Папино. О его маме

Светло-русая, с короткою причёской,
А на ней - берет чуть набекрень
И шинель с погонами в полоску,
Стройный стан охватывал ремень.

Вот такой с войны вернулась мама
В ночь июня, сорок пятый год -
Вдруг дверной звонок, как пушка грянул
И я к двери ринулся вперёд.

Там мы обнялИсь и слёзы счастья
Заблестели, радостно струясь,
Кончились военные напасти,
Можно жить бомбёжек не таясь.

И, друг друга всё перебивая,
Мы вопросы сыпали гурьбой,
Мама всем с улыбкой отвечая,
Радовалась конченной войной.

Мне, конечно, больше всех хотелось
ОрденА, медали рассмотреть.
Всё вверх дном в квартире завертелось,
Ну а я хотел везде успеть.

Мама, сняв шинель, так изменилась –
Стала вдруг домашней и родней
И на гимнастёрке засветилось
То, за что сражалась столько дней.

Медсанбат был ей военным домом,
Раненых спасая под огнём,
Подчиняясь воинским законам,
Шла к Победе с каждым трудным днём.

Позже радость как-то поутихла,
Мама хоть сказала, что больна –
Говорить об этом не привыкла,
Что здоровье отняла война.

Дальше – поликлиника, больница,
И почти подписан приговор…
Можно ль от чахотки излечиться,
Коль была неизлечимой до тех пор?!

По ночам, накрывшись одеялом,
Тихо плакал я, предчувствуя беду,
Была мне мама светлым идеалом,
Казалось, без нее я пропаду.

В последний раз я видел нашу маму
В больнице сквозь оконное стекло
И что-то ей кричал, держась за раму,
Не чувствуя, что по щекам текло…

Ноябрьским днём, холодным и унылым,
Глядя на гроб, в «полуторке» трясясь,
Мы ехали на кладбище к могилам
В последний путь за маму помолясь.

А нас с сестрою бабушка и тётя
Тянули дальше из последних сил –
Дневали, ночевали на работе,
Чтоб хлеб у нас насущный как-то был.

Мы выросли и семьи появились,
Учились и работали при том,
И мамины задатки проявились
Как у кого, быть может, не во всём.

В моих глазах ты, мама, молодая,
Голубоглазая, красива и стройна.
Тебя я никогда не забываю…
Вот, что наделала проклятая война!

(Новик Елене Францевне, моей бабушке, посвящается)