война и мир. гл. 2-2-9а

2-2-9а

Билибин служил дипломатом при штабе
Главкома российских военных всех сил,
Но он с осужденьем порядков там как бы,
И с князем Андреем в знакомстве счастлив.

Он видел в нём друга с таким, как он, мненьем,
Которому мог изливать он всю желчь,
С таким же, как он, о порядках сомненьем,
И смело при нём излагать свою речь.

«Со времени наших «блестящих успехов»,
Где при Аустерлице влипли в позор,
Я не покидаю своих всех доспехов,
При главной квартире служу, как дозор.

Вошёл я во вкус войны, тем и доволен,
Такого не видел ведения войн,
Я просто всем виденным, как уже болен,
И от всех предательств теряю покой.

Француз атакует союзницу нашу,
Её разбивает он в полный «пух-прах»,
Мы им помогаем, но помощь, что каша,
Течёт как-то мимо, у них пред ним — страх.

Они не воюют, а просто сдаются,
И нас обманули уже, и не раз,
Они уже панике все предаются,
Покорность ему выставлять напоказ.

В Потсдамском дворце поселяется «визирь»,
А прусский король поздравления шлёт,
Ведёт он себя будто признанный «Цезарь»,
Теперь и из Пруссии соки все пьёт.

Он пишет ему в виде, как поздравленья:
«Желаю быть принятым в нашем дворце
Приятнейшим образом, без промедленья,
Величество Ваше в победном венце».

Они не воюют, а просто сдаются,
И мы вместе с ними втяну;ты в войну,
Предательство их нам, как дар остаётся,
Нас словно втянули в какую-то тьму!

И всё потому, что у нас нет главкома,
А главное — должного выбора нет,
Осталось старьё словно глаз глаукома,
И в этой войне мы не видим просвет.

Курьер прибывает из нашей столицы,
Зовут меня письма к нему разобрать,
Он ждёт от царя, ему чтобы смениться,
Ему нет письма, и — некогда ждать.

Он пишет известный приказ Бенигсену:
«Я ранен и ездить верхом не могу,
Давно нужна должности эта замена,
И тем остаюсь я пред всеми в долгу.

Вам должно подумать о всей ретираде,
К тем нашим законным границам страны,
И только затем, сохранения ради
Живой нашей силы нам вредной войны».

И дальше он пишет письмо императору:
 
« Болезнь есть такая, Величество Ваше,
Мешает мне ездить верхом на коне,
А значит, командовать армией даже,
Уже не под силу по старости мне.

Командовать оной сложил я на графа
Бугсгевдена — старший он здесь генерал,
А я по болезни и в качестве штрафа,
В больнице нашёл свой законный причал.

К тому же, и слишком плохое снабженье,
И хлеба осталось всего-то на день,
В иных частях — полное в том обнищанье,
Голодная бродит по армии тень.

Но, всё же, беру на себя даже смелость,
Прискорбнейши Вам сообщить эту весть,
Поскольку она, эта весть, и не мелочь,
А нам, как за нашу порядочность — месть.

Что после разгрома союзницы нашей,
Негоже стоять нам и ждать в биваке,
И, если стоять хоть полмесяца даже,
Здоровых солдат не найдёте во(о)бще.

Увольте меня, старика, на деревню,
Что я не принёс долгожданных побед,
А значит, потерю и славы столь древней,
Не предостерёг от случившихся бед».

Продолжение письма Билибина.

Разгром пруссаков лишь добавил проблемы,
И мы оказались лицом ко врагу,
И не было боле другой всей дилеммы,
Сражение дать, ибо мы — как в долгу.

И Бенигсен принял решение к бою,
Напротив, Буксгевден — отныне главком,
Другой имел план, принуждённый судьбою,
К границе катиться, как снежный тот ком.

Тем более в армии голод нача;лся,
И общий победный упал уже дух,
Меж ними незримый (во мненьях), как бой разрастался,
Что резало всем здесь обычный наш слух.

И Бенигсен дал этот бой наш победный,
Пултуская битва, и в ней — наш успех,
Потом — отступленье, маневр для нас «бледный»,
А для наступленья есть много помех.

Хотя и победой считается битва,
Но штатские мнения — наоборот,
Напрасной была о победе молитва,
Тот, кто отступил, победитель — не тот.

Но после победы мы вновь отступаем,
Зато мы курьера шлём в наш Петербург,
Француза что мы уже, как побеждаем,
Но в этом — весь толк, хотя отступаем,
Предательство немцев замкнуло нам круг.

Конечно, надежда была, стать главкомом,
Чтоб вместо кутузовского протеже,
Одним, так понятным всем нам этим словом,
Назначен был тот, чьи дела всех лучше;.

Теперь главный враг у нас, в армии — новый,
Теперь он не есть тот француз — Бонапарт,
Свои генералы друг другу готовы,
Придя в тот типичный служебный азарт;