Война и мир. гл. 2-2-8

2-2-8

Война разгоралась, уже приближалась
К границам России всей мощной волной,
Россия пред боем как будто бы сжалась,
Готовясь к защите, готова дать бой.

Князь, старший Болконский, назначен главкомом
На сбор ополченья в губерньях страны,
В работу включился он рьяно, с напором,
Он сам понимал все те нужды войны.

Хотя был он слабым, убитый стал горем,
В период, как сына убитым считал,
И смертью невестки, с несчастною долей,
Однако, воскрес и здоровым он стал.

Не мог отказаться от должности этой,
Ему предложил её сам государь,
Она была гордостью, долгом согрета,
Так было всегда на Руси, даже встарь.

Он был постоянно в разъездах по сёлам
Во вверенных всех ему тех областях,
Он слыл очень строгим, где надо — суровым,
Он действовал в деле как будто в боях.

Работа его укрепила здоровье,
Подвижным и бодрым всегда теперь стал;
Грудной Николай рос, наполненный кровью,
И дед его князем уже называл.

Часть дня проводила княжна тоже в детской,
Подруге Бурьен доверяя за честь,
Любовью к ней и для неё слишком лестной,
И словно забыв за позор и за спесь.

Болконские память всю свято хранили,
О маме, княгине, Андрея жене,
Они в церкви памятник установили,
Вид ангела с крыльями будто — в небе;.

Лицо того ангела напоминало
Княгини лицо словно в зеркале вид,
Оно каждый раз ему будто сначала,
Всё время его как бы в том упрекало,
За целую серию мелких обид.

Отец отделил сына и дал именье,
В верстах сорока от его Лысых Гор,
Теперь Богучарово — это селенье
Характер Андрея взяло в свой простор.

Он после того пораженья-сраженья,
Решил никогда не бывать на войне,
От славы отбросил свои все стремленья,
Решил помогать он отцу и стране.

На должность по сбору народного войска,
С отцом вместе дружно так взялись за гуж,
Работа была слишком трудна и «скользка»,
Единственный в семьях работник был муж.

Они поменялись ролями во мненьях,
Князь старший надеялся лишь на успех,
Андрей, как участник, держался сомнений,
В душе — неучастьем во всём с сожаленьем,
Предвидел в кампании много помех.

Зимой, как князь старший уехал в округу,
Андрей оставался в их Лысых Горах,
Испытывал он тогда страшную муку,
Сынок нездоров был в своих-то годах!

Из города письма, бумаги прибы;ли,
А в это же время он в детской сидел,
С болезнею сына проблемы схватили,
Он был раздражён за такой свой удел.

Сидел он весь хмурый на стульчике детском,
И капал лекарство в стаканчик с водой,
Прогноз у врача для него слишком веский,
Пытался влить сыну, он скован судьбой.

Не спали с сестрицею, сидя у сына,
А мальчик пылал весь в сильнейшем жару,
Его словно в плен захватила ангина,
Решили лекарством спасти, по утру.

Считая, что сон — это лучшее средство,
Сестра была против — давать в сей момент,
Меж ними всплыл спор, он возник словно с детства,
Но был слишком важен врача аргумент.

И, всё-таки, дали лекарство ребёнку,
Но он закричал и потом захрипел,
Отец предпочёл удалиться в сторонку,
Он крика и плача детей не терпел.

За голову взявшись, он вышел от сына,
В соседней сел комнате он на диван,
Другая была ещё в том и причина,
Письмом от отца был он к действию зван.

Отец сообщил ему свежую новость:
Под Прейсиш-Эйлау — победа у нас,
Что мы, наконец-то, воюем на совесть,
И Бенигсен, немец, сражение спас.

«Никак не постигну, у нас дела плохи:
Доставлены люди не все — провиант,
Скачи и скажи им, что я их настигну,
И выясни, кто там и есть симулянт?

«Нет, я не поеду, пока сын болеет», —
Взглянуть чтоб на сына, шагнул он к двери,
Княжна у кроватки стоит и лелеет,
И машет ему, ты, мол, дверь затвори.

Он вновь окунулся во все; те же письма,
«Ах, как неприятно мне всё это знать,
Победа их вся мне на совесть повисла,
Её без меня там сумели создать».

Читать стал Билибина письма с досадой,
Не всё понимая так многое в них,
И даже с какой-то возникшей отрадой,
Но лишь бы отвлечься от мыслей плохих.