Вспоминая Александра Блока

«Тошниловка». Стучит от возбужденья
Стаканами кабацкая братва.
Обычное для пьяни поведенье,
Столовская вонючая жратва.

Среди мужчин есть дама-моралистка,
И, оттопырив пальчик на руке
И пригубив, она жуёт ириску,
Зажав платочек в потном кулаке.

Блок запустил в народ известный образ
В шелках, вуали, в облаке духов…
Но наша дама вся – скабрезный опус,
Красуется меж пьяных мужиков.

Она, явившись из глубинной дали,
Воспитанная в духе трепеней,
Умом блистать привыкла в духе швали,
Ведь, чем гнуснее рыло, тем милей

Для простоты святой. Она когда-то,
Отдавшись принцу крови в борозде,
Свои привычки сохраняла свято,
Лишь принца нынче встретишь не везде.

И вот пейзанка, постарев не шибко,
Раздавшись вширь, но не растратив прыть,
Собранье швали осветив улыбкой,
Решила час морали посвятить.

И, оглядев кабак глазами дивы,
Куриной гузкой растворила рот,
Достала из-за пазухи «активы»
И выпятила царственный живот:

«Вот, господа, вы дожили до мига,
Когда моё пришествие сюда 
Для вас подарок, новая интрига,
Ещё я «незнакомка», хоть куда.

Пусть не в шелках, и пахну не шанелью,
Вуаль сняла, повесила на гвоздь,
Чтоб взгляд мой поразил вас, как шрапнелью!»
Кокетливо приняв одну из поз,

Продолжила расхваливать свой облик,
Невинность многолетнюю телес…
А пиво грелось, и скорбела вобла,
И в голос ржал, её толкая, бес,

Но, распалясь, его глушила речью
Пейзанка, словно было невдомёк
Ей, дуре, что она пришла на встречу
Тех, кто в таких делах не новичок.

Рождённый пить, увы, любить не может,
И рад бы, да рыгаловка милей,
Чем дива с не такой уж юной рожей,
К тому же, Папы Римского святей.