Похвала Трагедии - рецензия

Похвала Трагедии
(рецензия на цикл А. Вахрина "Конструктор")


Стоит быстро пройтись по одному важному моменту, который я не хотел бы тут широко расписывать. «Конструктор», – и это видно невооруженным глазом, – стопроцентно вдохновлен моим «Безлунным» (от темы до подхода), но я бы хотел сделать упор на том, что Вахрин в этом цикле совершил переход от неумелого подражателя до "восхищённого" вдохновляющегося. Потому что он взял у Немеля не форму с содержанием (как бывалось то обычно), а именно идею, его Et Ideo Principalis от поэтики. Дело в том, что я считаю, о чём заявлял уже не раз уже в своих стихах, что главным катализатором для поэта является трагедия (её развитие через, собственно, поэтику автора), именно это, в большинстве своем, и с-читал Вахрин, безусловно вдохновившись «Безлунным», воплотив в жизнь уже своего «безлунного» – «Конструктора».
Цикл состоит из десяти стихотворений, в привычной для автора нерифмованной ритмической комбинации. Часто видны отклонения от заданного размера и нарушения стилистической структуры ("... Каждая строчка – залп дробью...", "... Делюсь я грустью с камнем..." и т.д.), что только добавляет балл к формированию фирменного «вахринизма» (например, "... Пишу стихи, пашу как вол...", или. "... вернулся домой покрытый свининой..." и подобное). Концептуально произведение просто как две копейки, сам синопсис Артём Русланович представил в посте публикации. Привожу его ниже, так как считаю, что обсуждать что-либо настолько очевидное – не имеет смысла, да и, по сути, автором концепции являюсь также и я сам, так как всё это я уже выскказывал на обсуждении «Безлунного», после чего, как я понимаю, Вахрин и вдохновился на написание чего-то подобного (или переосмыслил исходный материал).

"Мой труд прост, и предварительной подготовки не требует - скажем так, это моя боль и в чем-то даже откровение: о творчестве, себе и проблемах. О том, до какого жалкого и глупого состояния доводит себя человек, превращаясь в настоящий конструктор, который потом сам же и собирает".

Поругать могу разве что – это странное желание автора объяснить свою простейшую концепцию остальным, словно бы читатели сами не додумаются до банальных выводов после прочтения цикла. Такое отношение я считаю паразитическим, ставящим самого автора в неловкую позицию «объясняющего примитив», но это уже субъективный окрас, так что приступим к чему-то более важному – на мой взгляд.
Вахрин, вдохновившись безумием Немеля, пытается выдумать своё. Но идёт по давно протоптанной дорожке. Для сравнения: моя концепция выражена в безумии литературном, метафизическом. Его: в объективизации действительности через эрос и хаос, – с последующей гиперболизацией контекста. Эта простая формула объясняет стилистику всего цикла, накладывается на его историю, выраженную в трагедии, которая кочует из конца в начало, как мне показалось, за что автора стоит похвалить, это довольно неочевидный, хоть и не задуманный изначально, ход.

... Я слушаю тьму,
И она кривыми лапами
Ласкает мои соски...

Или вот ещё:

... Я заперт в своей комнате.
Пью мед из чужих грудей...

А вот и пример примитивного ратования Вахрина, обращения к жестокости:

душно помещение
забито тушами.
мои поросята
для вас готовлю крюки...

... Я чувствую, как кишки выходят наружу,
Из них лезет всё дерьмо из прошлого...

Возникают образы, отсылающие к сексуальным или жестоким порывам, по мнению автора, так и выглядит безумие, что, конечно, уже абсолютно не удивляет. Это самая базовая раскладка. Сексуальное + Жестокое, выраженно ещё в моем заплесневелом опусе «Песнь Мясника». В эту «кровожадную» смесь автор ввергает мысли о саморазрушении, самобичевании и творческих потугах, что то же абсолютно не ново для него:

...Голос говорил мне назло:
«Встань с дивана, сделай хоть что-нибудь»,
Но я его посылаю, говоря, что устал...

... «Приди домой и напиши»,
Но я отказываюсь, ссылаясь на занятость...

... «Тогда не пиши ничего, убей себя так!»,
Но я лишь слабо махаю рукой...

Внутренний голос, Mr. Self Destruct Вахрина, проводит его через стадию отвлечения. Сначала призывая, как верный охотник, к творчеству, а после разоблачая беспомощность поэта. Который всё же находит в себе силы сесть за работу:
... Открываю заметки и начинаю писать…
И голос оставляет меня.

Здесь вырисовывается одна из центральных проблем в творчестве Вахрина. Его стихи обрывочны, кусочны и фрагментарны. И если у меня в «Безлунном» это было оправданно жанром «фрагментариев», то у Вахрина большинство стихов выглядят черновиками, недобитыми стихотворениями, недоведенными до конца, до совершенства. Где-то проседает тема (как например в стихе «Темница из электрических снов овец...» – незачем, непочему), где-то лирический сюжет – «Когда глаза открылись...», где-то символ и сама лирика – «Ведомый Марин» (где была сделана попытка вуайеризировать внутреннюю эротику автора, собственно, этот же текст является самым неудачным из представленных).

... Её кожа слаще запретного плода,
И я пробую каждый кусок.
Обвожу языком её ареолы,
Стараясь почуять молоко...

Довольно нелепые и наивные описания, вызывающие неловкий смешок, нежели стремление к эросу, чего хотел автор. Эротическое – это сложный субстрат, и далеко не каждый поэт может качественно описать волю к жизни через сексуальное (например, даже я знаю мало хороших примеров, из лучших, наверное, все же Мишель Уэльбек), что и доказывает Вахрин в своих неумелых потугах сексуализировать творчество, придав ему нотки безумия (переход в жестокость, в хаос, после – в примитив).

... А я ложусь рядом, сжимая пальцами
Её дрожащую гортань,
Пока Ведомый Марин за окном
Провожает пьянчугу взглядом.

Более интересно стихотворение «Жало». В нём автор рисует образ «жала» как незыблемого прошлого, преследующего всех нас. Оса, оставляя жало, умирает. Фигура отца носит жало, свой грех, своё настоящее, он болен. И в лирическом герое так же – жало, кинжал, который, если выткнуть, кажется, что герой умрет. Ответ на этот вопрос он и ищет на полях дальнейших стихотворений. Память = вина, а грех – это уже поминание греха. Вот формула Вахрина, которую он, конечно, стоит отметить, подглядел, но реализовал по-своему:

... Я думаю, мы все больны, ведь мама
Сказала, что во мне кинжал:
И, что странно, папин взгляд
На мне ещё более страшен.

Катаклизм (кульминация) этой мысли достигается в следующем, самом лучшем в творчестве Вахрина стихотворении, на мой взгляд, в «Для М.». Где чувство вины и прошлое переплетаются практически во фрейдистском аффекте. Нерожденная сестра героя становится для него музой, напоминающей ему о собственном несовершенстве, постоянно памятно преследуя его, вырываясь, что было описано в «Ткани», в самый неподходящий момент. Вообще, централизация Вахрина на этой теме очень напоминает «Ткань», но, повторюсь, автор берет не мотив, а идею о первопричинности трагедии за абсолют, именно поэтому, мне кажется, у него и получилось написать лучшее своё стихотворение на данный момент.

я не помню тебя совсем.
однако, чувствую, что временами
я просыпаюсь с кем-то рядом.
неужели это ты, погибшая душа?
подумать только, сколько лет
я жил в неведении, и не старался
наладить с тобой контакт.

Буквальное цитирование «Ткани», повторение немельского опыта.

тебя назвали Машей, кажется;
я видел на фотографиях твою кровать,
а в кладовке упокоились куклы.
ты убила себя, или я убил тебя,
как говорит мама, не так уж и важно.

Развоплощение, раскрытие темы в двух последних строчках, ярко выраженный немельский «цинизм действительности»,  «обстоятельный нигилизм», но... после начинается неповторимый Вахрин:
 
отец затирал что-то про отбор Дарвина,
а я лишь молча слушал и кивал.
затем при разговоре со звёздами
я упомянул тебя: «Звезды, а ведь Маша
тоже хотела жить, правда?»

Наивный вопрос, заданный словно совсем ребенком, приобретает вполне взрослый, трагический контекст, обрисовывая ситуацию красками неизбежности, проклёвывающимися из щемящей гейневской меланхолии:

Чтобы спящих не встревожить,
Не вспугнуть примолкших гнезд,
Тихо по небу ступают
Золотые ножки звезд...
... Но вдали я слышу голос -
И дрожит душа моя.
Это зов моей любимой
Или возглас соловья?

Далее герой предлагает свой внутренний хаос, побуждённый природной дестабилизацией (классический образ), как залог своей вине перед сестрой – перед финальными горькими выводами:

жизнь забавная штука, право.
я сжимаю снимок и плачу.
на отшибе Уфы началась гроза,
разве ты не хочешь этого, Маша?

Герой понимает, вторя своему литературному архетипу, что сестра не вернется, да и зачем ей катастрофа – она уже случилась, незачем его (героя) память – ведь  у неё отсутствует собственная, потому что вся её память – это есть память самого героя.

 ты не хочешь забвения, зачем тебе память?
тебя нет, и я стою на земле,
но даже если так надо,
то я чувствую себя убийцей.

Остальные стихи довольно посредственны, и не требуют внимания, как мне кажется. Лучшее произведение уже написано, остальное – навесное, почти что лишнее, не слишком важное. В последнем стихотворении Вахрин только доказывает, что весь цикл – это развитие одного образа, некогда подаренного мной автору. Не могу сказать, что он является хорошим завершением данной работы, но свою функцию занавеса все же выполняет, пусть и оставляет читателя с вопросом, так где «новое», о котором так распинался автор.

... я плюю себе под ноги и кричу:
«Ну и ладно, я создам собственный двигатель!»

провожу ночи в своей мастерской
в тщетном желании и страшной горячке
придумать что-то, что даст свободу.
детали приходят в негодность,

а прототипы сгорают на взлёте,
но я начинаю заново,
модернизируя технологию.
так прошло несколько лет.
но всё это время со мной был дневник,
в который я часто заглядывал…

и чертёж наконец найден.

В этом есть парадокс и ирония всего цикла, да и самого автора, концептуально. Вахрин снова и снова обещает показать новейшего себя, но выходят либо крайне проходные работы («Грязь», «Ведомый Марин»), либо просто вдохновлялки и какие-то куски, которые даже в обзор не вставить из-за их минимальной смысловой нагрузки. Но всё-таки... давайте на чистоту! Для меня – если произведение хочется обсуждать, и в нём есть хотя бы одна по-настоящему достойная работа, то оно уже стоит своего существования. И именно поэтому:

«Конструктор» – это хороший пример преемственности немельской традиции, раскрывающей автора совершенно с другой стороны – на пути трагедии. Вахрин не просто скопировал меня, как любил делать ранее, а выразил собственное потаенное, раскрыл «темное сознание», пусть пока ещё и довольно банальными методами. Но как первый настоящий шаг – это отличный ход.

Подводя итоги, стихотворение «Для М.» – magnum opus Вахрина как нового автора, как члена «Марксовского круга»; это действительно  очень важное произведение, обладающее собственной неповторимой вахринской айдентикой и силой слова, что вызывает только заслуженные аплодисменты и всяческую осанну творцу, в свою очередь наконец-то выразившему личную «похвалу трагедии», присоединяясь к моему единоличному легиону самоса.
«Жало» же – лучшее его образное высказывание, модулирующее его собственное видение, практически в кьеркеровском понимании (см. «жало плоти»).
Остальные стихи – всё ещё слабы и требует пристального внимания и обработки, и пока – не вызывают у меня особого трепета. То же самое относится и к типичным для А. Вахрина – дневниковым заметкам, которые я не буду комментировать ни как, кроме того, что выкажу неровный и срезанный стиль повествования и языка, отчего перечитывать подбое не хочется; но как формальная стилистическая добавка к стихам – это все же кое-как, но работает.
В любом случае, облокачиваясь на сказанное выше... сейчас, в этой скромной рецензии, я, как создатель НЛОД, официально готов сделать следующее заявление:

Я, Константин Немель, признаю Артёма Вахрина – поэтом и интригующей, даже трогающей личностью, и вижу в дальнейшем его вариативном развитии – большой интерес, почему и собираюсь продолжить наблюдать за этим молодым автором.
p.s.
Более ты не носишь мои клинки, теперь они – твоё собственное оружие, так что пользуйся им с умом.
Не проворонь то, что получилось обрести в-себе с таким трудом, мой юный друг.
Возможно, мы стоим на пороге открытия нового настоящего поэта, важного и беспринципного. А значит...
Добро пожаловать в Новое.


Немель, 10 июля 2023 года
Площадь Маркса