на груди твоей сижу и клюю сердечко

на груди твоей сижу и клюю сердечко,
ты по каплям вытекаешь на дорогу,
распростёртый как Христос, только свечки
не стоят у твоих ног — перед богом

не отмолены грехи: твоя душенька
прямиком летит уже к недрам ада,
позже я ещё склюю ближе к ужину
твою печень, хоть Аид и не будет рад,

я немного отдохну — пересыщен даже
этот день одним тобой, знать бы вот что:
кто же станет после плакать или, скажем,
вспомнит кто тебя? а то уже точат

на тебя свои клыки твари с леса,
ждут, когда наемся я да и слезу,
не останется потом уж и косточки
или пепла от тебя хоть бы горсточки,

вспомнил бы тебя вот кто — пусть она бы,
может, я вернул тогда б твою душу
из пучин небытия, пусть и слабая
в тебе теплиться надежда — не задушишь,

лишь о ней в последний миг вспоминаешь:
о прекрасной и простой нежной деве,
с кем она живёт теперь, ты не знаешь,
носит ли его дитя в своём чреве?

мне не жаль твоей судьбы вот нисколь
и не вкусный ты внутри и снаружи;
нет, не вспомнит и она о той боли,
прежде делавшей её столь бездушной;

вон, гляди, идёт сюда в капюшоне
и с косой наперевес та из женщин,
что целует и, когда ты прощённый,
то становишься на жизнь свою меньше;

ты не сможешь изменить ей ни с кем уж,
мне пора — такой себе оказался ужин