Лицо в темноте

ГЛАВА 32

Дрю больше не просил прощения. В этом не было необходимости. Десять дней Эмма пролежала в постели, и все десять дней он твердил, что она сама виновата, объясняя снова и снова, что действовал исключительно в ее интересах.

Она ведь думала только о себе, не так ли, когда столько недель готовилась к выставке? Она ночь за ночью оставляла мужа одного, а затем насмехалась над их браком, публично флиртуя с другим мужчиной.

Она вынудила наказать ее, заслужила это и виновата сама.

Хотя несколько дней после выставки телефон звонил не переставая, Эмма ни с кем не разговаривала. Дрю прикладывал лед к ее распухшим губам, кормил бульоном, давал обезболивающие таблетки, чтобы она могла спать.

Потом он сказал, что все звонят лишь для того, чтобы пообщаться с ним. А им необходимо побыть вдвоем, заняться семьей, сделать наконец ребенка.

Она же хочет иметь семью, не так ли? Хочет быть счастливой, хочет, чтобы о ней заботились? Если бы она не отдавала столько времени работе, она уже давно бы забеременела. Разве не этого она хочет?

И когда Дрю так спрашивал, постоянно сверля вопросами, Эмма соглашалась. Но ее согласия всегда было недостаточно.

Она проснулась в темноте, разбуженная музыкой. «Это сон», — убеждала она себя, кутаясь в одеяло и силясь проснуться. Однако даже открыв глаза, Эмма продолжала слышать песню, которую пел давно умерший человек. Дрожащими пальцами, она потянулась к выключателю ночника, щелкала, щелкала и щелкала им, но свет не зажигался, не разгонял тьму.Музыка становилась все громче, Эмма зажала уши руками и все равно слышала ее, дрожащую, пульсирующую, пока музыка не потонула в ее крике.

— Ну, Эмма, все хорошо. — Дрю гладил ее по голове. — Опять кошмар? Пора бы вырасти из кошмаров.

Эмма вцепилась в него, спасителя, единственную прочную веревку, способную вытащить ее из моря страха и безумия.

— Это было не во сне. Я слышала песню… которая звучала ночью, когда убили Даррена.

— Никакой музыки не было.

Дрю незаметно положил на столик пульт стереокомплекса.

«Хороший урок», — думал он, прижимая к себе дрожащую жену. Хороший способ держать ее в зависимости и повиновении.

— Я слышала ее, — всхлипывала Эмма. — И свет не зажигался.

— Ты уже достаточно взрослая, чтобы не бояться темноты, — ласково произнес он, втыкая вилку ночника в розетку и Щелкая выключателем. — Так лучше?

— Спасибо, — кивнула она. Ее затопила волна признательности. — Не оставляй меня одну, Дрю. Пожалуйста.

— Я же сказал, что буду заботиться о тебе. — Улыбаясь, он продолжал гладить ее по голове. — Я не оставлю тебя одну, Эмма, не беспокойся.

К Рождеству она думала, что все опять наладилось. Дрю освободил ее от житейских мелочей: сам выбирал для нее одежду, разговаривал за нее по телефону, занимался всеми денежными вопросами.

Эмма должна была заботиться только о доме и муже. Не надо было больше принимать решения. Все фотопринадлежности и камера заперты, но они уже не интересовали Эмму. А когда она вспоминала о своей работе, ее охватывала депрессия.

На Рождество Дрю подарил ей бриллиантовый кулон, и этот подарок вдруг вызвал у нее желание заплакать.

Она сдала кучу анализов, чтобы выяснить причины своего бесплодия. Когда сведения об этом просочились в прессу, Эмма пережила унижение молча, затем вовсе перестала читать газеты. Для нее почти не имело значения то, что происходило за стенами дома. Ее мир заключался в семи комнатах, выходящих окнами на Центральный парк.

Врачи подтвердили, что у Эммы нет физиологических причин для бесплодия, и она застенчиво намекнула, чтобы Дрю тоже сдал анализы.

Он избил ее до потери сознания и на два дня запер в спальне.

Кошмары продолжались. Иногда Дрю был рядом, гладил и утешал ее, пока она не успокаивалась. Но чаще называл дурой, жаловался, что она мешает ему спать, и оставлял дрожащую Эмму одну в темноте.

Если Дрю неосмотрительно забывал пульт у изголовья кровати, поставив на проигрыватель «Эбби роуд», Эмма бывала слишком уставшей, чтобы обратить на это внимание.

Смутно она уже начала осознавать, что Дрю с ней делает. В кого хочет превратить. Десять недель турне и мужчина, в которого она влюбилась, теперь казались ей лишь плодом фантазии. От прежнего Дрю ничего не осталось. Он был для нее лишь тюремщиком.

Эмма стала думать о побеге. Дрю редко оставлял ее надолго одну, а если она выходила из дома, то всегда отправлялся с ней. Иногда по ночам Эмма, лежа без сна, обдумывала, как сбежать. Надо позвонить Марианне, Бев, отцу. Они помогут ей.

Потом накатывали стыд и сомнения, которые так глубоко заронил в ее голову Дрю.

Он не пользовался ремнем до того рокового дня, когда его и группу не обошли музыкальной премией года.

Эмма не сопротивлялась, когда Дрю бил ее кулаками, лишь пряталась в себя, как в детстве пряталась под раковиной. Словно исчезала. И вот тогда, охваченный бешенством, Дрю совершил роковую ошибку.

— Какой от тебя прок, черт возьми? — Он носился по комнате, круша все, что попадалось под руку. — Неужели ты думаешь, я мечтал провести всю жизнь рядом с испорченной безмозглой сучкой? — Он выместил на вазочке для орехов разочарование, которое испытал, глядя, как другой поднимался на сцену за наградой, его наградой. — Разве ты хоть чем-то помогла мне? И это после того, как я все сделал для тебя, окрасив романтикой твою однообразную, никчемную жизнь. Ты действительно поверила, что я не знал, кто ты такая, когда мы встретились?

Устав бить посуду, он ухватил Эмму за остатки платья и встряхнул.

Но та была уже за пределами страха. За пределами надежды. Она видела, как потемневшие глаза Дрю сузились до щелок.

— Ты была такой дурой, Эмма, заикалась и краснела, чуть не уморила меня. Потом, черт возьми, я женился на тебе и хотел только одного: чтобы ты помогала мне двигаться вверх. Но попросила ли ты хоть раз своего отца нажать ради меня на пару кнопок? Нет.

Эмма ничего не ответила. Молчание было единственным остававшимся у нее оружием.

Преисполненный отвращения, Дрю опять швырнул ее на пол. Сквозь туман, застилавший глаза, она смотрела на мужа, метавшегося по разгромленной комнате, в которой она пыталась создать свой дом.

— Тебе пора думать. Пора искать способы отплатить мне за все то время, которое я трачу на тебя.

Эмма закрыла глаза. Она не плакала. Плакать было уже поздно. И она действительно начала обдумывать план.

Надежда на побег появилась, когда она узнала о смерти Люка.

— Он был моим другом.

— Он был педиком!

Дрю подбирал аккорды на рояле, купленном на деньги жены.

— Он был другом, — повторила Эмма, силясь унять дрожь в голове. — Я должна поехать на похороны.

— Ты не должна никуда ехать, — улыбнулся он. — Ты принадлежишь мне, и тебе незачем ехать к какому-то сдохшему гомику.

Эмма возненавидела его за эти слова, поразившись, что способна испытывать такое чувство. Все остальные чувства умерли. Странно, но трагедия заставила ее наконец признать, что ее замужество оказалось неудачным. Она разведется. Эмма открыла рот, потом увидела длинные тонкие пальцы Дрю, перебирающие клавиши. Может, и тонкие, зато стальные. Однажды она уже молила его о разводе, и тогда он чуть не придушил ее.

Не стоит его злить. Хотя оружие у нее все-таки есть.

— Дрю, всем известно, что он был моим другом. Он был другом Джонно, папы и всех остальных. Если я не приеду, в прессе начнут говорить, что я отвернулась от Люка из-за СПИДа. Это навредит тебе, особенно сейчас, когда ты занимаешься благотворительностью вместе с папой.

Дрю ударил по клавишам. Если сучка не перестанет ему надоедать, он заставит ее заткнуться.

— Мне начхать на прессу. Я не собираюсь на похороны «голубого».

Эмма сдержалась. Это было жизненно важно.

— Я понимаю твои чувства, Дрю. Ты очень ранимый. — Она чуть не поперхнулась на этом слове. — Но благотворительный концерт будут передавать по телевидению здесь и по всей Европе. Это самое крупное событие со времени концерта в пользу голодающих Эфиопии. Деньги направят на создание лекарства от СПИДа. Я могу поехать вместе с Джонно. Представляя тебя, — быстро добавила она.

Дрю оторвался от клавиатуры. Его глаза были пустыми. Эмма знала этот взгляд и боялась его.Дрю оторвался от клавиатуры. Его глаза были пустыми. Эмма знала этот взгляд и боялась его.

— Не терпится смыться от меня, дорогая?

— Нет. — Она заставила себя подойти к нему, прикоснуться к его волосам. — С большей радостью я предпочла бы ехать с тобой. Потом мы смогли бы съездить куда-нибудь отдохнуть.

— Черт возьми, Эмма, я же работаю. Как всегда, думаешь только о себе.

— Извини. Просто мне очень хотелось бы вырваться с тобой на несколько дней. Чтобы мы были совсем одни. Я позвоню Джонно и скажу, что не смогу поехать.

Дрю задумался. Благотворительный концерт — именно тот мощный толчок, который ему необходим. Он собирался покинуть «Дорогу в ночлежку» и начать сольную карьеру. В конце концов, он — звезда, а остальные члены группы тянут его назад.

Ему требуется крупное общественное событие, отзывы прессы, и если похороны в этом помогут — замечательно. К тому же сейчас он больше всего на свете хотел бы на день-два избавиться от Эммы.

— Полагаю, ты должна ехать.

Сердце у нее едва не остановилось. «Будь осторожна, — урезонила она себя, — не соверши ошибку».

— Значит, ты не поедешь?

— Нет. Один день ты как-нибудь справишься без меня. Особенно если о тебе позаботится Джонно. Не забудь прослезиться и сказать все, что нужно, о трагедии СПИДа.

Эмма надела простой черный костюм. Так как Дрю следил за каждым ее шагом, она не смогла прихватить другие вещи. «Для траурной церемонии пестрые наряды ведь не понадобятся, не так ли?» — спросил он. Ей было разрешено взять черные туфли и большую косметичку вместо сумочки. Ее содержимое Дрю проверил собственноручно.

Поскольку он отобрал у нее паспорт и кредитные карточки («Ты слишком беспечно к ним относишься»), Эмма была в полной зависимости от мужа. Он позаботился о билетах, дав ей четырнадцать часов свободы. Ее самолет вылетал в девять пятнадцать утра, а в десять двадцать пять вечера Эмма должна была вернуться. Дрю великодушно дал ей сорок долларов наличными, и еще пятнадцать она, чувствуя себя воровкой, тайком взяла из хозяйственных денег. Эмма спрятала их в туфлю.

Она лгала Дрю.

Никогда не лги мне, Эмма. Я непременно узнаю правду и накажу тебя.

Она не собиралась возвращаться.

Не пытайся уйти от меня, Эмма. Я найду тебя. И тебе будет плохо.

Она бежала от него.

Тебе никогда не удастся бежать настолько быстро, чтобы скрыться от меня, Эмма. Ты принадлежишь мне. Я тебе нужен, поскольку ты все время совершаешь глупые ошибки.

— Эмма! Черт возьми, повернись ко мне.

—Извини, — вздрогнула она, когда муж дернул ее за волосы.

— Ты неисправимая дура. Одному богу известно, что бы ты без меня делала.

— Я… думала о Люке.

— Делай кислое лицо, когда выйдешь за дверь. Меня от твоего вида тошнит. С минуты на минуту явится Джонно. Что ты скажешь, если он спросит, как дела?

— Все прекрасно. Ты очень сожалеешь, что не можешь поехать. Но ты не был знаком с Люком, поэтому твой приезд был бы некстати, — механически повторила Эмма заранее заготовленную фразу. — После мессы я должна сразу вернуться домой, потому что ты простудился и я хочу быть рядом.

— Как и подобает любящей жене.

— Да, как подобает любящей жене.

— Хорошо.

Просто отвратительно, до чего она безропотна. Вчера даже не пикнула, когда он бил ее. Дрю хотелось, чтобы жена уехала, помня о том, кто в доме главный. Разумеется, он постарался не бить ее по лицу и тем местам, где было бы заметно. Он собирался хорошенько отлупить ее и после возвращения, чтобы напомнить: место женщины дома.

Дрю со злобой подумал о своей матери. Ее место тоже было дома, но она сбежала, шлюха, оставив его с недотепой-отцом.

Если бы глупый старикан почаще задавал ей жару, она бы не посмела смыться.

Он улыбнулся жене. Тогда его мать сидела бы, как Эмма, сложив руки на коленях, и выполняла бы приказы. Женщине нужен мужчина, который установит порядки и будет обеспечивать их соблюдение.

— По-моему, тебе незачем ехать.

Дрю с удовольствием заметил, как у Эммы округлились глаза. Разве не здорово управлять ею, словно марионеткой? Руки у Эммы вспотели, но она нашла в себе силы неподвижно держать их на коленях.

— Если ты не хочешь, я не поеду, Дрю.

Тут он ласково погладил ее по лицу, и Эмма вспомнила начало их романа. Почему-то от этого стало только хуже.

— Нет, поезжай. Тебе очень идет черный цвет. Ты уверена, что там не будет этой суки Марианны?

— Джонно сказал, что она не может.

Еще одна ложь. Дрю сделал все возможное, чтобы разлучить их. «И у него хорошо получилось», — устало подумала Эмма. Ее подруга больше не звонит и не заходит к ним.

— Тогда все в порядке. Если бы я узнал, что она едет, тебе пришлось бы отказаться от увеселительного путешествия. Она дурно на тебя влияет, Эмма. Она — стерва. Притворялась твоей подругой, чтобы подобраться к Брайану, а потом и ко мне. Я уже говорил, что она приставала ко мне. Помнишь?

— Да.

— А, вот и Джонно. Быстро приготовь свою милую печальную улыбку, которую мы так хорошо знаем и любим. — Эмма автоматически повиновалась. — Послушная девочка. И упомяни о благотворительном концерте журналистам, — приказал Дрю, когда они спускались вниз. — Обязательно расскажи им, как меня волнует сбор денег на исследования, цель которых — найти лекарство от этой ужасной болезни.

— Хорошо, Дрю. Я не забуду.

Эмма ужаснулась при мысли, что ноги вдруг откажутся ей служить. Может, действительно лучше не ехать? Дрю постоянно твердит ей, какая она без него беспомощная.

— Дрю, я…

Но тот уже открыл дверь, за которой стоял Джонно.

— Привет, малышка. — Он обнял ее, не столько утешая, сколько ища утешения. — Рада, что едешь?

— Да. — Эмма тупо оглянулась на мужа. — Я хочу поехать. Весь полет она боролась со страхом. Дрю приедет за ней. Он обнаружит исчезновение пятнадцати долларов и накажет ее. Он прочел ее мысли и знает, что она не собирается возвращаться.

Сойдя с трапа, Эмма вцепилась в руку Джонно и стала искать в толпе встречающих Дрю.

Когда они добрались до лимузина, с нее уже лил пот, она тряслась, прилагая усилия даже для того, чтобы дышать.

— Эмма, тебе плохо?

— Нет.

Она облизнула пересохшие губы. На тротуаре стоял худой светловолосый мужчина, но, когда он повернулся, она увидела, что это не Дрю.

— Я просто очень расстроилась. Можно сигарету?

Дрю запретил ей курить. Последний раз даже вывихнул ей за это палец. «Но сейчас его здесь нет», — напомнила себе Эмма, затягиваясь сигаретой. В лимузине только она и Джонно.

— Наверное, тебе не стоило приезжать. Я не представлял, что на тебя это так подействует. — Поглощенный своим горем, Джонно смог только обнять ее за плечи.

— Наверное, тебе не стоило приезжать. Я не представлял, что на тебя это так подействует. — Поглощенный своим горем, Джонно смог только обнять ее за плечи.

— Все в порядке, — сказала Эмма.

Потом она снова и снова повторяла эти слова как заклинание.

Она почти не обращала внимания на похороны, какие говорились слова, какие проливались слезы. Пусть Люк простит ее. Ведь она тоже мертва, мертвы все ее чувства. Когда люди начали расходиться с кладбища, Эмма подумала, хватит ли у нее сил выполнить задуманное.

К Джонно подошла Марианна, ласково положила ему руку на плечо и вместо соболезнования поцеловала его.

— Жаль, что Люк не научил меня готовить, — сказала она., заставив Джонно улыбнуться.

— Ты была его единственной неудачей. — Джонно повернулся к Эмме: — Шофер отвезет тебя в аэропорт, а мне еще нужно заглянуть на квартиру Люка. Кое-что забрать. — Он коснулся ее щеки. — Все хорошо?

— Да.

— Не ожидала увидеть тебя здесь. — Хотя Марианна ненавидела себя за это, ей не удалось придать голосу дружелюбие.

— Я… очень хотела приехать.

— Неужели? — Раскрыв сумочку, Марианна достала скомканный носовой платок. — Не думала, что у тебя найдется время для старых друзей.

— Марианна…

Она не могла заплакать в присутствии крутившихся журналистов. Дрю увидит ее на фотографии вместе с Марианной и поймет, что она солгала. Эмма в отчаянии огляделась по сторонам.

— Я могу… мне нужно….

— С тобой все в порядке? — Подняв солнцезащитные очки, Марианна изучающе взглянула на подругу. — Господи, ты выглядишь ужасно.

— Я хотела бы поговорить с тобой, если у тебя найдется несколько минут.

— У меня всегда найдется несколько минут, — довольно резко ответила та, доставая сигарету. — Но я полагала, ты сразу же отправишься назад.

— Нет. — Глубоко вздохнув, Эмма переступила черту: — Я вообще не собираюсь возвращаться.

— Что? — прищурилась Марианна.

— Я не собираюсь возвращаться, — повторила Эмма и с ужасом почувствовала, как дрогнул ее голос. — Мы можем куда-нибудь пойти? Мне необходимо куда-нибудь уйти. Пожалуйста.

— Конечно. — Марианна взяла ее под руку. — Сейчас возьмем твой лимузин и поедем куда захочешь.

Потребовалось совсем немного времени, чтобы добраться до гостиницы Марианны. Та решила, что это лучший выход, поскольку Эмму уже начала бить дрожь.

Они сразу поднялись в номер — прекрасные комнаты, оформленные в пастельных тонах, с окнами, выходящими на белый пляж и голубое море. Марианна уже пометила номер как свою собственность, разбросав одежду на стульях. Сняв футболку и брюки, она кивком пригласила Эмму сесть и подошла к телефону:

— Бутылку «Гран-Марнье», два средних чизбургера, жареную картошку и литр пепси в ведерке со льдом. Я дам двадцатку тому, кто доставит все это через пятнадцать минут. — Удовлетворенная, она закинула туфли на кресло и уселась.

— Итак, Эмма, что происходит, черт побери?

— Я ушла от Дрю.

— Об этом я, кажется, догадалась, но почему? Вроде ты была безумно счастлива, — произнесла Марианна, еще не совсем готовая простить.

— Да, я очень счастлива. Дрю очень хороший, так заботится обо… — Услышав собственный голос, Эмма осеклась, переполненная отвращением, смешанным с ужасом. — О господи, иногда я действительно верю в это.

— Веришь во что?

— В то, что он приучил меня говорить. Марианна, если я не скажу это прямо здесь и прямо сейчас, то не скажу уже никогда. Я хотела рассказать Джонно. Начала было, но просто не смогла.

— Ну хорошо. — Так как Эмма была очень бледна, Марианна встала и открыла балконную дверь. — Не торопись. Дело в другой женщине?

Замолчав, она уставилась на Эмму, которая с хохотом согнулась в кресле:

— О боже, о боже милосердный!

Смех перешел во всхлипы. Марианна подскочила к ней, опустилась на колени, взяла ее за руки:

— Спокойно, Эмма. Тебе станет плохо. Ну же, ну! Всем известно, что большинство мужчин ублюдки. Если Дрю изменил тебе, пни его ногой под зад.

— Дело не в женщине, — выдавила Эмма.

— В мужчине?

Эмма напряглась, глотая слезы. Если они польются, ей уже никогда не остановить их.

— Я понятия не имею, верен мне Дрю или нет, да меня это и не волнует.

— Если другой женщины нет, то из-за чего же вы деретесь?

— Мы не деремся, — устало произнесла Эмма. — Я, во всяком случае.

Как же трудно выговорить это, признаться. Слова застряли у нее в горле комком стыда. Наконец она вытерла глаза рукой.

— Сидя здесь, я даже готова поверить, что все придумала, что дела не так уж плохи, как я считала, когда это происходило. Марианна, он мог быть добрым, обходительным, он приносил мне по утрам розы, пел, когда мы оставались с ним вдвоем, пел так, будто я единственная женщина на свете. Он говорил, что любит меня, хочет обо мне заботиться, сделать счастливой. А потом я что-то совершала… даже не знаю что…. но что-то, и тогда он… Он меня бил.

— Что? — Если бы Эмма сказала, что Дрю отрастил себе крылья и вечером улетает с балкона, в это было бы легче поверить. — Он тебя бьет?

Погруженная в себя, Эмма не обратила внимания на недоверие Марианны.

— После этого я иногда по нескольку дней не могу ходить. В последнее время стало еще хуже. Наверное, он хочет меня убить.

Марианна осторожно выдохнула. Следя за лицом подруги, она пыталась осознать услышанное:

— Он пьет, принимает наркотики?

— Нет. Я только однажды видела его пьяным… в ночь нашей свадьбы. Наркотики он совсем не принимает, любит сохранять над собой контроль. Он должен сохранять над собой контроль. Видимо, я постоянно делаю нечто глупое, и это выводит его из себя.

— Прекрати! — Взбешенная Марианна заметалась по комнате, глотая слезы. — Ты в жизни не делала ничего глупого. И давно это продолжается, Эмма?

— Впервые это случилось после того, как мы уехали из центра. Тогда он ударил меня только один раз. Потом извинялся. Плакал.

— Сердце прямо разрывается от жалости к нему, — пробормотала Марианна. Открыв дверь, она впустила коридорного. — Вот сюда. Не беспокойтесь, расставлять не надо.

Подписав счет, она вручила ему двадцатку. «Неотложные дела в первую очередь», — решила она и, не обращая внимания на еду, разлила «Гран-Марнье».

— Пей, — приказала Марианна. — Конечно, ты ненавидишь это, но нам обеим сейчас необходимо выпить.

Сделав два маленьких глотка, Эмма почувствовала, как по телу разливается тепло.

— Не знаю, что делать. Кажется, я уже не способна мыслить самостоятельно.

— Пару минут я буду думать за тебя. Выношу на голосование: кастрировать сукиного сына.

— Я не могу вернуться, Марианна. Если вернусь, то сделаю что-то по-настоящему ужасное.— По-моему, рассуждаешь ты прекрасно. А есть можешь?

— Пока нет.

Ей нужно просто посидеть какое-то время, чтобы постичь смысл своего поступка. Она ушла от Дрю. Сбежала от него, и теперь рядом с ней подруга, ее давняя и близкая подруга. Закрыв глаза, Эмма снова почувствовала стыд.

— Марианна, прости. Я не отвечала на твои звонки, последние месяцы вела себя не так, как подобает подруге. Он не позволял мне.

Марианна зажгла две сигареты и передала одну Эмме:

— Больше не думай об этом.

— Он даже сказал мне, что ты… пыталась отбить его у меня.

— Это ему приснилось. — Марианна чуть не засмеялась, но ее остановило выражение лица Эммы. — Ты же не поверила?

— Нет. Хотя… порой я верила всему, что он говорил. Так было проще, но самое страшное в том, что для меня это не имело значения.

— Если бы ты позвонила мне…

— Я не смогла бы говорить с тобой об этом, не смогла бы вы нести встречи, так как боялась, что ты все узнаешь.

— Я бы помогла тебе.

Эмма только покачала головой:

— Мне так стыдно.

— Чего, черт возьми?

— Я сама позволяла ему, ведь так? Он не приставлял к моему виску пистолет. В этом не было необходимости.

— У меня нет ответа, Эмма. Точнее, есть один. Нужно обратиться в полицию.

— Нет! Боже милосердный, нет! Я не вынесу… увидев это на первых страницах газет. И никто не поверит. Он будет все отрицать. Говорю тебе, Марианна, он может заставить поверить во что угодно.

— Ну хорошо, с полицией повременим. Мы найдем тебе адвоката.

— Я пока не могу больше ни с кем говорить об этом. Мне только хочется быть подальше от него.

— Хорошо. Что-нибудь придумаем. А сейчас мы должны поесть. Я лучше думаю на полный желудок.

Заставив Эмму съесть несколько кусочков, Марианна пристала к ней с пепси, надеясь, что сахар и кофеин хоть частично вернут румянец на лицо подруги.

— Оставайся у меня. Несколько дней пошатаемся по Майами.

— Нет. — Теперь Эмма смогла думать более трезво. Изо всех ее безумных замыслов и планов лишь один, похоже, был верным. — Я не могу остаться у тебя даже на одну ночь. Это первое место, где он начнет меня искать.

— Тогда поезжай в Лондон, к Бев. Она поможет.

— Нет паспорта. Нет водительских прав. Он разорвал их. Марианна, у меня в кошельке пятьдесят пять долларов, пятнадцать из них я стащила. У меня нет ни единой кредитной карточки. Он отобрал их несколько месяцев назад. Я располагаю лишь тем, что на мне надето.

Марианне очень захотелось что-нибудь разбить, но она лишь встала и налила себе еще «Гран-Марнье». Все это время, пока она сидела и дулась в квартире-студии, лелея свою обиду, Эмма жила в аду.

— О деньгах не беспокойся. Я могу подтвердить твою платежеспособность. Сниму по своей карточке наличные, затем распоряжусь, чтобы принимали чеки с твоей подписью. Выберешь сама. «Виза», «Мастер-кард» или «Америкэн-экспресс».

— Наверное, ты считаешь меня слишком слабой?

— Нет, я считаю тебя лучшей своей подругой. — Слезы жгли Марианне глаза, и она дала им волю. — Если бы я могла, то задушила бы его собственными руками.

— Никому не говори. Пока.

— Как хочешь. Но, по-моему, твой отец должен знать.

— Нет. У нас и без того достаточно плохие отношения. Я думала уехать куда-нибудь в горы, но, пожалуй, не смогу вынести тишину. Лучше затеряться в большом шумном городе. Меня не покидает мысль о Лос-Анджелесе. Я всегда представляла себе, что бегу туда. И мне опять начало это сниться.

— Даррен?

— Да. Кошмары начались уже давно и не оставляют меня. Наверное, я должна быть там, и, надеюсь, это последнее место, где меня станет искать Дрю.

— Я поеду с тобой.

Эмма взяла ее за руку:

— Ты угадала мое желание.

Нора Робертс