Исцеление верой 1 часть

Светило медицины выдал мне приговор
- Месяц!
Какой была моя первая реакция?
Хотелось дать ему в морду и заставить забрать свои слова обратно!
Стиснув зубы и сжав кулаки, просто выскочил из кабинета испуганного врача, со всей дури хлопнув дверью.
По лицу мне хлестал дождь со снегом, и я не смог угасить свой пыл.
Мне двадцать пять!
Какой нахрен конец?
Я ещё девчат не любил толком, да и вообще не познал по-настоящему, что такое любовь?
Я готов без любви! Без неё обойтись можно. Но жить охота, просто жить...

За руль садиться мне сейчас никак нельзя и это однозначно.
Поймав частника, уселся на заднем сиденье машины   и попробовал справиться с эмоциями.
И тут я подумал, что не совсем правильным будет сторониться людей и молчать.
И тогда я спросил водителя довольно потрёпанного авто, чтобы он стал делать, если бы знал, что жить ему осталось месяц, плюс - минус?
Мужчина даже опешил, но подумав с минуту остановился и начал говорить.
Я слушал молча, но каждое его слово, будто молотом в голове отдавало.
Оказывается, что мой собеседник уже побывал на том свете.
Не приняли его там!
А разве такое бывает?
Я слушал его и верил каждому его слову.  Мне чудилось, что не он вовсе сидит и вспоминает о своём, а какой-то рассказчик по радио даёт советы и делится жизненным опытом.
Как жить после смертельного приговора?

- Ты ещё совсем молодой, а мне тогда было пятьдесят.
Куролесил, как мог, что вспомнить страшно прошлую жизнь.
Жену обижал, мать не слушал. Мне её нравоучения были тогда поперёк горла.
Опять же крещёный был с детства, а в церковь ни ногой.  Да и веры не было. Не верил я ни во что и ни в кого, пока не наступил тот переломный момент.
Тебе парнишка месяц обозначили, а мне неделю помнится.
Ходил я правда уже ватными ногами, соображал плохо и никому ничего про себя не рассказывал.
Так день промаялся, поедал себя и уже крест на себе поставил.
А потом подумал.
Зачем кисну и голову в песок прячу?
Уже день прожил напрасно, ни-че-го путного сделать не успел и не хотел.
А когда?
Себя всё жалел, как так - все будут жизнью наслаждаться, а я гнить в земле, червям на съедение получается.
Первым что я сделал, это смыл с себя слабость человеческую.
Всегда была мечта сходить в Сандуны попариться и вообще посмотреть на эти бани.
Не час, не два, а целых три часа я не выходил оттуда. С мужиками познакомиться успел, на грудь принять и даже раками побаловаться.
На какое-то время я забыл о своём приговоре. Отпустило.
А уходя, решил позабыть там свою сумку, ну чтобы вернуться снова, понимаешь?
Вот такой чистый и распаренный я перешагнул тогда порог Храма.
В душе успокоился, мыслей недобрых не держал и подумал я тогда, что на всё воля божия.
Смотрел на прихожан и спрашивал себя, а почему я раньше не считал нужным зайти сюда, что мне мешало поклоняться святым ликам и просить о помощи.
И я поверил. Вот тогда зародилась во мне вера, понимаешь?
Слёзы правда лились градом, долго стоять совсем не мог, но не ушёл.
Так и стоял на коленях и замаливал свои грехи. А их, поверь мне, было не мало.
И вот я приклонённый пред иконой Николая Чудотворца простоял не помню сколько. Грешник, одним словом. Одно вспомнится, другое на ум придёт. Народ меня не дёргал и понимал, а кто-то даже предложил мне свою помощь, чтобы потом подняться с колен.
А вот когда я посмотрел в глаза этому человеку, то не поверил сразу. Это был мой отец. А его мы схоронили менее года назад.
В одно мгновение он тогда ушёл. Батя шибко правильным у меня был и меня просил настоятельно пересмотреть своё отношение к жизни, к людям и взяться за голову.
У него сердце остановилось во сне.
Мать моя по сей день разговаривает с ним, как будто он и не уходил от нас вовсе.
Вот смотрю я на него и взгляд мне его до боли знакомый и руки родные, натруженные от работы, мозолисты. Хотел было слово сказать, а язык не шевелится.
Опираясь на его руку, подняться смог, а потом, когда обернулся, а его рядом уже нет. Чудо какое-то, да и только.
Купил себе крестик деревянный и сразу его надеть захотелось.
Стыдно стало мне, что в Храм пришёл подшофе, ой как стыдно.
А вышел я оттуда другим человеком, совсем другим.
Не считал я уже дни, которые мне были сочтены, а просто жил иначе.
Впервые в жизни нормально смог поговорить с матерью, попросить у неё прощения. А когда обнял её за хрупкие плечи, та долго плакать вздумала и не отпускала меня от себя, пока жена моя не вошла в комнату.
И на свою жену я посмотрел совсем другими глазами, любящими.
С ней мы тоже долго разговаривали и покаялись друг другу. Я в своих больших грехах, а она, как мне помнится, жалела меня и уже не любила. Жила по привычке со мной.
Довёл, я жену свою до такого состояния, когда и бросить меня было жалко и со мной невыносимо.
Детей наших я любил и люблю и это единственное, за что мне не стыдно.
И они ко мне тянулись, ждали, когда я с работы вернусь и мы многое обсуждали. Парни уже были взрослые, а ко мне у них была такая привязанность.
Ты не поверишь, а ведь мы все жили и живём вместе. Тесно, не спорю, но сейчас оборачиваясь назад, не мыслю себе другой жизни.
Четыре поколения проживают под одной крышей.
Сыновья женились и не пошли по чужим углам жить, а к себе жён привели.
А вот сейчас про самое главное тебе расскажу. Если ты слушать конечно не устал.
Савелий, так звали моего собеседника, или Ангела Хранителя, на тот момент он мне им и виделся, снова продолжил свою историю.
- Слабеть я стал на глазах у всех. На работу уже помнится не ходил, взял недельный больничный.
И попросил я своих домочадцев пригласить ко мне батюшку, чтобы исповедаться я смог и душу облегчить.
И тогда только все поняли, что я собрался помирать. Матушка, недолго думая исполнила мою волю, но взяла с меня обещание, что соглашусь на лечение травами.
Жила одна бабушка в далёкой, богом забытой деревеньке, много лет жила.
Никто не помнил её возраста, но люди давно проложили тропу к её дому, потому как на машине было не подъехать близко.

Как Матушка моя рассказывала после того, как я исповедаться смог, меня сразу повезли в ту глушь.
Оставаться в доме бабушки Евдокии больше никому из моих родных не велено было.
Сама она справлялась и ухаживала за мной.
Я потерялся тогда во времени и вопросов никаких этой старой женщине не задавал.
Я был в руках божьих и конечно же этой старушки, с крючковатым носом, поджатой нижней губой и очень острым взглядом.
А ведь она день и ночь возле меня хлопотала и я, конечно, слышал, как она молилась и просила за меня.
Травяные настои и отвары мне казались ужасно горькими и выпивал всё это я с большим трудом   с деревянной ложки из рук бабушки Евдокии.
Только на третьи сутки она озвучила день недели - воскресеньем.
С её слов ночью я несколько раз помирать собирался и воскресал снова, а полностью придя в себя, я уже вспомнил своё путешествие.
Именно путешествие, иначе это никак не мне назвать.
Очутился я в детстве.
Чётко помню молодую маму и своего отца, который учил меня ездить на велосипеде. А было это в деревне у моей бабушки. С деревней у меня связано много добрых воспоминаний. И жену свою я именно оттуда привёз.
Так вот еду я на маленьком Орлёнке и падаю. Колени в кровь - больно, но плакать не стал, а снова сажусь и еду.
Отец помню хвалит меня и громко хлопает в ладоши.
А потом вижу овраг. Мы часто с ребятами там играли в войну и просто баловались.
Ведь знаю, что дальше ехать опасно, но еду.
Велосипед мой где-то внизу лежит поломанный, а я смотрю, как мой отец ко мне бежит со всех ног и, падая на колени, начал креститься.
А потом вижу себя молодцем.
Влюбился в свою Варьку так, что голову от неё совсем потерял.
Потерял, не то слово. Насмотреться на неё не мог, веришь?
Так и поженились. Совсем молодыми были, но уже такими счастливыми.
Потом мне стало тяжело дышать и чувствовал я запах ладана и жжёных трав.
Я видел, как бабушка Евдокия надо мной шепчет и умывает меня. Наверное, святой водой.
Потом снова себя видел в этом прошлом, где были посторонние люди и много красивых женщин. Все они вытирали слёзы, а их одежды были чёрного цвета.
Среди них не было моей Вареньки и матери тоже я не видел.
Эх, погулял я тогда в той жизни, наследил до неприличия и жену перестал уважать. А ведь вернее и преданнее её на всём белом свете не сыскать. Только Матушка моя.
Мне хотелось прогнать всех этих людей прочь и искать свою семью, свою Вареньку. Только у меня не было ни сил, ни голоса.
Я был пустым местом и болтыхался где-то между небом и землёй.
Много видел из своей жизни прошлой и гордиться особо было мне не чем.
Потом была сплошная тьма.
Ни света тебе, ни звуков. Вообще ничего.
Пробирал страх и жуть.
Я мог думать, значит жив ещё?!
Спустя долгое время, как мне казалось, появился в далеке свет и стал заметен чей-то силуэт.
Ко мне приближалась мама. Она была в своём любимом платье, на её лице была улыбка и она протягивала ко мне руки.
- Сыночек, не уходи. Рано ещё.
Вот тогда я очнулся и понял, что буду бороться за свою жизнь. Ведь маме больно будет, если я вслед за отцом уйду и ничего путного в своей жизни сделать не успею.
Савелий умолк. А я боялся его потревожить и ждал, ждал...
- А ведь, когда я летел с обрыва в детстве, то видел Бога!
Почему забыть этот момент смог, не знаю, но точно видел.
Спустя много лет я вспоминаю этот момент, и душа моя трепещет, веришь?
Мне захотелось спросить Савелия, как выглядит Бог?  Что тот мальчишка ещё видел, или слышал?  Но мужчина завёл машину, и мы тронулись с места.
- Как тебя зовут, добрый человек?
Оказывается, я даже имени своего не назвал во время нашего знакомства с ним. Я так проникся в эту историю, что мне хотелось только слушать, и чтобы тот в свою очередь не останавливался ни в коем случае.
- Евгений. Можно просто - Женя.
- Что я могу помнить, Женя?
Мальчишкой я был, совсем пацаном ещё лет пяти - шести.
Да и описывать я не мастак всё это в подробностях.
Но кое-что помню и закрывая свои глаза вспоминаю его взгляд такой глубокий и проникновенный, а ещё очень тёплый. Так смотрят только добрые люди, глубоко верующие в Бога.
Я чувствовал его присутствие и тепло и понимал, что мне хотят помочь.
И вот тогда я помнится услышал из его уст.
- Поднимайся.
Шею я себе тогда не сломал, а вот ноги...
Ничего. Всё, как на собаке зажило.
Отец правда был мной не доволен. Ведь я свернул самовольно с дороги к обрыву. Глупым я рос и упрямым.
Я закрыл глаза и даже не спрашивал, куда мы едем. Мне нужно было сосредоточиться и проанализировать весь рассказ Савелия. А возможно ещё далеко не весь.
- Женя, просыпайся! Мы приехали. А дальше ножками. 
Ты долго спал, добрый человек, очень долго.
Я успел позвонить своим близким, чтобы меня не ждали сегодня, а вот ты так никому и не позвонил, как я понимаю?
А связь дальше пропадает, поверь мне.
Я часто сюда возвращаюсь, чтобы поблагодарить бабушку Евдокию, да гостинцев привести.
Я набрал номер мамы.
Пальцы не слушались, голос сел, хотя я практически в дороге не разговаривал.
Мама сразу ответила и не понимая, где я сейчас могу находиться, разволновалась.
Обещал, что решу все свои проблемы и обязательно вернусь домой.
А ещё я попросил прощения, если её чем-то обидел.
Телефон я по совету Савелия отключил, потому как заряжать его не скоро теперь придётся.

Подморозило.
Дороги были неровными и приходилось быть очень осторожным, чтобы не завалиться на обочину.  Потом шли через лесок, постоянно спасая лицо от веток деревьев, которые густо росли и хоть как-то защищали нас от мокрого снега.
Кроссовки мои уже хлюпали, а ноги коченели. Но надо было продвигаться вперёд.
День уже на исходе и быстро всё вокруг погружаясь в зловещую тьму, начинало меня пугать.
Савелий, вероятно, когда я спал, успел зайти в попутный магазин и тащил теперь тяжёлый рюкзак.
Надо бы его сменить, но силы были мои на исходе. Самому бы добраться и не завалиться прямо в этом тёмном, сыром и холодном лесу.

- Почти пришли. Осталось с километр ходу. Потерпи, Евгений, потерпи добрый человек.
Как часто он стал меня называть добрым и это мне было очень приятно слышать.
А ведь и правда по характеру я добрый, а вот сегодня в кабинете врача я вспылил, но на это была своя причина.
Последний километр рюкзак нёс я и он не тянул мне плечи, а наоборот согревал мою спину от ветра.
Так мы и дошли до небольшого домика, у которого из трубы валил дымок. А света в окошке не было видно.

- Дома бабушка, жива значит и слава Богу!
Обувь почисть маленько перед входом, а то смотри сколько набрали земли по дороге.
Савелий без стука отворил тяжёлую дверь дома и поприветствовал хозяйку.
Та в свою очередь что-то прошептала себе под нос, зажгла свечу и быстро велела всем снимать сырое и отправлять всё это на печку сушиться.
Я разделся и стоял посреди дома в одних плавках, только они на мне были сухими.
Савелий тоже повесил одежду на просушку и начал выкладывать продукты на стол.
В доме было тепло, даже жарко, но мне тут же дали тёплое одеяло и шерстяные носки.
Я забыл почти о своём недуге и мне было интересно наблюдать за этими людьми, которые мне хотят только добра.
А Савелия надо было провожать обратно в город.
Испив горячего чая на травах, он засобирался, на ходу объясняя бабушке, в чём цель нашего приезда и какая хворь в моём теле случилась, просил эту женщину меня излечить.
Я ещё подумал, а куда Савелий уходит в ночь и вещи толком его не высохли. Не дай Бог застудится человек из-за меня.
Но когда тот был уже одет, то понятно стало, что одежда на нём сухая, а усталость, как рукой сняло.
Остановиться он обещал в дорожной гостинице на ночь. Обещал, значит сделает.
А меня после чая отправили на печку.  Я слышал, как бабушка, взбираясь ко мне по ступенькам кряхтела, да шептала себе под нос.
И так всю ночь, то воды мне принесёт, то отвара, а ещё растёрла мне каким-то жиром грудь.
Простуда не случилась и это меня радовало, но что будет дальше?
А дальше я смутно что помню, почти полный провал в памяти.
Мне было слишком жарко на этой печке, но когда я очнулся, то первым делом попросил еды.
Впервые услышал полный голос бабушки и удивился его бархатистости, мягкости.
Она была довольна мной и просила остаться ещё на недельку - другую.
- Ты почти здоров, мил человек, но ты мне нужен здесь. Поверь мне. Я знаю, что говорю.
Я даже мысли не держал в голове, чтобы отказать в помощи этой доброй женщине, которая мне продлила жизнь.
И смиренно выполнял все её указания, запоминал и записывал её рецепты и молитвы. Приходилось много писать и очень многое держать в памяти.
Вопросы задавать было лишним, это я понял сразу.
Меньше слов и больше дела.
Вот так сопливая осень перешла в настоящую зиму.
Жизнь моя изменилась кардинально и для меня она была сегодня по душе.
А что будет потом?
Да какая разница! Главное, что живу!
Приезжали люди, просили о помощи и бабушка, никому не отказывая, встречала и провожала всех с миром. Выгонять хворь она научила и меня, но для этого надо было через боль пройти и испытания.
Я передавал письма своим родным и близким мне людям, просил их за меня не переживать и, как всегда, обещал вернуться.
Я здорово окреп.
Мне нужно было рано вставать и с первыми петухами хвататься за добрые дела.
Печку бабушка топила сама, но меня заставляла смотреть, как и что надо делать и конечно же запоминать.
Чистил дорожки от снега к дому, колол дрова с таким рвением, что на несколько зим хватит.
Лес рубить мне было запрещено, и я ходил искать поваленные деревья, распиливал их и потихоньку на санях волок к дому.
Редко, когда народ не приезжал сюда, а так постоянно шёл люд и просили, умоляли помочь.
Иногда бабушка укладывала человека на пол прямо на голые половицы и ничем не укрывала его, а с него градом поливал пот и в бреду столько было им сказано слов матерщины, что слышать это было невозможно.
Выгоняли нечисть, лечили душу, отпаивали настойками, а из еды ни-че-го.
С виду дом старый, но внутри крепкий и светлый. Скудное хозяйство на кухне, древняя мебель и много икон, этого хватало бабушке Евдокии для нормальной жизни.
Она редко была разговорчивой, всё больше молчала.
Но я-то видел, что она разговаривает с богом еле шевеля губами с опущенной головой.

Ещё мне было не привычно смотреть, на людей, которые цепляясь за жизнь, готовы пожертвовать многим.
Кто-то обещал бросить пить, а кто заниматься прелюбодеянием, многие отказывались ругаться матом и злорадствовать.
Только дети в чём провинились в этой жизни, мне было не понять.
И бабушка всем помогала, знала хорошо своё дело.
- Есть у меня к тебе просьба, сынок.
Помру я скоро, чувствую это. И не зря ты ко мне пришёл, совсем за другим, нежели думаешь.
Душа твоя чиста, как у младенца, а вот хвори той в тебе не было. Ошибся твой доктор, а может анализы перепутали, пойди их разбери теперь.
А внушение дало сбой в твоём организме, поверь мне старой.
Знаю, что справишься здесь вместо меня.
Ты нужен людям, Женя.
Я слушал и не верил, что вот так кто-то может в одну секунду вынести   смертный приговор и надломить человека, отнять у него будущее.
Я жил своей жизнью, строил планы, добивался цели и потом всё вокруг меня меняется одним разом.
Где-то далеко мой город, в котором живут мои родители, мои друзья и подруги, коллеги в конце концов, а я здесь в глуши.
Мне надо было всё переосмыслить и принять решение.
Понять. Для чего я здесь?
Вечерили молча.
Простая еда теперь мне приносила только радость.
А ведь ни один человек не пришёл в этот дом с пустыми руками, кроме меня естественно.
Оглядываясь назад, я вспоминал изобилие продуктов в холодильнике родительской квартиры. А ещё шкафы, которые были набиты вещами и не всегда это всё носилось. А что теперь?
Я научился стирать белье руками. А на печке за ночь всё высыхало.
Для чего мне это нужно?
Я хорошо освоил деревенский быт и старался всегда всю домашнюю работу брать только на себя.
Вот и сейчас нашёл важное дело.
Затеялся мыть пол в доме, заодно хорошо подумать, как мне правильно поступить, чтобы не оступиться.
Я тщательно промывал каждый угол, как учила меня бабушка Евдокия.

- Грязные углы в дому быть не должны, понимаешь, сынок?
В них скапливается не только пыль, а ещё сгустки отрицательной энергии.
Мои письма родителям передавали добрые люди, они же и привозили мне по моей просьбе тетради и карандаши. Ведь некоторые возвращались сюда не раз, чтобы благодарить бабушку.
А народ шёл щедрый и зная, что никогда здесь не возьмут денег за благие дела и поэтому несли простые продукты и свечи.
Сарафанное радио работало слишком хорошо, чтобы не знать, где живёт врачующая, далеко от людей, в глубинке.
Я принял решение, и оно было осознанным...
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
Автор: Валентина Назарова,  2023г.