философией. Образы очень впечатляющие.

…Гильотинировали поэта Андре Шенье, расстреляли поэтов  Николая Гумилёва и Гарсиа Лорку, уничтожили в лагере Осипа Мандельштама и многих других. Им кажется, что душа человека – ничто по сравнению с их зверской природой. Несчастные! Они не сознают своей убогости. Присвоили себе право распоряжаться жизнью людей.
    Читаю автобиографию Надсона. Очень красивая личность. Умер в 24 года. Поразительно талантливый.











 Мюссе («Исповедь сына человеческого»).

Женщина - это нервы человечества, мужчина – его мускулы.
Должно быть, Германия, придумавшая вальс, – страна, где умеют любить.

А. Ахматова ( статья о Гумилёве ).
Три кита, на которых покоится ныне ХХ век, -
Пруст, Джойс и Кафка.

Эйнштейн А.
Здравый смысл – это ничто более, как масса предрассудков, накопившаяся у человека до 18- летнего возраста.

Р.-М. Рильке ( « Письма о Сезанне»).
…Живописцу едва ли следует ясно осознавать свои намерения ( как и вообще художнику):
его достижения, загадочные для него самого, должны так быстро переходить в его работу, минуя окольный путь размышления, что он не может просто заметить их в минуту этого перехода …
Запечатлеть на бумаге неуловимое состояние души, её моментальное, крайне многозначное и неопределённое  состояние, которое через момент опустошится, исчезнет и лишь останется один рациональный остов, доступный нашему мозгу, 
возможно  только в момент жизни души, но не в минуту, когда она спит, а бодрствует разум, который берётся вам разрешить всё и ничего не в состоянии сделать. Приходит на ум сравнение  невольное, что женщина и мужчина как душа и разум.








Мужчина пытается всё найти корни, смысл, причину – и ничего и никогда не может этого сделать. Женщина же напросто ушла от всего этого и является воплощением и отражением самой жизни.
Но когда эти два начала соединяются в едино, то получается Бодлер, Тютчев, Цветаева …
      
          
                * * *
       
             В чёрном небе – слова начертаны.
             И ослепли глаза прекрасные.
             И не страшно нам ложе смертное.
             И не сладко нам ложе царское.

             В поте - пишущий, в поте – пашущий.
             Нам знакомо иное рвение:
             Лёгкий огнь над кудрями пляшущий,
             Дуновение – вдохновение.
                М. Цветаева
 
14.06.83
Читаю П.И. Вейнберга « Генрих Гейне».
Гейне перешёл в христианскую веру. Крестился. «Теперь меня ненавидят и христиане и евреи».















* * *      
 
             Будь спокойна, моя деликатная,
             Робко любящая и любимая!
             Ты ведь осень моя ароматная
             Нежно-грустная, необходимая…

             Лишь в тебе нахожу исцеление
             Для души своей обезвопросенной.
             И весною своею осеннею
             Приникаю к твоей вешней осени.
               
             И. Северянин. Июнь 1912 г., день Игоря.

              * * *
          
              Всё в сердце пусто.
              Тихо и печально
              Уходит жизнь
              Сентябрьским дождём.
              Ни слёз, ни горечи.
              Зачем же было всё?
               
                А. Снегуров

        Англичане

Излюбленная фраза англичан: «Вряд ли это может служить подходящей темой для разговора». 

Первая заповедь для поведения в гостях – «Не выкаблучивайся».









Не патетическая страстность, а затаенный лиризм - вот тональность английского пейзажа.

Английский дом предназначен не поражать гостей, а быть удобным для хозяев.

Письмо Рильке к Элизабет Таубман.
… И если  в глубине моего существа ещё теплится жизнь, то я сейчас слишком притуплён и бесчувствен, чтобы ощутить её и заметить…(Это точно про моё теперешнее состояние. Агония прошла, но сил ещё нет, чтобы жить. 10.10.83 С.А.Е.)

Я иду по улице и грустно думаю об искусственности человеческих устремлений и их несовершенстве. И понимаю  с высоты  своих прожитых лет,  что мира человеку не дано. Идеалы красоты и справедливости вечно будут сгорать в сердцах слабых и мудрых, но и вечно, как птица Феникс, восстанут они из пепла в сердцах юных и сильных.

В минуты страшного одиночества и глубокой безнадёжности два человека поддерживали моё существование - Алёшенька и Тютчев.
Первый своим мужеством, второй своей мудростью.
Для меня кажется непостижимым, как такой малыш смог отстоять своё право иметь отца вопреки враждебности  матери. (5.12.83)













Прошу прощения у детей, которых ничему не научил, так как сам ничто не постиг, у  жены – чьи надежды не оправдал, у друга, опорой которому не был, у матери, чью старость не обеспечил, у людей, горю которых не помог. За всё – расплата, мой тяжкий крест – одиночество. (26.06.84) 

Побуждения сердца всегда были щедры и велики, а побуждения разума – ограничены и мелки. (А.Е.С)

Томас Манн восхищался «Чёрным пауком» Иеремия Готгельфа больше, чем каким бы то ни было произведением мировой литературы.

Слушал сегодня 6 симфонию Чайковского. Дирижировал Мравинский. Слышно, как плачет душа Чайковского. Как страдает и мечется. И нету выхода. И так будет всегда. Где же мир? Куда идти?
      
                …И чувства нет в твоих очах.
                И правды нет в твоих речах.
                И нет души в тебе.
                Мужайся сердце до конца.
                И нет в творении Творца
                И смысла нет в борьбе.
               
                Ф. Тютчев

Проклятые поэты – Ш. Бодлер, М. Роллина
Презренные поэты – Маларме, Рембо.   











Делай то, что должно, и пусть будет то, что будет.

        … Умей принудить сердце, нервы, тело   
             Тебе служить, когда в твоей груди
             Уже давно всё пусто, всё сгорело,
             И только воля говорит: «Иди!»

                Р. Киплинг

Читаю книгу И. П. Шейко «Елена Образцова»
«… Где твой мятеж?». У каждого человека должен быть свой мятеж. Один противу всех. Расплата за что – безмерна! Сразу вспомнил М. Цветаеву :
«Музыка, природа, стихи, Германия… Одна против всех… Я мятежница лбом и чревом…».
Ещё мне понравилась фраза  Образцовой о публике Le Scala  : « С такой публикой нельзя быть рантье!!!».

7.10.84
Был на выставке авангардистов «Грани портрета» во дворце Кирова. Оргкомитет прислал мне открытку пригласительную. Выставка не очень интересная, но всё же не такая скучная, как в ЛОСХ.
Большинству работ не хватает мастерства. Краски неинтересные, портреты мало выразительные, но отрадно, что по форме и по мысли – многообразны, и большинство художников решает их в нестандартной манере. Было даже обсуждение в актовом зале. Выступали какие-то искусствоведы с райкомовским уклоном.












Отрадно было, что их освистали и очень смеялись над ними. Над одной из картин висят слова Блейка:
 «Если бы двери восприятия были очищены, то человек  увидел бы вещи такими, какие они есть – бесконечные». Очень хорошая мысль!

                Всё угаснет – мысли, чувства.
                Красота в свой час увянет.
                Наши боли и печали,
                Словно листья опадают.

                Наши цели и стремленья
                Не успеют завершиться.
                Лжи и правды потаенной
                Никогда нам не открыться…
               
                A.Е. Снегуров

Звонил с утра Алёшенька. Сейчас это моя единственная радость. Но очень уж он болеет. И не ясно, чем ему помочь. Может, он окрепнет, когда подрастёт?

6.01.85
Прошёл год 1984. Что же было? Какая-то постоянная суета на работе, прекрасная ленинградская осень и болезнь Алёши. И снова работа, работа, работа – непонятная, нелюбимая и до изнеможения, с утра до ночи.












Очень хотелось:
1. Сорвать стоп-кран
2. Повисеть в электричке в метро вниз головой на        перекладине.
3. Посидеть в витрине или постоять на пьедестале
4. Купить шляпу и, идя по улице, приветствовать людей, снимая её.
5. Побывать в Испании.
6. Написать сказку из семи книг про «катунов» и «тощиянов».
7. Сочинить песню, которую пел бы весь мир.
 (Ни одна мечта идиота не сбылась).

Книга Сур: « Смерть есть неподвижность и молчание».
Коран: « Человек – это приговорённый к смерти».

Иосафатова долина – долина страшного суда.
Христос спустится с Элеонской горы и подойдёт к Иуде и отдаст ему свой поцелуй прощения.

Евангелие от Матфея.
Глава 5.
19. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречётся в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречётся в Царстве Небесном.
21. Вы слышали, что сказано древними: не убивай;
кто же убьёт, подлежит суду.
22. А Я говорю вам, что всякий гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду.(1)
27. Вы слышали, что сказано древними: не прелюбодействуй.








28. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своём.(2)
33. Если вы слышали, что сказано древними:
не преступай клятвы, но исполняй перед Господом клятвы твои.
34. А Я говорю Вам: не клянись вовсе - ни небом, потому что оно престол Божий; ни землёй, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя.(3)
37. … Но да будет слово Ваше: «да, да», «нет, нет»;
а что сверх этого, то от лукавого.
38. Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб.
39. А Я говорю Вам : не противься злому. Но кто ударит Тебя в правую щёку твою, обрати к нему и другую.(4)
40. И кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду. 

Глава 6.
1. Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми, с тем, чтобы они видели Вас.(5)
4. Чтобы милостыня твоя была в тайне. И Отец твой, видящий тайное воздаст тебе явно.
19.  Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкопывают и крадут.
20. Но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкопывают и не крадут.(6)
21. Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.
31. Итак не заботьтесь и не говорите: «что нам есть?» или:  «что пить?» или: «во что одеться?»








32. Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду в этом.
33. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его,
и это всё приложится вам.
34. Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своём: довольно для каждого дня своей заботы.(7)

Глава 7.
1. Не судите, да не судимы будете;(8)
2. Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить.
3. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоём глазе не чувствуешь.
6. Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего пред свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас.(9)
7. Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам…
12. Итак во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки.
15. Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные.(10)

В 1911 г. Из Лувра похитили «Джоконду».
В 1912 г.  Аполлинер отказался от пунктуации в стихах. ( Подлинная пунктуация - это ритм и пауза).
Очень согласен с этим утверждением.











Первая Нобелевская премия была вручена 10.12.1901 г. французскому поэту Франсуа  Арман
Сюлли-Прюдому.

Короли поэтов:  Леконт де Лиль, Верлен (1891), Маларме(1896).

Преумножать несправедливость - удел слабых и дурных людей, так как её и так слишком много, и она ценится не слишком дорого.
 
Назначение поэта, на мой взгляд, под влиянием минуты вдохновения передать состояние души. Всё же остальное более успешно сделают учёные и разного рода специалисты.

Ничто не исчезает и после внешней, якобы видимой, смерти всё продолжает существовать.
И все человеческие творения остаются в виде определённых  неизвестных нам полей и являются в других местах. Нечто типа перемещение образа физического и духовного. Во сне может явиться то, что погибло несколько веков назад.

Бывают удивительные случаи, когда во сне являются чудные творения, уже созданные 1000 лет тому назад.
 Существует связь между творениями не через человека, а в Природе, промежуточная или конечная цепь которой отражается в человеческом сознании.
    Император Гонорий издал закон, запрещающий ношение штанов, как несовместимых для понятия Римлянин.








Хогакурэ Бусидо (извлечения)
Цитируется по Восточному обозрению, 1943 г. , ХVI.
Бусидо – путь воина - означает смерть. Когда для выбора имеются два пути, выбирай тот, который ведёт к смерти.
Не рассуждай! Направь мысль на путь, который ты предпочёл, и иди!… Когда надлежит сделать выбор, не позволяй мыслям о выгоде колебать твой ум.
В.А. Пронников, И.Д. Ладанов «Японцы» изд-во «Наука» 1985 г. Москва.

7.03.85

Был на выставке « Художники ХХ века»  из частных собраний (Бенуа, Петров-Водкин, Сарьян, Головин, Рерих, Борисов-Мусатов, Остроумова-Лебедева и др.). 4.03.85 был на выставке художников авангардистов во дворце Молодёжи. Очень интересно сравнить две эти выставки. Художники начала века и художники конца века.
Первая выставка поражает каким-то спокойствием, мудростью, теплотой. Удивительно доброе и теплое чувство к обыкновенному, настоящему. Простой пейзаж-«Вечер», «Верблюды», «Сосны». Размер картины – небольшой, краски спокойные, тихие. Ничего кричащего, яркого.

Вторая выставка – стремление к новым формам, композиционным построениям, поиск каких-то
неестественных сочетаний красок и моментных восприятий. Проникновение в глубь материи и в космос расширило тематику, формы и краски.









Но нет теплоты, мягкости, чувства. Полотна какие-то холодные, без души. Но чувствуется, что молодые художники постоянно оглядываются в своём творчестве на классику, особенно эпоху Возрождения.

Стремление к тонкости, глубине, изяществу, к новой форме. Но только стремление. Настоящего нет. И, наверное, это естественно. Не хватает мастерства. У молодёжи не хватает зрелости, мудрости. Зато есть порыв, пылкость, стремление к новому, необычайному.    
Искусство древней Эллады и Рима – это искусство достоинства человеческого. Поэтому оно нам так дорого. Искусство эпохи Возрождения – это юность человечества. Поэтому оно так прекрасно. 
Наверное, и  до шумеров были на земле  цивилизации? Интересно, сколько раз зарождалась на земле жизнь? Есть гипотеза, что жизнь на землю привнесена из космоса. Будто бы через 1 миллион лет после её образования земля, проходя через органические пылевые облака, прихватила их частицы, которые и явились началом жизни. Но в таком случае цивилизация может погибнуть и снова зародиться. 

Смерть и жизнь – две царицы вечности. И обе они прекрасны. Но путь к ним через страдания и муки. Для одних он - мгновенье, для других он длителен и тяжёл. И та и другая полны величия и таинства, как родные сёстры-близнецы и никто не может сказать, кто из них прекрасней. Путь к ним пугает, полон страха и боли, но царство их прекрасно. Интересно, царство смерти для всех одинаково или, как царство жизни, разное?






Куда уходят наши боли и страдания, наши печали, радости и восторги? Это ведь всё наше. И так несправедливо предательство памяти и забвение.
 А может быть, наоборот, всё это непосильный груз для памяти,  и единственное её спасение в забвении. Но ведь всё это наши ценности. Значит, нет никаких ценностей, кроме настоящих, как в Библии: «...хватит с нас забот сегодняшнего дня».               

                …Ты всё забрала чем я жил-
                Печаль мою и боль,
                Но не спасла от пустоты
                Меня твоя любовь.

                И тих и нежен ночи взгляд,
                И память боль объяла. 
                Остался как один солдат,
                Когда вся армия уж пала.
               
                С.А.Е.

Сегодня праздник. Ребята идут в школу. Алёша сегодня ещё будет справлять свой  день рождения. Я еду в город на целый день, чтобы не смущать их. Брожу по проспектам и улицам. Всюду весёлые и радостные лица ребятишек в школьных формах. В Таврическом саду на открытой эстраде выступают школьники, пенсионеры играют в шахматы, дошколята чёрт те знает что вытворяют.
Я выхожу к институту усовершенствования врачей. Здесь я дважды лежал тяжело  больным физически и душевно. Иду через Охтинский мост, любуюсь Невой и Смольным Храмом. Боже, как хорошо и как грустно.








7.10.86 Вопрос мананы Каппы (Суттанипата 1092-1095)
                Для попавших на середину
                Наводящего ужас потока,

                Для объятых смертью и старостью
                Укажи остров, почтенный,
                И мне расскажи про остров,
                Где бы это не повторилось.

                Для попавших на середину
                Наводящего ужас потока,
                Для объятых смертью и старостью
                Укажу тебе остров, Каппе.

                Ничего не иметь и не брать-
                Вот тот единственный остров.
                Я его нирваной зову,
                Разрушающий смерть и старость.

                Те что это познали
                И свободны от зримого мира,
                Они не подвластны Маре,
                Они не рабы Маре.

Конфуций  « Ещё не знаем, что такое жизнь, где нам знать, что такое смерть»

10.10.86
Куда дальше? Пустота не только вокруг, но и внутри. Всё отрицать нужно иметь большую силу духа. Легче жить с принципами. Они как корни.









Человек без принципов, как перекати-поле. Хоть цена всем принципам – копейка и все корни гнилые. Но они помогают слабым людям удержаться при небольшом ветре. Но при сильном ветре все корни рвутся, как гнилые нитки! И всё же снова: Боже! Дай мне силы и укрепи мой дух в это тяжёлое для меня время.

15.10.86
Пауза выразительнее слова. Паузы-трагедии, паузы-радости и множество их служителей паузы-оттенки.
Умение держать паузу выше умения говорить. Высшая награда артисту как и высший позор – молчание зрителей (вот где крайности сходятся).

Золотое сечение – (( корень из 5) + 1) : 2( = приблизительно 1.618) (Одна из основ гармонии)

Путь человека -  рождение, любовь, борьба за жизнь, поход за смертью.

Метерлинк «Сокровище смиренных» стр.1.
Слово, как говорят французы, есть искусство скрывать свою мысль.

… Часто это - искусство заглушать и подавлять её, так что скрывать больше нечего.
… Слово – дитя времени, молчание – дитя вечности.
…Пчёлы работают только во мраке, мысль работает только в молчании, добродетель в безвестности












… Уста и язык объясняют душу так же, как номер и ярлык картину Мемлинга или другого мастера.

Новый мир №8 1985 г. Флорентийские ночи, 9 писем М.И. Цветаевой (перевод с французского). Сколько мысли, чувства, нежности!

Каждому будет дано по его вере («Мастер и Маргарита стр. 689)
Фантастическая симфония Берлиоза
 (… Возлюбленная изначально оказывается ведьмой, посланной в мир, чтобы соблазнить героя и привести к гибели его душу. И теперь на дьявольском балу она торжествует победу).

Победа и поражение.
Первая – в ореоле величия, иногда в растерянности и горечи, иногда разочарования и боли, иногда как воздух, как вдохновение.
Поражение – в ореоле одиночества и страха, иногда растерянности и горечи, иногда разочарования и боли, иногда как чёрный айсберг.
Победа – начало поражения, поражение – начало победы.

Вирджиния Вулф. «Миссис Дэллоуэй» Ин. лит-ра 1984 г. №4
… Близость расползается в разлуку, потухает восторг, остаётся одиночество.
… Ни с кем ничего не разделишь – всё разбивается вдребезги.










29.11.86
В душе, как в старой заброшенной комнате,– неуютно, холодно, всё разбросано и одиноко.

Из экскурсии по Новгороду:
Простые числа дал Бог, всё остальное придумали люди (Кант).
Самые великие реки текут под землёй.
Христианство - в жертву приносят себя, в то время как в другие времена приносили других !!!
Хрусталь – раненное стекло.
Рождённый при свечах, при свечах жить должен.
Умение переплавить свою боль в чужую радость…
Вся наша жизнь – фреска.
Храмовая заповедь:  простота и чистота – наилучшая лепота.
Бог создал мир как Храм.

Для искусства главное:
Нравственное отношение к предмету,
Искренность,
Красота формы.

Будь как свеча на подсвечнике, чтобы в доме было светло.
Красный цвет – страдание, мужество, бессмертие.
Зелённый – надежда.
Синий - ………………

В вечности нет потомков, в вечности одни современники (Герман Гессе)








«Японцы» В.А. Проников, И.Д. Ладанов, стр. 68.
Четыре святые истины:  жизнь в своей основе есть страдания; причиной страдания являются страсти, потребности, желания людей; чтобы избавиться от страданий, надо пресечь все желания; сделать это можно только  путём ухода от действительности и достижения «высшего просветления» - нирваны.

Конфуций 2500 лет назад(551-474 г. до н. э.):
В 15 лет я обратил свои помыслы к учёбе,
В 30 лет я обрёл самостоятельность,
В 40 лет я освободился от сомнений,
В 50 лет я познал волю неба,
В 60 лет я научился отличать правду от неправды,
В 70 лет я стал следовать желаниям своего сердца.

Мир правды – Природа, мир лжи – наш внутренний мир фантазий, иллюзий, веры и надежды.
Нужно проникнуться идеей всеобщего братства и солидарности. Только так мы можем бороться с конечностью нашего существования. Не из праха в прах, а от света к свету ( от жизни к жизни).

Один – ничто, даже если он гений. Но он может быть великим одним, если его жизнь отразится в миллионах человеческих жизней.

           …Все мы яблони и вишни
              Голубого сада,
              Все мы гроздья винограда
              Золотого лета …
                Есенин С.








Олжас Сулейменов ( поэт, филолог) « Аз и Я». Издательство «Жазушы» Алма-Ата, 1975 г.
Осуществляется разбор  письменных памятников славянской и тюркской  древности.

Моей школой  был послевоенный двор с его отчаянной хулиганской романтикой и понятием о чести и товариществе.   

Моим университетом была поэзия – Державин, Тютчев, Пушкин, Цветаева, Мандельштам, Бродский, Ахматова, Блок, Бодлер, Вийон, Верлен и др.
Моей аспирантурой был рукописный сборник стихотворений « ADSUM ».

Пётр 1.
« Не погано море, если из него собаки лакают»
« Веселие Руси – питие, нельзя без того быти»

«Не здесь мы, чтобы проклясть тьму, а чтобы возжечь светильник…» (Библия.)

«Идут слова – молчания каины» (Хлебников).

«Путешествие – это подмена истинного действия» (Модильяни).

Нужно быть родником чистым и врачующим равно как для прокаженных, так и для здоровых, а не кладезем только для здоровых (С.А.Е.).
Ну вернись ко мне, вернись
Детства розовый кусочек.
Мама шепчет мне: «Пись, пись».
И я писаю в горшочек.
(В. Гафт)





Русло не должно быть илистым, чтобы река была чистой. Должен быть естественный фильтр, или вся река будет мутная.

Нам так нужны звёзды, иначе обман так очевиден  (С.А.Е.).

Тургенев И. «Стихи в прозе»

Житейское правило: хочешь быть спокойным, знайся
 с людьми, но живи один. Не предпринимай ничего и не жалей ни о чём. Хочешь быть счастливым? Выучись сперва страдать.

18.06.88
После железной руки Сталина всё расползлось, и управлять страной  было почти невозможно. Можно было только делать вид, что всё управляется. После страха, жестокости и подлости, а последняя уже сидела почти во всём аппарате управления и ниже, ложь и несправедливость развратила души, и люди решили, что всё можно и нет ограничений нравственных и моральных. Всё расползлось и погрязло в услужливости, коррупции, воровстве, лжи. Фактически образовалось молчаливое братство по безнравственности и вседозволенности. Все уже созрели и осознали всё. Нужен был фактически только толчок. Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачёв. Система сама себя обрекла на гибель. Всё молчало и таилось.




 






И верность системе сохранялась до тех пор, пока невозможно было её не хранить.
Горбачёв оказался скрытым могильщиком системы, которая считала, что он свой, а он был тот, кто уже созрел и только ждал момент. 
 
8.10.88
Умберто Эко «Имя розы», журнал «Иностранная литература».

стр. 32 … Ищи две причины – сладострастие и гордыню.

стр. 36 … О лечебных травах.

Стр. 42 … Чем менее правдоподобно подобие, тем чётче вырисовывается истина.
Пути антихриста медлительны и дики.

... Излишняя доза валерианы приводит к оцепенению и смерти.

16.10.88
Сегодня видел ночное небо. Ночь в палатке. В 4-5 часов утра туман над озером, столетние сосны, костёр, овсяная каша и мой родной Алёшенька. И снова… Нам нужны звёзды, иначе обман так очевиден…

13.11.88
Уже несколько вечеров как закрываю глаза, в темноте чёрный ромб с жёлтой каймой. Что сие символ означает?








19.11.88
 
Душа имеет свои проспекты, улицы и переулки.
Проспекты печали и одиночества, улицы надежды и ожидания, переулки скорби и унижения. Все они имеют свою архитектуру, краски и оттенки. Свой аромат и температуру. На каждой из них своя музыка.
25.11.88
Сегодня смотрел по телевизору балет Сен-Санса «Лебедь». Такая красота. Плакал, потом рыдал.
Что-то с нервами. Живёшь среди какой-то грязи, серости и вдруг видишь эту чистоту, светлость и красоту. И так становится горько и стыдно за свою жизнь, немощную и серую.
3.12.88
Владимир Крупин «Спасение погибших», журнал «Новый мир» №11, 88 г., стр. 26.
Бога боюсь – никого не боюсь, Бога не боюсь – всех боюсь
Чтобы спасти всех, нужно :
Иерархия ума, а не власти.
Декретировать еду и вещи.
Сократить ненужное производство.
Совершить поворот к качеству жизни. 

Духовность = совесть + милосердие.
Свобода – способность запретить себе пороки.
Закон ограничивает свободу и усиливает соблазн порока.
Сладости – разврат и наркота, мода и зависть страшнее мирного атома.
Любое искусство – часть общего. Общее – Храм.









12.12.88

Бог в каждом человеке. Отсюда – возлюби ближнего равно как самого себя. Человек – часть целого (Бог). Но и в части  - бесконечность и отражение целого. Поэтому человеку многое простится. ( Если не всё.)
4 часа ночи. Опять слёзы. Что со мной? Читаю об отношениях  Александра Блока - Андрея Белого – Любови Блок. Сколько страданий! Вот где чистота. Страдание как огонь очищающий.

15.01.89

Бесконечное зло – это Ад.
Бесконечное добро – это Рай
Всё конечное – это случайность. Только бесконечное – необходимость.
Если всё конечно (случайно), то для чего усилия нашего я ? Может Я -  больной, обречённый на смерть, путь к которой через страдания, как искупление ( расплата)  грехов.
Бесконечность. Она одна или их много? В математике их много. Но мир ведь один. То есть,  есть всеобъемлющая бесконечность?

20.01.89
               Я от жизни смертельно устал.
               Ничего от неё не приемлю.
               Но люблю мою бедную Землю
               От того, что иной не видал.
                О. Мандельштам

  Библиотека – это цитадель иллюзий            
В.В. Набоков






    
        * * *
   
          Дано мне тело – что мне делать с ним,
          Таким единым и таким моим?
          За радость тихую дышать и жить
          Кого, скажите, мне благодарить?
    
          Я и садовник, я же и цветок,
          В темнице мира я не одинок.
          На стёкла вечности уже легло
          Моё дыхание, моё тепло.

          Запечатлеется на нём узор,
          Неузнаваемый с недавних пор.
          Пускай мгновения стекает муть-
          Узора милого не зачеркнуть.
                О.  Мандельштам  (1909 г.)

05.02.89
Те люди, которые много грешили, тяжело умирают. Это последний шанс, данный им, чтобы искупить страданиями свои грехи.

13.03.89
Люди умирают потому, что они одни и некому их любить.

А Сокуров «Одинокий голос человека», муз. Пендерецкого, Ниссио.
…Я в смерти пожить хочу …
Та нет там ничего хорошего, одна чернота.
Рыба между жизнью и смертью стоит, оттого она и немая. Оттого что тайну смерти знает.
… Мне уже ничего. Я уже привык быть счастливым с тобой…






Боже дай силы всё вынести!

18.03.89
Смотрел «Фуэтэ». Балет оживляет мою душу. Вызывает слёзы.
Такая чистота. И моя жизнь такая паскудная. Это моё покаяние. Искреннее. Моя расплата за всё мерзостное и грязное.

26.03.89
У человека можно отнять всё, кроме смерти! Это единственная собственность, которая дана человеку при рождении.
18.06.89
«В начале было слово».
Иначе Б… ничего бы не мог осознанно создать. Нужно было обозначить действие. 

…Где сердце ваше, там и сокровище ваше.

Ленинград. Город очень грустный, порою даже мрачный. Чуть-чуть его освежает зима, но и то ненадолго. Весной и летом он весь окутан влагой и туманом. А осенью как будто бы вся грусть мира сосредоточилась у его окраин. Красоту этого города невозможно передать. Какая-то неудержимая меланхолия объемлет город, наполняя грустью лица людей, улиц, домов и витрин. Его архитектура пронизана сдержанной красотой и гармонией. Плавное течение величавой реки, выходящей к заливу, с её великолепными мостами, десятки каналов, прекрасные дворцы, площади. Город охраняют множество ангелов и львов. Великолепны чугунные ограды, его скверы, сады, парки. Чудесен город - нежный, печальный и одинокий.






У американцев, по-моему, есть чудный тост:
«За былые деньки!»   

15.12.89
Умер Андрей Дмитриевич Сахаров.
Такая потеря для всего мира! Если бы избирали президента всей планеты, то он был бы достоин этого звания как никто другой.
В истории людей это один из самых достойных – нравственный, мужественный, мудрый. Мир праху его и спасибо ему за его жизнь.
               
               Чиста так и светла душа,
               Но чёрен камень.
               Ты жил как Бог, в себя включил
               И лёд и пламень.
               Твой разум был велик
               И сердце в ранах.
               Ты защищал права других
               Как равных.
                С.А.Е. 

   27.01.90
По телевизору выступает депутат Верховного Совета, предостерегает о том, что «Память» готовит 5 мая 90 г. погром евреев. Дожили!

Время очень трудное в стране. Сильная инфляция, экономический хаос. Политика преобладает над всей другой жизнью. Люди озлоблены и недовольны всем. Государство со своими функциями явно не справляется.









16 мая 1990 г.

Оскар Уайльд.
Цель жизни – самовыражение, выразить во всей мере свою сущность.
Красота выше гения, ибо не требует понимания. Она делает царями тех, кто ею обладает.
Разбитой является та жизнь, которая остановилась в своём развитии.

Не бойся идти медленно, бойся остановиться (китайская поговорка).

31.12.90 

На большом письменном столе горит лампа, книги, журналы, документация по программированию.  Играет Ю. Минухин. Мендельсон, 1-ый концерт для скрипки. За окном круглая площадь, ели. Метёт снег. На душе очень грустно и тяжело.
Трудный был год. Много болел. Дважды лежал в больнице. В стране во всём большие трудности.

13 февраля 1991 г.

Всю ночь читал Мережковского «Христос и Антихрист» (Пётр и Алексей). Опять проблема добра и зла. Параллели: Алексей-Христос, Пётр-Антихрист. На крови народной деяния Петра.
Опять всё для отечества и личность ничто. Отец и сын – вторая параллель. Бог и сын и земные Пётр и Алексей. И тот и другой предаёт своего сына тяжкой смерти, но мотивы…Для спасения людей в первом случае и во блага народа во втором.







И тот и другой мог спасти своего сына, но не сделал этого. Очень грустно за  «Петра Первого» Алексея Толстого. Его Пётр 1 по сравнению с Мережковским очень беден. Хотя талант  у  А. Толстого несомненен.

23 мая 1991 г.
Три заповеди зеков:
1. Ничему не верь
2. Ничего не бойся
3. Не о чём не проси

М. Булгаков «Мастер и Маргарита».
Воланд Маргарите: « Никогда и ничего не просите, и в особенности у тех, кто сильнее вас».

Осень. 1991 г.
Санкт-Петербург. Город святого Петра. Дожди, туманы. Больной город. Умирающие дома с пустыми чёрными глазницами оконных дыр. Многие дома уже нежилые. Средств на ремонт у мэрии не хватает. Дома стоят пустые, полуразрушенные, одиноко умирающие. Улицы грязные и разрытые, почти не убираются. Валяются окурки, бумажки, мусор. Дворцы, музеи, театры, библиотеки в кризисном состоянии. Внутренние помещения требуют серьезного ремонта. Внешность зданий удручающая. Ощущение надвигающейся смерти.
Люди. Утром в метро. Вагоны переполнены. Люди мрачные, утомлённые, лица озабоченные и  безрадостные. И у молодых и у пожилых. Чувствуется скрытая раздражительность. Ни женщин, ни мужчин.










Одни люди – усталые, усталые, и ещё раз усталые. В магазинах - очереди за всем, что появляется в продаже. Продуктов сильно не хватает. О качестве продуктов говорить не приходится. Скотина и та заслуживает лучшего питания.

Июль 1992 г.
Самое сильное впечатление - это валяющиеся прямо посреди улицы люди, как мёртвые птицы. У одного валяющегося на асфальте на картонке написано карандашом: «Умоляю, заберите котят. Хотя бы одного. Бесплатно». Боже, помоги всем нам пережить это трудное время.

03.08.92
М. Цветаева: «Жизнь это то место, где жить нельзя».
                Пора снимать янтарь,
                Пора менять словарь,
                Пора гасить фонарь
                Наддверный.
                Февраль 1941 г.

30.08.92
Т. Буковская:
               Значит время шарамыжников
               Наступило под шумок,
               Заменило время книжников-
               Что ж печалиться, дружок.
               Тут и думать, милый, нечего-
               Мы не выживём с тобой…
               Это варево и печево
               Пусть мусолит кто другой.
                1992 г.








Август 1992 г.

Жить стало лихо. То ли пир во время чумы, то ли конец света. Возле метро, вокзалов, на центральных улицах духовые оркестры.  Играют всё, чем жила Россия во времена строительства социализма и коммунизма – «Мурка», «Цыплёнок жареный», «Мишка, Мишка, где твоя улыбка?», марш «Прощание славянки» и др. В Пушкино в парке, в Летнем саду, в Петропавловской крепости исполнение более изысканное – на флейте, свирели, скрипке и гитаре исполняют классику барокко. Контрасты неимоверные. Распад великой страны и нежные звуки Возрождения. Весь Невский превратился в ярмарку. Продают все и всё. Дети, взрослые, здоровые и калеки, алкаши и бомжи, интеллигенты и не – представители всех национальностей и народов. Продают всё – от мороженого и хлеба до собак, кошек и мышей. Продукты, всевозможные вещи, и отечественные и импортные. Изобилие спиртного и табачных изделий. У Казанского собора – лошади (катают детей), художники. Продаются картинки, матрёшки (с образами бывших и настоящих вождей), много всякой всячины под искусство, исторические реликвии.  Советские атрибуты  - значки, медали, ордена, флаги, военное снаряжение – продают ребятишки. Алкаши продают всё, что удалось утащить из дома, с бывшей работы, со дворов и улиц: гвозди, инструмент, проволока, лекарства, остатки от посуды, наволочки и салфетки, обломки карандашей и старые авторучки.









Пенсионеры продают сигареты, полиэтиленовые мешочки, старые личные вещи. Очень много продаётся книг, альбомов, словарей. Всё стоит безумно дорого для простого интеллигента. Покупающих значительно меньше, чем зевак. Деньги мало у кого есть.
У Гостиного двора собираются  «патриоты». Матерят жидо-масонов, призывают спасать великую Россию. Во многих местах продаются порнографические журналы и газеты.
Люди стали одеваться поярче, в основном в иностранные одежды. Двигаться стали энергичнее. Очень много нищих, алкашей, бомжей на улицах, в метро, на вокзалах.
 В кино сплошные американские боевики и эротические фильмы. В театрах творится чёрт знает что. Всё в распаде, с одной стороны, а с другой, все пытаются заработать любым способом. Пока держится Мариинка и Филармония – источник классической культуры... Время очень интересное, но очень трудное. Вроде, свобода – всё можно, но так мало кто что-нибудь умеет по-настоящему.
Люди сами себя обеспечить не могут в своём большинстве. Очень больно за пенсионеров и людей пожилых. Ни сил, ни средств. А тебе говорят – сам себя обеспечивай как хочешь. Свобода!         

Старинное китайское проклятье:
«Да выпадут на твою долю интересные времена»

Заповедь колдунов и ведьм:
«Если это никому не вредит – делай, что хочешь»











31 октября праздник всех святых, самый крупный праздник всех колдунов и ведьм.
             
Цветаева М. из писем к Анне Тесковой.
«…Ты предал – предадут и тебя. Кому предал – тот и предаст».

Танка – пятистишье (5-7-5-7-7 слогов в стихе)
Хокку три стиха( 5-7-5).

Чтобы женщина была твоей путеводной звездой –
Нужно смотреть на неё в телескоп. ( С.А.Е.)
04.10.92
Могу повторить слова Розанова В.В. « В моей душе грязь, нежность и грусть».

Заповедь хасида: « Моё - твоё и твоё – твоё»

7.07.94
Принципы Рейки (Паулоа Хоран)
« Обретение силы через Рейки». Москва, ВНИЦТНМ
«Эниом», 1992 г.
Именно сегодня я должен жить, выражая признательность.
Именно сегодня я не должен проявлять беспокойства.
Именно сегодня я не должен сердиться.
Именно сегодня я должен добросовестно выполнять свою работу.
Именно сегодня я должен проявлять любовь и благожелательность ко всем живым существам.
Наблюдайте жизнь через свои действия. Они научат вас всему, что вам нужно знать.








1994 г.

Выше закона может быть только любовь.
Выше права может быть только милость.
Выше справедливости может быть только прощение. (  Алексий II )

17.02.95
Живём очень тяжело. Главное - не радостно.
Работаю в Фондовом Эмиссионном синдикате.
Работы для меня фактически нет, так как бизнесом я заниматься не могу, а программисты у них свои и довольно квалифицированные. Числюсь как бы помощником главного бухгалтера. Частично веду бухгалтерию, пишу тайно программы, облегчающие некоторые операции учёта. Каждое утро прохожу мимо Исаакиевского собора, вокруг которого виден нимб, как присутствие Святого Духа. После работы – пешком до метро «Невский проспект». Захожу в Дом книги. И так каждый день. Хочется расстаться со всем этим. Наверное, летом уйду с этой работы. Что-то уж очень тоскливо. 

«Мудрец не стремится ни к чему, связанному с борьбой» (Эпикур).
Художники передают настроение, творцы создают его.(…)
Будда - в глубине сердца тот несказанный остров, где ничем не владеют и ни в чем не нуждаются.

17.05.97 «Ecce Homo» Ницше соч. в 2х томах. Мысль, 1990 г.
Стр. 709 … Происхождение немецкого духа – из расстроенного кишечника. Немецкий дух есть несварение.




Стр. 710 …Могу вполне серьёзно советовать всем более духовным натурам безусловное воздержание от алкоголя. Достаточно воды. Я предпочитаю местности, где возможно черпать из текущих родников (Ницца, Турин, Сильс)…
Сытый обед переваривается легче небольшого обеда...
Никаких ужинов, никакого кофе: кофе омрачает. Чай только утром полезен. Немного, но крепкий.
Как можно меньше сидеть; не доверять ни одной мысли, которая не родилась на воздухе и в свободном движении... Все предрассудки происходят от кишечника. Сидячая жизнь – есть истинный грех против Духа Святого.

Стр. 711 Пусть сопоставят места, где есть и были богатые духом люди, где остроумие, утонченность, злость принадлежали к счастью, где гений почти необходимо чувствовал себя дома: они имеют все замечательно сухой воздух.
Париж, Прованс, Флоренция, Иерусалим, Афины…Гений обусловлен сухим воздухом, чистым небом. Наумберг, Шульпфорта, Тюрингия, Лейпциг, Базель, Венеция – все это несчастные места для моей физиологии. 
Выбор пищи; выбор климата и места; третье, в чем ни за что не следует ошибиться, есть выбор своего способа отдыха...
Я верю только во французскую культуру…
Куда бы не простиралась Германия, она портит культуру. Стендаль – одна из самых прекрасных случайностей моей жизни...
Высшее понятие о лирическом поэте дал мне Генрих Гейне.







Стр. 718 Ученый, который в сущности лишь «переворачивает» горы книг – средний филолог до 200 книг в день,- совершенно теряет в конце концов способность самостоятельно мыслить.
Ранним утром, в начале дня, во всей свежести, на утренней заре своих сил читать книгу – это называю я порочным.

Иудейская Пасха – исход, избавление от египетского рабства.
Новозаветная Пасха, исход из жизни греховной и приобретение жизни вечной.

Тот, кто ищет прощения, должен быть готов и сам прощать.     Билл Клинтон (президент США 1999 г.)

9 мая 2000 г.
Последний наш праздник в России. День Победы. Гуляли по городу. Невский, Исаакий,
Петр 1, набережная Невы, Дворцовая площадь,
Миллионная, Петропавловская крепость, Мытнинская набережная, стрелка Васильевского острова (Ростральные колонны, биржа), Невский проспект.
Чудный солнечный вечер. ( С 18 ч. До  23 ч.)
Очень много народу, в основном - молодёжь. Счастливые и молодые. Жизнь продолжается. Город необыкновенно красив, хотя сейчас страшно запущен. Сняли леса с кунст-камеры. Как жемчужина. Очень хороша. На Дворцовой площади установлена эстрада, выступал Розенбаум со своими песнями.
Весь город в бутылках из-под пива, воды – валяются прямо на тротуаре.









Но все же не чувствуется той радости, единства, которое чувствовалось во времена советской власти. Странно или закономерно. Больше свободы, больше разнообразия, больше отчужденности. 29 мая улетаем в Израиль. Как все сложится ?

Танка состоит из пяти стихов. В первом и третьем пять слогов, в каждом из остальных по семи. Для танка характерен нечет.   Сайге «Горная хижина», Гиперион. С.-Петербург. 1997 г.

« Смерть также многолика, как мир» М. Пруст, «В сторону Свана».

               


























Закон поэзии


Я не устану повторять:
Стихам оставим равносложность,
Да будет это непреложно,
Коль не хотим их потерять.

Мы путь извилистой реки,
Двойное карт изображенье,
Дороги поворот – паденье
Фигурок с шахматной доски.

И падают в стихи слова,
В воспоминание – рыданье,
Ночь падает – и мирозданье
Просматривается едва.

Освободиться от забот?
Освободиться от свободы!
И развязать узлы в два счета,
Хоть их завязывал весь год.

Как в яблоко ты – жадным ртом,
Как я в тебя всем жадным телом,-
Так бабочка в окно влетела
Свой танец станцевать с огнем.

 Хулио Картосар. «Северо-Запад» С.-П.
 Собрание сочинений, том 4, стр. 479, 1994 г.











                Прилив


В шумящее море, в море ночное
Созвездья летят догорая.
Сегодня я сердце тебе открою
Прилив, прилив, дорогая.

По Средиземному в синие дали
Плыл месяц по светлой пустыне,
Шли волны на берег и пропадали,
Как будто слова пустые.

Волна пропадала и возвращалась,
Подобно любви ненужной,
И равнодушно звезда качалась
На волне равнодушной.

Любовь угасала, как угасают
Красивые и молодые,
Я жадно всматривался, ужасаясь,
В ее черты дорогие.

Я гордому сердцу твердил упрямо:
«Не надо любви печальной!»
Она росла, как пределы Храма
От музыки погребальной.

Слова отчаянья в эту полночь
Задохлись, не видя света.
Любить коснуться, увидеть, молвить…
Но нету тебя, но нету…












А море билось в часы прилива
С упорством и одичаньем,
Мы были искренни и правдивы,
Заброшены и печальны.

И не было слов. И в эту полночь
С рукою рука встречалась.
Забуду, забуду, не буду помнить,
Что наша любовь кончалась.

Ах! Ею сияют волны, и скалы,
И Звезды в ночном прибое.
Но мало мне звезд и моря – мало,
Была бы она со мною!

Я снова бы обнял весь мир счастливый,
Который огромен и тесен,
Волной вспененной, волной прилива,
Волною неспетых песен.

Я плачу, милая…В звездном настое
Тает пена седая…
И шепчет имя твое простое
Прилив, прилив, дорогая.

    Владислав Броневский
   ( перевел  Д. Самойлов)

И. Бродский: «Чем меньше информации получает твой мозг, тем сильнее работает воображение»
(С. Волков «Диалоги с Иосифом Бродским»)






Мост Мирабо


Под мостом Мирабо тихо Сена течет
         И уносит нашу любовь...
Я должен помнить: печаль пройдет
         И снова радость придет.
Ночь приближается, пробил час,
Я остался, а день угас.

Будем стоять здесь рука в руке
         И под мостом наших рук
Утомленной от вечных взглядов реке
         Плыть и мерцать вдалеке.
Ночь приближается, пробил час,
Я остался, а день угас.

Любовь, как река, плывет и плывет.
      Уходит от нас любовь.
О как медлительно жизнь идет.
      Неистов надежды взлет!
Ночь приближается, пробил час,
Я остался, а день угас.

Проходят сутки, недели, года…
      Они не вернутся назад.
И любовь не вернется…Течет вода
      Под мостом Мирабо всегда.
Ночь приближается, пробил час,
Я остался, а день угас.
               
Аполлинер. Г. (перевод Кудинова М. П.)
 
            
 * * *


Когда ты наступишь, мой час,
Когда я истаю свечей,
Когда я прибуду к тебе,
Далекий мой, дальний покой,

Не знаю: иду ли, стою?
Не знаю: кто я такой?
Не знаю: как быть мне с моей
Душою и головой?

Умершая мама моя,
Смотри, как меркнет твой сын,
Как солнце заходит мое
В безмолвную темную синь.

 Марк Шагал. «Ангел над крышами».
 М., «Современник». Перевел с идиш
 Л. Беринский   


;

 
   
 Нирвана

Когда уже не осталось любимых,
Когда нет собственности и врагов,
Я иду по дороге, короткой и длинной,
И только один Бог вместо многих богов.
                С. А. Е.

Во мне две религии. В сердце – иудейская, в голове – христианская. Всю жизнь они враждуют между собой. Сознанием я постоянно тянусь к непротивлению и всепрощению. Но вся история моего народа, его тысячелетние корни питают мое сердце соками «око за око». Но как же Рембрандт? Вот где беспредельное проникновение в сущность христианства. Его «Блудный сын», портреты старушки, жены брата, Урии. Но откуда пришло к нам христианство? Ни от тех же ли евреев?
По-видимому, иудейство и христианство – это два духовных мира, принадлежащих не народу, а человечеству, хоть положены они на бумагу евреями. Око за око и непротивление злу насилием – это два столпа человеческой души, а не избранного народа. Это две реки, питающие людское море.
                С.А.Е.

« Мне известно, что мне ничего не известно» (Сократ).
Ницше. «Сумерки кумиров».
…«Всякая истина проста». По-моему, это ложь, и очень непростая...
Помоги себе сам, и всяк тебе поможет. Вот вам принцип любви к ближнему.








Стремление к счастью не свойственно человеку, разве что англичанину... 
Кого ты называешь плохим?
…Того, кто вечно хочет стыдить других.
В чем тайный смысл достигнутой свободы?
Перестать стыдиться самого себя.

13.03.2000 г.    Г.К Снегурова :
- Весна наступила. Евреи на юг полетели.
               
Фридрих Геббель. Избранное в двух томах М. «Искусство» 1978 г. т.2
стр. 422    Чувства есть внутренняя жизнь, стремящаяся выйти за свои пределы. Способность ограничивать эту жизнь и запечатлевать ее составляет талант лирического поэта.
стр. 423   Немцы знают, что дикие звери свободны, и оттого боятся, что свобода превратит их в диких зверей.
стр. 424   В аду жизни варится лишь высокоблагородная часть человечества. Остальные греются у входа.

Ни у кого нет таких ангельских голосов, как у тех, кто живет в аду.    ( Кафка. Письма.) 

Ницше «Казус Вагнер».
-«Откуда происходят все бедствия в мире?» - спросил себя Вагнер. От «старых договоров» - ответил он, подобно всем идеологам революции. По-немецки: от обычаев, законов, моралей, учреждений, от всего того, на чем зиждется старый мир, старое общество.








 «Как устранить бедствия из мира? Как упразднить старое общество?» Лишь объявлением войны «договорам» (обычаю, морали). 
Вагнер – современный художник par excellence, Калиостро современности. К его искусству самым соблазнительным образом примешано то, что теперь всем нужнее всего,- три великих возбудителя истощенных, зверское, искусственное и невинное (идиотское). 






























          Борхес Хорхе Луис

 Искусство поэзии

Глядеться в реки – времена и воды –
И вспоминать, что времена, как реки,
Знать, что и мы пройдем, как эти реки,
И наши лица минут, словно воды.

И видеть в бодрствовании сновиденье,
Когда нам снится, что не спим, а в смерти –
Подобье нашей еженощной смерти,
Которая зовется «сновиденье».

Считать, что каждый день и год – лишь символ,
Скрывающий любые дни и годы,
И обращать мучительные годы
В строй музыки – звучание и символ.

Провидеть в смерти сон, в тонах заката
Печаль и золото – удел искусства,
Бессмертный и ничтожный. Суть искусства –
Извечный круг рассвета и заката.

По вечерам порою чьи-то лица
Мы смутно различаем в зазеркалье.
Поэзия и есть то зазеркалье,
В котором проступают наши лица.

Улисс, увидев после всех диковин,
Как зеленеет скромная Итака,
Расплакался. Поэзия – Итака
Зеленой вечности, а не диковин.

Она похожа на поток бескрайний,
Что мчит, недвижен,- зеркала того же
Эфесца ненадежного, того же
И нового, словно поток бескрайний.



 12.12.99 г.

Артур Шопенгауэр «Афоризмы и максимы»
Правила и максимы.
… Высшим правилом всяческой житейской мудрости я считаю положение, высказанное мимоходом Аристотелем в его «Этике»: «Quod dolore vocat, non quod suave est? persequitur vir prudens»,- т. е. разумный гонится за тем, что избавляет от страданий, а не за тем, что приятно.
 
«Рассудительный стремится к отсутствию страданий, а не к наслаждению» (лат.)

Хлебников В.

                * * *

Волк говорит: Я тело юноши ем…
Нет уже юноши, нет уже нашего
Веселого короля за ужином.
Поймите он нужен нам.

   А. Блок

                * * *

Ночь, улица, фонарь, аптека.
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века –
Все будет так. Иного нет.

Умрешь – начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.



 


        Софья Парнок

 * * *

Опять, как раненная птица,
Забилась на струнах рука.
Нам надо допьяна напиться,
Моя тоска!

Ах, разве этот ангел черный
Нам, бесприютным, не сестра?
Я слышу в песне ветр упорный
И дым костра.

Пылают облака над степью,
Кочевья движутся вдали
По грустному великолепью
Пустой земли.

Томи, терзай цыганский голос,
И песней до смерти запой,-
Не надо, чтоб душа боролась
Сама с собой!
                1916 г.
Музы:

Талия – муза комедии.
Мельпомена – муза трагедии.
Евтерпа – муза лирической поэзии.
Урания – муза астрономии.
Клио – муза истории.
Каллиопа – муза эпической поэзии.
Полигимния – муза гимнов.
Эрато – муза любовной поэзии.
Терпсихора – муза танцев.
Флора – богиня цветов и весны.





30.10.02
В темной комнате  по темной стенке бегает черная кошка. За окном сверчит сверчок. Медсестра села на край кровати и пальцем тычет мне в горло. Первое время я терплю и сильно хочу спать. Но вдруг начинаю задыхаться. Я дергаюсь и просыпаюсь. Судорожно пытаясь вздохнуть. Сажусь на кровать и ощупываю горло. И снова ложусь. И снова в темной комнате по темной стенке бегает черная кошка. И так всю ночь.   

Альбер Камю. «Бунтующий человек». (Речь от 10 декабря 1957 года).
Серия «Мыслители ХХ века», изд-во «Политическая литература», М., 1990 г.
… Поскольку призвание художника состоит в том, чтобы объединить возможно большее число людей, оно не может зиждиться на лжи и рабстве, которые повсюду, где они царят, лишь множат одиночество.

Перед лицом мира, находящегося под угрозой уничтожения, мира, который наши великие инквизиторы могут навечно превратить в царство смерти, поколение это берет на себя задачу
в сумасшедшем беге против часовой стрелки возродить мир между нациями, основанный не на рабском подчинении, вновь примирить труд и культуру и построить в союзе со всеми людьми ковчег согласия.
Не уверен, что ему удастся разрешить до конца эту гигантскую задачу, но уверен, что повсюду на земле оно уже сделало двойную ставку – на правду и на свободу – и при случае сможет без ненависти в душе отдать за их жизнь.
…Истина загадочна, она вечно ускользает от постижения, ее необходимо завоевывать вновь и вновь.





Б. Пастернак. Стихотворения Юрия Живаго.

Зимняя ночь

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенье рук, скрещенье ног,
Судьбы скрещенья

И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле,
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.














На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

























Юлиан Тувим ( перевод Зенкевича)

Седьмая осень

Пришла игуменьей тишайшей чащи
Седьмая осень – сладко золотая,
Всех бывших осеней светлей и слаще.
Пришла с моей единственной любимой!

Пришла безмолвная, как наши тени
Из осеней былых, в тиши осенней,
И зашепталась в нас мечтой таимой.
Пришла с моей единственной любимой!

Ты словно тоже на семь лет моложе,
Просвечена и высмотрена взором,
Грустнеющим прозрачным кругозором,
Тоскующим по святости осенней,
Запавшей в душу к нам лучом видений!...

Вот и пришла та осень золотая,
Как тени, с тишиной невозмутимой…
Чуть глянешь – парк, листвою облетая,
Шумит моей единственной любимой!

Чуть глянешь – и вернутся годы детства
К моей единственной, моей любимой,
И друг на друга нам не наглядеться,
В волненьи радости невыразимой.

Мы в первый раз пожмем друг другу руки,
Чтоб больше никогда не знать разлуки,
И в сладкой дрожи прежних потрясений
Развеснимся мы в радости осенней
С моей единственной, моей любимой,
Ведь ты все та же, так же золотая,
Как осень первая – и как седьмая!...






Перец Маркиш (перевод с идиш  О. Колычев)

Старость.

Ступай домой, старик! Звонят колокола.
Тебя клонит ко сну, и веками прикрыты
Твоих потухших глаз огромные орбиты,
Закатным пламенем сожженные дотла.

Шарманка не поет, и посох мхом оброс,
И сердце не стучит о старческие ребра;
Лишь трется о тебя с ворчанием недобрым
Покрытый струпьями чесоточными пес.

Ступай домой, старик! К вечерне зазвонили…
Седые сумерки цыганами бредут,
И голова твоя нахмурилась в бреду,
Как старый попугай без клюва и без крыльев.

М. Цветаева

«… Сегодня (26 сентября по старому) Иван Богослов- мне 48 лет. Поздравляю себя. Тьфу, тьфу, тьфу с уцелением, а может быть с 48-ью годами непрерывной души.
Моя трудность (для писания стихов, и, может быть, для других – понимание) в невозможности моей задачи, например, словами (то есть смыслами) сказать стон: а-а-а. Словами/смыслами сказать звук. Чтобы в ушах осталось одно а-а-а. Зачем такие задачи?»









Иосиф Бродский

Поэзия – это не «лучшие слова в лучшем порядке». Это – высшая форма существования языка. Чисто технически, конечно, она сводится к размещению слов с наибольшим удельным весом в наиболее эффективной и внешне неизбежной последовательности. В идеале же – это именно отрицание языком своей массы и законов тяготения, это устремление языка вверх - или в сторону – к тому началу, в котором было слово.
… Цветаева: « Иногда я думаю, что я вода… Можно зачерпнуть стаканом, но можно наполнить и море. Все дело во вместимости сосуда и еще – в размерах жажды…»
И. Б. : « В голосе М. Ц. звучало нечто для русского уха незнакомое и пугающее: неприемлемость мира»
…И. Б. : « Именно поэтому М. Ц. не удается втиснуть в традиции русской литературы – с ее главной тенденцией утешительства, оправдания (по возможности на самом высоком уровне) действительности и миропорядка.
М. Ц. : « Чтобы понимать стихи, то есть брать от них наибольшее, нужно воображение: быстрота и подвижность (гибкость) ассоциаций»
И. Б. «Поэт и проза», Бродский о Цветаевой.1998 г
 
…У Ахматовой и Бродского античный профиль (Дантовский). Два российских поэта с античным профилем, инфарктники времени, не успевшие сбросить в стихи глыбы, что ложились на сердце.   









Х. Н. Бялик (перевод с евр. Вл. Жаботинского) 1899 г.


                * * *


Эти жадные очи с дразнящими зовами взгляда,
Эти алчные губы, влекущие дрожью желаний,
Эти перси твои – покорителя ждущие лани,
Тайны скрытой красы, что горят ненасытностью Ада;

Эта роскошь твоей наготы, эта жгучая сила,
Эта пышная плоть, напоенная негой и страстью,
Всё, что жадно я пил, отдаваясь безумному счастью,-
О, когда бы ты знала, как всё мне опостыло!

Был я чист, не касалася буря души безмятежной-
Ты пришла и влила в моё сердце отраву тревоги,
И тебе, не жалея, безумно я бросил под ноги
Мир души, свежесть сердца, все ландыши    
Юности нежной.

И на миг я изведал восторги без дна и предела,
И любить эту боль, этот яд из блаженства и зною;
И за миг - опустел навсегда целый мир надо мною,
Целый мир…Дорогою ценой я купил твоё тело!







;

Анна Ахматова

          Последний тост

Я пью за разоренный дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоем
И за тебя я пью,-
За ложь меня предавших губ,
За мертвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что Бог не спас.
               27 июня 1934 г.

Стихи, опубликованные после смерти автора.

*  *  *

А как музыка зазвучала
И очнулась вокруг зима,
Стало ясно, что у причала
Государыня – смерть сама.

Сколько б другой мне
Ни выдумал пыток,
Верной ему не была.
А ревность твою, как Волшебный напиток,
Не отрываясь пила.





;

Андре Моруа. «Литературные портреты». М., «Прогресс», 1971 г., стр. 450.

          Теория искусства.

Поэзия до некоторой степени проясняет загадку искусства. Красота ее заключается не в теме… и
Не в идее… Красота эта заключается в чем-то неожиданном, что порождается самой мелодией, гармоническим благозвучием, рифмовкой. Во всех искусствах исполнение, а отнюдь не замысел рождает прекрасное.
Лишь в поисках слов, отвечающих размеру, поэт находит выразительные средства и постигает собственную мысль… Истина о человеке через гармонию в человеке – вот чему учит поэзия.

Стр. 449
…Прекрасное,- учит Кант,- это то, что дает нам почувствовать в объекте гармонию двух наших природ, высокой и низкой,- гармонию мысли и страсти. Прекрасное постигается без размышления,- говорит Кант в другом месте. -Ибо идея входит в него как элемент природного порядка. Собор есть абсолютный символ, понятный верующему без всяких подтверждений. 

Марина Цветаева
…Любимые вещи в мире: музыка, природа, стихи, одиночество. Полное равнодушие к общественности, театру, пластическим искусствам, зрительности. Чувство собственности ограничивается детьми и  тетрадями. Был бы щит, начертала: «Ne daigne»
(«Не снисхожу»). Жизнь – вокзал, скоро уеду, куда – не скажу. Любимые книги в мире, те, с которыми сожгут: «Нибелунги», «Илиада», «Слово о полку Игореве».




13.06.2000 Хайфа.

Уже почти две недели как я в Израиле. Чувство одиночества и бессмысленности. Иногда только освежает сердце вид детей – свободных и здоровых.
24.06.2000
Все спрашивают, зачем мы сюда приехали. Не знаю.
Просто бежали из России, где настало время одних потерь – работы, близких, здоровья, себя. Кончились силы для работы, противостояния, любви.
Отсюда – сплошная полоса раздражений и горечи на себя и страну. Не хотелось просто так умирать в нищете и болезни. И главное никому до тебя нет дела и ты никому не нужен.

Omnia mea mecum porto ( Все свое ношу с собой).

28.11.2000 Хайфа, Израиль.
Здесь на вершине горы Кармель я лежу в больнице, слушаю слабое биение моего усталого сердца, и, закрыв глаза, вижу Иерусалим, третий Храм, Тору и мой счастливый народ. У него сильная армия, мудрые правители и доброе сердце.
И так, я опять в больнице, но уже не в России, а в Израиле, в Хайфе. И название ей - бэйт холим «Кармель» (по имени библейской горы, а точнее, цепи гор). С шестого этажа, где я лежу, открывается чудесная панорама на море и горы.
Просто – сказка! Подняли меня на шестой этаж, естественно, с самого низа, где находится приемное отделение и где сняли с меня дважды кардиограмму сердца с интервалом в шесть часов и сделали рентген грудной клетки.










     Все это время я лежал на каталке (кровать на колесах). После чего меня поместили в палату 671, где лежали пожилые люди с острым приступом диабета. Подключили меня к компьютеру и кислороду через датчики и трубки.
      Так я лежал в течение нескольких дней, отключаясь только для приема пищи и похода в туалет. Для бывшего россиянина много вещей здесь поражают воображение.
Чистота. Каждый день меняют постельное белье и пижаму. Каждый день, если хочешь и можешь, принимаешь душ. Горячая вода, мыло, чистое полотенце, кафель.
Питание. Три раза в день. Разнообразие пищи поразительное: белое мясо, красное мясо, рыба; молочные продукты – йогурты, творог, сметана. Всевозможные овощи и фрукты. Кисели и компоты. Все вкусное и диетическое.
Техническая оснащенность – поразительна. В каждой палате компьютеры и всевозможная медицинская техника, самая современная. Четыре раза в день измеряется давление, пульс, температура. Каждый день снимается кардиограмма.
Режим.
    Посещение больных не ограничено в любой день и любое время суток. Хоть по одному, хоть всем коллективом сразу. Приходят целыми семьями с малыми и грудными  детьми.
 В палатах часто можно слышать смех и детей, и взрослых. И это в то время, когда можно услышать стоны и  сильнейшие страдания больных. Болезнь здесь не отделена от жизни.
    В России больницы больше напоминают дома страданий. Все там мрачно – и врачи, и больные, и посетители. Здесь по-другому.






Распорядок дня :
4час. 30мин. – измерение давления и других показателей, кардиограмма.
8 час. – завтрак.
10-12час. – обход врачей.
11-13час. – процедуры
13 час. – обед.
17час. 30 мин. - ужин   
21 – сон.

Врачи.
     Врачи разные. Квалификацию не могу оценить, но объективной информации для диагностики здесь больше. Лекарства. Грубо и в шутку – аспирин, инсулин, антибиотик. Если лекарства не помогают, хирурги хорошо могут отрезать ( не только крайнюю плоть) и делают это довольно успешно.
Медсестры.
Чудные девочки и русские, и еврейские, и арабские. Чуткие, внимательные, трудолюбивые.
Храни их Бог. Через шесть дней меня выпустили на волю (здесь это считается довольно долго).   

Р. Акутагава: «…у меня нет мировоззрения, у меня есть нервы».
Радости шли, как закончившиеся трагедии и несчастия. (С. А. Е.)
…Над гетто не летают бабочки,
Лишь детские глаза в ночи
Горят, как маленькие лампочки.
Прохожий, просто помолчи …










Долгое время мой самый любимый поэт –
Ф. Тютчев.

 Накануне годовщины 4 августа 1864 г.

Вот бреду я вдоль большой дороги
В тихом свете гаснущего дня,
Тяжело мне, замирают ноги…
Друг мой милый, видишь ли меня?

Все темней, темнее над землею –
Улетел последний отблеск дня…
Вот тот мир, где жили мы с тобою,
Ангел мой, ты видишь ли меня?

Завтра день молитвы и печали,
Завтра память рокового дня…
Ангел мой, где б души не витали,
Ангел мой, ты видишь ли меня?

        3 августа 1865 г.

 * * *

О, этот юг! О, эта Ницца!...
О, как их блеск меня тревожит!
Жизнь, как подстреленная птица,
Подняться хочет и не может…

Нет ни полета, ни размаху;
Висят поломанные крылья,
И вся она, прижавшись к праху,
Дрожит от боли и бессилья…

           21 ноября – 13 декабря 1864 г.    








«Коня приготавливают на день битвы, но победа – от Бога» Книга притчей Соломоновых гл. 21 п. 3.1.

Нина Берберова
«Александр Блок и его время» изд-во «Независимая газета» Москва 1999 г.  стр. 125 (из письма к матери)
… А вечером я воротился совершенно потрясенный с «Трех сестер». Это угол великого русского искусства, один из случайно сохранившихся, каким-то чудом не заплеванных углов моей пакостной, грязной, тупой и кровавой родины, которую я завтра, слава тебе Господи, покину…

… Но и такой, моя Россия,
Ты всех краев дороже мне!

Андре Бретон «Манифест сюрреализма»:
«Чудесное всегда прекрасно, прекрасно все чудесное, прекрасно только то, что чудесно»

А мы вам постараемся (как говорят евреи).

Завтра будет лучше, чем послезавтра.

Хоть сердце еще жаждет обновленья
Душа молчит, не веря и скорбя.



    






               



 Лесбос (Ш.  Бодлер)


Мать игр латинских и наслаждений греческих -
Лесбос, где поцелуи томные или радостные,
Горячие, как солнца, прохладные, как арбузы,
Составляют украшения ночам и славным дням.
Мать игр латинских и наслаждений греческих.

Лесбос, где поцелуи, как водопады,
Бросаются без страха  в пропасти без дна
И текут, рыдая и кулдыкая рывками,
Бурные  и сокровенные, кишащие и глубокие;
Лесбос, где поцелуи, как водопады.

Лесбос, где фригийки  одна другой завлекаются.
Где ни один стон не остался без отзвука.
Как Пафосом, звёзды тобой восхищаются.
И Венера с полным правом может ревновать Сафо!
Лесбос, где фригийки  одна другой завлекаются.

Лесбос, земля ночей горячих и томных, которые Отражают, как в зеркалах, бесплодное наслаждение! Девы с впалыми глазами, своими станами Влюблёнными ласкают зрелые плоды своей Возмужалости.
Лесбос, земля ночей горячих и томных.

Оставь старого Платона хмурить глаз суровый;
Ты получишь прощение в избытке поцелуев,
Владычица нежного царства,
Любимая и благородная земля.
И изощрения никогда  неисчерпаемы.
Оставь старого Платона хмурить глаз суровый.







Ты получишь прощение в вечном страдании.
Наказанный без отдыха в сердцах честолюбцев,
Которого привлекает издали лучезарная улыбка,
Видимая смутно вдали на небесах.
Ты получишь прощение в вечном страдании!

Кто из богов осмелится, Лесбос, быть твоим судьёй
И осудить твой лоб, побледневший в трудах,
Если его весы золотые не взвесили потока слёз,
Что в море пролили твои ручьи?
Кто из богов осмелится, Лесбос, быть твоим судьёй.

Что нам стоят законы справедливости  и Несправедливости.
Девы с сердцем возвышенным, честь архипелага,
Ваша вера как ничто величественна,
А любовь посмеётся над адом и небом!
Что нам стоят законы справедливости  и Несправедливости.

Ибо Лесбос среди всех меня выбрал на земле,
Чтобы воспеть сокровенность его дев в цвету.
Я был с детства допущен к скрытым тайнам
Безудержного смеха, смешанного с печальным плачем.
Ибо Лесбос среди всех меня выбрал на земле.

И с тех пор я бодрствую на вершине Леката,
Как часовой с зорким и верным взглядом
Высматривает  день и ночь бриг, тартан или фрегат,
Формы которого содрогаются в лазури.
И с тех пор я бодрствую на вершине Леката.









Чтобы узнать море снисходительное ли и доброе,
Среди рыданий, которые скала оглашает.
Однажды вечером приведёт к Лесбосу, который Трогает труп обожаемой Сафо, которая ушла
Чтобы узнать море снисходительное ли и доброе.

Полнокровной Сафо, любовника и поэта,
Прекраснее, чем Венера своей томительной Бледностью! - Взор лазури побежден взглядом Черным, на котором запечатлён сумрачный круг, Отмеченный страданиями. Полнокровной Сафо, Любовника и поэта.

Прекрасней, чем Венера поднявшись над миром,
Рассыпая сокровища своей безмятежности,
Сияние своей молодости белокурой
На старый океан, восхищенный своей дочерью,
Прекрасней, чем Венера поднявшись над миром.

Сафо, которая умерла в день богохульства,
Когда, надругавшись над образом и придуманным Культом, она отдала свое прекрасное тело как пищу Высшую грубости, гордость которого наказала Безбожие той, которая умерла в день богохульства.

С тех пор  Лесбос горюет.
И несмотря на почести, возложенные миром,
Хмелеет  ночью от крика бури,
Что испускают к небесам  его пустые берега.
С тех пор Лесбос горюет.

             Перевод  А. Михайлова,
             обработка - Снегурова А.



       
   




Хорхе Луис  Борхес. Семь вечеров

…стр. 11 Существует обыкновение сравнивать Мильтона и Данте, но Мильтон знает лишь одну мелодию, так называемый «высокий стиль». Эта мелодия одна и та же, независимо от чувств его персонажей. Напротив, у Данте, как и у Шекспира, мелодия следует за чувствами. Интонация и эмфаза – вот, что самое главное, фразу за фразой нужно читать вслух. Хорошее стихотворение не дает читать себя тихо или молча.
Если стихотворение можно так прочесть, оно многого не стоит:  стих – это чтение вслух. Стихотворение всегда помнит, что, прежде чем стать искусством письменным, оно было искусством устным, помнит, что оно было песней.
Стр. 29… Ницше называл Данте гиеной, слагающей стихи среди могил.
 Стр. 30 … Бог, как говорил Ницше, по ту сторону добра и зла. Эта другая категория.
Стр. 36… Данте верит, что Чистилище – это антипод города Иерусалима.
Стр. 135 … Мы чувствуем поэзию, как близость женщины, ощущаем, как утро или залив.
Стр.139-140…Стихи хороши именно неоднозначностью. … Это пробный камень поэзии: стихотворение существует вне смысла.
Стр. 154… Мы не постигаем красоту по законам, мы ощущаем ее или не ощущаем.
Роза не спрашивает «почему», она цветет, потому что цветет.
Стр. 192… Платон о поэзии: «Легкая, крылатая, священная».








Стр. 193… Уайльд говорил: «Греки воображали Гомера слепым, чтобы показать, что поэзия должна быть слышимой, а не зримой».

Стр. 203… Гете мог сказать это не только о сумерках, но и о жизни. Все удаляется от нас. Старость должна быть высочайшим одиночеством, если не считать высочайшего одиночества смерти. « Все, что было близко, удаляется» («Alles Nahe werde fern»).
































Кого и что я любил.



Мои любимые ученые:  Эйнштейн, Борн, Ландау.

Мои любимые философы: Спиноза, Платон, Кант, Ницше, Спенсер.

Мои любимые актеры:
Россия –  Лебедев, Смоктуновский, Кайдановский, Машков,  Самойлова,  Друбич, Литвинова.
Англия – Джереми Айронс.
Франция –  Габен,  Делон, Жерар Филипп.
Италия –  Маньяни, Мазина, Лорен, Мастрояни.
США –  Дуглас. 

Мои любимые кинорежиссеры:
Россия -  Сокуров, Тарковский,  Соловьев, Муратова.
Германия – Фасбиндер.
Испания – Бонуэль.
Италия  - Феллини, Антониони, Висконти.

Мои любимые композиторы:
Россия – Мусоргский, Чайковский, Шнитке, Свиридов.
Польша – Шопен.
Германия – Бах, Гайдн, Мендельсон, Малер.
Англия  - Гендель.
Франция – Бизе, Легран.
Италия – Альбинони, Корелли, Манфренди, Верди, Россини.
США – Гершвин.









Мои любимые писатели и поэты:


Россия – Эпос («Слово о полку Игореве»), Державин, Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Фет, Толстой, Григорьев, Достоевский, Чехов, Тургенев, Лесков, Андреев, Бунин, Набоков, Платонов, Бабель, Зощенко, Быков Д., Мандельштам, Цветаева, Бальмонт, Маяковский, Ахматова, Бродский.
Древние – Гомер, Эсхил, Софокл, Еврипид, Вергилий, Катулл, Платон, Аристотель.
Шотландия – Джойс.
Австрия – Кафка, Музиль, Еленек
Англия – Эпос, Шекспир, Милтон, Диккенс, Во.
Франция – Эпос, Вийон, Стендаль, Пруст, Бодлер, Аполлинер, Верлен, Рембо.
Германия – Эпос(«Нибелунги»), Гете, Гейне, Гесс, Гильпарцер, Гельдерлен
Испания –  Сервантес, Мочадо, Лорка.
Италия – Данте, Буцати.
США – Сэлинджер, Фицджеральд, Хемингуэй, По.
Южная Африка – Кутзее.
Южная Америка – Борхес.
Мои самые любимые книги – Библия, Божественная комедия, Песнь о Нибелунгах, Слово о полку Игореве.

Мои любимые художники:

Россия – Брюллов, А. Иванов, Нестеров, Врубель,
Шагал, Борисов-Мусатов, Левитан.
Бельгия – Босх, Брегель.
Голландия – Рембрандт, Веермейер, Ван дер Вейден, Питер де Хоох, Питер Янсенс.
Германия –  Кранах, Дюрер.






Франция – Милле, Сера, Писсаро, Матисс, Гоген, Ван Гог, Руссо, Деран.

Италия – Леонардо да Винчи, Рафаэль, Масаккио, Джотто, Джорджоне, Беллини, Модильяни.
Испания – Веласкес, Эль Греко, Гойя, Дали.

Мои любимые эстрадные артисты:

Амстронг, Фицджеральд, Пиаф,  Байез,  Дассен, Биттлз,  Гребенщиков,  Высоцкий,  Окуджава.

Мои любимые спортсмены.

Шахматы: Фишер, Таль, Корчной, Геллер.
Футбол: Бразильцы, Немцы, Англичане, Голландцы.
Баскетбол: США, Израиль
Хоккей: Россия, США, Чехословакия.

















;



Немного об Израиле  и нашем житии.

Сейчас в Израиле месяц кислев, евреи отмечают праздник Ханука – радостный восьмидневный праздник освещения Храма, праздник света, радости и хвалы Всевышнему, даровавшему Иуде Маккавею победу. В дни Хануки евреи зажигают свечи, начиная с одной и прибавляя по одной каждый день. Светильники освещают окна и двери, выходящие на улицу. Все красиво и радостно…
Что такое Израиль и евреи, мне еще трудно сформулировать, потому что я еще мало знаю об этой стране и ее людях. Страна очень маленькая, низкие горы известняковой породы, очень древние, долины, пустыни и, конечно, - море. Природа очень аскетична – камни, мало зелени. Ни нефти, ни полезных ископаемых, ни пресной воды. Такое впечатление, что земля специально была создана такой, чтобы не было на нее претензий со стороны других народов. Но история этой земли совсем не спокойная и безоблачная, также как и история ее народа, непокорного и заносчивого, талантливого и смелого, давшего миру Библию – книгу книг, Иисуса Христа, выдающихся мировых личностей таких, как Спиноза, Эйнштейн, Фрейд, Чаплин, Мендельсон,  Гендель, Рембрандт, Шагал, Левитан, Павлова, Плисецкая, Менухин, Ойстрах, Мандельштам, Бродский и много сотен других. Пока могу сказать о крае – это сочетание аскетичности  и величия земли и моря. О людях еще трудней писать в силу большого многообразия.










Здесь евреи из разных стран и континентов и много неевреев. Выходцы из Европы, бывшего Советского Союза, Америки, Африки и даже есть из Австралии. Государственный язык – иврит, арабский и английский, около миллиона русскоговорящих.
По социальному и культурному уровню тоже сильное отличие. От богатых до нищих, от бывших академиков до бывших торговцев.
     Как и в других странах, большинство интеллигенции сосредоточено в главных культурных центрах, в Израиле это Иерусалим и Тель-Авив (город мира и город весны, юности). Хотя страна такая маленькая, что порой кажется, что вся она есть одно целое, один большой город. От окраины до центра полтора часа езды. Сеть дорог, в основном, автомобильных довольно развита, но все равно пробки возникают. Очень большое количество автомобилей. Есть железная дорога. Она соединяет Север, Тель-Авив и Иерусалим. Авиалинии в основном международные. Основная компания Эль-Аль. Очень высокий уровень безопасности и обслуживания. Страну омывают два моря – Средиземное и Красное. Есть еще два озера, которые почему-то здесь называют тоже морями, - Мертвое и Кинерет. Первое – уникальное в мире. Оно обладает самым большим содержанием соли, и расположено ниже уровня океана на 500 метров. Второе, по  которому Христос шел, как по тверди – основной источник пресной воды не только для Израиля, но также и для соседних стран.










Конечно, страна поразительная. Почти каждый метр – исторический и связан с Библией. Страна очень молодая, хотя Земля, на которой она возродилась, имеет древнейшую историю. День рождения страны 26 апреля 1948 года. За 55 лет она пережила  четыре войны и две интифады (фактически партизанские войны). Все арабы в едином порыве поднялись на борьбу с евреями. Но это уже не галут, где с бесправными и беззащитными евреями можно было что угодно делать. Сейчас Израиль имеет современную армию, вооружённую самой современной техникой и являющуюся любимицей и гордостью всего народа израильского. Советские олимы (так называют тех, кто приехал в Израиль на постоянное проживание из СССР) привезли сюда очень много отрицательного, и это грустно.
      В целом  евреи Израиля - довольно здоровые, сильные и красивые.  Люди не агрессивные, хотя и эмоциональные. Каждый знает свою правду, любят жизнь, не хотят  войны. Ну, это как и большинство народов. Много радостных и печальных праздников, много синагог, много детей, которых здесь очень все любят, и никто не обижает их. Особенно симпатичны малыши. Черные, рыжие, пшеничные. Кучерявые, с умными глазками, веселые и здоровые. Очень редко здесь встретишь плачущего ребенка. А если и встретишь, то наверняка дети выходцев из Союза. Дети здесь очень самостоятельные и независимые. Им почти ничего не запрещено, и родители не опекают их каждую секунду. Очень много машин.










Кто работает более пяти лет, как правило, имеет машину. Пешеходов мало – обычно олимы из Союза или марокканские евреи. То есть те, кто не имеет работу или имеет неквалифицированную работу (уборка улиц, лестниц, мойка посуды, уборка помещений, грузчики, подсобные рабочие). В стране изобилие продуктов питания. Круглый год – овощи и фрукты, белое и красное мясо, разнообразная рыба.
Большое количество не привычных для России плодов и трав, используемых при приготовлении пищи (авокадо, манго, киви, всевозможные маслины.) В магазинах все в 1,5-3 раза дороже, чем на рынке. Как правило, олимы из Союза первый год много едят овощей и фруктов, пока не восполнят недостаток витаминов и пищевое любопытство. Потом все входит в норму (арбузы, дыни, абрикосы, киви, финики, авокадо, хурма, яблоки, цитрусовые, помидоры, огурцы, кабачки, баклажаны, разная капуста и многое другое.)  В мясных продуктах предпочтение отдается белому мясу – курятина и индюшатина. Напитков алкогольных и безалкогольных в изобилии – минеральная вода, пепси, соки, всевозможная водка, виски, бренди, много всяких вин.
    Качество напитков тоже очень многообразное. Все зависит от стоимости, кто производит и где продается. Но спиртное здесь пьют мало. В основном олимы из Союза и, как правило, дешевую водку. Жуликов здесь тоже достаточно. Особенно в области бизнеса. Все что угодно делают. Главное наклеить этикетку.










А что там под этикеткой – это для себя каждый решает сам. Главная задача бизнеса здесь, связанного с торговлей, состоит в том, чтобы привлечь покупателя и всучить ему товар – любой и желательно подороже. В этом плане они  здесь крупные специалисты. Очень интересная здесь система манипулирования ценами. Израильтяне очень любят мивцу (удешевление). Это когда по причинам плохого спроса хозяева снижают на товар цену. Вроде все разумно и для всех хорошо. Но на самом деле часто это выливается в то, что в ценнике выше стоимости товара они пишут цену в два раза выше и ее зачеркивают (было, стало). Тем самым цена осталась та же, и вроде как бы мивца. Еще израильтяне очень любят матану (подарок). Покупаешь что-либо, а тебе в придачу дают бесплатный подарок. Скажем, покупаешь холодильник, цена которому 3000 шекелей, за 3200 шекелей, а тебе бесплатно дают электрочайник за 100 шекелей. Покупатель доволен и продавец. А то что покупателя надули, это второй вопрос. Вообще, израильтяне любят очень большую прибыль. Если где-то там в Америке, Европе, Австралии нормальная прибыль 10-20 %, то здесь 100-200%. Очень интересно они продают клубнику. На большом лотке они устраивают целую пирамиду. Та сторона, которая обращена к покупателю, выложена ягодка к ягодке. Та же сторона, откуда он набирает, – все, что только можно.  Мусор, гниль, зелень. Все продается очень быстро, насыпается в полиэтиленовые коробочки, завязывается в пакеты.










Домой приходишь, раскрываешь все это, а там сплошная дрянь. Я пишу  «израильтяне», потому что арабы еще больше специалисты в области прибыли.
    Восток очень любит кесеф ( деньги). Солнце, море, жара располагает к лени и сладострастию. А для всего этого нужны деньги. Женщины, вкусная еда, машина - все требует много денег на счету. Вообще, здесь деньги важная составляющая человеческого бытия. Как и во многих развитых странах. Мера уважения и возможностей человека. Это мы, советские люди, привыкли, что главное - душа, и денег нам не надо (хотя партия учила, что первична материя)…Сейчас в Израиле зима. Это значит – холод, дожди, сырость. Здесь нет центрального отопления. Каждый отапливает свое жилье сам - чем хочет и как хочет. Для нас это удовольствие не по карману, поэтому мы одеваем на себя все, что только можно, и  таким образом пытаемся сохранить наше кровное тепло. Дожди здесь очень сильные и  в феврале часто идут целыми днями. Потоки дождя несутся с вершины Кармеля вниз. Зрелище очень впечатляющее. Мы живем на середине горы возле Бахайского храма. Сам храм расположен в красивом парке, который размещается на горе Кармель и занимает широкую полосу с самой вершины и до низа. В нем кроме усыпальницы самого главного бахая (имя, конечно, я не помню) – чудный сад. Прекрасные оливковые деревья  (в  урожайный год оливки опадают на землю и их можно собирать, но этот год был неурожайным, и оливок совсем не было),









чудесные диковинные кактусы и агавы, величественные пальмы.  Все, конечно, ухожено, пострижено. Дорожки посыпаны красными камешками, песочком. Все ежедневно поливается водичкой. Даже апельсиновые деревья с ярко оранжевыми плодами. Первое время мы бывали там довольно часто. Вход бесплатный, прохладно, чисто. Жалко, что скамеек нет, чтобы посидеть. Можно только ходить или стоять.
     Наше жилье находится на улице  Puah. Это маленькая улочка, которая ответвляется от проспекта Acianyt. С одной стороны улочки расположены какие-то административные дома бахайцев, а с другой - жилые дома с квартирами, сдающимися в наем. Место это считается не очень хорошим. Здесь все престижные дома находятся на верху. Там лучше продувается, чище воздух, ближе к Б-гу. Но там снять квартиру для новых олимов ( это те, кто не родился в Израиле и находятся здесь меньше 10–15 лет) очень трудно. Квартиры от 500 $ и выше. Да еще налог за землю 100-150$. Поэтому все олимы из Советского Союза, которые приехали без денег, селятся больше внизу горы или в середине.  Жилье здесь разное. В аренду сдается либо через посредников (маклеров),  либо частным путем ( объявления в газетах, деревьях, стенках домов и заборах). Маклеры, как правило,  берут месячную плату за свою работу и пытаются всучить всякое дерьмо.  Мы сняли без маклера. Платим 1400 шекелей (около 320$) в месяц.











Квартирка наша на первом этаже,  но есть балкон. Две почти квадратные комнаты (метров по 14,15), кухонька, ванна и туалет. Здесь теплой воды не бывает, ее нужно нагревать. Есть такие большие металлические бачки с электроспиралью. Но они очень много берут электроэнергии. Это здесь дорого. Мы нагреваем воду редко. Вокруг нас расположены дома, где живут в основном арабы и выходцы из Советского Союза.
Рядом с нами есть небольшой магазин арабский, но мы там почти ничего не покупаем. У них все дорого. Правда это в любых магазинах. Все продукты мы покупаем на рынке.
Там все дешевле раза в 1,5-2. У нас есть сумка на колесах. Два раза в неделю  ходим на рынок. Закупаем продукты и едем уже на автобусе домой. Транспорт здесь тоже дорогой. Поэтому едем только с рынка… У нас уже весна. На улице тепло. Девушки обнажили свои плечики и пупки для поцелуев. Возле банкоматов оживление. Птички серут на головы. На рынке полным ходом идет продажа клубники. Сейчас она уже стоит 4 шекеля за килограмм (картошка и морковь – 2.5 шекеля.)
    На днях израильская армия уничтожила главного шейха палестинцев, руководителя «Хамас». Уж очень много израильской крови на его руках. Они давно за ним следили. Со спутника собирали информацию. В 6 часов утра, после молитвы, вертолеты атаковали ракетами и уничтожили его. Теперь палестинцы призывают к мести.











Обещают, что евреи умоются морем крови, которая прольется по всему миру. Несмотря на то, что здесь уже привыкли к терактам, всюду чувствуется ожидание новой беды. В кафе и в автобусах народу значительно меньше, чем обычно. Именно в этих местах  всегда происходят теракты. Но несмотря на всю напряженность, страна готовится к празднику «Пейсах» - празднику освобождения евреев из египетского плена, возрождения народа. Здесь это самый главный праздник. Во всех настоящих еврейских домах идет подготовка. Убираются, все чистят, моют,  ненужное выносят на улицу. Дома не должно быть ни крошки квасного хлеба, только маца (опресноки, выпеченное тесто  только на воде). За столом  обязательно фаршированная рыба.
 Маца продается по всей стране в коробках и используется многими вместо хлеба. Нам она очень нравится. И для здоровья хорошо, и вкусно. Все, кто работают, получают либо бонусы(вместо денег, на эту сумму в определенных магазинах можно купить, что пожелаешь), либо подарок.
Нам знакомые тоже подарили телевизор. Он правда старый, но работает и цветной. Пока показывает одну программу на иврите. Нужно установить, либо антенну, либо кабельное телевидение. Но это пока нам не по карману. Да и желания особого нет. Телевидение такая зараза. Много времени отбирает, а смотреть фактически нечего.
Но что хорошо, можно слушать разговорную речь на иврите. Нам это будет полезно для освоения языка. Телепередачи здесь простые и не очень интересные.









Как и в России. Много рекламы, передачи о том, как готовить, как ремонт делать, как любить. Новости в основном  израильские. Мировые события  почти не освещаются…
26 апреля в Израиле отмечали праздник йом Ацмаут - день Независимости (день, когда ООН признало государство Израиль в 1948 г.) Конечно, как везде – фейерверки, концерты. Накануне отмечается день павших за независимость. Весь день зажигают поминальные свечи, поименно называют погибших. Рассказывают участники  о всех войнах и о первых поселенцах. Все торжественно и с гордостью. Старожилы любят эту страну. Они дорого заплатили за ее создание и защиту. Особенно европейцы. Погромы, концлагеря, ГУЛАГ, унижения,  издевательства. Сейчас они у себя дома, имеют сильную армию и очень прилично живут.
Те, кто приехал после 90-х годов, тоже встретились с большими трудностями – экономический кризис, интифада (война с палестинцами, террор), проблемы с работой, жильем и образованием. Интересно, что в эти дни никаких парадов, никаких бряцаний оружием. Многие израильтяне, а точнее евреи, выезжают на машинах из городов в лес на пикник. Очень все любят покушать. Может, потому что юг. Много энергии тратится на солнце, и, похоже, что много трахаются.
Арабы израильские не отмечают  еврейские праздники. У них своих хватает. И вообще мне кажется, что это потенциальные враги. Уж больно неразрешимые противоречия между двумя этими народами.








Арабы помнят Египет, Ассирию (Ирак) и Вавилон (Ирак), Персию (Иран), Византию (Турция) – великие державы на востоке, покорявшие древний Израиль. Да и последние столетия арабы жили на этой земле. Но у народов не признается историческое право. Народы приходят и уходят. Мигрируют, ассимилируются. А земля остается. Признается право сильного. Кто отстоял землю, тот и владеет ею. У евреев тоже достаточно аргументов, чтобы считать эту землю своей. По библии эта святая земля завещана евреям самим Всевышним. На этой земле дважды создавался и разрушался Храм. Дважды с этой земли евреев изгоняли и уводили в рабство. Никогда никакого палестинского (арабского) государства на этой земле не было. И, наконец, уже 56 лет,  как Израиль воюет за эту землю и отстаивает ее. Мы  в этот раз тоже праздновали. Пошли на берег моря на всю ночь. Там должен быть фестиваль рока с 24 до 5 утра. Автобусы не ходят по праздникам и ночью. И мы пошлепали ножками. Сначала в гору, а потом вниз к морю. По всему берегу моря горели костры. Вокруг костров семьи, молодежь, школьники. Жарят мясо, шашлыки. Пекут картошку. Много всяких салатов, напитков. И совсем нет спиртного. Для уникума советикуса это очень не привычно. В конце городского пляжа сделали большую сцену.
Окружили двумя рядами ограждения. Вокруг сотни солдат и полиции. Это все против террористов и их угроз. Но, увы, оказалось, что нужно покупать билеты по сто шекелей. Нам, конечно, это не по карману. Мы немного погуляли по берегу моря, посмотрели на полуобнаженных девочек и мальчиков.







Вид у них не очень симпатичный. Как советские   ПТУ-шники. И потом пошли домой. Пришли часов в 5 утра. Устали, как черти.
9 мая тоже влипли в историю. Наша знакомая пригласила нас поехать на экскурсию-пикник. Где-то под Иерусалимом. Выезд в 8 утра. 20 шекелей и свои харчи.  Когда сели в автобус, то увидели, что больше половины людей – арабы. За 4 года первый раз такое видел. Обычно они не ездят на экскурсии с евреями. Когда приехали на место, то увидели на одной из сопок (здесь они называются горами) два знамени – израильское и советское. Отмечался день победы. Как положено: ветераны, выступления, песни военных лет на русском языке и знакомые марши. Потом все разошлись по группам и занялись жаркой на мангалах мяса и шашлыков. Самое смешное было то, что это оказалась маевка, организованная коммунистами Израиля и посольством России. Это здесь почти традиция. Правда коммунистов здесь осталось очень мало и в основном они из арабов и крайних левых израильтян. Домой приехали часов в 6 вечера. Так что теперь мы ходим в друзьях с арабами и коммунистами…
     1 июня исполнилось пять лет как мы в Израиле. Ни салюта, ни банкета, ни флагов. Конечно, ностальгия по Санкт-Петербургу не исчезла. Белые ночи, туманы, дворцы и парки, книги, Нева и Финский залив, нежность воздуха и камня, Смольный храм, Летний сад, мосты и фонари и, конечно, все проникнуто нашей молодостью и любовью. Наша поездка в Россию в 2003 году еще раз подтвердила ту мысль, что никогда не стоит возвращаться туда, где было очень хорошо.







Город принял нас как чужих. И ничего здесь не поделаешь. Теперь мы и город уже не есть одно. Это самое грустное ощущение о Санкт-Петербурге, которое мы увезли в Хайфу, нашу новую любовь, которая совсем другая.
     Ее красота не рукотворная, а естественная. Святая земля, Средиземное море, горный массив  Кармель, пальмы, цветы и, конечно, солнце и чистое голубое небо. Чудные ветхозаветные пейзажи и, действительно, ощущение особой близости к Богу.   
               
                2005














         
 









          П о п ы т к а   п р о з ы



















;



  Жизнь сообразуется с аффектами –
  а не с идеями!
                Роберт Музиль






































                П а д е н и е
          ( Петербургская повесть)

       Стоял октябрь. Погода была сырая и ветреная. Вокруг удручающий осенний пейзаж. Сумрачное небо, черные стволы с одиноко дрожащими листьями, промерзлость и тоска.
     По Обводному каналу шел мужчина лет сорока, среднего роста. Он шел медленным шагом и был погружен в свои мысли. Одежда на нем была сильно поношена и какая-то тихая, равно как и сам он. Несмотря на то, что мимо него проходили люди, его взгляд ни на кого не отвлекался, будто никого и ничего вокруг не было. Он каждый вечер шел этим путем со службы и все последнее время думал о том ужасном клопе. Больше всего его бесила эта ухмылка, полная презрения и самодовольства. Даже сам вид  огромного, размером с блюдечко, упившегося кровью клопа не вызывал у него такого бешенства, как эта ухмылка.
    - Всё, нужно с ним кончать!
Он перешел мост через канал и,  пройдя трамвайные пути и сквер на площади у вокзала, где по утрам на скамейках обитали бомжи и шлюхи, свернул на улицу Шкапина.
    В самом начале улицы стояли два пивных ларя с длинными хвостами алкашей. Вся улица была перекопана. Посередине лежали большие ржавые трубы. Дома  были мрачные, грязные и сырые. Повсюду валялись битые камни, мусор, гнилые доски.
Поперек улицы стояли ржавый дизель и экскаватор. С левой стороны находились бани, а с правой – срочное фото. Мужчина прошел мимо бань и зашел в парадную дома номер 12. Парадная производила такое же удручающее впечатление, как и сама улица.   






На стенах  лестницы штукатурка была отбита, и виднелся старый кирпич. Ящики для писем были сорваны и валялись на полу. Все стены были в каких-то грязных и темных подтеках. На площадках темнели лужи  мочи.
Мужчина поднялся на последний, четвертый этаж. Дверь, в которую он вошел, была без замка и не закрывалась. Вместо замка сквозила большая дыра. Темный коридор был завален всяким хламом. У стены стоял ржавый облезлый рукомойник, вода из которого уже давно не текла. Сама комната, где он жил, была как бы продолжением улицы. Стекла в окне были частично выбиты, а частично покрыты слоем липкой пыли. Комната была старая и нежилая, почти пустая, с ободранными грязными и ржавыми обоями. Из мебели были только старый  стул и круглый деревянный стол неопределенного цвета, то ли на трех, то ли на одной ноге. На столе кроме крошек и мусора стояла бутылка дешевого красного вина, наполовину выпитая, и кусок черного черствого хлеба.
     Мужчина зашел в комнату, взял одной рукой бутылку (вторая рука осталась в кармане пальто) и сделал два небольших глотка. Затем он повернулся к стене и отсутствующим взором взглянул в окно…
   Одежда на нем совсем обветшала. Пальто, когда-то дорогого черного драпа, длинное и узкое, было сильно изношено. Концы рукавов, карманы, подол истерлись. Подкладки почти не было, лишь в отдельных местах висели лоскутья неопределенного цвета. Подошвы ботинок так износились, что он передвигался совсем бесшумно.  Цвет ботинок из-за пыли и грязи установить было невозможно. Головной убор отсутствовал. Волосы на голове были темные и длинные.
 





    Он перевел взгляд с окна на стенку, где из-за  отклеенных кусков обоев выполз большой клоп темно-бурого цвета и очень мерзко ухмыльнулся, как будто говоря:
«Все равно ты мой, о чем бы ты ни думал».
   Лицо мужчины на миг передернулось от отвращения. Он взял кусок хлеба со стола и запустил в клопа, который быстро исчез за обоями. Мужчина подошел к противоположной стенке и лег прямо на полу, не снимая пальто.
      Он заснул почти сразу. Последние дни ему снились очень странные сны. Они были непонятны и тревожны. Он приходил в свое жилье в основном, чтобы увидеть продолжение прошлого сна или новый сон, который бы ему объяснил виденное накануне. Но каждый сон не был продолжением предыдущего. Как будто тот, кто составлял эти сны, умышленно не хотел давать ответа на те вопросы, которые он ставил в предыдущих снах. Так же было и в этот раз.
     Ему снилось, что люди собирались в свой последний путь. Одни в Рай, другие в Ад.
Те, кто собирались в Рай, идут радостные. Их провожают близкие и родные к светлому красочному трамваю. Всюду флаги, цветные шары. Они проходят через большой сквер, где зеленные деревья, яркие цветы. В центре кружится карусель. Голубое небо. Вокруг все светло. Те же, кто собираются в Ад, пробираются по одному в темноте, по безлюдным узким улицам. Мрачные дома. Атмосфера одиночества, тревоги, стыда и страха. Они тоже идут к трамваю, но темному, без огней. Трамваи двигаются. Внезапно авария. Оба трамвая сталкиваются. Гаснет свет. Крики людей, плач. Все ищут свой трамвай. В темноте оба трамвая не различить.






Наконец все сели, трамваи двигаются. Оба в одну сторону… Тревога, страх. Каждый вспоминает свои истинно добрые деяния, грехи и пороки.
Он проснулся где-то за полночь…В темной комнате  по темной стенке бегает черная кошка. За окном сверчит сверчок. Медсестра села у его изголовья и пальцем тычет ему в горло. Первое время он терпит и сильно хочет спать. Но вдруг  начинает задыхаться.  Он дергается и просыпается, судорожно пытаясь вздохнуть. Садится и ощупывает горло. И снова ложится. И снова в темной комнате по темной стенке  бегает черная кошка. И так всю ночь.      Когда он проснулся, было еще темно. Ему казалось, что он уже видел этот сон, как и многие другие сны. Особенно часто повторялся сон из его детства.
       В эвакуации. Ему года четыре. Утро.  По безлюдной улице идут сестра с двоюродным братом. Они оживленно и весело о чем-то говорят.
Он идет за ними в шагах десяти, пытаясь их догнать. Неожиданно он попадает в грязь и пытается из нее выбраться. Но все больше погружается в нее. Он кричит. Зовет на помощь сестру. Но они не слышат его, играя и дурачась, продолжают идти вперед. Он  погружается в грязь все глубже и глубже. Страх и ужас охватывают его. Он пытается снова кричать, но не может, погружаясь с головой в грязь. В последний момент он делает резкий рывок вверх…И здесь он просыпается. Сердце бьется часто и сильно. Не хватает воздуха…
     Он сел за стол. Сделал глоток из бутылки.
 – В сумерках храмов готических звуки органов слышны, звездами снов летаргических падают слезы души.
     До чего же было хорошо в этом  храме - чисто, тихо и спокойно. Почему-то хотелось опуститься на колени.





Но почему так нехорошо на душе сейчас? Все этот мерзкий клоп. Что ему надо? Нужно его уничтожить, иначе никогда не будет чистоты и радости.          
     Он вышел из дома и почти механически пошел на службу, до которой было четверть часа ходьбы.
Утро было сырым, и густая пелена тумана висела над каналом и набережной. У пивного ларька уже стояла очередь мужиков, помятых и слегка очумелых от прошедшей ночи.  Миновав сквер, он перешёл мост  и пошёл вдоль канала. Справа от канала возле вокзала
возвышался Храм, который казался похожим на татарскую семью: тихий и суровый мужчина, тяжёлая широкая женщина и четыре небольших маковки,  как головки детишек.
Впереди слегка просматривались несколько заводских труб и размазанные очертания зданий. Большая баржа перегородила весь канал. Вид её был запустелый, старый и ржавый. На ней стояли какие-то краны и странные своей примитивностью устройства для очистки канала. Мужчина шёл не спеша, погружённый в свои мысли. Внезапно воздух заколебался и  слегка  как  бы  поплыл.
 С левой стороны набережной из парадной невысокого здания вышла странная пара. Высокий стройный пожилой джентльмен во фраке, шляпе и при галстуке. Под руку его держала приятная молодая женщина, абсолютно голая в туфлях на высоком каблуке. Впереди них на длинном поводке, бежала такса. Когда пара прошла вперед, женщина  повернула голову в сторону мужчины и улыбнулась как-то с оттенком грусти и сочувствия. Мужчина смутился и опустил голову. Когда он снова поднял голову, пары уже не было. Она как будто растаяла в воздухе. Ещё некоторое время он приятно ощущал улыбку женщины и наготу её тела.






  Странные чувства - теплота и тревога проникли в его сердце.  Когда-то  давно, ещё в юности, он не знал, что такое женское тело. Он воспринимал все только через чувство красоты. Природа, люди все делилось на красивое и некрасивое. Понятие «красивое» он не определял и не уточнял для себя.  Оно сидело в нем на уровне подсознательного. Он чувствовал красоту, как животное запах. Еда, поступки, тела, вещи были либо красивые, либо нет. Все красивое привлекало его, все некрасивое отталкивало.
Первый раз, когда он увидел  женскую грудь, у него остановилось дыхание и он чуть не потерял сознание. Нежное, чистое, свежее и ароматное как будто обволокло его сознание. Запах свежего молока и весеннего утра проник внутрь его.    Потом он уже никогда не ощущал этого состояния.       Уже позднее, когда он познакомился с женщиной и близко увидел женское тело и мог его потрогать и ощутить, то вместо радости его ожидало горькое разочарование. И форма груди, и темный цвет соска, холодность тела и почти отсутствие аромата – все однозначно создало в нем чувство некрасоты. Те образы, которые существовали в нем с картин старых мастеров – рембрандтовской  Данаи, леонардодавинчевской моны Лизы, кранаховской Венеры породили в нем представление о  женской красоте.
    И то, что он увидел тогда, оставило в нем чувство разочарования и горечи. Он расстался с той женщиной и избегал даже встречи с ней. Очень долгое время красота была самым важным в его жизни. Казалось это единственное, что не преходящее, что тебя не обманет, чему можно посвятить свою жизнь, к чему можно стремиться и никогда не разочаруешься.






 Кто же это сказал: «Красота спасет мир»,- может, Достоевский?
     Много лет ему казалось, что смысл жизни - красота. Но потом сомнения начали его разъедать как ржа железо. Он увидел, что все усилия в пустоту, что смерть ничто не остановит, что прогресс не несет нравственное усовершенствование, что жестокость и зло, как сорняк, прорастает в любой среде и с необычайной легкостью, что страдания человека не только очищают его душу, но и делают еще более одиноким и жестоким. И что красота совсем не согревает душу, а лишь удивляет сердце и поражает его своей недостижимостью. Он понял, что красота  -  это и гармония  и дисгармония одновременно. И служить в этом мире некому и нечему.
     Он поднял воротник, засунул руки в карманы пальто и ускорил шаг. Ему не хотелось в этот раз опаздывать на службу и выслушивать мерзопакостный голос вахтерши.
- Вы снова опаздываете. На целых две минуты. Придется сообщить в отдел кадров.
     Организация, в которой он служил, была довольно крупной и занимала большое семиэтажное здание недалеко от Варшавского вокзала, на пересечении Измайловского проспекта и Седьмой Красноармейской. Организация занималась разработкой всевозможных проектов для городского хозяйства. Так как город был по величине второй в стране, то и разрабатываемые проекты были тоже велики. Сотни томов технических и рабочих проектов хранились в библиотеке, которая занимала чуть ли не пол-этажа. Организация делилась на сектора, отделы и отделения, во главе каждого стоял начальник.
Как правило, это был человек партийный.







Организация имела свой информационно-вычислительный центр и соответствующие службы специалистов. Он возглавлял службу программирования и был единственным беспартийным руководителем и ещё евреем.
Иногда ему казалось, что кто-то свыше следит за его судьбой и охраняет его. Сколько раз опасность нависала над его жизнью, и, будучи человеком не являющимся творцом своей судьбы, он пассивно созерцал, чем всё кончится. И внезапно находилось решение, и проблема снималась.   В стране, в которой он жил, вопрос национальности стоял остро, но, как и  многое другое, принимал характер непостижимый и даже сюрреалистический. С одной стороны, для евреев всюду ставились ограничения – и на образование, и на работу, и на творчество.  Но несмотря на эти ограничения во всех областях, они лидировали, хотя и чувствовали себя незащищенными от произвола партийных «товарищей».
     С самого детства он ощущал к себе отношение неприязни и необходимость защищаться. Слово «жидёнок» висело на языке детей и взрослых. И когда он слышал это слово в свой адрес, внутренность его восставала с горечью, и он бросался в драку. Он не мог забыть всю жизнь то чувство несправедливости, которое он ощутил, когда ему было лет десять.
     Был праздник весны. После войны дети особенно любили праздники. Много людей празднично одетых, с цветными шариками, демонстрации, транспаранты, музыка звучит по улицам, множество столов, накрытых белой скатертью, на которых продаются разные сладости, лимонад, трещетки, свистульки,







пищалки, ваньки-встаньки, надувные шарики, бумажные цветы. Сияет солнце. Чудное настроение. Дома мама, вкусные булочки, разные пироги и “наполеон”.
После демонстрации он возвращался домой предвкушая предстоящие радости.
Почти перед самым домом стояли и о чем-то говорили двое мужчин лет по тридцать. Когда он поравнялся с ними, один из них развернулся и сильно ударил его по лицу. « У, жиденок!...»
     Рыданья разрывали его грудь. Он бросился на мужчину, но тот отшвырнул его, смачно выругавшись матом, и затем оба подвыпивших мужчин ушли с досадой и злостью. До самого вечера он ходил по улицам, не желая зайти домой, потому что обида душила его. За что? Почему?
     Странно. На первый взгляд кажется, чем меньше культура народа, тем более он склонен к попиранию достоинства человека. Но пример с Германией и Китаем опровергает это. Просто жестокость, наверное, сидит в человеке на генном уровне и при определенных условиях реализуется так же, как доброта, нежность, гордость. И эти условия не являются простыми и определенными.
     Он показал вахтерше пропуск и зашел в лифт. В этот раз она почему-то ничего не сказала и даже не подняла взгляда на него, рассматривая свои записи в журнале.
     Он поднялся на пятый этаж, и, пройдя по коридору  до самого конца, вошел в свой отдел. Сотрудники сидели за  компьютерами, отлаживая свои программы и обсуждая последние политические события в стране. В этом плане страна была богата и, главное, непредсказуема. Он поздоровался и прошел к своему столу.






Но к его удивлению, стола  не было, а было просто пустое место. Он обернулся к сотрудникам, но те даже не посмотрели в его сторону, как будто это было нормально и так было вчера, позавчера и все пятнадцать лет, что он здесь работал. Пару минут он постоял, обдумывая что бы это могло значить. Но никакого приличного объяснения в голову ему не приходило. В голове почему-то всплыло воспоминание, никакого отношения не имеющее к настоящему происшествию.
     Он молодой, здоровый, полон надежд, студент второго курса университета едет в кузове попутного грузовика к морю. Встречный ветер, солнце. Дорога проходит мимо какого-то села. По дороге идут две босоногие девушки лет шестнадцати в ситцевых сарафанах. Одна из них машет ему рукой и так нежно и радостно улыбается, что у него захватывает дыхание и замирает сердце. Он даже подумывает соскочить с грузовика, чтобы познакомиться с ней, но минутная заминка – и грузовик  удаляется, и остается только чувство чего-то очень важного не сделанного и упущенного. Этот образ упущенной и несостоявшейся любви преследовал его всю жизнь, и даже сейчас, в эту странную минуту, он опять появился в его сознании.
    Он покинул отдел, ничего не сказав, твердо решив никогда не возвращаться туда. Проходя мимо вахтерши, он не без злорадства оставил ей свой пропуск. Он вышел на Московский проспект и пошел в сторону центра города.
    Пройдя небольшое расстояние, он обратил внимание на ветхую старуху,









согбенную, всю в морщинах, которая еле-еле передвигалась впереди, облокотившись одной рукой о палку, а другой о стену дома. Она была одета в какую-то темную ветошь, рваную и грязную. На ногах – темные грязные тряпки, перевязанные засаленной веревкой. Поверх них рваные калоши. Неужели такое возможно? Вот что нас ожидает. И это - человек, «гордость природы». Где же справедливость, и почему человек так ничтожен? А они во все трубы трубят о его величии. Идиоты! …
   Он шел медленно, погруженный в свои мысли, через Сенную площадь по Садовой и вышел на Невский проспект. Он дошел до канала, на котором стояли два храма – римский и византийский, и посреди – Дом книги, в который обычно он заходил,  чтобы посмотреть новую литературу, поэзию, альбомы по искусству.
 Но в этот раз желания у него не было это сделать. Он прошел через Дворцовую площадь и оказался на набережной Невы. Направляясь в сторону Летнего сада и Петропавловской крепости, он вдруг обратил внимание на то, что вся эта красота совсем его не трогает. Ни Университет, расположенный на противоположном берегу, где он учился, ни здание Кунст-камеры, ни Стрелка Васильевского острова, ни Петропавловская крепость – все    было чужим и безразличным.
В студенческие  годы он так любил проводить здесь время, особенно в белые ночи. Сердце просто таяло от красоты и ожидания счастья. Вообще, когда-то он очень любил этот город. Они так хорошо чувствовали друг друга.









Оба имели чуткую и нежную душу. Дожди, туманы, силуэты дворцов, узоры чугунных оград, гранитная набережная, величавая река с ее чудесными мостами, множество каналов, в которых отражены прекрасные здания, ангелы с крестами, храмы, особенно Смольный, старинные фонари на набережной и площадях и, конечно, парки – Павловск, Царское Село, Гатчина, Стрельна. Поэзия и нежность пронизывали равно его и  город. И они любили друг друга.   
     Он дошел до площади Суворова и Марсова поля, впереди виднелся Храм на крови и Михайловский дворец. Сразу справа располагался Северо-западный  политехнический институт. В нем работала бывшая его жена. После длинной цепи поражений, которая началась после окончания университета, он уже оправиться не мог (сперва он ушел из Академии наук, поняв, что математика это не его призвание, потом два года армии, невозможность устроиться на работу, работа программистом). Все большие надежды после успешного окончания университета и блестящего распределения в математический институт Академии наук вдруг рухнули, жена ушла, дети перестали практически общаться с ним.
    Жизнь стала бессмысленной и непонятной. Одиночество вначале его угнетало, потом он начал писать стихи, которые усугубляли печаль, охватившую его. Он все больше и больше понимал, что от жизни  его уже ничего ожидать нельзя. Практическая деятельность его не привлекала,
программирование ему быстро надоело, к административной карьере у него  совсем не было призвания, работа превратилась в тягостную однообразную деятельность по созданию программ,







которые на самом деле были почти никому не нужны и помирали по истечении одного года. Жизнь оказалась ненужной.
       Он прошел через Марсово поле и вышел на Садовую улицу. Перед площадью Искусств он обратил внимание на здание военной комендатуры. Здесь он сидел пять суток за неумение ходить строем и уход в самоволку. Он улыбнулся: великий поэт М. Лермонтов тоже проводил здесь время.  Он прошел  по Садовой и вышел снова на Московский проспект.  Уже ни о чем не думая, он дошел до канала и пошел в сторону своего дома. Стало смеркаться. Фонари еще не зажглись. Было влажно и прохладно. Воздух снова как бы поплыл. Он поднял голову. Впереди прямо на него шли гуттаперчевые фигуры с копьями наперевес. «Что за черт?» - подумал он и обернулся назад. Но за спиной на него двигались вооруженные люди с автоматами и в черных масках. Фигуры с копьями и в масках приближались к нему все ближе и ближе. Внезапно  образ девушки, которую он тогда видел с кузова грузовика, возник на минуту перед ним и в следующий момент все виденное исчезло. Он перешел через канал по мосту и вышел на привокзальную площадь, где по-прежнему сидели бомжи и шлюхи, распивая всякую дрянь и смачно матерясь. К вокзалу двигались какие-то люди с чемоданами и узлами. Куда они отправлялись?
Может, ехали в поисках новой жизни, а может, возвращались к старой жизни, где им когда-то было хорошо? А может, просто уезжали  в никуда, только чтобы не оставаться здесь.
     Он пришел к себе в комнату усталый, разбитый, опустошенный. Ничего не осталось, для чего стоило бы жить. Зачем он родился? Для чего была дарована ему жизнь?






Ни ответа, ни оправдания прошедшей так неожиданно жизни у него не было. Вспомнилась откуда-то фраза: «Если ты не для кого, то кто для тебя?» Почему всё так получилось?... Ответа не было у него, как и не было желания уже что-либо изменить.
     Из-за обоев снова появился огромный клоп и ехидно улыбнулся. Мужчина хотел было чем-нибудь запустить в него как обычно, но не мог ничего найти подходящего. Ярость зажглась в его сознании. Он бросился к стенке, чтобы достать клопа, но клоп ухмыльнулся и отполз к окну. Он бросился к окну вслед за ним, но клоп выполз через разбитое окно и пополз по наружной стороне стены. Рядом с окном проходила водосточная труба. Он встал на подоконник, ухватившись одной рукой за трубу, и стал приближаться к клопу. Ярость прямо душила его. Когда он был уже готов ударить клопа, тот быстро отбежал в сторону, и удар попал в стенку. Очень сильный и злой. Но от этого удара он потерял равновесие и начал падать. Он ухватился второй рукой за трубу, но в этот момент труба оторвалась и вместе с ним полетела вниз. Последний раз возник в его сознании образ той девушки, и все исчезло. Клоп усмехнулся еще раз и вернулся в комнату.

С.Петербург-Хайфа,1991, 2005
      
















Т А К   Б Ы Л О
               

Начало с конца. Крах Советской системы. Свобода, распад. Покаяния нет (мнимое). Искалеченные судьбы, семьи, люди – поток, уносящий всё в прошлое (в Пустоту). Где могилы главных героев – никто не знает. Сумасшедший строит стену в виде развёрнутой книги. На одной стороне вырубает имена загубленных, на другой имена душегубов, насильников, деспотов. Играет музыка (Судьба из «Кармина Бурана», может, Реквием Моцарта). Рабство и Свобода. Всё идет к хаосу, беспределу, распаду. В стране голод, разруха.

























Революция 1991 г.


Ночной Петербург. Белые ночи.
В Петропавловской крепости возле храма Петра поёт хор. По городу идут  три  философа.
Долгая пауза.

1-ый Философ:
Уносит всё поток неудержимый и дни, и мысли, и дела.
Цивилизации, культуры, государства рождаются и гаснут словно звёзды. Всему начало есть и есть всему конец. И время так бесстрастно  и бесцветно стирает с жизни след. Куда деётся всё – страданья, страсти, боли?  Печали, горести  и даже вдохновенье?
Неужто миром правит Пустота?

2-ой Философ:
Ничто не исчезает, лишь движенье всюду.
От одного к другому всё стремится.
Умрёт одно, другое возродится и так всегда.
Но помнит всё  Природа.
Любой момент, и мысли, и дела.

3-ий Философ:
 Как бесконечен мир и все его объекты.
 Как форма, свет и тени в нём играют.
 Пронизано всё музыкой  и цветом.
 И человек со своими вечными страстями
 В нём пребывает. Величие и низость –
 Составные части его Души. Извечной Красоты
 Над всем простёрты крылья.  И две сестры родные,      
Жизнь и Смерть – всё сопровождают.







Хор:   

 Боже всевидящий, Боже могучий,
 Душу страдальную прими, спаси.
 Ту, что всю жизнь безвинною мучили,
 В Царствие светлое, Боже, впусти.               
……………………………………………………

Революция 1917 г.               
Петербург. Сенная площадь.
Многоликая пестрая толпа.

Мужик:

Что за бледные рожи,
Голубая кровь,
Не наша красная.
Всех уничтожим.
Как дважды два ясно.

Лавочник:

Холопы и рабы,
Портянки и калоши –
Вши и струпья
Для вас глупых.

Солдат:

Хватит лясы точить.
Здесь словом жизнь не решить.
Уж больно она больна.
Только кровью.
Посмотрим какого цвета она.







Не поженить штык со шпагой,
Не помирить огонь со влагой.

Революционная братва:

А мы перышком да по горлышку,
А мы мечиком да по плечикам,
А мы штыком да во самый пах.
Либо за, либо против – середины нет.
Кто здесь убогий, а кто корнет.

1-ый прохожий

   Нынче глухи боги.
   Ни встать, ни сесть.
   Всё вздор.
   Если хоть капля разума есть
   Уноси ноги за бугор.

2-ой прохожий
               
   Справедливости не добьёшься иначе.
   У каждого своя,
   Тем паче – у холопа и короля.
 
3-ий прохожий

А разночинцы – смесь
Голубых и красных кровей.

Революционная братва:

Бей и тех и этих.
Все враги.
В свете всеобщего права –
Держава – это мы.
 




Комната подруги главной героини. Книги, на стенках картины, гравюры. Звучит тихо музыка
(возможно Шопен). Подруги занимаются любовью.
 
Человек в черном:

Черная кровь,
Черная страсть,
Опять Содом,
Пиковая масть.

В какие низы,
В какие верха
Душа летит,
Не зная греха.

Кто сказал, что пол
Бывает мужской и женский?
Пол бывает страстный и нежный,
Наследник любви безнадежный,
Не знающий, где свет и где тень.
Один обет, одна сень -
Прибежище сильных и слабых.

Пол – это даже не половина.
Вот и реши может, часть Бога
И вечной души, а может вершина
Айсберга Сатаны.

Но как хочется любить,
То есть – быть.
Все остальное – волчий вой,
Вместе с жизнью
И вместе с игрой.







Но снова встает душа из руин.
И снова костер
Разгорается на ложе равнин
Или вершине гор.
Среди ночи и среди дня.
Вечный спор души и тела
Кажется всё пламя съело
И осталась одна душа.

Чистота и страсть –
Разные масти.
Но вот мелькнула петля.
Куда бы упасть,
Чтобы сгореть
Дотла.
Какое явление
Или венец?
Только гению дано
Увидеть свой конец.

Но что же тогда верность?
Может веры остов
Или остров среди океана
Не любви.
Когда она и начало, и конец
Для  двух сердец.
Когда один дом – твой.

Можно любить и знать,
Что есть дом.
И он не горит огнем.
Он в сердце и имя ему –
Быть.









Если я коснусь телом
Твоего тела,
Так, что огонь зажжет гору
И ночь онемела.
И каждый день хочется гореть
На этом огне
И тебе и мне.

Но как же он.
Тот, кто есть –
Муж, отец и дом?
И снова в сердце боль.

Любовь – это когда жизнь отдать,
Это когда себя погубить,
Когда мир – ничто.
Любовь – это трагедия из трагедий.
Это, как колокольный звон
В ночной тишине,
Это пожар одуванчиков в Лете.

Но не каждому дано
Это чувство пережить.
Может оно одно на миллион,
И тогда упустить его –
Лучше не жить.
……………………………………………………

Москва, 1920 г.
В стране голод, разруха, репрессии.
Разбитая белая армия вынуждена бежать за границу. Судьба разбросала
Главных героев драмы.







Красный ветер с воем рыщет по Руси.
Боже ясный, Боже светлый,
Нас спаси!

По чужим краям скитаться лебедям,
На чужой земле – мытарства
Среди ям
Из позора, боли, стона, тихих слёз.
Ярославна снова плачет средь берёз.

- Где ты? Где ты? Мой любимый, мой родной!
Сердцем верю, сердцем верю – ты живой.

Не кукушкой снова буду куковать.
Полечу за Дон я милого искать.

Плач доносится из дома.
Плач доносится до Дона.
Лебедь белый за кордоном
Весь в крови.
Слышу, слышу голос:
- Помоги!

Ярославна, стан пылает
Лебединый!
Помолись, Россия,
За родного сына.

Отлучили от синего с белым,
Отлучили от черного с красным.
Поразрушили старую веру.
Породили звериное братство.







Разделили на белых и красных,
Разделили на чистых и грязных.
Брат на брата и сын на отца.
Хватит всем у России свинца.

Как по небу, небу синему
Мечется лебёдушка.
Плачет белая бессильная,
Но никто не отзовётся.

Там на Родине кровавая вода.
Там на Родине ужасная беда.
Вся земля в безмолвных лагерях.
По стране гуляет только
Чёрный страх.

Расстреляли всех родимых лебедей
Комиссары, ГПУ и КГБ.
Тихо нынче над пожарищем полей.
Прокричу я: «Воскресению не верь!»

Самозванцам  и диктаторам не верьте!
Нам оставили лишь волю добрую
Для смерти!

Нет пути вам, нет дороги вам домой.
Чёрны вороны летают над землей.

Болью сердце исходилось, извелось.
Что лелеялось, любилось – не сбылось.

Вороны летают по стране,
Вороны мечтают обо мне.
Все должно быть на земле красно,
Все должно быть на земле черно.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Если река начинается с горы
И впадает в море,
Разве это горе?
Если Поэт – высочайшая из гор
Из которой реки  совести, красоты и боли
Текут в море Жизни,
Всегда против тризны
Победителей над побежденными.
И если боль об Отчизне
Не заглушит боль о том,
Кому перед алтарем
Обещала быть до конца жизни
Вместе в радости и горе,
На воле и в неволе.
И никогда не отступится,
Даже если  огню не гореть,
И больно петь.
То что остановит?
Только Смерть.

На Запад. Из страны,
Изгнавшей своих детей,
Залившей села и города
Кровью своих граждан.
Даже если навсегда –
В мир свободы,
Из мира цепей.

--------------------------------------------------------


;



В эмиграции боль больнее,
Горе горче,
Тоска милее,
Чем на родине,
И нет жизни вроде бы,
Один быт.
И как будто б врыт в землю,
Но без корней - 
Мертвого мертвей.
Как столб –
И гол и нем,
Просто Голем.
И уже никогда не прорасти
Ветвями и листвой.
Хоть вой, хоть не вой.
Аллеи столбов выстроены
Без жизни и без надежд.
И нет дома
И молчит душа и стих.
И мысли о них – детях и муже.
И боль – глубже и глуше.
И ничего уже не нужно.
Одно отчаяние и чувства вины.
И даже сны покинули тебя.
Приходят редко и злые.
И кажется все забыли
О твоем существовании….
И твоей поэзии.
И Элизиум слов
Превратился в Ад
Молчания и Пустоты










В страну, где нет людей.
Где снег и горе сыплет.
В страну,  где злодей,
Да народ гибнет.

Мало крови, боли, смертей.
Горе должно быть
Бледней и страшней.
Нужен большой куш.
Нужна гибель душ.

Чтоб каждый предал отца и мать.
Всех оклеветать мало им,
Должен душу продать дьяволу.

Нет людей – одни тени.
Страна теней, ни единой души.
Только страшные шаги слышны
И днем и ночью. И шум мотора.
Холод, страх и голод.

- Список только в один столбец?
- Глупец!
- Печатать нужно в три столбца.

Но почему не видно ни одного лица?
Одни тени.

- По- моему это Ленин.
- Забальзамировать и поставить в мавзолей.
- Пусть славят миллионы теней.










Дела учителей, ученых, врачей,
Татар, евреев, русских.
Взгляд на проблему не должен быть узкий.
Головы с «плечей» нужно рубить горячей
И веселей. Больше энтузиазма и без мелочей.

Крови нужно много и разной
Смешать с грязью овражной,
Чтоб стало ясно – сопротивление напрасно.
Чтобы не было надежды на мнимый сад,
Выход один – дорога в Ад.

Лубянка, ГУЛАГ, боль и страх.
Большой  дом, по коридору кэгэбисты
Тащат избитого поэта.
По навету соседа.

Комната  номер  сто шестнадцать.
Здесь коваными сапогами
Отбивают печень солдаты
- Борьба с врагами.

Памятники коммунизма:
Соловки, Беломор-Балтийский канал,
Большой дом, Лубянка, Гулаг.
Там овраг и здесь овраг.
И всюду только враг.
Миллионы загубленных людей и душ.
Будет  вам  уж.

Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев,
Ягода, Ежов, Берия.
Веруем,  веруем, веруем
В Дьявола и его слуг.








Луг, а под ним тысячи трупов.
Глупо думать, что всё ошибка,
Что всё во благо светлых идей,
И виноват только один злодей.

Здесь грех покрупней.
……………………………

Похоронены как больные,
Пенсионеры, деды, а были
Просто злодеи и людоеды,
Пожиратели  душ.

Урал, тундра и тайга.
Голод, мороз, глушь.
Вышки и бараки.
Вши и струпья.
- Уничтожим врага!

Это не чушь
Для глупых
В газетах и журналах,
Где всё враки.
И по всей стране цвет алый.
Это черные будни народа.
Коммунистические реалии.


Как лгали нам. Насильничали как.
Как нашу совесть, честь в грязи топтали.
Как тело наше мукам предавали.
Как корни наши наотмашь рубили
Мы не забыли, нет мы не забыли.






Как слово мучили и жгли.
Потомкам на века.

Истерзанной души и тела крики
Никто не слышал среди стонов общих 

…………………………………………………….


Нас пичкали цитатами вождей
Культуру мировую нам закрыли
Мы не забыли, нет мы не забыли
Как партия себе осанну пела.
Как совесть от стыда вся поседела.

Ах эти песни, фильмы и спектакли.
Всё про вождей и партию свою.
Про мудрость их и совесть всей эпохи.
И вдруг прорвалось всё, открылись шлюзы.
И хлынула неудержимо правда
Сквозь щели все,
Смешавшись с кровью, болью
И люди от страданий поседели
За всю ту ложь, в которой жизнь прошла.
Сказать что детям, что оставить людям?
Лишь стыд и свой позор.
Ах эти марши и парады
С портретами вождей убийц любимых.
Мы не забыли, нет мы не забыли.
…………………………….
И новый вождь подачки раздаёт
Свободы, гласности и веры…
Как всплыла нечисть вся
Бездарностью ведомая к наживе, к власти
















Рисунки и фотографии



















;
 

Рис. 1
 

Рис. 2

 

Рис. 3
 

Рис. 4
 
 

        Рис.5
 
 

Рис. 6
 
 

Рис. 7
 
 
 


;
 

         Это – я. Почти все уже определено.



;


 

    Моя мама – самая любимая.




;
 

Справа – мама и папа, 1933 г.
 
 

Моя сестра Неля, очень добрая и красивая.
;



 


Леночка - моя любимая племянница.





;

 

Я (слева) с однокурсниками Милой Шелутко и Юрой Чертком. Второй курс мат-меха, ленинградский университет 1961 г.

 
 

Аня – моя первая жена.
;
 

      Алеша – младший сын.
;
 


Игорь – старший сын.
 
 

На страже родины. 1969 г.  ПВО.

;


 
Ленсистемотехника.  С Женей Данциным. Конец 80 гг.







 

Ленинград. Павловск. 1985 г.






 
Кажется, сын похож на отца.





;
 

С Мишей Шалытом.






 
 

Павловск. 1985 г. 

;


 

Ленинград. Дома на Стачек.  Среди друзей.
;
    

Ленинград. Дома на Стачек.  Среди любимых.
;


 
 2003 г.  Моя женщина в пустыне (Нэгев).







 
 

Моя женщина в Хайфе. 2004 г.  Технион.
 
 

 Снегурова – Кармен. Хайфа. 2003 г.


 
   Израиль, Гамла, 2005 г.
…Я памятник себе воздвиг нерукотворный.
 
 




Содержание

Ангел Печали 006
Ангел Надежды 007 003 Надежды 005

I               

«Тени лунные, тени томные…» 012
«Что, туманы? Что, безумцы ?» 013
«Падают листья…» 014 
«Куда уходят дни, печали и разлуки?» 015
«Как гаснет все и увядает…» 016
«Все в сердце пусто…» 017
«Вокзальная площадь. Люди снуют…» 018
«Когда к закату дней усталых…» 019
«Был грустный день у северного мая…» 020
«Осень - желтый магедовен...» 021
«Шаги твои тише и тише…» 022
«Так буйно цвела бузина…» 023 
«О, как сердцу хочется праздника…» 024
«Может, новой весною…» 025 
«Синий, желтый, красный поцелуй…» 026   
«Так бледен и нежен твой лик у окна…» 027 
«А у нас дожди, а у нас туманы...» 028 
«Не покидай - ни зимой, ни летом ...» 029
«Прости за то…» 030
«Когда идешь ты по аллее…» 031
«Валерии, Валерии, Валерии…» 032 
«Я уж стал забывать тебя…» 033 
«Как солнце на небе…» 034
«В окне так трепетно свеча…» 035
«Ах, эти чудны дни весны…» 036 
«За кругом круг…» 037
 

 





II               
               
«Калейдоскоп я…» 040
«О, мудрый кот, зверек пушистый мой …» 041
«Я смотрю на часы песочные…» 042
«Случайный день…» 043
«Зеленые снега по улицам метут…» 044
«Мне 43 года…» 045
«Отрекаюсь от горя и боли…» 046
«И вновь задуло холодком…» 047
«Уж сны не снятся…» 048
«В этом доме уже не живут…» 049
«Дома умирают молча…» 050 
«В минуты горечи и боли…» 051
«Что мне скажешь, мой вечный демон…» 052
«Мой друг единственный…» 053
«В реанимации, в дальнем углу…» 054
«О, ты, душа моя !» 055
«Мой парикмахер уже умер…» 056
«Всю осень шли дожди…» 057
«Как листья, годы опадают с древа…» 058 
«Среди дождей безудержно туманных…» 059
«Здравствуй, Пиаф…» 060
«Над черной аркою вороны каркают…» 061
«Ходят веселые психи…» 062 
«Клочьями, клочьями - прямо на голову…» 063
«Под медный звон навязчивой луны…» 064
«Я по глазам твоим увидел смерть свою…» 065
«Жил маленький человек…» 066
«Уныние, уныние, уныние…» 067
«Когда я был король…» 068
«Где ворон гордый, вольным шагом…» 069 
«Снег летит, снег летит…» 070




 


III               
 
«Я несу любимой  букет из белых лилий…» 073
«Где-то было, где-то было…» 074
«Я  тебя ласкал под утро…» 075
«В далекой Средней Азии…» 076 
«Когда вы ходите по Ташкенту…» 077 
«Ивушка ты стройная…» 078
«Чаровница Маргарита…» 079
«Я писал бы с Тебя мадонну…» 080
«Я видел тебя только раз один…» 081
«Я на Лысой горе…» 082
«С утра в окно взгляни…» 083
«Назавтра, после вашего отъезда…» 084
«Ты почему так поздно родилась?» 085
«Ты так прекрасна в вечер тот была…» 086
«Вы так холодны и небрежны были…» 087
«Я пишу тебе письма каждый день…» 088 
«Я тебя на юге помню…» 089
«Ты все забрала, чем я жил…» 090
«Баллада  о потерянном доме…» 091
«Ты меня любила только один год…» 093
«Конь в поле, свеча в доме…» 094 
«Если один, что тебе нужно?» 096
«Черная кошка - пантера дикая…» 098
 
IV               
 
Прощание. 101
«Осень. Дождь. Все в тумане и влаге…» 102
«Когда идешь от бастионов…». 103
«Здесь в Летнем парке у Невы…» 104
«С утра мело, и по каналу …» 105
«Я храм в своем сердце выстроил…» 106







V               

«Среди коней и стройных и прекрасных…» 108
«Дивным вечером луна в пруду купалась…» 109
«В тени пруда…» 110
«В деревне грозы…» 111
«Земля и небо цвета снежного 112 
«Вам, великие сосны…» 113
«Ходим, бродим , дни разводим…» 114
«Открой свой кладезь, красота…» 115
«Защебечет птица…» 116
«Фиолетовая осень…» 117
«Солнышко поднялось…» 118
«Поутру за окнами вагона…» 119
«Ах, какие краски…» 120 
«На землю ночь ложится…» 121
«Поблекшее синее небо…» 122
«Твое имя – как ветерок на листьях…» 123
«Облака кочуют по пустыне неба…» 124
«И бледным и расплывшимся пятном…» 125
«Нежности хоть немного…» 126
«Грустные-грустные люди…» 127 
«О, эта Водкинская чудная мадонна…» 128
«Виолончель любимой женщиной…» 129
«Как время быстротечно…» 130 

VI               
 
«Сегодня 3 марта года 87…» 132
«Вначале была идея…» 133
«Прощай, мама …» 135
А. Д. Сахарову 136
«Спасибо небу, что я…» 137
«Коль правда есть, то где она…» 138







«Мы ищем истину как благо…» 139
«И будет день…» 140
«Так душно в городе и жарко…» 141
«Бездомные собаки…» 142 
«Как птицы падшие…» 143
«Никому нет дела…» 144
«Мы все играем в эти игры…» 145
«Сестра не по духу…» 146
«Город издерганный и усталый…» 147
«Я б Вам звёзды те, что в лазури…» 148
               
VII               

«Я хмельной  этой  осенью…» 151
«Приносили приношенье…» 152
«Сквозь дверь широкую я вижу сад…» 153
«Здесь над плакучею берeзой  звезда…» 154
«Два дня прошли…» 155
«Октябрь в Павловске…» 156
«На землю ночь ложится…» 157
«Сквозь готику аллей…» 158
«Тиха на берегу реки стояла ива…» 159
«И каждое утро с новым рассветом…» 160
«Мой альбион туманный – Петроград…» 161
«В сумраке храмов готических…» 162
«Есть правила, есть исключения…» 163
«Мы живем, как волы…» 164
«Как листья годы опадают с древа…» 165
«У нас, человеков, нет выхода…» 166
«Я сижу на берегу реки…» 167
«Полдень. В парке…» 168
«Твои губы такие теплые…» 169
«Голубая жилка на твоей тонкой руке» 170
«Я прикоснулся губами…» 171







«Тени лунные…» 172
«Мне часто видится картина…» 173
«Утром в электричке…» 174
«Сегодня я отвез маму…» 175
«Сын спросил…» 176
«Один человек увидел в книге зам 177
«Мне часто хочется вспомнить…» 178
«Закапал мелкий дождь…» 179
«Летом в городе…» 180
«Я сегодня потерял …» 181 
«Если жизнь имеет конец…» 182
«Я иногда думаю, что слаще…» 183
«В грязной канаве…» 184
«Еще наступила одна осень…» 185
«Мой друг уехал…» 186
«Мы с сестрой…» 187
«Участь людская…» 188
«Не кирпичи мы в здании огромном…» 189
«Где летаешь ты, да моя душа ?» 190
«Над городом туманным и дождливым…» 191
«И возложил на сердце я печать…» 192
«Новый год начался легко и радостно…» 193
«Опали листья. Дерева черны…» 194
«В электричке в метро…» 195
«По утрам, сквозь туманы…» 196
«Здравствуйте!» 197
«Я Тебя любил зимою…» 198
«Двух женщин я любил…» 199
«Когда-то давно меня любили дети…» 200
«О, тени прошлого…» 201
«Я так люблю Вас…» 202
«Руки твои так печально небрежны…» 203









«Сколько грехов за нами…» 204
«Мир наш - забытых истин…» 205
Нирвана 206

VIII               

«Годы мчатся, словно кони по степи…» 209
«Когда сойдет на град полночный…» 210
Г. К. 211 
«Мой милый педик, как тебя люблю я!» 213
«Сегодня чистый понедельник…» 214
«На развалинах  старой виллы…» 215
«Я теперь не в любимом граде…» 216
               
IХ

«Милая мама моя!» 218
«В ту последнюю зимнюю ночь…» 219
«Как долго не было тепла…» 220
«Молитва  о поддержке…» 221
«Было время, Ты любил меня…» 222
«Две стены, окно и дверь…» 223
«Две религии -  два мира…» 224
«Здесь пальма пред моим окном…» 225
Петля 226
«Кипарис воткнулся в небо…» 227
«Среди камней, разбросанных по склонам»..228
«Я сижу на крыше дома…» 229
«Эта маленькая  земля…» 230
«Мы были настоящими героями…» 231
Роза  Йоффе 232
Шма Исраэль! 236
«Поутру собаки лают…» 237








Еврейская свадьба 241
Море 242 
В Бахайском саду 244 

X               

«Ах, паяц ты, паяц…» 246
«Улетает  в путь последний птица…» 247
«Очень грустно мне сегодня было…» 248
Армия 249
«Свобода, сказочная птица…» 250
«Опять те плохо? Приходи…» 251
«Все так заняты ничем…» 252
«Падает на землю…» 253
«Хоть все вокруг труха-трухой…» 254
«Мой милый мальчик…» 255
«Я вышел утром. Мрачно и темно…» 256
«Тореро, тореро, тореро…» 258
Молитва 260
Молчание 262
«Звездочки-снежинки…» 263
Этюд 264
«Лучи ночные фонарей…» 265
«Луна-безбожница…» 266
Крестоносцы 267
«О, Муза гордая печали!» 268

XI               

«Спой ты мне, как матушка…» 270
Минувшее 271  
Позвольте Вас любить 272
Не привыкай 273 








«Что такое? Что такое?» 274
«По полям и лугам…» 275
Гуттаперчевая песенка 276
«Октябрь. Осень на дворе…» 278

XII               

Санкт-Петербургские этюды 280
Печали 283
Но все же… 284
«Уж полночь в городе…» 286
Причастность 288
Меланхолия по покинутому городу 291 
«Я вернусь, чтобы посмотреть…» 292
Одиночество 293
На вершине Яман-Тау 294
Трамвай 295
Даная 296
«Когда двигаешься на товарном поезде…» 297
«Размышляя об Аттиле…» 298

XIII

Любовь 300
Лягушка и цветок 301
Луна и малыш 302
Пес 304
Храм 305
Скрипач и бабочки 306 
«В Хайфе на улице Герцеля…» 307
«В следующий понедельник…» 308










XIV
   
«Поздравить я тебя пришел…» 310
«Бабочки, бабочки, бабочки…» 311
«Прилетела ласточка…» 312
Курочка Раечка 313
«Слоненок с бабочкой хотел бы поиграть…» 314
«Оп-топ, солнышко встает…» 315
«Колышутся кусты от дуновенья ветра…» 316
   
XV

«Мы буквари, гип-гип, ура!» 318
«Оп-топ, чинда - ра !» 319
«Диагональная Людмила…» 320
Мише Шалыту 321
«Крутится вертится диск на ВЦ» 322
«Вычислительная техника…» 325
Педчастушки 326
«Мне так хорошо сегодня было…» 327
«А я про милую свою…» 327
«Ах, милашка - друг родной…» 327
«Эх, топни нога…» 327
Трахательные частушки 328
«Под арабскую музыку нудную…» 329
«Женщинам ничто не чуждо…» 330
«Я политруб страны  Советов…» 331
«В Союзе братском…» 332
«Горит звезда коммуны…» 333
«Все в мире суета сует…» 334
«Не надо, хлопцы, ждать Шекспиров…» 335
«Лучше черта, лучше черта…» 336
«Ах, Рита, Рита, Рита!...» 337








«Хандра зеленая на деву юную…» 338
«Ах, какой потешный дворники народ…» 339
Послание друзьям в Хайфу…» 340
«Маленькая мышка…» 341
«Свет луны и солнца свет…» 342
«Когда я буду дедушкой…» 343
«Люблю тебя ль ?» 344
«Поддатые, поддатые…» 345
«Мои потери не исчесть…» 346
«Давай, урод, шагай вперед…» 347
«Проходят дни, проходят годы…» 348
«О, Боже, жизнь так коротка…» 349
«Как черный лебедь среди белых…» 350
XVI

Три березки обнявшись 352
На вершине горы 353
Там, где пальма стояла гордая 354
Отпускаю тебя на волю 355
Основа жизни – ДНК 356
Она стояла на прибрежных камнях 357
Белый стан 358
Я принцесса Тума-Ту 361
Гипертонический криз 362
Убили говорящего кота 363
Горе  - всегда одно 364
Оле ходаш 365
«За тридцать тысяч дней…» 370
«Вдоль песчаных брегов…» 371
«От Ливана до Тель-Авива…» 372









П О Э М Ы
 
Акума 375 
Марина 381 
Поэма     распада 391

ПОСЛЕ ВСЕГО

Мише Гаркави 427
И. А. 428
«Завтра, когда нас уже не будет…» 429
Конец эпикурейца 430
«Молчал Хеврон …» 431
Память 432
Тени 433
Эпитафия 437
«Отец, убей гувернантку…» 438
Аре Гаркави 439
10 декабря 2005 г. 440
Осенний вальс 442
«В омут иссиня-зеленый…» 443
Картина 444
«Красавица Хайфа …» 445
«Смешной такой зеленый лягушонок…» 446
Поездка от Мертвого моря к Эйлату 447
«Под созвездием льва…» 448
«Опадают оливки с корявых деревьев…» 449
«Теперь мои друзья не из людей…» 450
Ночные стихи 451
«Я хотел бы быть негром» 452
После полуночи 453
«После детства… 454
Цветы






Ноктюрн ре минор.............................................456
Е. Ч. Пять лет уже минуло .......................................461

Из записной книжки 463
Попытка прозы 551
Так было 567
Рисунки и фотографии 582
Содержание 614
Содержание по алфавиту 627
 

























      
Содержание по алфавиту
 
10 декабря 2005 г. 440
«А у нас дожди, а у нас туманы…» 028
«А я про милую свою…» 327
А. Д.  Сахарову 136
Акума 375
Ангел Надежды 008
Ангел Печали 006
Аре Гаркави 439
Армия 249
«Ах, какие краски…» 120
«Ах, какой потешный дворники народ…» 339
«Ах, милашка - друг родной…» 327
«Ах, паяц ты, паяц…» 246
«Ах, Рита, Рита, Рита!» 337
«Ах, эти чудны дни весны…» 036

«Бабочки, бабочки, бабочки…» 311
«Баллада  о потерянном доме…» 091
«Бездомные собаки…» 142
Белый стан 358
«Был грустный день у северного мая…» 020
«Было время, Ты любил меня…» 222

В Бахайском саду 244
«В грязной канаве…» 184
«В далекой Средней Азии…» 076
«В деревне грозы…» 111
«В минуты горечи и боли…» 051
«В окне так трепетно свеча…» 035
«В омут иссиня-зеленый…» 443










«В реанимации, в дальнем углу…» 054
«В следующий понедельник…» 308
«В Союзе братском…» 332
«В сумраке храмов готических…» 162
«В тени пруда…» 110
«В ту последнюю зимнюю ночь…» 219
«В Хайфе на улице Герцеля…» 307
«В электричке в метро…» 195
«В этом доме уже не живут…» 049
«Валери, Валери, Валерии…» 032
«Вам, великие сосны…» 113
«Вдоль песчаных брегов…» 371
«Виолончель любимой женщиной…» 129
«Вначале была идея…» 133
«Вокзальная площадь. Люди снуют…» 018
«Все в мире суета сует…» 384
«Все в сердце пусто…» 017 017
«Все так заняты ничем…» 252
«Всю осень шли дожди…» 057
«Вы так холодны и небрежны были…» 087
«Вычислительная техника…» 325

«Где ворон гордый вольным шагом…» 069
Г. К.  211
«Где летаешь ты, да моя душа ?» 190
«Где-то было, где-то было…» 074
Гипертонический криз 362
«Года и дни в калейдоскопе красок…» 428
«Годы мчатся, словно кони по степи…» 209
«Голубая жилка на твоей тонкой руке…» 170
Горе всегда одно 364
«Горит звезда коммуны…» 333
«Город издерганный и усталый…» 147
«Грустные-грустные люди…» 127
Гуттаперчевая песенка 276






«Давай, урод, шагай вперед…» 347
Даная 296
«Два дня прошли…» 155
«Две религии -  два мира…» 224
«Две стены, окно и дверь…» 223
«Двух женщин я любил…» 199
«Диагональная Людмила…» 320
«Дивным вечером луна в пруду купалась…» 109
«Дома умирают молча…» 050

Еврейская свадьба 241 
«Если жизнь имеет конец…» 182
«Если один, что тебе нужно?» 096
«Есть правила, есть исключения…» 163
«Еще наступила одна осень…» 185

«Женщинам ничто не чуждо…» 330
«Жил маленький человек…» 066

«Завтра, когда нас уже не будет…» 429
«За кругом круг…» 037
«За тридцать тысяч дней…» 370
«Закапал мелкий дождь…» 179
«Защебечет птица…» 116
«Звездочки-снежинки…» 263
«Здесь в Летнем парке у Невы…» 104
«Здесь над плакучею берeзой  звезда…» 154
«Здесь пальма пред моим окном…» 225
«Здравствуй, Пиаф…» 060
«Здравствуйте!» 197
«Зеленые снега по улицам метут…» 044
«Земля и небо цвета снежного…» 112









«И бледным и расплывшимся пятном…» 125
«И будет день…» 140
«И вновь задуло холодком…» 047
«И возложил на сердце я печать…» 192
 «И каждое утро с новым рассветом…» 160
«Ивушка ты стройная…» 078
Из записной книжки 455
Йошкар – Ола 290

«Как время быстротечно…» 130
«Как гаснет все и увядает…» 016
«Как долго не было тепла …» 220
«Как листья годы опадают с древа…» 058
«Как листья, годы опадают с древа…» 165
«Как птицы падшие…» 143
«Как солнце на небе 034
«Как черный лебедь среди белых…» 350
«Калейдоскоп я…» 040
Картина 444
«Кипарис воткнулся в небо…» 227
«Клочьями, клочьями - прямо на голову…» 063
«Когда вы ходите по Ташкенту…» 077
«Когда двигаешься на товарном поезде…» 297
«Когда идешь от бастионов…» 103
«Когда идешь ты по аллее…» 031
«Когда к закату дней усталых…» 019
«Когда сойдет на град полночный…» 210
«Когда стоишь на вершине Яман-Тау…» 294
«Когда я буду дедушкой…» 343
«Когда я был король…» 068
«Когда-то давно меня любили дети…» 200
Кого и что я любил 527
«Колышутся кусты от дуновенья ветра…» 316
«Коль правда есть, то где она?» 138





 

Конец эпикурейца 430
«Конь в поле, свеча в доме…» 094
«Красавеца Хайфа…» 445
Крестоносцы 267
«Крутится вертится диск на ВЦ…» 322
«Куда уходят дни, печали и разлуки?» 015
«Курочка Раечка…» 313

Ласточка 312
«Летом в городе…» 180
Луна и малы 302
«Луна-безбожница…» 266
«Лучи ночные фонарей…» 265
«Лучше черта, лучше черта…» 336
«Люблю тебя ль ?» 344
Любовь 300
Лягушка и цветок 301

«Маленькая мышка…» 341
Марина 381
Меланхолия по покинутому городу 291
«Милая мама моя!» 218
Минувшее 271
«Мир наш - забытых истин…» 205
Мише Гаркави 427
Мише Шалыту 321
«Мне 43 года…» 045
«Мне так хорошо сегодня было…» 327
«Мне часто видится картина…» 173
«Мне часто хочется вспомнить…» 178
«Может новой весною я встречу тебя…» 025
«Мои потери не исчесть…» 346
«Мой Альбион туманный Петроград…» 161
«Мой друг единственный…» 053







«Мой друг уехал…» 186
«Мой милый мальчик…» 255
«Мой милый педик…» 213
«Мой парикмахер уже умер…» 066
Молитва 260
Молитва о поддержке 221
«Молчал Хеврон…» 431
Молчание 262
Море 242
«Мы буквари, гип-гип, ура…» 318
«Мы были настоящими героями…» 231
«Мы все играем в эти игры…» 145
«Мы живем, как волы…» 164
«Мы ищем истину как благо…» 139
«Мы с сестрой…» 187

 «На вершине горы…» 353
На вершине Яман-Тау 294
«На землю ночь ложится…» 157
«На развалинах старой вилы…» 215
«Над городом туманным и дождливым…» 191
«Над черной аркою вороны каркают…» 061
«Назавтра, после Вашего отъезда…» 084
«Не кирпичи мы в здании огромном…» 189
«Не надо, хлопцы звать Шекспиров…» 335
«Не покидай – ни зимой, ни летом…! 029
Не привыкай 273
«Нежности хоть немного купите…» 126
Немного об Израиле и нашем житии 530
«Никому нет дела…» 144
Нирвана 206
Но все же… 284
«Новый год начался легко и радостно…» 193
Ноктюрн ре минор.............................................456
Ночные стихи 451






«О, Боже, жизнь так коротка…» 349
«О, как сердцу хочется праздника…» 024
«О, мудрый кот, зверек пушистый мой…» 041
«О, Муза гордая печали!» 268
«О, тени прошлого…» 201
«О, ты, душа моя!» 055
«О, эта Водкинская чудная мадонна…» 128
«Облака кочуют по пустыне неба…» 124
Один
«Один человек увидел в книге замок…» 177
Одиночество 293
«Октябрь в Павловске…» 156
«Октябрь. Осень на дворе...» 278
Оле ходаш 365
«Она стояла на прибрежных камнях» 357
«Опадают оливки с корявых деревьев…» 449
«Опали листья. Дерева черны…» 194
«Оп-топ, солнышко встает…» 315
«Оп-топ, чинда – ра!» 319
«Опять те плохо? Приходи…» 251
Осенний вальс 442
«Осень - желтый магедовен…» 021
«Осень. Дождь. Все в тумане и влаге...» 102
Основа жизни – ДНК 356
«Отец, убей гувернантку!…» 438
«Открой свой кладезь, красота…» 115
«От Ливана до Тель-Авива…» 372
Отпускаю тебя на волю 355
«Отрекаюсь от горя и боли…» 046
«Очень грустно мне сегодня было…» 248

«Падает на землю…» 253
«Падают листья…» 014
Падение (Петербургская повесть) 545
Память 432






Педчастушки 326
Пес 304   
Петля 226
Печали 283
«По полям и лугам…» 275
«По утрам, сквозь туманы…» 196
«Поблекшее синее небо…» 122
«Под арабскую музыку нудную…» 329
«Под медный звон навязчивой луны…» 064
«Под созвездием Льва 448
«Поддатые, поддатые…» 345
Поездка от Мертвого моря к Эйлату 447
Позвольте Вас любить 272
«Поздравить я тебя пришел…» 310
«Полдень. В парке...» 168
«Послание друзьям в Хайфу…» 340
«После детства…» 454
После полуночи 453
«Поутру за окнами вагона…» 119
«Поутру собаки лают…» 237
Поэма  распада 391 
 «Приносили приношенье…» 152
Причастность 288
«Прости за то…» 030
«Проходят дни, проходят годы…» 348
«Прощай, мама…» 135
Прощание 101
Пять лет уже прошло........................................461

«Размышляя об Аттиле…» 298
Рисунки и фотографии 574
Роза  Йоффе 232 
«Руки твои так печально небрежны» 203








«С утра в окно взгляни…» 083
«С утра мело, и по каналу…» 105
Санкт-Петербургские этюды 280
«Свет луны и солнца свет…» 342
«Свобода, сказочная птица…» 250
«Сегодня 3 марта года 87…» 132
«Сегодня чистый понедельник…» 214
«Сегодня я отвез маму…» 175
«Сестра не по духу…» 146
«Синий, желтый, красный поцелуй…» 026
«Сквозь готику аллей…» 158
«Сквозь дверь широкую я вижу сад…» 153
«Сколько грехов за нами…» 204
«Скрипач и бабочки…» 306
«Слоненок с бабочкой хотел бы поиграть…» 314
«Случайный день…» 043
«Смешной такой зеленый лягушонок…» 446
«Снег летит, снег летит…» 070
Содержание 606
«Солнышко поднялось…» 118
«Спасибо небу, что я…» 137
«Спой ты мне, как матушка…» 270
«Среди дождей безудержно туманных…» 059
«Среди камней, разбросанных по склонам…»228
«Среди коней и стройных и прекрасных…» 108
«Сын спросил…» 176

«Так бледен и нежен твой лик у окна…» 027
Так было 559
«Так буйно цвела бузина…» 023
«Так душно в городе и жарко…» 141
«Там, где пальма стояла гордая…» 354
«Твое имя – как ветерок на листьях…» 123








«Твои губы такие теплые…» 169
Тени 433
«Тени лунные…» 172
«Тени лунные, тени томные…» 012
«Теперь мои друзья не из людей..» 450
«Тиха на берегу реки стояла ива…» 159
«Тореро, тореро, тореро…» 258
Трамвай 295 Трахательные частушки 328
«Три березки обнявшись…» 352
«Ты все забрала, чем я жил…» 090
«Ты меня любила только один год…» 093
«Ты почему так поздно родилась?» 085
«Ты так прекрасна в вечер тот была…» 086

«Убили говорящего кота…» 363
«У нас, человеков, нет выхода…» 166
«Уж полночь в городе…» 286
«Уж сны не снятся…» 048
«Улетает  в путь последний птица…» 247
«Уныние, уныние, уныние…» 067
«Утром в электричке…» 174
«Участь людская…» 188

«Фиолетовая осень…» 117

«Хандра зеленая на деву юную…» 338
«Ходим, бродим, дни разводим…» 114
 «Ходят веселые психи…» 063
 «Хоть все вокруг труха-трухой…» 254
 Храм 305
Цветы







 «Чаровница Маргарита…» 079
 «Черная кошка - пантера дикая…» 098
 «Что мне скажешь, мой вечный демон…» 052
 «Что такое? Что такое?» 274
 «Что, туманы? Что, безумцы?» 013

«Шаги твои тише и тише…» 022
Шма Исраэль! 236

Эпитафия 437
«Эта маленькая  земля…» 230
Этюд 264
«Эх, топни нога…» 327

«Я б вам звезды те, что в лазури…» 148
 «Я вернусь, чтобы посмотреть…» 292
«Я видел тебя только раз один…» 081
«Я вышел утром. Мрачно и темно…» 256
«Я иногда думаю, что слаще…» 183
«Я на Лысой горе…» 082
«Я несу любимой  букет из белых лилий…» 073
«Я писал бы с Тебя мадонну…» 080
«Я пишу тебе письма каждый день…» 088
«Я по глазам твоим увидел смерть свою…» 065
«Я политруб страны  Советов…» 331
«Я прикоснулся губами…» 171
«Я сегодня потерял…» 181
«Я сижу на берегу реки…» 168
«Я сижу на крыше дома…» 229
«Я смотрю на часы песочные» 042
«Я так люблю Вас…» 202
«Я тебя ласкал под утро…» 075









«Я тебя любил зимою…» 192
«Я тебя на юге помню…» 089
«Я теперь не в любимом граде…» 216
«Я уж стал забывать тебя…» 033
«Я хмельной  этой  осенью…» 151
«Я хотел бы быть негром» 452
«Я храм в своем сердце выстроил…» 106



























;





 Литературно-художественное издание
               

                А. СНЕГУРОВ

                A D S U M               


Технический редактор         Г. Снегурова
Корректор                Г. Снегурова
Верстка  и оформление      А. Снегуров
               
               

Сдано в набор 10.12.2023
Подписано в печать  22.07.2023
Формат издания 84х108 1/32.
Печать офсетная.
Усл. печ. л. 15,11. Тираж  1 экз.
Заказ № 1013
ИД  № 6591 от
Торгово-издательский дом  «ГИЛА»
198096, С._Петербург, Стачек 13
35311, Иерусалим, Ацианут  8

Набрано в редакторе «WordXP»
Отпечатано на принтере «Phaser  3210»


;
 
         
 Санкт-Петербург, Александрийская колонна, Ангел со крестом.




 
 
;
                А. Снегуров



               



               
 Издательство  “ГИЛА”. С.-Петербург, Иерусалим. 2009 г
.