Семенарист

Сегодня суббота. Работы много. В выходные всегда так. У сферы развлечений будничные и выходные дни зеркалят календарные. Об этом надо помнить и приноравливаться, если хочешь чтобы процент упущенной выгоды стремился к нулю. Лично моё приспособленческое поведение на этот случай выражается в том, что я редко хожу обедать в зал для служащих. Улучаю момент когда поток клиентов затихает, снимаю с себя все опознавательные маячки, достаю свой бутерброд и сажусь за ближайший столик фудкорта, как обычный посетитель ТРК. Рабочее место остаётся в поле видимости, а значит под полным контролем насчет гипотетически возможных пассажиров.

Посетителей магазина можно условно разделить на три группы – случайные, не случайные и совсем не случайные.
Первых приносит какой-нибудь очередной вираж судьбы, неожиданный и не запланированный. Зашли-вышли – поминай как звали. Вторую – территориальная привязанность. А вот третья это сборная солянка – и то и другое и ещё что-нибудь сомнительным бонусом в придачу. Группа эта имеет, как правило, возрастные ворота от двенадцати до восемнадцати лет. Детишки ходят под крышу нашего здания практически каждый день с такой же завидной регулярностью, как основная масса людей на работу. Большинство из них совершенно не ограничивают себя по времени пребывания. Пришли к открытию, ушли когда охрана начинает устанавливать оградительные растяжки. Преемственность поколений у них налажена на «отлично». Чего, скорее всего, не скажешь об успеваемости в школах. Если она вообще есть в их жизни – школа, то...

Вырастают, разлетаются кто куда. Одни работать, другие в армию, третьи отбывать наказания за нарушение закона в соответствующие места. Появляются новые завсегдатаи. Есть ещё четвертая категория которая и вырасти то не успевает – пропадает. Потому, что детдомовцам настолько свободное нахождение на улице запрещено.

И вот выкроила я себе свои пять минут перерыва – иду к столику. За соседним сидит парнишка лет шестнадцати. Тот самый, из третьей группы. В лицо его знаю, по имени – нет, на поведение – не проблемный. Поравнялась с ним, а он останавливает меня фразой:

– А я видел как вы плакали.

Голос у него спокойный, сам не отрываясь смотрит мне в глаза.

– Это когда?

– Недели две назад.

В этот момент произошло включение моего психоэмоционального калькулятора, который не медленнее, чем ЭВМ последнего поколения, за какую-то незначительную долю секунды взвесив все «за» и «против», выдал – «Продолжи разговор в доверительном ключе,– не будь ёжиком».

– А... Да, плакала.

– Можно спросить, что у вас случилось?

– У меня папа умер. Не сейчас. Просто я долго не могла выпустить боль наружу, а тут вот так получилось, прямо на работе.

В тот день я не просто тихонько утирала слезы, а поскуливала в голос, шмыгала носом и наверняка была вся красная лицом. Скорее всего это был будний день календаря, раз я была более менее свободна и ко мне захотело прийти мое первое стихотворение об ушедшем отце. Каркас был дописан. Экран телефона залит слезами. Наблюдатели не дремали. В тот день ко мне подошла совсем юная девушка, протянула бисквитный батончик и самодельную открытку.

– Не надо, так расстраиваться. Улыбаетесь, пожалуйста, побольше.

Угощение я конечно взяла. И сегодня взяла, потому что парнишка порылся у себя в кармане и протянул мне шоколадную конфету.

– Возьмите... Говорят если человек плачет у него есть душа.

Я слушала этого мальчика, а взгляд мой отмечал его чистое лицо(гигиена тут, конечно, совершенно не при чем), прямую, гладко лежащую челку, руки, которые держали простенький телефон. Опрятно одетый, ухоженный парнишка. Так, по моему внутреннему убеждению, мог бы выглядеть ученик семинарии. Почему же у меня, человека, у которого по его определению есть душа, во время беседы, параллельно возникла мысль: а достаточно ли он здоров психически? Ведь совершенно ничего странного не было ни в его внешности, ни в его манере вести беседу.

Мы, дети мегаполисов, кучкуемся вместе, для того чтобы было легче жить в материальном плане, и даже вроде как нуждаемся в постоянном общении, эмоциональном, духовном контакте, но получается, что больше фоном. Второй, третий, пятый задний план самое то. В буквальном смысле тремся всевозможными частями своих тел друг об друга в транспорте, при этом практически каждый второй бережно носит в себе свой мало обитаемый, хорошо охраняемый космос. Не умеем или не хотим впустить в себя других, сами стать для кого-то поддержкой и опорой. И мало того, вот такое, искренний бесхитростный интерес к своей жизни безотчётно начинаем считать угрозой своему личному пространству. Грустно.