Предшественники русских мусульман

Дя тех, кто называет русских мусульман «предателями родины и народа», полезно
знать, в царской России таких «предателей» насчитывалось сотни тысяч (если не
миллионы). Речь вовсе не о прозападных кругах русской интеллигенции — либералах
и марксистах, речь о крупных общинах русских крестьян, решительно порвавших с
православными догмами и обрядами, но отнюдь не отказавшихся от веры в Бога, Его
ангелов, пророков и писания. Из них к Исламу ближе других подошли молокане,
обладавшие следующими характерными признаками:

— отвергали церковную иерархию, земное священство в виде «церковных должностей»;

— не признавали рукотворных храмов и образов, не создавали изображений креста
и не поклонялись ему, не осеняли себя крестным знамением при молитве;

— признавая святость Христа, молокане, тем не менее, не причисляли никого к
«лику святых», не поклонялись и не молились святым, поклоняясь только Богу;

— их молитвенные собрания были сходны с собраниями протестантских (евангельских)
течений. Однако молокане не использовали музыкальные инструменты, не
практиковали декламацию стихов и сценки;

— признавая спасение по благодати через веру, большое значение они придавали
добрым делам (подробнее здесь: http://molokanin.ru/old/).

Далее изложена краткая история этих общин (из журнала «Живописная Россия»,
№№ 23 и 24 от 1905 г.):

"Время возникновения духоборчества относится к середине прошлого столе­тия (18-
го), молоканство возникло несколько позднее. Место первоначального появле­ния
духоборцев, за отсутствием истори­ческих данных, а также личность осно­вателя
секты точно определены быть не могут; можно только с вероятностью предположить,
что секта духоборцев воз­никла именно в Тамбовской губернии.

Некоторые (напр., проф. Новицкий) желают видеть в возникновении духобор­ства
влияние западно-европейского ква­керства, но мнение это не выдерживает критики
и не опирается ни на один исто­рический факт, так что духоборчество, как и
молоканство могут быть признаны вполне самобытным явлением. Относи­тельно
молоканства достоверно известно, что оно явилось впервые в Тамбовской губернии,
и что начало ему было поло­жено деревенским портным Семёном Уклеиным.

Отрицательное отношение мо­локан и духоборцев к Церкви, отверже­ние ими всей
обрядовой стороны рели­гии, а также одинаковый образ жизни подали повод
правительству и народу смешивать эти две секты и считать их за одну. Народ и
доселе во многих ме­стах называет безразлично тех и других сектантов
«молоканами», обозначая тем же именем и многие новейшие секты. Правительство
также долго называло представителей обеих сект безразлично то молоканами, то
духоборцами и при­нимало по отношению к ним одинако­вые меры. Обе секты, тотчас
же по своём возникновении, стали быстро рас­пространяться, и к началу прошлого
сто­летия духоборство было распространено по всему югу России, а на севере
поднималось вплоть до Новгородской губернии, молоканство из Тамбовской губернии
перешло в соседние Рязанскую, Пензенскую, Саратовскую и Воронеж­скую, проникло
далее в Симбирскую и Самарскую, спустилось в Астраханскую губернию, на Дон и
на Северный Кавказ.

Сначала о существовании и распро­странении новых сект не знали даже ближайшие
к народу власти, светские и духовные, и потому сектанты были сво­бодны от
преследований. Но уже с 1779 года правительство обращает внимание на
распространение новых сект и начи­нает преследовать их приверженцев. Та­кие
преследования усилились к концу царствования Екатерины II и особенно стали
жестокими с вступлением на пре­стол Павла. Сектантов ссылали на фортификационные
работы в Азов, в Ригу, на о. Эзель, в финляндские крепости, на Соловецкие
острова, в Екатеринбург в рудники и в Сибирь; их беспощадно секли, клеймили,
рвали им ноздри. Из­вестный Лопухин писал в 1801 году по поводу гонений на
духоборцев, которых он не отличал ещё от молокан, следую­щее:

«Никакая секта до того времени не была столь строго преследуема, как ду­хоборцы,
конечно, не потому только, что они всех вреднее. Разными образами истязали их,
целыми семействами ссылали в тяжкие работы, заключали в самые жестокие темницы.
Некоторые из них сидели в таких, где ни стоять во весь рост, ни лежать,
протянувшись, нельзя было. Это мне сказывал, хвалясь своим распоряжением, один
из начальников тех мест, в коих они содержались. Всякий генерал-прокурор
вследствие губернатор­ских представлений объявлял именной указ о ссылке их целыми
семействами в разные места на поселение и на катор­гу, и сослано их таким образом
не одно сто».

И действительно, дело дошло до того, что стоило только быть уличённым в
принадлежности к гонимым сектам, чтоб быть отправленным на каторгу.
Распространение сект этими жестокими гонениями не останавливалось. Сектанты то
и дело открывались и, притом, на раз­личных концах России: то в Архангельске,
то в Херсонской губернии, то в Тверской, то на Кавказе.

Со вступлением на престол Алек­сандра I, отношение высшего правитель­ства к новым
сектантам резко измени­лось. Помимо общего либерального на­правления политики
первой половины царствования Александра I и его личной терпимости, духоборцы и
молокане улуч­шением своего положения в значитель­ной мере обязаны вышеупомянутому
Ло­пухину, сенатору и доверенному лицу Александра.

<...>

Опасения духоборцев о возможно­сти преследований со стороны низших властей,
вопреки распоряжениям высше­го правительства, оправдались в самом
непродолжительном времени. В начале 1803 года тамбовский губернатор доно­сил
государю об открытии духоборцев в пределах вверенной ему губернии; в из­данном
по этому поводу указе государь рекомендовал относиться к духоборцам возможно
осторожнее, не стеснять и не отягощать их ничем, не судить и не об­винять их «по
единому смыслу их ере­си». Но через несколько же времени по получении этого в
высшей степени гуманного указа, в той же Тамбовской гу­бернии заседатель Фон-
Меник, обобрав­ши всячески духоборцев, несколько из них засёк до смерти, и когда
началось по этому делу следствие, то оказалось, что «наказание духоборцам дано
сораз­мерное и умерли духоборцы, вероятно, от ядопринятия (чтобы, значит, своею
смер­тью подвести под суд заседателя!), от какого могли произойти и сине-багровые
пятна и иные знаки на спине и животе наказанных». Дело это кончилось тем, что
оставшихся в живых духоборцев ещё раз посекли и затем сослали в Кольский уезд
Архангельской губернии. Неудивительно, что от таких порядков духоборцы и
молокане массами устремились на Молочные воды, где они надеялись най­ти хоть
некоторый покой.

<...>

В последующие годы прибывали новые пар­тии переселенцев, хотя правительство
ставило уже ограничения и препятствия этой иммиграции, а в 1824 прямым запре­
щением положило ей конец. Духоборцы, сравнительно мало распространённые, поч­ти
все перебрались на Молочные воды, тогда как молокане, гораздо более
рас­пространённые, могли выделить лишь часть общего числа членов секты. К концу
царствования Александра I на Молочных водах было более 15 деревень, населённых
сектантами, и общее число их здесь превышало 20 тыс. человек.


Между тем, в то время как моло­кане и духоборцы отовсюду собирались на Молочные
воды, в других местах преследования против них продолжались по-прежнему. Одним
из указов Алек­сандра I, очень либеральным вообще, определялось, что сектанты
могут быть преследуемы только в случае «явных соблазнов» и притом «по законам
на нарушителей общего благочиния поставленным». Но при желании под ка­тегорию
«явнаго соблазна и нарушения общаго благочиния» можно было под­вести всё, что
угодно. Заспорил молоканин с православным о вере — вот уже и есть «явный
соблазн»; собрались духоборцы и запели свои псалмы — соблазн ещё явнее. И вот
мы видим, что в течении всего либерального царствования Александра I идут
беспрерывные суды над духоборцами и молоканами, ссылки в Соловецкий монастырь,
в Колу, в Си­бирь, ссылки на каторжные работы, от­дача в солдаты, наказания
кнутами и т.д. И всё это — за то, что «начали открыто рассевать своё учение»,
что «неодно­кратно повторяли, что беседуют с Бо­гом», что «произвели
возмутительные действия явным разглашением своих толков», словом за то, что
«производи­ли явный соблазн». От этих преследова­ний духоборцы и молокане
разбегались во все стороны: одни из них стремились, как мы видели, на Молочные
воды; другие переселялись на Кавказ, где духоборцы поселились в Елисаветпольской
губернии, а молокане в Елисаветполь­ской, Тифлиской и Бакинской, и на Се­верном
Кавказе — в Терской и Кубан­ской областях; некоторое количество ду­хоборцев
переселилось в Сибирь; ещё больше отправилось туда молокан, ко­торые впоследствии
осели на Амуре.

<...>

На Молочных водах сектантам сна­чала жилось недурно. Хозяйство их бы­ло в очень
цветущем состоянии, бла­годаря обилию земли, трудолюбию и восприимчивости к
сельскохозяйственным усовершенствованиям.

<...>

Недалеко от сек­тантов жили  менониты-колонисты, и духоборцы и молокане переняли
от своих хозяев много полезных сельскохозяй­ственных сведений. У немцев же они
пе­реняли костюм и способпостройки до­мов. У духоборцев ко всем этим благоприятным
условиям присоединилось ещё то обстоятельство, что первое время они вели всё
полевое хозяйство общими  си­лами всей общины. Благодаря всему этому молочанские
сектанты скоро  разбогатели, развели многочисленные стада ско­та и в особенности
овец, покрыли  степь красивыми деревьями и цветущими ни­вами и вообще обратили
пустынный до­толе край в один из уютнейших угол­ков России, благодаря взаимопомощи
и устройству  запасных магазинов, они мог­ли безбоязненно переносить временные
бедствия, вроде засух и неурожаев.

Кроме земледелия, они занимались и другими отраслями промышленности, например,
производством шерстяных поя­сов, шапок и т.п. У духоборцев, в их главном селении
был выстроен сирот­ский дом, в котором призревались бедные, престарелые и сирые.

Нравственность сектантов, по отзывам всех официальных лиц, посещавших
молочанские поселения, была примерная. По отношению к правительству они яв­лялись
исправными плательщиками по­датей и повинностей и обнаруживали полную покорность.

Казалось бы, все условия благо­приятствовали дальнейшему процветанию сектантской
колонии. В действительно­сти, однако, вышло совсем другое. Уезд­ные и губернские
чиновники с завистью смотрели на богатеющих сектантов и изыскивали все способы,
чтобы сорвать с них что-нибудь. На сцену выступили обвинения сектантов в
совращении пра­вославных в свою ересь и в укрытии бродяг. Стали делаться набеги
на коло­нию, обыски, аресты, заключения в тюрьмы, дознания. И хотя к концу кон­цов
никакого «совращения» не оказы­валось и никаких бродяг не отыскива­лось, сектанты,
измученные арестами и тюремным заключением, давали выкуп, что собственно и
требовалось. Много от этих злоупотреблений натерпелись сек­танты, которых иногда
арестовывали по несколько сот сразу.

<...>

В 1832 году, кстати, вышло исследование г. Новицкого (тогда студента, а после
профессора) о духоборцах, где об этих сектантах наговорены всевозмож­нейшие
ужасы. И хотя при втором издании своей книги, через 50 лет после пер­вого, в 1882
г., Новицкий сознаётся, что дал в первом издании совсем неверные сведения, тем
не менее, в то время кни­га эта служила единственным источни­ком для знакомства
с духоборцами и под её влиянием духоборцы были зачислены в категорию особенно
вредных сект рядом с хлыстами и скопцами.

<...>

Прежде всего последовал указ о том, чтобы им не только не выдавать паспортов для
заработков, но не дозво­лять даже и на малое время отлучаться от своих селений
иначе, как с ведома земской полиции. Затем жёнам сектантов, поступающих в
военную службу, по­велено не выдавать рекрутских паспор­тов; приказано не
допускать «публичного оказательства учения и богослужения сектантов», воспрещено
им приписывать­ся в городские общества всех местно­стей России, кроме Закавказья;
скоро и этого оказалось недостаточно, и из всех закавказских городов сектанты
получили право жительства только в 7 — Нухе, Шемахе, Кубе, Шуше, Ленкорани,
Нахичевании и Урдубате; затем закавказ­ским сектантам запрещены отлучки во
внутренние губернии; воспрещено духо­борцам и молоканам приобретать в
собственность земли далее 30 вёрст от места их водворения; запрещено им нанимать
православных работников и прислугу, и т.д., и т.п.

Но всё это казалось недостаточно. Был поднят вопрос о выселении всех молочанских
духоборцев куда-нибудь на окраину России, где нет православного населения. Такою
окраиною сперва была избрана Сибирь, но потом по пере­писке оказалось, что там
нет нужных для этого земель (!), и потому решено было сослать духоборцев в
Закавказье.

<...>

Из всех государственных лю­дей того времени, только один генерал Ермолов
находил проект выселения ду­хоборцев в Закавказье неудобным на том основании, что
«область границ и недавний пример некрасовцев могли по­вести к новой потере для
России полез­ных и трудолюбивых людей».

Но голос Ермолова остался букваль­но гласом вопиющего в пустыне, и в 1839 г.
состоялось высочайшее повеле­ние о том, чтобы и все духоборцы бы­ли переселены
из Молочных вод и водворены в закавказской провинции. Духо­борцам было объявлено,
чтобы они или немедленно продавали всё своё имуще­ство и шли в Закавказье, или,
если хо­тят оставаться на месте, принимали пра­вославие.

12 тысяч духоборцев решили идти в неведомый край, и только 27 человек перешли
в православие и остались на Молочных водах вместе с молоканами, которых на этот
раз миновала гроза" (http://сдхм.рф/istoriya-duxoborcev-i-molokan/).