эсциталопрам или последний арлекин

СЕРДЕЧНАЯ КОНТРКОНЪЮКТУРА

— я не пойду туда.. - с поникшей головою стоял перед дверью бедняга П, и пытался представить, как ужасающе должно быть он выглядит со стороны.

хоть душа его была непорочна и чиста, словно душа младенца - безобиднее этого существа невозможно было найти. тщетно он пытался заглянуть в самую глубину недр своей нежной и ранимой души, что ныла под слоями измаранного тряпья. под гнётом осевшей в лёгких пыли, от зарождающейся чахотки, становилось крайне тяжело выносить окружающую обстановку: вокруг всё взывало к вечному и прекрасному; а сам он сейчас - весь из себя жалкая грязная рана, зверёк до которого не дотронешься. ему самому, впрочем, было противно - случайно натыкаться на своё отражение в зеркале.
действительно, положению дел не позавидуешь.

мифициана сделала вид, что будто бы не почувствовала смятения чувств, чьи фибры парили в воздухе как молекулы дурацкой хвори; в самом деле, она стала всерьёз опасаться, как бы не подхватить какую-нибудь заразу от «инопланетянина»..
опасения были напрасны: горло П впервые за долгое время раздражал не истошный крик отчаяния; а чёртова, мать его, простуда.

— мне стыдно заходить, друг мой! посмотри на ужасающий мой образ! и что она подумает?
на мне места живого нет!

— признаюсь честно, товарищ, ты выглядишь так, словно воскрес из недр земли.
я не знаю твоей веры, однако отмечаю один лишь праздник — рождество богородицы, и в храме прошу у ней, чтобы она родила Его, Его! когда же, когда?.. — слова мифицианы выражали не то иронию, не то суровое смирение с абсурдом бытия, в котором она дышит ныне одним воздухом с П.

— какая богородица, что за ересь!

— побойся!.. — не успела она закончить, как стальная дверь отворилась прямо перед их носами, чуть было не сбив с ног.

на парочку сумасшедших устремился удивлённый взор голубых блестящих глаз.
золотая копна рыжих волос переливалась на многочисленных лучах, что устремлялись в коридор через открытую дверь. два силуэта напротив были съедены тенью третьего - нового; и ослеплены благотворным светом. стало так светло и солнечно, что впервые за всё это время П задумался: а не умер ли он?..

неприятно ткнув в бок лицедея, мифициана как ни в чём не бывало улыбнулась златовласой девочке, коей было от силы лет пятнадцать.
— о господи! - завидев мрачное пятно рядом с мифицианой, дитя в изумлении прикрыло ладошкою рот.

— ошибка, — ехидно хихикнула Мифициана, — это некто иной как Пьеро!
волей случая он очутился здесь, и как видишь, бытие его изрядно потрепало.. мы должны его выходить..

мысли гениев сходятся. рыжая фея счастья подумала было, что мифициана притащила домой проститутку — для чего? чтобы портянки ей постирать?.. отполировать череп?..
от абсурдной неожиданности собственных мыслей Феличия даже покраснела, едва преодолев подкативший приступ смешка.

изваяние, стоявшее рядом с мифицианой, действительно уже почти не походило на человека. старый грим отяготил былую усталость, пробитая фарфоровая голова вселяла сочувствие, неверие и ужас; потасканное театральное платье было где-то изорвано, где-то запятнано грязью, на чёрных ботинках были расплавлены металлические бляшки..
глаза едва собирались в кучу, перед взором всё плыло и смешивалось в сумасшедшие цвета калейдоскопа.. и вот, у прежнего лицедея из бывших заветов не осталось ничего: только животное желание пожрать и выспаться наконец, раз умереть не вышло.
и почему он его не убил?..

— Пьеро. я Феличия.. — с чувством некой брезгливости фея протянула лицедею нежную бледную ручку, а тот — боявшийся нынче слегка прильнуть к руке губами — пересилив свою муку, лишь скептично её пожал. где-то в глубине души Феличия этому даже обрадовалась.
Мифициана наблюдала за этим потешным действом, едва сдерживая смех. видно было, как в тёмных глазах сияли бесовские искорки, и губы были поджаты, ибо — изо всех сил удерживали в себе неутешное желание засмеяться.

— не бойся. он попал сюда через измерения и орбиты, а значит — почти стерильно чист.

— как-как?.. — глаза П округлились, и на миг рывком сдавило виски.

П готов был провалиться сквозь землю от отчаяния — где он, что он, как сюда попал, умер ли? или почему не умер? или почему они его не задушили в этом чёртовом коридоре?
ах, эта мысль психопата! - умереть среди великих картин.. фея меланхолии и фея счастья..
а сам он неумолимый грешник; и как писала Жорж Санд — «утешение неумолимо, освобождение в оковах..»
две женщины, совершенно две разных сестры задумали возиться с его почти безжизненной тушей — наверное, им что-то нужно! «они меня знают!»

— чёрт тебя знает, откуда ты. опасно было оставлять тебя валяться на равнине — всего грязного, фиолетового и чахоточного: жалко смотреть на тебя. и кто так изрядно тебя замучил?

П вспомнил, что не ел уже двое суток, а может и больше, и одна мысль о зелёных стенах не давала ему покоя, как и мысль о штофе с жижей, как мысль об этой руке, его перехватившей; как мысль о предсмертной мысли..
горизонт стал чёрным, сердце ударило в пятки, стержень опоры стал неощутим — и П упал без чувств. 

<…>

очнулся он лёжа в белоснежной кровати, и на нём — о боги — не было ничего, кроме толстенного тяжёлого одеяла. комната была патологически светлой, и на миг ему показалось, что будто бы он лежит в огромном гробу. вокруг все плыло, глаза слипались от бессилия, но первая радость посетила его мысли — как хорошо, что нет старого тряпья..
вообще ничего нет.
П повернулся, и встрепенутся от неожиданности, едва не вскочив.
слева от него, на краешке кровати сидела в некоторой степени сгорбленная фигура — неподвижная, в песочного цвета рясе.  если не присмотреться, то можно было подумать, что фигура не дышит. незнакомый силуэт сидел к нему спиной.
пару минут непрерывные думы и тихая паника сковали его каким-то оцепенением и физическим параличом; и так же быстро как и проснулся, — П, всё еще усталый и безразличный, неожиданно уснул.