Беседы День рождения Франсуа де Ларошфуко

Сегодня исполняется 410 лет со дня рождения Франсуа де Ларошфуко, великого французского писателя, автора сочинений философско-моралистического характера.
Историю о подвесках королевы Анны Австрийской, лёгшую в основу романа «Три мушкетера», Александр Дюма взял из его «Мемуаров».
Л.Н.Толстой писал о его произведении: “Книга эта приучила людей не только думать, но и заключать свои мысли в живые, точные, сжатые и утонченные обороты. Со времен Возрождения никто, кроме Ларошфуко, не сделал этого”.

Чтобы достойно отметить эту дату, независимый журналист М. Михайлов, не без внутреннего трепета,  мысленно вступил в беседу с этим непревзойденным мастером афоризмов.

Франсуа; VI де Ларошфуко; (15 сентября 1613,Париж, Королевство Франция — 17 марта 1680, там же), герцог де Ларошфуко — французский политический деятель, принадлежавший к аристократическому роду, видный участник Фронды.   Известен в первую очередь как писатель, автор философско-моралистического сочинения «Максимы» и «Мемуаров».

М. – Уважаемый господин де Ларошфуко! Вы прожили долгую и насыщенную борьбой жизнь, хорошо изучили людей, знали взлеты и невзгоды, пережили опалу и милость властителей. Что Вы думаете о счастье?

Л. – Обычно счастье приходит к счастливому, а несчастье – к несчастному.

М. – Значит, счастье первого и несчастье второго растут, как снежный ком?

Л. – Человек никогда не бывает так несчастлив, как ему кажется, или так счастлив, как ему хочется.

М. – Это верно. Возможно, судьба более справедлива, чем нам порой кажется?

Л. – Судьба всё устраивает к выгоде тех, кому она покровительствует.

М. – Эти счастливчики, вероятно, должны помогать другим людям, менее удачливым?

Л. – Достойно вести себя, когда судьба благоприятствует, труднее, чем когда она враждебна.

М. – Но трудно быть безмятежно счастливым, когда ближние в беде, разве нет?

Л. – У нас у всех достанет сил, чтобы перенести несчастье ближнего.

М. – Да, похоже, что у большинства на это сил хватает. Возможно, это признак мудрости – сохранять невозмутимость там, где нет возможности влиять на ситуацию?

Л. – Невозмутимость мудрецов – это всего лишь умение скрывать свои чувства в глубине сердца.

М. – Значит, философы тоже страдают, как простые смертные, и философия не учит их мыслью побеждать все горести жизни?

Л. – Философия торжествует над горестями прошлого и будущего, но горести настоящего торжествуют над философией.

М. – Вот как! Значит, даже совершенная мудрость и скромный образ жизни, проведенной в трудах на благо людей, не спасают человека от превратностей судьбы?

Л. – Зло, которое мы причиняем, навлекает на нас меньше ненависти и преследований, чем наши достоинства.

М. – Это верно. Ведь достоинства вызывают зависть. Встречались ли Вам люди независтливые?

Л. – Люди независтливые встречаются еще реже, чем бескорыстные.

М. – Однако многие достойные люди добиваются признания и даже славы?

Л. – Поистине необычайными достоинствами обладает тот, кто сумел заслужить похвалу своих завистников.

М. – Слова завистников могут быть лестными, а дела вредными и опасными для достойного человека, не так ли?

Л. – Зависть еще непримиримее, чем ненависть.

М. – Бывают ли мудрецы достаточно благоразумны, чтобы уберечься от этого зла?

Л. – Каких только похвал не возносят благоразумию! Однако оно не способно уберечь нас даже от ничтожнейших превратностей судьбы.

М. – Да, положение безнадежное. Может, лучше иметь побольше недостатков, чтобы люди относились к тебе по-доброму?

Л. – Иные недостатки, если ими умело пользоваться, сверкают ярче любых достоинств.

М. – Но ведь нет людей совсем без недостатков?

Л. – Не будь у нас недостатков, нам было бы не так приятно подмечать их у других.

М. – Недостатки – это ещё не пороки. Что Вы думаете о людских пороках?

Л. – Всецело предаться одному пороку нам обычно мешает лишь то, что у нас их несколько.

М. – Один из самых распространенных пороков – лицемерие.

Л. – Лицемерие – это дань уважения, которую порок платит добродетели.

М. – Не считаете ли Вы, что основа добродетели – доброта?

Л. – Нет качества более редкого, чем истинная доброта: большинство людей, считающих себя добрыми, только снисходительны или слабы.

М. – Некоторые противопоставляют разум и доброту, считая, что по-настоящему бывают добры люди не слишком умные. Ваше мнение?

Л. – Глупец не может быть добрым: для этого у него слишком мало мозгов.

М. – Значит, доброта должна быть разумной?

Л. – Причинять людям зло большей частью не так опасно, как делать им слишком много добра.

М. – Да, значит, недалекие люди чаще бывают не добры, а просто слабохарактерны? Как Вы думаете, слабохарактерность – это недостаток?

Л. – Слабохарактерность ещё дальше от добродетели, чем порок.

М. – Объясните, пожалуйста.

Л. – Предательства совершаются чаще всего не по обдуманному намерению, а по слабости характера. Люди слабохарактерные не способны быть искренними.

М. – Вы правы. Думаю, в Вашей бурной жизни Вы видели слишком много подобных примеров. Можно исправить таких людей?

Л. – Слабость характера – тот единственный недостаток, который невозможно исправить.

М. – В наше смутное время самый распространенный порок – это своекорыстие, или, попросту говоря, алчность.

Л. – Своекорыстие говорит на всех языках и разыгрывает любые роли – даже роль бескорыстия.

М. – Видимо, Вам тоже пришлось насмотреться на таких людей. Но нам всё простится, если у нас будет главная добродетель – милосердие, не так ли?

Л. – Хотя все считают милосердие добродетелью, оно порождено иногда тщеславием, нередко ленью, часто страхом, а почти всегда – и тем, и другим, и третьим.

М. – Вы так думаете? Странно. А что Вы скажете о гордости – ей обладают все или только люди, которым действительно есть чем гордиться?

 Л. – Гордость свойственна всем людям; разница лишь в том, как и когда они её проявляют.

М. – Это интересно. Вы считаете, что проявление гордости зависит напрямую от обстоятельств, в которых находится человек? Как вообще обстоятельства влияют на жизнь?

Л. – Не бывает обстоятельств столь несчастных, чтобы умный человек не мог извлечь из них какую-нибудь выгоду, но не бывает и столь счастливых, чтобы безрассудный не мог обратить их против себя.

М. – Как это верно. Но не всё зависит от человека – есть ещё судьба.

Л. – Наши прихоти куда причудливей прихотей судьбы.

М. – Вероятно, мы просто не знаем точно, к чему стремиться и чего желать?

Л. – Прежде чем сильно чего-то пожелать, следует осведомиться, очень ли счастлив нынешний обладатель желаемого.

М. – Да, конечно. Но обычно и люди неразумны, и судьба слепа?

Л. – Судьбу считают слепой главным образом те, кому она не дарует удачи.

М. – А может, человеку просто лень чего-то добиваться, и свою слабость он объясняет преследованиями судьбы? Что Вы думаете о лени?

Л. – Леность – это самая безотчетная из всех наших страстей. Хотя могущество ее неощутимо, а ущерб, наносимый ей глубоко скрыт от наших глаз, нет страсти более пылкой и зловредной.… В ленивом покое душа черпает тайную усладу, ради которой мы тут же забываем о самых горячих наших упованиях и самых твердых намерениях. Наконец добавим, что леность – это такой сладостный мир души, который утешает ее во всех утратах и заменяет все блага.

М. – Если леность – это страсть, то можно ли с ней бороться?

Л. – Долговечность наших страстей не более зависит от нас, чем долговечность жизни.

М. – Значит, бесполезно. Наш великий русский писатель И.Гончаров тоже так считал. В своем романе “Обломов” он впервые нарисовал портрет человека, совершенно порабощенного этой страстью. Некоторые увидели в нем воплощение русского характера, что, впрочем, небесспорно. Но, возможно, разум позволит справиться с любой страстью?

Л. – Потеряв надежду обнаружить разум у окружающих, мы уже и сами не стараемся его сохранить.

М. – А что важнее для человека: ум или сердце?

Л. – Ум всегда в дураках у сердца.

М. – Не знаю, так ли это хорошо. Но если разума не удается обнаружить у окружающих, можно попытаться сохранить его, общаясь с мудрейшими авторами книг всех эпох и стран, разве нет?

Л. – Куда полезней изучать не книги, а людей.

М. – Может, и полезней, но не всегда приятней. Вот Вы хорошо знаете людей – часто ли Вам приходилось сталкиваться с неблагодарностью?

Л. – Невелика беда – услужить неблагодарному, но большое несчастье – принять услугу от подлеца.

М. – Да, это опасно. Несмотря на все выпавшие на Вашу долю опасности, Вы знали и успех, и подлинное счастье. Вероятно, многие в свете Вам завидовали?

Л. – Наша зависть всегда долговечнее чужого счастья, которому мы завидуем.

М. – Но в то же время многие относились к Вам с уважением?

Л. – Порядочные люди уважают нас за наши достоинства, а толпа – за благосклонность судьбы.

М. – Это справедливо! Тем не менее, среди порядочных людей всегда находится кто-то, с кем можно дружить.

Л. – Истинный друг – величайшее из земных благ, хотя как раз за этим благом мы меньше всего гонимся.

М. – Люди не ищут такого друга потому, что им трудно угодить, или сами боятся не понравиться человеку достойному?

Л. – Куда несчастней тот, кому никто не нравится, чем тот, кто не нравится никому.

М. – По-моему, оба несчастны. Им будет скучно в любом обществе.

Л. – Нам почти всегда скучно с теми, кому скучно с нами.

М. – Понятно, это ущемляет наше самолюбие. Другое дело, если нами восхищаются.

Л. – Мы всегда любим тех, кто восхищается нами, но не всегда любим тех, кем восхищаемся мы.

М. – Конечно, по той же причине. Последних мы слишком уважаем.

Л. – Трудно любить тех, кого мы совсем не уважаем, но ещё трудней любить тех, кого мы уважаем больше, чем самих себя.

М. – Да, для людей самолюбивых это совершенно невозможно, а таких – большинство.

Л. – Себялюбие наше таково, что его не перещеголяет никакой льстец.

М. – Возможно ли при этом быть кому-то истинным другом?

Л. – Как ни редко встречается настоящая любовь, настоящая дружба встречается ещё реже.

М. – Однако все же встречается настоящая любовь?

Л. – Истинная любовь похожа на привидение: все о ней говорят, но мало кто её видел.

М. – Истинно или нет, но почти все люди влюбляются, не так ли?

Л. – Любовь одна, но подделок под неё – тысячи.

М. – Встречались ли Вам женщины, хранящие всю жизнь верность одному возлюбленному?

Л. – На свете немало женщин, у которых в жизни не было ни одной любовной связи, но очень мало таких, у которых была только одна.

М. – Есть мнение, что за любовь надо бороться и, даже если человек сначала не обращает на вас внимания, то со временем своей любовью можно добиться ответного чувства. Часто ли мужчина влюбляется в женщину потому только, что она любит его сильно и преданно?

Л. – Нам легче полюбить тех, кто нас ненавидит, нежели тех, кто любит сильнее, чем нам желательно.

М. – Мне тоже так всегда казалось. А что Вы думаете о браке?

Л. – Бывают удачные браки, но не бывает браков упоительных.

М. – А любовные связи бывают упоительными?

Л. – Любовники только потому никогда не скучают друг с другом, что они все время говорят о себе.

М. – Безусловно, это упоительная беседа, но, как правило, недолгая. Люди любят, как умеют, часто обманывая и себя, и других.

Л. – Люди безутешны, когда их обманывают враги или предают друзья, но они нередко испытывают удовольствие, когда обманывают или предают себя сами.

М. – Да, мы существа довольно странные, но без обмана невозможно прожить жизнь?

Л. – Мы обещаем соразмерно нашим расчетам, а выполняем обещанное соразмерно нашим опасениям.

М. – То есть, мы далеко не всегда можем держать свое слово?

Л. – Люди не могли бы жить в обществе, если бы не водили друг друга за нос.

М. – Вы правы, в нашем обществе, как и в Ваше время, царит обман и насилие. Особенно удручает несправедливость во всех областях жизни. Разве это заложено в самой природе человека, как Вы считаете?

Л. – Люди не потому порицают несправедливость, что питают к ней отвращение, а потому, что она наносит ущерб их выгоде.

М. – Но ведь бывают и идейные люди, не думающие только о выгоде и о материальных благах.

Л. – Многие презирают жизненные блага, но почти никто не способен ими поделиться.

М. – Это верно. Один наш известный политик и финансист призвал еще лет двадцать назад новых олигархов к социальной ответственности, сказав: “Делиться надо”, но к нему никто не прислушался. Обычно в истории нежелание делиться плохо кончается. Так или иначе, несправедливость общественного строя делает людей несчастными во все времена.

Л. – Мудрец счастлив, довольствуясь немногим, а глупцу всего мало: вот почему почти все люди несчастны.

М. – Может ли мудрец научить других, менее разумных, жить счастливо?

Л. – Можно дать другому разумный совет, но нельзя научить его разумному поведению.

М. – Пожалуй, Вы правы. Как же мудрецу удаётся быть счастливым и довольствоваться малым?

Л. – Человек, понимающий, какие несчастья могли бы обрушиться на него, тем самым уже до некоторой степени счастлив.

М. – Да, Демокрит тоже так считал. Ещё он видел счастье в умеренной жизни. А Вы как думаете?

Л. – Умеренность в жизни похожа на умеренность в еде: съел бы ещё, да страшно заболеть.

М. – Уметь во время остановиться и не заболеть – уже признак мудрости. Мудрость к людям приходит с возрастом. Следует ли молодым следовать советам стариков?

Л. – Старики потому любят давать хорошие советы, что уже не способны подавать дурные примеры.

М. – А им бы хотелось грешить, как в молодости?

Л. – Старость – это тиран, который под страхом смерти запрещает нам все наслаждения юности.

М. – Медики говорят, что если придерживаться правильного образа жизни, можно надолго сохранить здоровье.

Л. – Какая это скучная болезнь – оберегать своё здоровье чересчур строгим режимом.

М. – Ну, с возрастом появляются другие желания и развлечения, чем в юности. Многие философы считали старость весьма плодотворным временем – они ошибались?

Л. – Как мало на свете стариков, владеющих искусством быть стариками.

М. – Разве опыт всей жизни не помогает овладеть этим искусством?
 
Л. – Мы вступаем в различные возрасты нашей жизни, точно новорожденные, не имея за плечами никакого опыта, сколько бы нам ни было лет.

М. – Некоторым это все же удаётся. Однако пожилые люди часто жалуются на память.

Л. – Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой разум.

М. – Видимо, им все довольны. Вы думаете, что с возрастом люди теряют свой былой интеллект или просто их ограниченность более явственно проявляется?

Л. – К старости недостатки ума становятся все заметнее, как и недостатки внешности.

М. – Но это заметно со стороны, а человек, на его счастье, остается в неведении.

Л. – Люди не знали бы удовольствия в жизни, если бы никогда себе не льстили.

М. – Но довольно много людей более чем средних умственных способностей при помощи интриг и всяческих хитростей в карьере далеко обошли своих более талантливых сверстников и стали для них недосягаемым начальством. Как Вы считаете, это признак недюжинного ума?

Л. – Хитрость – признак недалекого ума.

М. – Но далеко ведущего. Впрочем, мудрецам не по пути с карьеристами. Ведь пока доберешься до вершин успеха, нахлебаешься всяческих обид и унижений. Как Вы считаете, мудрецы так же реагируют на оскорбления, как и мы, простые смертные?

Л. – Люди мелкого ума чувствительны к мелким обидам; люди большого ума все замечают и ни на что не обижаются.

М. – Позволю себе не согласиться с Вами. По-моему, тут дело в типе нервной системы, её реактивности. Вот философ А.Шопенгауэр, живший гораздо позже Вас, был человек ума никак не мелкого, но весьма чувствителен к обидам, выпавшим на его долю. Да таких примеров можно привести множество. Впрочем, и в том, что Вы сказали, тоже есть своя правда. Итак, разрешите, уважаемый господин де Ларошфуко, поблагодарить Вас за интересный и содержательный разговор. Скажите что-нибудь на прощание потомкам.

Л. – Нигде не найти покоя тому, кто не нашел его в самом себе.