Вспоминая Алексея Толстого

Скотный двор. Экспликация драмы: сарай,
Огражденье, огромная лужа,
Куры, лошадь, павлин и свинья, месяц май,
Над пейзажем две ласточки кружат…

В пароксизме довольства каталась свинья
По своим испражнениям в луже.
На неё вдохновенье напало с ранья,
Ведь она же павлина не хуже!

Он кричит, как дурной, хвост вовсю распушив,
А свинья лаконична по-свински,
Если хрюкнет, то всем её дерзкий мотив
Сразу врежется в память. У миски

Растолкает она грязным боком весь скот,
Ну и, чем не звезда свиноряда?
А картины-то как она пишет, - полёт!
Рафаэля с Эль-Греко не надо!

Вот из лужи достанет свой грешный пятак,
Да потрётся о доски забора,
Так и с Винчиной Монной не видно никак
Никаких разночтений, вне спора!

Но приходит маляр с жёлтой краской в ведре
И огромной разлапистой кистью,
И аж ёкает хлёбово в свинском нутре,
Этот гад – он же хуже фашиста!

Сколько раз говорила хавронья себе,
Что покончит она с вандализмом,
Возмущённо похрюкав, крепчала в борьбе, -
В лужу лезла с особенным смыслом.

А павлин хохотал, он и был дураком,
Лошадь ржать принималась и птица, -
Каждый был со свиньёй этой лично знаком, -
Знали, нет ей пути в живописцы.

А свинья, угомона не зная, забор
Испещряла художеством снова,
Грозно хрюкая в адрес хозяина вздор
И не будучи к казни готова.

Но под праздник её закололи, и вот
Отлетела душа свиноматки.
А павлин до сих пор свои песни орёт,
У него-то всегда всё в порядке.

Даже ласточки, в небе весь день щебеча,
Не смекнули, как все остальные,
Что из бока свиного сварили борща,
И хрящи обглодали свиные.

А маляр, хряпнув рюмку и салом заев,
Покрестился:«Туда и дорога», -
И добавил, - «вкуснаааа», - протянув нараспев,
«А была-то уж больно убога!»