Сумочка

Егоров всегда ездил в относительно малолюдном последнем вагоне метро, вставал у последних дверей, которые за весь маршрут открывались только однажды, и читал книжку. Теперь до конечной станции оставалось шесть остановок, это значит, что половину пути он уже проехал. Она вошла на одной из пересадочных станций и встала сбоку, привнеся в душную атмосферу вагона едва уловимый цветочный аромат. Егоров часто замечал её, возвращаясь с работы, и тайком рассматривал в просветы между качающимися на ходу людьми. Это была не броско одетая в брючный костюм и блузку ещё довольно красивая женщина сорока пяти лет с сумочкой, небольшого роста, очевидно регулярно посещавшая парикмахера, косметолога, салон маникюра и спортивный зал, подтянутая, загоревшая, в меру использующая драгоценности и целиком подходящая под понятия хорошего вкуса и стиля. Она давно заметила его внимание, но, как всегда бывает, когда мужчина не делает дальнейших шагов, не придавала этому значения. Он так её и называл про себя Сумочкой, потому что, как не менялся её костюм, этот аксессуар всегда оставалась одним и тем же. Такое обозначение женщины не было оскорбительным в его понимании, скорее даже милым, в наибольшей степени характеризующим её определением.

Ему было под сорок - тот возраст, когда мужчина достигает пика своей внешней привлекательности для женщин, что часто сопровождается к тому же карьерным продвижением и ростом благосостояния. Высокий и спортивного телосложения, он одевался неброско: джинсы без потёртостей и дыр, рубашка, не по моде заправленная внутрь, и спортивные кроссовки тоже из джинсовой ткани. Из всего было видно, что Егоров не слишком интересовался собственной наружностью, не умел и не стремился пользоваться своей природной привлекательностью и выглядел ровно настолько, чтобы казаться не более чем прилично. Он был женат. Жена никогда не называла его по имени и вообще удивительным образом обходилась без обращений в его адрес, была старше на несколько лет, выше ростом и имела сильный волевой характер. Это она решила около года назад, что им лучше не жить вместе, и с тех пор он снимал квартиру неподалёку от их трёшки. Дочка четырнадцати лет не имела к нему особой склонности. Егоров продолжал считать её ребёнком, она же всё больше жила взрослыми интересами. Вроде дочь и скучала по нему, но не звонила и не писала сама, всяческие его попытки заинтересовать и увлечь её собой рано или поздно терпели неудачу. Почти каждый будний день после работы он заходил к бывшей семье, покупал в магазине продукты и ещё что-нибудь, чтобы побаловать. В субботу он отвозил их на природу или в какой-нибудь пригородный парк на ещё нестарой машине, стоящей возле квартиры, где он раньше жил.

Сумочка сегодня была с каким-то дорожным чемоданом, это дало, наконец, Егорову повод познакомиться. Догнав женщину, идущую к эскалатору, и, поравнявшись с ней, он задал, как ему казалось, самый очевидный вопрос:

- Здравствуйте! Могу я вам помочь с чемоданом?

- Спасибо, он пустой, я его только купила.

- Ясно, собираетесь в отпуск. Мне всё равно по пути, и я могу облегчить вам дорогу.

- Вряд ли действительно так. Вы должны были ехать дальше. Вы никогда не выходите на этой станции.

Ему была приятна эта внимательность, и он улыбнулся. Значит и она его замечала раньше.

- Я закончил книжку и как раз решил зайти за новой в магазин, здесь недалеко.

- Ложь – не самый удачный способ знакомство с девушкой. Закладка
 в книге находится посередине.

- Это только означает, что если книга состоит из нескольких произведений, я не читаю сразу все их по порядку, а делаю паузы, чередуя разных авторов. Это бывает полезно не только при общении с литературой.

Она остановилась и посмотрела ему в глаза и после продолжительной паузы спросила:

- Чего Вы хотите?

- Ну, честно говоря, я бы не отказался посидеть где-нибудь и выпить немного…чая. Как вы на это смотрите?

- Меня зовут Ольгой. Жена не будет против?

- Мы не живём вместе… Впрочем, как вы догадались?

- Не важно. Так у вас есть имя?

Он представился.

- Тут недалеко неплохое кафе. Можем посидеть полчасика, - заключила она.

Они взошли на эскалатор. Разговор не клеился. Справившись с процедурой знакомства, что раньше вызывало в нём сильное волнение, а сейчас прошло как обычный разговор, Егоров не мог найти тему для продолжения. Они выбрали столик у окна в глубине зала. Пока она ходила мыть руки, он написал сообщение жене, что сегодня у него жутко болит голова, и он не придёт. Она заказала чай и пирожное, он попросил официанта подождать, потому что пока ещё не выбрал, но так ничего и не взял. Сначала сидели молча, Ольга смотрела в окно на прохожих. На улице медленно двигались машины,  палило солнце, и ещё сохранялась дневная духота. В кафе наоборот было прохладно и тихо. Договорились, что Егоров проводит Ольгу до дома, и что удобнее перейти «на ты». Она не позволила платить за себя, и через полчаса они уже шли рядом.

Обычно она садилась на автобус у метро, но сегодня ей было как-то неудобно. Егоров рассказывал о своем недавнем прошлом, о том, как вынужден был уйти из дома, о завалах на работе и ненормированных днях, о бывших увлечениях, которые на удивление для него самого стали почти забытыми. Казалось, он существовал в прошедшем времени и не смог ничего взять с собой в настоящее.  Бывший муж и отец, бывший сын, а ныне сирота, бывший спортсмен разрядник, бывший карьерист, коллекционер марок, любитель играть несложные этюды на гитаре и даже бывший рыбак и грибник. Существовал ли он теперь, было и для него самого вопросом.
К девяти часам добрались до её дома, и она предложила подняться. Егоров согласился. В квартире был беспорядок, казалось, её это не смущало, но мебель и вещи были дорогими. Ольга предложила приготовить поесть, но он ответил, что не голоден, все мысли его были уже о том, что должно вскоре произойти, и зачем она пригласила Егорова. Ещё одна его мысль, была вызвана непонятно откуда взявшимся желанием отомстить, кому и за что, Егоров не задумывался.

- Я в душ, открой вина и разложи диван, - сказала она, взяла вещи из шкафа и ушла.

Посуды было немного, из чего он сделал вывод, что готовили в этом доме редко. К её чашке прислонилась маленькая детская кружка, на больших тарелках стояла цветная тарелочка с поросятами и серым волком ещё из советских времён. Найдя штопор и достав бутылку красного вина из холодильника, он разлил его в два бокала и отнёс на столик в комнате. Он сидел и пил вино, постепенно подливая себе. Минут через двадцать Ольга вышла из ванной в домашнем костюме и с полотенцем на голове. От неё приятно пахло шампунем и какими-то косметическими средствами. Отсутствие макияжа не портило её, но делало более доступной в сознании Егорова. Она села рядом на неразложенный диван и взяла бокал.

- У тебя ребёнок? – спросил он.

- Кира. Девять лет. Сейчас у свекрови.

- Ты замужем?

- Была. Это квартира родителей.

- Где они у тебя живут?

- Это родители мужа, мои давно умерли. У них за городом свой дом.

- Извини. Видишься с ним?

- С ним нет, только с его родителями. После развода они чувствуют себя виноватыми передо мной и помогают. У него теперь другая семья. Его родители тоже с ним не общаются после нашего развода.

Ольга допила вино и поставила бокал на столик. Егоров забросил её ноги себе на колени и обнял её. На какое-то время наступило молчание. Он налил ещё вина обоим, но она не взяла свой бокал, а прижалась к его груди.

- Пойдём в спальню, а то я скоро усну, - через несколько минут произнесла Ольга.

- Дай мне полотенце, пожалуйста. Я быстро.

Стоя под душем, он не торопился. Мысли морального плана уже не мучили его. Скорее это было оттягивание момента, ради которого он и пришёл сюда. Довольно просчитанный план, предполагал возможность ответвлений от главной линии, но с большой вероятностью обеспечивал успех. Гораздо сильнее его интересовал вопрос, как выйти из душа. Начавшее полнеть тело, не давало ему достаточной уверенности, чтобы появиться совсем без одежды, надеть же было нечего. К счастью начинало смеркаться. Обтерев тело и обернувшись в полотенце, он открыл дверь. Ольгу Егоров нашёл курящей на кухне под вытяжкой.

«Не думал, что ты куришь», - произнёс он. Егоров обычно не переносил курящих женщин, но на данной стадии это уже не могло изменить плана. Он обнял её и поцеловал в губы, затем его ласки распространились на щеки и шею. Взяв её сигарету и потушив её в пепельнице, он за руку отвёл её в спальню.

Через час они лежали рядом. Не испытывая больше никаких желаний Егоров автоматически обнимал её, положившую голову на его грудь. Он был доволен собой, ей явно тоже понравилось. Ольга рассказывала про Киру, и про те проблемы, которые в последнее время возникли в её воспитании, пришлось даже обратиться к психологу. Это его удивило, сам он, не предполагая откровенности и, не позволяя кому бы то ни было проникнуть в его тайны, никогда не относился к такого рода специалистам всерьёз. Егоров слушал, но думал о своём, хотелось заняться хоть чем-нибудь. Ему становилось скучно. Быть может, поэтому он опять принялся целовать и гладить её, а когда всё снова закончилось, развлекал себя походом в душ, обзором улицы через густые заросли ветвей, едва освещённой фонарями и просмотром четырёхтомника Лондона, в котором не хватало первого тома.

- Тебе скучно у меня?

- Нет, всё было замечательно, но мне, наверно пора. Утром надо рано выйти из дома, мне следует подготовиться.

- Понятно, - она скривила губы в улыбку, означающую, что собственно ничего большего и не ожидала, хотя приятно было бы ошибиться.

Егоров быстро собрался, пока она мыла бокалы. Он уже обулся, когда она вышла из кухни.

- Не обижайся, пожалуйста. Всё было замечательно. Спасибо за вечер!

- И тебе спасибо! Доброй ночи!

- Доброй ночи!

Он повернулся к двери.

- Прости, у меня нет наличных. Ты можешь дать мне немного? А то у таксистов часто проблемы с оплатой.

В сумочке оказалось семьсот рублей мелочи.

- Спасибо! Я тебе переведу. Кстати, дай телефон.

Она продиктовала номер, после чего он поцеловал её и вышел. Уже сидя в такси, он испытал чувство облегчения. Совесть не мучила его. Хотелось только быстрее добраться домой и лечь в постель. Он открыл мобильный банк и перевёл деньги, тысячу рублей. По радио играл Гари Мур, машина неслась по пустому проспекту, через перекрёстки с мигающими жёлтым светофорами. Егорову было легко и спокойно, он почти не чувствовал усталости.