Остановка в Пирее

У тебя голубые глаза
и зеленые волосы.
Я смотрел, как она уходит
без романтической позы,
бросив меня на Кабеле,
где голуби спорят с вороном,
чей я, кому достанусь.

Ребзя, поровну!
Меня на всех хватит, сволочи,
я большой.
Склюйте печень, кишки, но к ночи
отнесите домой.
Мне надо погреть там камни
на Невской мостовой.
Оставьте меня, оставьте,
я живой.

Она свернула на Малый,
ей там до дома чуть-чуть.
Я руки засунул в карманы
пустые, нащупав путь.
И шёл по лиловым спицам
с магазинами и заводами,
своё огромное сердце
пряча за нотами
пения шлюх портовых.

И небо, как взгляд портных,
точно высчитывал ноты,
опоясывал материк.
Пока Васильевский остров
умолял вас – не трогать ****ей.
Я выпил в баре напротив
и вновь повстречался с ней.
Что тебе надо, Сильва?
Ты дура с плохим лицом!
– Кажется, я полюбила
тебя подлецом.
Я придурок, оставь меня, нимфа,
тебе надо на Малый проспект.

Это не выдумка, это часть мифа
про то, как влюбился поэт
в идиотку, что видел впервые,
в её голубые глаза,
прекрасные звёзды ночные,
не освятившие ни черта.
Ну а я загорелся что-то,
видимо, алкоголь –
это средство вроде блокнота,
чтобы запечатлеть любовь.
Ведь если подумать, поэт,
даже топча цветы,
на протяжении лет
всё делает ради любви.

Грозно трещит Севкабель.
Гордо уходит она.
И только синяя гавань
однотонная, как волна,
подбадривает искусно –
это любовный жест,
ножом приводящий в чувства,
выдавая обратный билет
на Мост Бетанкура, Дворцовый
мост через тысячу зим.
И снова, и снова, и снова
один –
лишь поэтому жизнь хороша.

Вот, держу ленинградский билет
И чувство такое, что я
графомански-несчастный поэт.