Лето в Коломне
под тенью памяти балтийских сонных вышек,
что не успел понять, в какой попал я мир,
и как Литейный в спину дышит.
Я только прибыл, сразу бросился точить
кинжал поэзии, избавился от пресного
туризма, – бросился скользить
по лезвию Невского.
Поэт – это когда разницы между баром
с гаражкой нет, пока остальные
шарятся в брендах, – ты шаришься с ямбом
в предместьях, где запятые
не ставятся. Я взобрался на пень,
чем не трибуна? Выкрикиваю стихи Ахматовой.
Так ночь превращается в свою тень,
меняясь координатами.
В Петрограде ****ец.
Сладкие мальчики с автоматами
предлагают свой скорый конец,
прикидываясь солдатами.
Я курил и плевался в кухнях,
барагозил, и ныл как чмо.
А парадная выматерилась старухой
очередной.
За пару часов я успел познакомиться
с двумя потрясающими ****ями.
Но расстался не из соображений совести –
они бы просто бы мне не дали!
Я поэт на грани – окрестность взрыва.
Я давал на пиво бомжу, жал варикоз отчётливому наркоману.
Поэт – это жало! А вы все – жила,
подчиняющаяся
горнодобывающему
Госплану.
И со мною Лёха, за мной Алехин!
И неотличимы уж стих и мысль, –
если ты, читатель, ещё не въехал, –
мы – чума, в ваш город ползущая крыса.
И не кратко это, а это – кротко;
безумная ночь её чудаковатого жителя!
Это ром, текила, дынный ликер и водка –
это вся моя жизнь,
уложенная в одно
лето Питера.
Свидетельство о публикации №123092405852