Французский шёлк

Глава 8

Ариэль Уайлд вела заседание правления компании Джексона Уайлда, его так называемого министерства. Собравшиеся были слушателями поневоле: их присутствие на заседании было продиктовано уважением к вдове, почтением к ее мужу, который был погребен лишь вчера, да и просто собственными опасениями, что такое доходное предприятие с уходом его лидера может оказаться банкротом.

Ариэль сидела во главе длинного стола в зале заседаний на верхнем этаже министерского офиса в Нэшвилле. Вся в черном, она выглядела хрупкой и изможденной — настолько, что, казалось, с трудом подносила к бледным губам полупрозрачную чашку из китайского фарфора с бесцветным травяным чаем. Ее потускневшие от слез глаза глубоко запали, обрамленные синей тенью усталости и отчаяния.

Никто, кроме Ариэль, не знал, что эти свидетельства невыразимой скорби легко смывались водой и мылом.

Сидевшие за столом заседаний, затаив дыхание, ждали, когда же заговорит вдова. В душе они сочувствовали ей, но в то же время их гораздо больше волновали их личные проблемы, возникшие со смертью преподобного.

— Джентльмены, позвольте мне начать со слов благодарности в адрес каждого из вас и правления в целом за поддержку, которую вы оказали мне и Джошу в эти мрачные и тревожные дни после смерти Джексона.

Она подарила каждому нежную улыбку, затем глотнула еще чаю, прежде чем приступить к существу вопроса.

— К сожалению, никто из нас не ожидал столь трагического ухода Джексона. Это застало нас врасплох. Кто мог предугадать, что какой-то безумец посягнет на одного из самых преданных посланников бога?

Раздалось приглушенное «аминь».

— Дьявол ждет, что сейчас мы отступим, начнем зализывать раны. Он рассчитывает, что мы согнемся под тяжестью столь скорбной ноши. Заставив замолчать Джексона, он думал, что заставит замолчать всех нас. — Как и было заранее отрепетировано, в этом месте она сделала стратегическую паузу. — Но дьявол недооценил нас. Нас не испугать и не заставить молчать. Министерство Джексона Уайлда будет работать, как и прежде.

Обтянутые темными жилетками животы расслабились. Напряжение, царившее до этого момента в зале, спало. Пот, собравшийся в нахмуренных бровях, начал испаряться. Облегчение если и не прорвалось наружу, то легко угадывалось в просветлевших лицах.

Ариэль еле сдержала самодовольную улыбку. Теперь-то они были у нее в руках. Они, конечно, могли считать себя посланниками господа. Несомненно, некоторые искренне верили в святость их миссии.

Но все они были мужчинами, и никто из них не был чужд слабостей, присущих каждому потомку Адама. Все опасались за свое будущее. В полной уверенности, что Ариэль объявит о роспуске министерства, они молились о чуде. Только что она подарила им это чудо.

Но, как и положено, нашелся среди них один скептик.

— Как, Ариаль? — спросил вечно сомневающийся Томас. — Я имею в виду, без Джексона как мы реально можем продолжать наше дело? Кто будет читать проповеди?

— Я.

Все в изумлении уставились на нее, ошеломленные таким поворотом событий. Было очевидно, что в способности Ариэль мало кто из них верил. Она слегка тряхнула головой, и ее платиновые волосы заструились по плечам. Во всем ее облике чувствовались решимость и уверенность в собственных силах.

— Мы… думали, что следовало бы пригласить нового проповедника.

— Что ж, все вы ошибались, — мягко сказала Ариэль. — Вот почему я и созвала это совещание — чтобы сразу посвятить вас всех в свои планы и уже больше не повторяться.

Она сцепила руки, положив их на стол. От ее еще недавней хрупкости не осталось и следа, теперь в ней чувствовалась неукротимая жизненная сила. Еще несколько минут назад едва мерцавший в ее глазах блеск сменился бушующим пламенем.

— Наши сторонники, безусловно, захотят узнать о моих чувствах в связи с кончиной Джексона. Он умер неожиданно, смерть его была жестокой. Это как раз и будет сюжетом для моих проповедей, по крайней мере, в ближайшее время. А кто лучше вдовы сможет прочитать их?Члены совета молча переглянулись, обескураженные.

— Все проповеди Джексона были написаны братом Уильямсом. Теперь он напишет кое-что и для меня, — сказала она, кивнув сидевшему по левую сторону от нее джентльмену. Тот неловко закашлялся, но промолчал.

— Со временем мы перенесем акцент в наших проповедях с убийства Джексона на другие темы. Надо будет продолжить борьбу с порнографией, поскольку наше министерство уже зарекомендовало себя в этом. Иногда можно будет пригласить проповедника и со стороны, но надо помнить, что люди шли В церковь главным образом для того, чтобы увидеть Джексона и меня, ведь так? Джексона больше нет. Осталась я одна. И если вы думаете, что лишь он мог прорицать адский огонь и вечные муки, дождитесь и послушайте мои проповеди — и тогда вы убедитесь, на что я способна.

Ее резкость смущала собравшихся, но никто не осмеливался одернуть вдову. Она же стремилась к тому, чтобы все поняли с самых первых минут и до конца, что отныне бразды правления в ее руках и это непререкаемо. Так же, как слово Джексона было для всех законом, так законом теперь становилось ее слово.

Она встала. Остальные медленно и неуверенно стали привставать со своих мест, как нокаутированные боксеры, которые пытаются собраться с силами, и последовали ее примеру.

— Джош уполномочен выступать от моего имени, — сказала она, направляясь к двери. — Однако я предпочитаю, чтобы все вопросы и проблемы согласовывались непосредственно со мной. Чем скорее я приступлю к обязанностям, некогда лежавшим на Уайлде, тем будет лучше. Если же кто-то не согласен с этим…

Она распахнула дверь и кивком головы указала, куда могут удаляться те, кто не согласен играть по ее правилам. Никто не шелохнулся. Под строгим взглядом, которым Ариэль обвела собравшихся, они боялись даже дышать. В конце концов вдова приняла тишину, воцарившуюся в зале, как знак молчаливого согласия уважаемого правления.

Ее бледное лицо озарила ангельская улыбка.

— О, я так рада, что все вы приняли решение остаться со мной. Джексон непременно бы это одобрил, да он и не ожидал от вас другого. И, разумеется, господь тоже возрадовался, глядя на вас.

Она опять улыбнулась и протянула руку Джошу. Он услужливо поспешил к мачехе и встал рядом, положив ее руку на свой локоть. Вместе они покинули зал заседаний.

— Это был настоящий спектакль, — упрекнул ее Джош на выходе из здания.

— Спектакль? — Ариэль уютно устроилась на плюшевом сиденье лимузина, ожидавшего их у обочины.

— Мы едем домой, — сказал Джош шоферу, закрывая перегородку между ним и салоном. Откинувшись на сиденье, он уставился в окно, пытаясь обуздать свой гнев, прежде чем обратиться к мачехе. Наконец он повернулся к ней:

— Могла бы сначала со мной обсудить это.

— Ты, похоже, не в себе, Джош. Что тебя так взбесило?

— Не надо водить меня за нос, Ариэль. И не хлопай ресницами, как кокетка на вечеринке. Изображай невинность перед кем-нибудь другим, но не передо мной. Неужели ты еще не поняла, что со мной это не проходит?

Ариэль поджала губы:

— Да, я понимаю, ты огорчен, что я не обсудила с тобой свои планы, прежде чем выносить их на совет.

— Ты что, уже совсем потеряла чувство реальности, Ариэль? — Джош был на самом деле ошарашен происшедшим и не скрывал этого.

— Ты думаешь, я не смогу справиться с этой организацией?

— Нет. Хотя, как мне кажется, ты себя и убедила в том, что сможешь. — Он посмотрел на нее долгим, оценивающим взглядом. — Тебя ведь ничто не остановит на твоем пути, ты просто не допустишь этого, не так ли? Даже смерть отца тебе не помеха. Ариэль невозмутимо повращала головой, словно пытаясь снять напряжение в шее.

— Послушай, Джош, Джексон мертв, и ничего уже с этим не поделаешь. Мы похоронили его.

— С большей помпой, чем проходят коронации.

— Пресса ведь обратила на это внимание, правда?

— И для этой цели тебе понадобился хор, оркестр и эти чертовы летающие голуби?

— Вице-президент Соединенных Штатов лично присутствовал на церемонии! — закричала она. — Неужели ты настолько глуп, что не понимаешь, чего это стоит?

— Ему? Миллиона голосов избирателей.

— А нам — полутора минут в программе новостей. Репортаж на весь мир, Джош. — Гнев ее уже разыгрался вовсю. — Неужели ты и любой из сидевших на совете настолько глупы, что подумали, будто я откажусь от бесплатной рекламы? Неужели вы подумали, что я такая дура? Если так, то дураки — вы. А я намерена выжать из смерти Джексона все, что только возможно. Это подарок судьбы. Я о нем не просила сама.

Джош снова отвернулся к окну, бормоча:

— Неужели ты?

— Что?

Он не ответил.

— Джош! Повтори, что ты сказал.

— Я просто вслух размышлял, могла ли ты желать его смерти.

Она смерила его холодным взглядом.

— Думаешь, я избавилась от Джексона для того, чтобы завладеть тобой? — с презрительной ухмылкой спросила она.

— Не мной. Но, может быть, его телешоу. — Он наклонился к ней и прошептал:

— Что ты делала, когда покинула мой номер в ту ночь, а, Ариэль?

Тень беспокойства промелькнула в ее глазах.

— Мы же договорились никогда больше не говорить об этом.

— Нет, это ты настаивала, чтобы я никогда не упоминал об этом.

— Чтобы полиция не смогла воспользоваться в своих целях этой информацией.

— Совершенно верно, — тихо сказал он.

— Да к тому же эти подробности не стоят того, чтобы о них распространяться. — Она с беззаботным видом смахнула воображаемую пылинку со своего черного платья.

— Сначала я тоже так думал. Теперь я не так уверен в этом. Может быть, и стоило все рассказать. Ты же сказала, что сходишь к себе за нотами.

— Ну и что?

— А то, что мы вовсе не репетировали, как говорили полиции, а значит, и ноты нам не были нужны.

— Я хотела принести их для будущей репетиции.

— Но ты вернулась с пустыми руками.

— Я их не нашла.

— Тебя не было почти пятнадцать минут.

— Я искала их везде, да к тому же старалась не шуметь, ведь Джексон спал.

— Или был мертв. У тебя было достаточно времени, чтобы убить его. Думаю, Кассиди было бы интересно узнать про эти пятнадцать минут.

— Ты не можешь рассказать ему, не втягивая в это дело себя. Джош, пытаясь осмыслить заново все происшедшее, продолжал, не обращая внимания на ее слова:

— У тебя, конечно же, был мотив для убийства. Помимо того, что отец был тираном, он еще и стоял на твоем пути. Ему доставались и почести, и деньги — ему, а не тебе. Тебя уже больше не устраивало заднее сиденье, ты хотела пересесть за руль. Тебе нужно было все министерство. Тебя одолела не только жадность, ты устала от вечных придирок отца по поводу твоего посредственного голоса, лишнего веса, да что говорить — по любому поводу. И вот ты убила его, а меня использовала как свое алиби.— Послушай меня, ты, дерьмо, — сказала она, возвращаясь к своему привычному лексикону доджексоновской поры. — Иногда я ненавидела его до такой степени, что могла бы и убить. Легко убить. Но с ним было связано все лучшее в моей жизни. Я бы так и осталась до конца дней своих сестрой пожизненно осужденного, а не была бы одной из самых уважаемых женщин Америки, которой присылает цветы сам президент. Нет, я не убивала его. Но я буду дурой, если, оплакав его кончину, упущу те возможности, которые она передо мной открывает. Я намерена драться, как зверь, чтобы только сохранить все, чего я достигла.

Лимузин свернул на извилистую дорожку, ведущую к дому. Огромный и комфортабельный, он тем не менее был лишен того уюта, который когда-то умело создавала и поддерживала мать. Теперь же это был дом Джексона. На всем лежала печать его присутствия и злой воли. Джош ненавидел каждую минуту, проведенную под этой крышей.

Но сейчас, как ни горько это было признавать, больше всего он ненавидел самого себя. Ведь, испытывая презрение к той деловитости, с которой Ариэль отнеслась к смерти отца, он втайне восхищался ею. Ему бы хотелось так же легко и без всяких угрызений совести отрешиться от происшедшего. Душой он не принимал стремления Ариэль к власти и богатству, но втайне завидовал ее решительности и упорству.

— Я знаю, у тебя были свои планы на будущее, Джош, — говорила между тем Ариэль. — Но они не стыковались с планами Джексона. Естественно, он начертал тебе совсем иной путь в жизни, и ты до сих пор зол на него.

— Сама не понимаешь, какую чушь ты несешь, — ответил Джош. — Все, что произошло между нами, случилось задолго до твоего появления в нашей семье.

— Но я слышала об этом — и от тебя, и от Джексона. У вас были серьезные стычки по поводу того, кем тебе быть — концертирующим пианистом или присоединиться к миссии отца.

— Мне не нужно напоминать, о чем был спор.

— Знаешь что, Джош, твой отец был прав. Мы с тобой сделали три евангелистских альбома. Все они получили высшие награды. Рождественский альбом, который мы записали прошлой весной, пойдет нарасхват после случившегося. Нам даже не придется потратить ни цента на рекламу. Он и так не залежится. Министерство отца принесло тебе богатство и известность, Джош. И, конечно же, не стоит даже сравнивать это с тем, что бы ты имел, выступая на сцене со своим классическим хламом. Подумай об этом.

Шофер остановил машину и вышел, чтобы открыть перед Ариэль дверцу.

— Я бы хотела, чтобы ты остался в деле ради твоего же блага.

Но если уж ты решил уйти — что ж, мне все равно.

Уже ступив одной ногой на мостовую, она обернулась и добавила:

— Не думай, что смазливые пианисты так уж дорого ценятся, Джош. Впрочем, как и любовники.


Когда Кассиди входил в отель[«Фэрмон», он уже изрядно промок и был взвинчен до предела. Парковаться пришлось за квартал от отеля, а бежать — под проливным дождем. Подходя к бару в вестибюле, он снял плащ, отряхнув его от воды, и пробежал пальцами по влажным волосам.

Он посмотрел на часы. Оставалось еще двенадцать минут. До того, как Андре Филиппи приступит к работе. Из своих источников Кассиди узнал, что по ночному менеджеру можно сверять часы.

В ожидании Кассиди потягивал обжигающе горячий напиток, который принесла официантка. Итак, он нащупал след. Они с Гленном и своей бригадой, назначенной на расследование этого дела, проверили сотни фактов, но все безрезультатно. Но вот теперь Кассиди, похоже, выбрал верное направление.

Во всяком случае, он очень на это надеялся. Ему нужен был хоть какой-то результат. Краудер уже начинал терять терпение. Он с большой неохотой разрешил Кассиди поездку в Нэшвилл и, к сожалению, оказался прав. Поездка от начала и до конца была пустой тратой времени. Тысячи людей съехались на похороны проповедника.

Удостоверение помощника прокурора помогло Кассиди отвоевать себе место рядом с самыми верными соратниками и близкими Уайлда. Если среди них и был убийца, он или она искусно скрывали свое вероломство под маской печали и безутешной скорби. Кассиди не заметил и тени торжества или облегчения на лицах скорбящих возле гроба. Если даже, предположить, что Уайлд был убит кем-то из его соратников, в чем искать мотив преступления? Ведь все они кормились от его телепроповедей и крестовых походов. Уайлд щедро оплачивал личную преданность ему.

Как и в любом другом бизнесе, империю Уайлда тоже не обходили внутренние конфликты и раздоры. Психологическая несовместимость. Зависть. Распри и ссоры на самых разных уровнях служебной лестницы. Но, как бы то ни было, любой из окружения Уайлда, если он и спустил курок, автоматически лишил себя источника дохода. Так что смысла в этом не было никакого.

Единственными, кто подходил на роль подозреваемых среди присутствовавших на похоронах, оказались Ариэль и Джошуа. Кассиди не спускал с них глаз. Джош был в состоянии прострации. Не мигая, он неотрывно смотрел на гроб. По его виду невозможно было угадать — то ли он потрясен случившимся, то ли ему все безразлично, то ли просто смертельно надоел этот спектакль.

Вдова была сколь благочестива, столь же и трогательна в своей скорби. Она испрашивала господнего благословения для всех, с кем вступала в разговор, передавала их молитвы всевышнему. Кассиди почему-то пришло на ум сравнение ее с бабочкой со стальным хребтом. Под маской ангела скрывалась холодная и волевая женщина, способная, возможно, и на убийство. Проблема состояла в том, что Кассиди располагал лишь несущественными уликами, на которых невозможно построить обвинение. Он не мог доказать ее связь с пасынком, а по всем внешним признакам выходило, что она обожала мужа и глубоко скорбит о его смерти.

Возможно также и то, что истинного преступника на похоронах не было. Последний разговор Кассиди с Клэр Лоран весьма заинтересовал их с Гленном, и они тщательно проанализировали ее поведение. Один абсолютно верный вывод напрашивался сам собой: Клэр лгала.

С самого начала она солгала насчет своего интереса к Джексону Уайлду. Найденная папка явно подтверждала этот обман, но только этот. Далее, Клэр пыталась скрыть некоторые неприятные моменты из своего прошлого, хотя это свидетельствовало лишь о том, что она глубоко переживает за свою мать.

Что же касается видеопленки с записью службы Уайлда, она явно доказывает, что Клэр лгала, когда утверждала, что никогда не встречалась со священником и что была дома в день его убийства. Но в то же время эта видеозапись никак не привязывает Клэр ни к номеру в отеле «Фэрмон», где жила жертва, ни к орудию убийства. И Кассиди, и Гленн знали, что суд присяжных никогда не вынесет приговора на основании такихДа и кроме того, Гленн почему-то проникся доверием к Клэр.

— Она, конечно, наглая, высокомерная сучка, но я сомневаюсь, что она могла убить. Я настаиваю на том, что это дело рук жены и сына. Нам известно, что они там были. Про мисс Клэр Лоран мы этого не знаем.

Но улика, которую Гленн обнаружил сегодня днем, как раз могла стать тем недостающим звеном в цепи его рассуждений и в корне изменить его мнение о владелице «Французского шелка».

— Этот прощелыга из отеля врет без зазрения совести, — сказал Гленн.

— Похоже. Хочешь, чтобы я им занялся? — У Кассиди уже зачесались руки.

— Сделай одолжение. Если я подкачусь к нему, могу только спугнуть говнюка.

Кассиди, не теряя ни минуты, рванул в «Фэрмон», чтобы успеть перехватить Андре Филиппи.

Он сразу же узнал его, когда тот еще только подходил к регистрационной стойке. Кассиди спешно расплатился за кофе, схватил плащ и стремительным шагом пересек вестибюль.

Андре не слишком обрадовался встрече. На его лице отразилась явная неприязнь.

— В чем дело, мистер Кассиди? Я очень занят.

— Ценю вашу занятость, но я в таком же положении.

— Может быть, вы позвоните завтра и назначите время?

— Сожалею, но мне действительно нужно переговорить с вами именно сейчас. Прошу прощения за причиненное неудобство и обещаю, что наш разговор не займет больше минуты. У вас есть плейер?

— Плейер? — Андре подозрительно посмотрел на Кассиди. — Есть, в моем кабинете. А зачем вы вам?

— Можно мне им воспользоваться?

Кассиди не стал дожидаться разрешения. Он направился прямиком к кабинету Андре, и тому ничего не оставалось, кроме как следовать за ним, причем очень быстро. Войдя в кабинет, Кассиди тут же устремился к аппарату, включил его и вставил кассету.

— Это в высшей степени некорректно, мистер Кассиди.

Если вы хотели встретиться со мной…

Андре вдруг притих — раздался записанный на пленку телефонный звонок. Он услышал свой голос, ответивший в трубку, затем прозвучало знакомое:

— Bonsoir, Andre.

Он тут же узнал этот голос. Вспомнил и сам разговор. Кассиди видел, как съежился метрдотель в своем безупречном черном костюме. Капельки пота выступили на его лоснящемся лбу. Плотно сжатые губы дрогнули. Андре попятился к столу, хватаясь за угол, чтобы не упасть.

— Mon Dieu[6], — прошептал он, а пленка все крутилась, и голос все звучал. Из нагрудного кармана Филиппи достал носовой платок и промокнул взмокший лоб. — Пожалуйста, пожалуйста, мистер Кассиди, выключите это.

Кассиди не стал выключать, но слегка приглушил звук. Он ожидал определенной реакции, но не такой бурной. По сути, он получил гораздо больше того, на что первоначально рассчитывал. Его так и подмывало схватить стоявшего перед ним человечка за грудки и вытрясти из него всю душу. Сдержать свой пыл и гнев стоило определенных усилий.

— Почему бы вам не рассказать мне об этом, Андре? Я даю вам шанс объясниться.

Андре облизал губы и продолжал нервно теребить носовой платок с монограммой. Даже если бы его сейчас приговорили к смертной казни, он все равно не выглядел бы таким подавленным.

— Она знает, что у вас есть эта запись?

У Кассиди бешено застучало сердце. Еще мгновение — и он узнает имя женщины, которой принадлежит голос на пленке. Филиппи уверен, что Кассиди оно уже известно. Только бы не спугнуть его! Кассиди непринужденно пожал плечами.

— Это ведь ее голос, не так ли?

— О, милая. Подумать только! — застонал Андре, съежившись еще больше. — Бедная, бедная Клэр!


Вот уже около часа Клэр разговаривала по телефону с Ясмин. Та была в подавленном состоянии. Клэр подозревала, что она выпила лишнего.

— Он всегда так торопится, — хныкала Ясмин. Клэр эгоистично подумала, что лучше бы подруга продолжала хранить в секрете свой любовный роман. С того самого вечера, когда она во всем призналась Клэр, их разговоры большей частью крутились вокруг этого загадочного любовника и несчастливой доли, которая выпала бедным возлюбленным.

— Он делит свое время между семьей и тобой, Ясмин. Он не принадлежит тебе полностью. Это лишь один из неприятных моментов, которые сопровождают роман с женатым мужчиной. Ты должна или примириться, или покончить с ним раз и навсегда.

— Я уже смирилась. Просто дело в том, что — ну, знаешь, в самом начале наши встречи были спокойнее, романтичнее, что ли.

— А теперь это все наспех: пришел, сделал дело — и привет, мадам. Так ведь?

Клэр думала, что такое грубое замечание разозлит подругу. Но Ясмин вдруг разразилась таким смехом, что невольно подумалось о джунглях и их обитателях.

— Ты не права. В прошлый уик-энд он «поработал» надо мной на славу…

— Ну тогда я не понимаю, на что ты жалуешься. Внезапно голос подруги прервался рыданиями. Клэр никогда не сталкивалась с такой Ясмин; она не плакала даже тогда, когда косметическая фирма, где она работала, предпочла ей другую фотомодель. А именно с того момента у Ясмин начались финансовые трудности. Правда, она и слышать не хотела о том, чтобы принять от Клэр помощь хотя бы в виде займа, и даже обсуждать свои проблемы отказывалась наотрез. Но, как никто другой, зная характер Ясмин, ее гордость, Клэр отступила со своим настойчивым предложением помощи. Она надеялась, что Ясмин согласится принять ее, не доводя ситуацию до отчаянной.

— Иногда мне кажется, что это единственное, для чего я нужна ему, — тихо сказала Ясмин. — Ну, ты понимаешь, я имею в виду-то, чем мы занимаемся в постели.

Клэр тактично промолчала.

— Нет, я знаю, что это не так, — торопливо поправилась Ясмин. — Наши отношения — это не просто физическая близость, это гораздо больше. Просто эти чертовы обстоятельства так расстроили меня, вот и все.

— Что случилось?

— Он был по делам в Вашингтоне на этой неделе и сказал мне, что сможет организовать поездку так, чтобы на пару дней потом заехать в Нью-Йорк. Но дела заняли больше времени, чем ожидалось, и он задержался. Нам удалось побыть вместе лишь один день. Когда он собрался уезжать сегодня днем, я думала, что умру, Клэр. И я сделала то, что не должна была делать. Я стала умолять его остаться. Он разозлился. И вот теперь я сижу одна и не могу даже позвонить ему и извиниться. Я должна ждать, пока он сам позвонит мне.

Клэр была обеспокоена и в то же время возмущена. Единственное, чего можно было ожидать от этой любовной истории, так это разбитых надежд и иллюзий. Ясмин следовало бы прозреть и понять это. Нельзя больше позволять дурачить себя, надо покончить со всем этим сейчас же. Но Ясмин наверняка не обрадуется, услышав такой непрошеный совет.

— Извини, Ясмин, — искренне сказала Клэр. — Я знаю, что тебе больно, и сама страдаю от этого. Я хочу видеть тебя счастливой. Я бы только хотела тебе помочь.
— Ты и так помогаешь — слушаешь мои излияния. — Ясмин всхлипнула. — Ладно, хватит об этом. Я связалась с Леоном, и мы составили окончательный график съемок на следующей неделе. Ты можешь его записать?

Клэр взяла бумагу и карандаш.

— Готова. О, подожди, — сказала она, услышав зуммер на другой телефонной линии. — Мне звонят. Одну секунду.

Клэр нажала кнопку, переключившись на параллельную линию. Через несколько секунд она вернулась к разговору с Ясмин.

— Я должна идти. Это мама.

Ясмин знала, что в таких случаях продолжать разговор бессмысленно.

— До завтра, — наспех попрощалась она и повесила трубку. Клэр выбежала из офиса и бросилась вверх по лестнице, не став дожидаться лифта. Буквально через минуту она уже мчалась вниз. Пробегая по темному складу, она на ходу натягивала блестящий черный виниловый плащ и такую же шляпу.

Засовы не были задвинуты, и система сигнализации отключена, Клэр торопливо распахнула дверь — и лицом к лицу столкнулась с Кассиди.

По нему было видно, что он уже побывал под дождем — волосы словно прилипли к голове. Ворот плаща поднят, плечи ссутулены. Кассиди протягивал руку к звонку, когда дверь открылась. Увидев Клэр, он удивился не меньше, чем она.

— Что вы хотите? — спросила Клэр.

— Мне нужно поговорить с вами.

— Не сейчас. — Она включила сигнализацию и захлопнула за собой дверь. Обойдя Кассиди, она устремилась во двор, но тут же почувствовала на запястье железную хватку Кассиди.

— Пустите меня! — закричала она, пытаясь высвободить руку. — Мне надо идти.

— Куда?

— По делу.

— Я отвезу вас.

— Нет!

— Куда вы направляетесь?

— Пожалуйста, отстаньте от меня. Дайте мне пройти.

— И не надейтесь. Пока вы мне не объясните, вы никуда не пойдете.

Молния на мгновение озарила его мужественное лицо, исполненное твердой решимости. Он явно не собирался довольствоваться отказом, и она, пререкаясь, лишь зря теряла время.

— Хорошо, можете отвезти меня.

Все еще цепко держа ее за руку, Кассиди направился к машине. Усадив Клэр на пассажирское сиденье, Кассиди обежал автомобиль и сел за руль. Струйки дождя стекали с его носа и подбородка, пока он заводил мотор.

— Куда ехать?

— Отель «Поншартрэн».

Сандра Браун