Блуждающий пидр

О где меня только не провожали,
жаль, не встречали.
Я гулял по Луне суматошно,
праздно,
жаль, что несчастным.
Когда вытек из календаря, похожим на чёрный день,
я посмотрел в тетрадь,
а там через слово –
смерть.
Ну, ничего, рубец, как говорится, к рубцу.
Стерпится – слюбится.
Есть одна тема. Она подходит даже к этому ****ецу:
Что угодно – забудется.
Теперь о главном.
В столице – Восток и ни слова о литературе.
Менты проехали мимо. Отличная ночь для парка.
И бегают пальцы
по клавиатуре –
это моя тетрадка.
Что-то безвозвратно потеряно.
Меня трогает чья-то рука.
Это тень мертвеца Есенина
вешается на меня.
Что ты, старик блудливый, устал прогорать тут с горя
в поиске керосина?
Он ответил, – Я просто
ни разу не видел моря.
А ты так похож на воду,
движешься и стоишь.
Что же, что же ты, Немель, никак не замолчишь
за свою свободу?
И ушёл, и исчез, только его и видели,
в выборгский лес,
что-то забывший в Питере.
Я же свернул на Лиговский,
отказавшись от легких денег,
секса, тряпья и мусора,
подвесок и даже автобуса.
Разбил свой Внутренний Телек
и начал трансляцию космоса.
Да, я и правда – на Лиговском
с оторвой крутился у стойки,
вынашивал номерок
и курил у помойки,
задумавшись о Бодлере.
Неужели ему в тюрьме
было не заебись?
Когда к горлу подступит жизнь,
вспомни, поэт, о Бодлере
и как он дрочил в тюряге
на мёртвые цветы, или
плакал
над недописанной
книжкой.
Меня выводили под руки
из какого-то особо ***вого заведения
два жлоба со склеенными лицами.
Драка? Да нет –
зачем бить приведение?
И люди переступали,
пока я ловил их запах бессознательным взглядом.
Я так поступал с моралью,
теперь так поступают со мной.
Справедливо, вы не считаете?
говорил я отражениям в луже –
все тем же бродящим теням,
и даже они топтались
на моем пиджаке, под которым
осталось, наверное, что-то.
Да кто бы проверил что.
Потом я терся с какими-то
туманными пидорками
около Столовой №1,
пока они трещали трещали,
ломая комедию.
Я пытался расслышать просодию
пыхтящего дождиком неба.
Поэт-Википедия,
не вошедший в историю –
так меня звали! суки,
да как вы посмели.
Вы ломаете руки менестрелю.
Ой, да ладно. Вам же
вообще похую,
что там говорили раньше,
вам, блять, подавай Историю!
Ишь расшумелись. История
осталась в каменном веке,
в котором убили героя.
Времени больше нету.
Сейчас ничего не осталось.
Только дождь, промывающий ночь
и гранит, и скучные памятники,
заплаканные ампиры,
позорники и тираны,
бессребреники и долбоебы.
Пидорасы смешались с клоунами,
цирк с миро- и  гос-порядком.
Остаётся бродить и не думать,
как же так приключилось,
бухать, курить и нюхать,
говорить, что любви вовсе
не существует.
ВРАНЬЁ!
Я её видел, раздетую,
на Сенной площади, она
торговала задешево телом,
вымазываясь зарёй
с разукрашенным ****ом
в бело-красной простыне.
Я смотрел, как она кончала
в пустоте!
И всем было побоку, все плевали,
двигались и постились
Пока она умоляла:
НЕ РАСХОДИТЕСЬ!
Я её проводил до дома и уложил в пастель.
И сверкали два слова:
Останься с ней.
И я остался, точнее –
оставил на лбу сонет.
И сбросился с парадной
в Неву рассвет.
Иду по развалинам, гуляю по себе,
меня хорошенько вставило,
вмазало в темноте.
Пора бы и выбираться,
вскарабкиваться на свет.
Я знаю в лицо пространство –
там только время
и русский
поэт.