Гензель и Гретель

Лес был большой и не был светлым.
За лесом жил с женою дровосек:
Детей назвал он Гензель, Гретель -
Девчонку, сына он растил десятки лет.

Страна его изголодалась, а руки всё слабели:
Деревья разрубить не может, не сломать,
Что можно мы на ужин уже съели,
Как голодая страшно, сможем спать?

Ворочаясь в постели, к жене он обратился:
- Жена, прокормим как детей и как себя?
- На утро, мой супруг, пока не спится,
Мы в лес их поведём,
Костёр им разожжем,
А сами мы уйдём средь бела дня».

Но муж ответил ей: «Не верю!
Я не стану думать и не буду!
В лесу их растерзают звери,
Что в чаще рыщут всюду!»

Ему она в ответе прокричала:
«Дурак! Погибнем все, тогда и мы!
И будешь ты строгать гробы -
Для деток своих малых и жены!»

И муж словам проникнулся, быть может:
«Так пусть беда детей нас -  не тревожит» …

Но ночью этой дети не дремали,
Им голод, шум покоя, спать мешал -
Муж с мачехой недалеко шептали:
И Рита вся в слезах, но Гензель не рыдал.

Спросила Гензеля в печали Гретель:
«Братик – не спасёмся мы, ведь - нет?»
Но брат сестре родной ответил –
Луна пусть полный нам дарует свет. 

И выпрыгнул с постели он своей,
Как только он узнал, что спали,
Дверь отворил он под Луной и осмелел:
В карманы гальку набивая. 

Вернувшись, он сестре спокойно рассказал
«Бог не оставит, будь ты сильной,
Так до утра с сестрёнкой он проспал -
Довольный сам собой, красивый».

Под утро мачеха пришла будить
Ей ненавистных и не близких деток:
 «Лентяи, Вам пора вставать, идти -
Ни дров не срубите так и ни веток.

Вот хлеба Вам остатки на двоих,
И на обед - отец Вам больше не принёс!»
Под Фартук Гретель пайки их
Запрятала, а Гензель камни нёс.

Как только в лес не глубоко
Зашли семьёй все вместе,
Брат Гензель, обернулся нелегко
И часто становился он на месте.

Заметив вновь, Отец спросил:
«На что ты смотришь за спиной?»
Ответил Гензель, что есть сил:
«Мой белый кот, прощается со мной»,

- «Не белый кот твой, а Солнце на трубе мерцает!»
Не знала та, что, Ханс, оглядываясь камушки бросает…

Деревьев кроны небо закрывают -
Остановил отец в лесу, куда завёл:
«Я вижу - ваши руки, губы замерзают,
Ищите хворост – разожгу костёр».

Когда же пламя разгорелось высоко,
А дети хвороста насобирали,
Проговорила мачеха: «Спите сладко и легко,
Нарубим дров еще и придём за Вами».

Так, брат остатки хлеба и сестра,
Доели, знали, что отец их рядом,
Доверившись стуку топора,
Детей окутал сон в награду.

Но топор давно уже молчал:
То ветки ветром бились друг о друга -
Когда отец их так связал,
Послушавшись речей супруги.

Они проснулись в ночь и Гретель заревела:
«Как выбраться из леса, брат, ты знал?»,
А Гензель утешал: «Луна над нами побледнела,
В кармане камушки, что я собрал.

По следу их пойдём мы под Луной,
И дом найдём мы свой родной».

Так на опушку леса вышли на рассвете,
Но, постучавшись в дом, она их повстречала:
«Ужасные, плохие, непослушные Вы дети -
В лесу уснули и деревья Вам роднее стали?»

Забилось сердце радостно отца,
Услышав голос звонкий их.
И грусть разлилась до крыльца:
Вина на нём и краток миг -

Вновь голод постучал в их двери,
Она сказала, оставшись с ним вдвоём:
«Всё съедено и крохи мыши съели,
Детей мы дальше снова отведём».

Дровосек промолвил: «На сердце груз -
Съедят пусть, что у меня осталось»,
Но женщина отрезала – «Ты - трус!
Кто А сказал, тому и Б не показалось!»

Не спали дети и слышали их разговор
И, как уснули, снова Гензель встал,
Но не отворил он дверей затвор -
Закрыла мачеха пред сном, а он не знал.

Промолвил Рите Ханс – не плачь,
Господь нам не судья и он не наш палач.

На утро в спальню женщина примчалась,
Детей с кроваток выдернув,
И крохи хлеба, бросив -  засмеялась,
В дорогу двинулись, голодные, не выспавшись.

Остатки хлеба Гензель всё бросал, крошил,
От дома и до самой чащи леса.
Отец молчал, но вдруг спросил:
«Глядишь назад ты всё, не к месту?».

«Я вижу Голубя, прощается со мной, летит» -
Ответил Гензель своему отцу. 
«Не голубь, а печИ труба блестит!».
Сказала грубо мачеха своему пасынку.

В тьму чащи привела дорога,
Ни света нет и нет души.
Костёр стал разгораться понемногу,
И мачеха сказала Гензель: «Жди,

Присядьте, дети и поспите, отдохните,
Мы в лес пойдём дрова рубить.
Вы все устали - крепко спите,
А к вечеру еды мы сможем раздобыть».

К обеду поделилась Гретель хлебом -
Свой Гензель ведь оставил на пути.
Когда настиг их вечер уходящим светом -
Сон вдруг пришёл, но ужин не спешил прийти.

Проснувшись тёмной ночью Гретель,
Заплакала горько среди тьмы,
Но Гензель молвил за углями света:
«Нам крохи хлеба не дадут сойти с пути».

Луна взошла и к дому вновь они пошли,
Но крошки полчище голодных птиц склевали,
Что обитают в поле и с ветвей сошли -
Насытить брюхо клювами желали.   

Промолвил Гензель: «Мы найдём свою дорогу»:
Но сковал их голод, и куда бы дети не пошли,
Их ягоды, лежавшие в земле, надломят ноги -
Уснут уставшие под черным деревом они.

Так наступило утро третье, от дома далеко:
Идут, но лес темнее, глубже станет,
Нет сил, но если только птица высоко
Желанную им помощь не представит.

Наступит скоро полдень,
Замечена на ветке птица,
Своею красотою точно -
Отмечена сестрицей.

Заслушившись её пением чудесным,
Налюбовавшись дивной красотой,
Последуют за нею по тропе древесной
И встанут пред лесной Избой…

Дом создан из буханок хлеба, а крыша в пряниках и леденцах.
- Её съедим, мы, Гретель – за крышу я примусь, а ты - с крыльца.
 - Брат, отломав кусок избушки, ты начал крышу есть,
- Сестра ты добралась к оконцу, вдыхала, чтобы съесть.

Так за окном раздался приятный и волшебный голос,
«Тук-тук, а кто ту потерялся, кто поедает дом мой?»,
Ответ детей был прост - то гость земной,
Стучит по окнам ветер, и он Вам не чужой.

Грызть продолжая окна, пряничную крышу:
Гензель, Гретель, едою наслаждались,
Но двери отворились – и стук услышав,
Увидели старуху, сильно испугались.

Все сладости на землю выронили дети,
Но старуха лишь головою покачала:
«Никто не причинит вреда Вам, заходите,
Будьте Вы как дома…» - хрипло прозвучало.
 
Взяв за руки, она их в дом свой повела:
Им подала изысканные блюда -
Блины и молоко, орехи, яблоки - еда
Блистала сахаром повсюду.

А в спальне их ждала постель,
Из шёлков нежных, белых,
И в небесах из простыней,
Укутались в мечтах безбрежных.

Но старуха не проста была:
Гостеприимством заманив детей -
Из ведьм была порождена,
Манящая в свой дом среди ветвей.

Кто к ней попал – тот обречён,
Был съеден, отдан на закланье,
Но взгляд её был мут и красен он -
Он слеп от злобы начинаний.

Но нюх их острый, словно когти,
Животным, что даны.
Людей они учуют с сотни
Шагов, что вновь оставлены.

Так ведьма повстречает заплутавших снова:
«Они мои и пир мой -  скоро!»

На утро Гензеля, схватив костлявою рукой,
Несёт его в решетчатую клетку,
Вопит он и сражается с судьбой -
Но кто в лесу услышит – только ветки?

Вернувшись, Гретель ведьма разбудила:
«Вставай, Ленивая, пора носить воды,
И братика, чтобы не забыла!
Ты принеси ему достаточно еды!»

«Что бы могла я вдоволь насладиться»
Заплакала в тот день сестрица….

Так Бедный Гензель получал всю лучшую еду,
Все угощения, что же Гретель?
Она тарелки грязные и как в бреду,
Слова звучали ведьмы этой:

«Гензель – пальцы протяни,
Почувствую, когда ты потолстеешь…»
Но – ведьмы слепы, из тени
Протягивал ей кости рук, бледнея.
 
Что оставили ему для них,
Все гости прошлые под клеткой.
Ему знакомых и чужих.
И снова бьют об ветку ветки.

Но через месяц, терпение её иссякло:
«Гретель!» - рявкнула она –
«Неси воды, я голодна и буду кратка –
На завтра отобедать я должна!»

Так горя Гретель не было предела,
А слёзы по щекам лились:
«Бог пусть простит и как я смела!
Пусть лучше зверям отдались!».

«Заткнись!» - старуха пробурчала,
Здесь помощи Вам нет!»
На утро Гретель ведьму повстречала,
Неся котёл ей на обед.

Старушка ей ответила учтиво:
«Смотри я печь всю разожгла,
И тесто ночью размесила.
Скажи, я справиться смогла?
Проверь, бледнеющая Гретель,
Что с огнём, хлеб не станет пеплом,
И не сгорит он вновь углём?»

Но Гретель поняла, что сказано ввиду:
«Не знаю, как мне быть, проверить, куда влезть?»
Так ведьма, рассердившись на сестру,
Сама решила показать куда ей лезть.

Но Гретель в печь толкнула ведьму с головой,
Горела в муках та, вопила,
Не в силах справиться с чугунною стеной,
Что Гретель перед нею затворила.
А Гретель вновь заплакала и убежала.
Бежала к Гензелю, открыв его засов:
«Мой Гензель – тихо прозвучало,
Мертва старуха, ты свободен вновь»
.
Свободен Гензель, выпрыгнул из клетки.
И Дверь сестра ему открыла веткой.
Свободен стал и целовались без оглядки:
Она в румянец щёк, а он сухие пятки.

Бояться им не нужно чар той ведьмы -
Вошли к ней в дом, забрали жемчуга
И камни, что сияют, молвил Гензель:
«Всё лучше тех, что я бросал!»

Карманы Гензель набивает,
А Гретель фартук наполняет.

Но нам пора идти от ведьмы чар.

За несколько часов к большому водоёму,
Сестра и брат смогли пройти,
«Здесь глубоко, вдвоём мы
Не сумеем сразу, брат мой, обойти

Моста здесь нет, не плавает здесь лодка,
Но утка белая плывёт здесь по реке,
Её спрошу, я ,брат, но тихо только,
Быть может не оставит нас в беде!».

- Утята – перед Вами Гензель, Гретель,
Везите через реку на спине своей! -
Но молвила в ответ сестрица –
Утёнок выдержит лишь одного, не двух детей.
 За следом брата следует сестрица,
И на опушке леса дом родной,
И на пороге ждёт отец и птица,
И дом с покинутой его женой.

Гретель вновь расправит фартук расписной.
А Гензель выронит все камни,
По полу разлетится жемчуг, непростой,
И все вновь целоваться рады.

Так сказка завершилась не спеша,
Всё горе мы минуем,
Когда-нибудь ты из мыша,
Наденешь шапку меховую.