Под мечом королей. Помню тебя, Сейфуль-Мулюков!

Маркос Вульф (кодировавшийся как Вольф, думаю, в интерпретации к Мессинг) оказывается после разгрома ГДР просил политическое убежище в Израиле. Но евреи ему отказали, уступив требованиям США.

А потом всякие КОБ Доту сваливают на СССР неоказание братской помощи офицерам ГДР при очередном Горбаческом сговоре с теми, кого сегодня принято называть с легкой руки Путина "партнеры".

Простите, а где были израильтяне? У них что были менее тесные контакты со "Штази"? И никто им не вменил измену "братству по оружию".

"Под мечом королей. Помню тебя, Сейфуль-Мулюков!"

фрагмент


  К парапету подходит пара. Несколько экзотическая для сегодняшнего дня: он – явно восточных кровей – высок, худощав, чем-то неуловимо похож на детские неясные образы. Перипетии судьбы привели к очистке памяти как от нужных , так и от ненужных наслоений. Как будто кто-то почистил рыбью чешую, в которую куталось сознание. А может змеиную. И теперь воспоминания где-то затеряны в чужих душах, с ними же  заодно ускользнула, как песок сквозь просвет песочных часов, и мудрость, и ностальгия по прошлому.  Однако, выработавшаяся с годами привычка – не распускаться, не идти на поводу у физической деградации, тут же лихорадочно пытаются найти зацепки: откуда тебе может быть знакомо это лицо. И после долгих блужданий в хаосе, наконец, крючок нейронных цепочек выуживает альфу прототипа. Фарид Сейфуль-Мулюков. И тут же начинает звучать тревожный пульс «Международной панорамы». О чем там шли комментарии вспоминается только фоном к музыкальному сопровождению. Фарид. Импозантный, удивительно запоминающийся человек. Женщина, стоящая сейчас рядом с заинтересовавшим меня господином, одета на восточный манер в длинные яркие штанишки и халат. Может быть, ещё и поэтому воспоминания все ж таки нашли брешь, и пробились как вода над треснувшим по весне льдом. Между тем мужчина оборачивается и слегка кивает в знак приветствия головой, видимо в ответ на мой пристальный взгляд. Потом парочка усаживается за соседний столик.

     Проходит еще сколько минут и, вдруг, компаньон восточной красавицы обращается ко мне с вопросом:
    — Мы могли встречаться?

    Странно, даже голос мне на расстоянии времени, кажется похожим. Но встречаться, разумеется, не могли. Слишком близко дно, у которого всю жизнь простояло на приколе моё судёнышко. Корабли редко бороздят отсутствующие в лоциях моря и океаны.

    — Нет-нет, просто Вы напомнили одного человека. Был такой корреспондент – международник Фарид Сейфуль-Мулюков.

    — Никогда не слышал, - отвечает мне голос его двойника, и как бы в доказательство этой реплики, обращается к спутнице, - А ты?

    Женщина томно поднимает глаза, пару минут молча всматривается в знакомое ей лицо – будто бы сравнивая своего друга с названным мною человеком, потом  переводит на меня свой взгляд, и говорит, что-то мало соответствующее сути вопроса:
    — Тебе это зачтется.

    Господин, кажется удовлетворённый услышанным, вновь переводит на меня своё внимание и переводит за одно и фразу своей приятельницы, будто бы мы говорим на разных языках, употребляя при этом одни и те же слова:
    — Видите, как-то не припоминаем, — и пару минут спустя, судя по всему, не потеряв интерес к диалогу — добавляет, — мы приезжие, может быть, у нас спутниковое телевидение не берёт Ваши каналы.

    Я озадачено наблюдаю за товарищами за соседним столиком. Может быть они настолько не здешние, что жили в то время в другой стране.
    — Это старая программа, она шла еще во времена союза, тоже по воскресеньям и называлась панорама – «Международная панорама».

    Две пары глаз устремлены на меня и в тоже время, однозначно, мимо.
    — Я тебя предупреждала.
    — Что значит времена союза? — эти две реплики звучат практически одновременно.

    Начинает казаться, что собеседники беседуют не со мной, а с моим внутренним Я. Возникает какое-то странное ощущение — как при просмотре фильмов Свифта.  Реальность, трепыхающаяся маревом солнечного перегретого воздушного слоя, отсвечивающая радужными переливами, как при проникновении в наше пространство инородной светящейся субстанции. Стряхиваю наваждение – и говорю открыто и дружелюбно:
     — Пару десятков лет назад эта территория принадлежала стране, которая тогда называлась Советский Союз. Неужели никогда не слышали?

     Собеседники переглядываются, при этом дама пожимает плечом, под мимику: «можешь убедиться сам». Мужчина тем временем выдаёт:
     — Почему же эта страна носила такое странное название? Как какая-нибудь корпорация или конгломерат…. Против кого они дружили….

     Пробую сок грейпфрута на вкус. Ничего странного – та же горчинка на языке. Тогда что происходит?

     — Да они тут все время с кем-то якшаются, нет бы жить для себя — все ищут всяких проблем, — голос несколько шепелявит и сипит, видно, обладатель любитель злоупотребить. А может и профессионал. Обладатель сего резюме выползает у меня из-за спины, в сетчатой авоське позвякивают собираемые пивные бутылки.

     Может тоже не местный? Потертый, болотно-коричневый силуэт напоминает гриб строчок. И хотя с одной стороны, хочется возмутиться, со второй продолжать дискуссию в такой компании совершенно не т желания. Но вновь вступивший в разговор, как и многие люди обделённые вниманием, пытается заинтересовать собой окружающих:   
    — Уже жрать скоро будет не чего, а они все политиканствуют, все то за то, то за это им подавай голос, вступай в ихние ряды. А чего я там, допустим, не видел?

    Мои прежние собеседники как-то нерешительно переглядываются – однако, помалкивают. Зато теперь подаёт возмущенный клекот мужчина, отвлекшийся от сухих таранок и кружек с пивом, кои загромоздили его пластмассовую столешницу:
     — Да они кажнан раз, соберутся и давай — потерпи, погоди, наладится, только вступай и плати взносы. А я патриот — мне за державу обидно.

     Хочется уточнить насчёт — за державу, но понимаешь, что разговор бессмысленен.

      — Так о то ж! — а им поганцам, все по заграницам шастать, дома-то пусть быдло отдувается, — сборщик порожних сосудов перемещается поближе к бокалам с пивом, по-моему в надежде утолить жажду.

      — Союз — союзу рознь, — парочка скучающих пенсионеров видимо находят тему для беседы, — вот в наше время допустим — разве ж мы жалели жизни за державу. А она нам чем отплатила. Пиво и бесплатный проезд в общественном транспорте.
     Сок закончился – одним махом.

     — И вы про  Советский Союз не слыхали?
     Пенсионеры, не готовые к такой резкой атаке, переглядываются:
     — Почему советский-то?
     — А ка-акой?

     Снова быстрый взгляд друг другу в глаза, и затем уже один из них как бы мне:
     — Так оно того… разные, говорю, бывают… мало ли чего….
     Начинаю думать, что люди не могут вникнуть в суть произносимых мною слов.   И как это теперь понимать?

     — Может секта какая? — сборщик бутылок уже присел у вожделенного столика, и свой просевший голосок адресует обсыпанному рыбьей шелухой владельцу.

     Лысоватый обладатель клекота, пару минут внимательно всматривается в подсевшего к нему мужичка, потом как бы с барского плеча, размашисто ставит перед бедолагой пивной пластмассовый стакан — угощаю. Коричневый, знай наших, благодарит степенным кивком головы, и одним глотком, прикрыв глаза,  уполовинивает порцию. Потом берет костлявый обглоданный хребет и занюхивает, отчего настроение его явно меняется в позитивном направлении, и уже боле достойным голосом, обращаясь к благодетелю, владелец стеклотары заключает:
     — Каждый имеет право верить во что хош – только чтоб другому было не накладно.

     — Да Бог один, а воплощений много, — вдруг достаточно громко, адресуясь явно мне, подключает свой миленький голосок та самая симпатичная молодая женщина в восточном халате.

     Понимаю — мне пора, но эта реплика вызывает ответный возглас:
     — Ну и причем здесь бог?
     — Бог явно не причем, — перебрасывает мне шарик чуть язвительно приезжая гостья, и слегка оборачивается к своему господину, явно нуждаясь в одобрении своих действий.

     — Да страна была такая, понимаете, Вы русский язык — с-т-р-а-н-а. Назвалась она так – Союз Советских Республик – СССР, — понимаю, что говорю что-то не то, но сдержаться не могу.

     — Что значит СССР? - снова интересуется клёкот, в его исполнении это звучит: сэс-сэр.
     — Мабыть что-то английское, — сборщик бутылок, уже вальяжно развалился за столом с угощением и приступил ко второму стакану.

     — Те могут, — доносится от столика пенсионеров, — я тут на днях передачу одну смотрел, так што придумали, не поверишь….

     Но мне уже всё равно — говорят, у человека бывают такие состояния, забыла, как называются, но сейчас не хочется напрягать память для отыскания нужного слова, так вот в таком состоянии кажется в совершенной незнакомом месте и ситуации, что это с тобою уже происходило. Сейчас было с точностью до наоборот — казалось, что происходит то, что случиться не может в принципе, будто моего прошлого со мной не происходило никогда.

     — Бога забыли — вот и результат, — женская головка выглядит как-то искусственно на фоне другой культуры, но мне уже нет дела. Если одной какой бог дал разум — так на всё воля его.

     Иду потихоньку домой, но мысль, понять, когда же меня подвела память тогда, в прошлом, или сейчас в настоящем — не даёт покоя. Так и двух слов скоро не сможешь связать. Или двух воспоминаний. Будто все пишется на какие-то носители и прячется в библиотеке затерянных фолиантов.

     Еще пару дней прихожу в себя. Но видения — этого союза не отпускают. Однако, теперь решаю действовать более разумно. В гостях у сестры, как бы между прочим интересуюсь:
     — Помнишь, во времена Советского Союза… — и не закончив фразы, ожидаю реакции.

     Сестра пропускает мимо ушей – слава тебе боже, думаю — с психикой всё в порядке. Но тут она отвлекается от своего любимого сериала и интересуется:
     — Новый сериал какой?

     — Да про страну, называлась так — Советский Союз, длинный такой сериал — про людей. Других, не таких как мы.

     — И чего только не придумают, — сестра на рекламе краски для волос теряет интерес к ящику и соглашается поболтать, чего во время просмотра старается не делать, — помню в одном сериале про американку, та тоже впала в кому, а проснулась — никого вспомнить не может. Хорошо красивая была — сохранилась, так там за ней ещё и мужики побегали, а она то и про  это самое вспомнить не может, мол, зачем оно ей надо.

    — А оно-то как?

    — Да никак, изнасиловал её там один — всё не верил, что такая бывает глубокая амнезия. Все от обезьян произошли, это ж не математика — чего там можно забыть?

     Да, видимо, изнасилование самый доступный способ вернуть утраченную предками память за обезьян.


© Copyright: Татьяна Ульянина-Васта, 2019
Свидетельство о публикации №119030602357