Глава 3. Война

Рифма стелется
нарасхват.
К вечеру сбор.
Грядущее
в дали туманной
шерстит.
Невзрачный глагол,
почти постулат
на капище сфер –
обещает словесность
спасти.
Но одиночество
обитает внутри.
Как бы ты его
не мечтал
одолеть.
Твой календарь,
распадаясь на дни,
приобретает металл,
разрешая
смерть.

И тянется он,
сумрак веков,
как первый дракон
и последний покров –
это сумма вины.
Если нам не получится выжить
в походе,
мы станем
излишком войны.
Это смутная рябь на доспехах...
И как будто бы мрачное эхо
нас зовёт уйти в небо.
Будто там есть еще что-нибудь для поэта...

Только парочка новых оков,
форма, поклон,
заклание, кровь,
как первый дракон
и последний покров,
в середине патрон,
человечий улов,
человечия хтонь.
Просыпаться в огне...
Думая как бы до завтра
дожить, но войне
исповеданий не нужно.
Рифма стелется пулей,
так, обращая в оружье
её, и вообще континент
примыкая к себе,
как назначенное в облаках...

Получается, свет
обретая внутри,
во тьму делаешь
шаг
или мат,
или что-то ещё
на каком-то другом
языке,
помыкая не в счёт,
мотылек в мотыльке,
мотылек мотыльком –
так сражается время
с династией Минь.
Я уже и забыл,
сколько видел тогда
мертвецов.

Вертикальная вера –
оплотом лжецов
выступала в траве,
как наглядное,
невозможное
завтра.
И язык,
выходящий
за карты,
обретал не коварство,
но жадность,
стремленье к пространству,
на деле – к углю.
Что я увидел,
уже не могу
припомнить во снах.

Только радужка
бегала
в квартах, чужих
облаках.
И терялась бездонно.
Только синее-
синее море
прощало всех нас.
Когда я совершил переход
и покинул ложбину
пространств,
стал, как время раним.
И, угаснув в тени,
как символ вины
и как сумма войны,
уничтожил весь мир, –

на следах – я рябина,
упавшая в снег, словно ангел...
И теперь – недвижима, –
японская танка,
как башня от танка,
как во всем
виноватый
ангел,
рухнувший с неба
в разницу времени, снега
и колечка гранаты.


(из цикла-моноромана "Синекдоха Этцетера", апрель-июль 2023)