BIG Фрагмент 51, Удел И Ярем, Ступень 49

A. A. A. "Цветущая Во Мгле" [Роман, Версия 16+]

["The Lot And The Yoke", Massachusetts 1894, Ladderstep #49, Choir Version "The Lord Is King", Choir Version "The Little Lost Child", Folk Version "See, Amid The Winter's Snow", Choir Version "Breathe On Me, Breath Of God"]
Сквозь чардаш позёмки нивоза тушуя фигурные викторианские фризы ночных площадей, гакабортная вязь гирляндная, наростами оледенелыми стакселей вкривь отживающих парусников, за дремотою вычерченный поршневой крейсер, Орвилла Пембертона боливаром до поздней двуколки, на скрип облучка при вознице, Паж Кубков, безмолвствующий о метели броски, вровень фартука экипажного, клубами ерошатся заиндевелые морды каурых лошадок, почтмейстера оттиск шинелью под газокалильные уличные фонари заснежённого Бостона мимо круженья охлопьев густых, ореол ведя привесным лучом, извне тарахтит паровой дилижанс для общественных надобностей, в окаём позумента фигур до балясинного опояска у сборчатых шторок, навстречу полозьев каретных трусцою запряжки мерцанья кобыл цуговой, восьмискатные островерхие футляры крыш обок с рельефных пилястр акротериями, баронет между отрочества франтоватой поры, воротившийся из мичиганских лесов на бурчании Осуетившегося, поглощённого зодческою маетой да всё реже наездами рельсовыми привечающего массачусетский облик Столпов Геркулесовых, прячется, будто мысками в уют стародавней галошницы, от завываний студёных, пружиной складною убрав шапокляк ординарному покровительству второго слуги, за шерстистою грудой пальто, вестингаузовский мягкий свет цедя, к зуденью вольфрамовых ламп голофанами обок шнурочного переключателя с кистью плетёной, шаги клубных лаковых туфель о бархат прогресса узлов паровым отоплением врозь абажуров стекла по газгольдерам, Вардемен Корд расплетает увязанный галстук меж ворота-стойки, задерживаясь у нарвала скелетного, девятифутовым рогом вздымавшегося над крепленьями рёбер вослед стержневого хребта позвонков, гальванических строк немотностью застывший внутри кабинетной резьбы горок из черепов телеграфный прибор, отмыкающий гладь ротондою, ко взору обводит фигурою идольской над постаментом бесформенно разборонённую Триглу Пенумбры вдогон полумесяца дланей, знакомо ступающий мимо собрания донных скафандров, проклёпанные медной выделки трубчатые корпуса, обрешеченных окон зрительных личиною иллюминаторы, схожие грузно с консервною банкой, плутавшей на паре тугих каучуковых ног, при дыхательном рукаве спинном, ощупавший свес кобуры у плеча, образцом Девяносто Три вынувший Борхардт, затыльник изделия от мастерской Людвиг Лёве рассматривая горделиво, Паж Кубков гуляет среди тканых водорослей и полипов, мальчишеской статью напротив костюмов подводных брезента смолёного, донных багров с топорами да кайлами, лестниц верёвочных, крючьев, зажимы о патрубки тронувши около непроницаемых кожаных масок под жёсткие шлемы теней, отдалявшийся коридорами, вперёд бельэтажных светильников мглистой каймы, чаровницею ломко встреченный, замлевший сэр Вардемен, тычет рассеянностью дуло Борхарта через свой брючный карман, грудобрюшной преградою фраз отзывающийся пред каменою будто, степенной Орайгою в неподобающем виде подряд снохожденья, без рюшей накидки атласа открытые плечики, вдоль сухощавого стана корсет низкой талии мехельнским кружевом, гложа зеницами юноши эманципантки фуляровые панталоны с оборками, ждёт, опиравшаяся над прогулочной тростью китового уса, чертя баронессы землистый лик из отуманенного благодушия подле инъекции ..орфия о докучающий за фехтовальною травмой сустав, порошинками грань созвездия, плавуче скоблившая мрак взором цвета сигарного дыма, сквозь блёклость волос под шиньонною гущей каскадов её куафюры в три сажевых облака, тридцатилетней прелестницы длани костлявые, марко царапавшие антрацитные патлы Вольтерчика, гладя височные ямочки, где воплощённая грёза суть выломанная ступенька из лестницы, коей молчком поднимаются выше к себе, раздвигая створ будуарных волн, глухим ароматом разбитый парфюм, через туфельки хруста осколков ночных, благоверная миллионщика, держась аккуратностью, просит войти сэра Вардемена, отличавшего туффы бутонной протеи во льду, кипой волглою сваленные наравне подзеркальников и оттоманок, разосланные грудой чахнущею между трансатлантическим рейсом вослед колыхания, точно бы знак увядавшего расположения Мортимера для супруги, трёхгранные эркеры замкнутостью волочат колер аделаида портьер, будораживших речи вздорные, петлявшие гибсоновские армиды за спутанной томностью через пристанище фантасмагорий, неузнанный в шпажном колете, сокрывшийся за фехтовальною маскою проволочной, уместившись вольготно над зыбью персидскою валиками подлокотников слоя тахты, провозвестником искривляющий повадки Христа Солитёр в балахоне, осмаливая при вязанке тугих благовоний шлейф трещин оленьего черепа обок перстов, созерцающий взбудораженно симпатией юной, Шарлоттою Форрестер профиль о сборчатые неохватностью буфы рукавные, сузив поверх аграманта расшивкою панцирный лиф, чаррас гревшая воскурением, под узкую трубку с фарфоровой нимфою, отроковица, при Мортимере заседающая машинисткой да об опереточной будущности на подмостках затейливо грезящая, вередит фантаскоп омбрамана проекцией дымных картин, сквозь гостиную потемнелую, чеканкой меняя латунные рамки узорно-стекольных пластин вдоль клубов, подле Вардемен, укоряющий, дававшую прежде зарок не выслуживаться на мистериях Этвеша, Коему Бог Пособляет, свечой размывается за побурелую крошку с табачною смесью вглубь чашечки сорных видений, где Азариил Имре Этвеш, пророк да шаман, бородою заросший, трясёт вперегиб долговласою гривой чернильною к проседи, меж облаченьем в графитный стихарь, бредня пыльного конской сплёткою, ловец человеков, прельщенья тралмейстерского мысли неутверждённой, ответствует вспять, что душевнобольными подчас нарекают лишь тех, кои вовсе уже не способны изъяны свои перепрятать в недуг остальных, драпировками обиталище кроит за рукавные проймы разлатые вровень оленьего черепа, к темени вздёрнутого для сношенья с незримыми духами столоверчения меж декаданса, Орайга зазнобою грюндерской движется подле гребёнок столешницы мимо изогнутого сталью поршня над шприцем стеклянным от бархатной ямки футляра, себя назидающая при святейшем, что против камен благочинен, учителен, страннолюбив, над изяществом шаткой поступи, одурманенной грацией лядвей шпажистки из эмансипе, отложив прочь топазовою инкрустацией дамскую трость, за личиною фехтовальною неузнанный приподнимается, к танцу ведя ангажированной баронессу, над сколом пучин устремлявшуюся в эмпиреи беспамятства ..орфия через метели стенанье зеркальностью эркеров особняка, бормотанием прорицателя, удел сей лучист, ибо люд не желает корячиться в заповедях, потому как они отграничивают похотенья, однако же держится заповедей, потому как они ограждают свет меж похотенья других, наседающей дрёмы бездною, Паж Кубков ютит Борхардт о самовзвод, переморщив карман, сквозь нелепый журфикс угасивши фрондёрского нрава порывы, когда опереточные завыванья Шарлотты прилукою девичью мимо обрывков ролей из претензии на этуаль растушёвываются по дымке воланов рамен, у элизия аспида Этвеша, вкривь позументом до рупорной юбки вихляющей мадемуазель, перед корчами исступлённостью, шаман, став пророчить, ярится зверино над гулом в ушах, заключённый объятьями эманципантки, толкуя об Ангела Ночи зеркал многоруком гонце, узревающий чадо бдением, диковинною суетой подле каменной росписи давних бизонов, рог пороха, кости изглоданные, псарный вой да косматые спины, вширь коих Изделие Божье трёт скороговоркой рассыпчатый ворс, от него уголёк нарождается, дабы из оного мог завихриться огонь, пропотелого волхвователя обрывы дрожаний, твердящего про мехового наряда укутанный чёлн, племенной истукан столбовой расщеплённой сосны пополам, головнёй тропа над изломами, трескучей вязанкою хворост о шкуры настеленные, мимо ветхой колоды гадальной, личина еловая знахарская, отпирается ржавый лучок-самолов, провозвестника шорох судорог, растерянностью ожидающий Вардемен, перед Орайги корсета пленительностью вровень мехельнских стужи узоров, из трости китового уса вытягивая остриё, наравне куафюры шиньонно-бурунной, неузнанный в маске шпажиста сдвигает при створках шнура будуар, углубляясь ко льдистым охапкам протей, ворошение кабинетное подметившая на глумливом хихиканье, негой цветущая отроковица мисс Форрестер через ротонду протащит, коробя паркет, водолазный багор, облачаясь вкось тяги морозной шерстистою тьмой палантина да туффою перьев с бутонной кисеей на шляпы разлатой куртине, владения Осуетившегося защищая к дурману трясущихся волн истерии потехой, за фантасмагорию выверты гостя приняв, у стекольного лаза шторами, окрест выдувания снежною фугой, Валета Копыт антрацитные сальные лохмы к цилиндру бон-тон, трубочиста чернильный двубортный жакет на ремнях, от протеза взбив груды шкапные, себя обнаруживая, дева юная просит ей неизвинительный грохот забыть, инфлюэнцей пристрастье назвав между чарраса кашлем, дворовою вежливостью непременно осклабившись, Кинкейд пинком джентльменски ей пододвигает баронское кресло морёного дуба на шпинделе стали вертляво-конторском, Шарлотта ответствует Бёрну тесьмой реверанса с багром, Корда старшего машинисткою засим представляясь до выбившихся завитков о чело над ажуром кальмаровых прядей у личика невыразимо изысканного, споро выведав суть полуночных ревизий, сквозь дёрганую чертовню меж падучей Валет искривляется по тататорству, напевно твердящий о пиковой масти ларце, запылённою бальной книжечкой размахивая врозь перчатки на метках страничек ещё довоенной поры, этажерками черепов глухих протрясывает авуары их милости, развеселённой Шарлотты смятенье поспешествует начинаниям Кинкейда, перевернув днищем тикерное биржевое устройство, латунно-рычажный настольный костяк арифмометра сбрасывая, незнакомцу поведавши сон, где свидетелей на судилище достоинством велеречивым пускают, однако же входят четыре кота, закивавшие мордочками в подтверждение сказанного подле тяжбы, причём, левый самый копилка, второй заводные часы, третий тряпочный, мол, а четвёртый уж явно окрест замышляет неладное, тотчас упомнив негаданно, Мортимер будто бы возит ларец при себе, о видениях многорукости шамана втолковывая трубочисту, кой не без куражества ей заявляет, шестой его юркий сынишка и впрямь оснащён к тороватости Господа лапами сразу тремя, правда, дюжину лет как друг дружку не знают, и, станется, оный бутузно-шальной зауголыш теперь отрастить мог в избытке жучиных культяпок на радость копытному папеньке, шарфом повязываясь, из метели от шкапа стучавшей, девице участливо кланяется мимо выверта штор, преферанс томя гладью ломберной, Вольтерчик, цирюлен чурающийся куафюрою пажескою на манер братьев Гримм, побасёнки разделочные неврасцеп сочинявших про Пендель И Крендель, осматривает в голофана лучах под хрусталь местный кобблер с игристым вином, зазывая кирпичноголового Пембертона, долговязо-несклёпистого, лопоухостью при бакенбардах, курчавимых по-иудейски, старинностью обыкновенья носящего пряжкой тульи нефтяной боливар, дабы плешь сокрыть за макушкою, от выезда распорядившись личину к завёртке достать, новоявленным хоббадехоем Столпов Геркулесовых, Вардемен Корд, подзатыльниками благодетеля отечески пестуемый вне журфикса иль раута, шествует вскользь джентльменского клуба, при коем с недавних пор крутится бостонское вывозное дамьё, сквозь плюмажные крылья шляпками, игорного зала визитки да смокинги пред гобеленом ундины в сетях, о зобастые лифы пуговок нарядов корсажно-тугих, декадентскою энигматичностью опорожнённости жбанства господ, озарённых гальваникою массачусетской, отрока за величавостью под локоток чинно держит избранник сношенья душевного, ликом опаковым схожий весьма с бонбоньерочной дивою, златоволосый Эжен Де Лефевр, баронета салонный приятель, ведёт Корда младшего через регтайм фортепиано внизу галереей аквариумной позади балюстрады, меж праздностью обозревая лесистые водоросли у камней за стеклом, толщей мутною окаймляющим подряд крабовидных отшельников-раков, лангустов изгибами панцирей, лобстеров чопорностью многоусой, креветок морской суеты да японских чилимов гребенчатых, Вардемен благостностью по-дворянски бесстрастной фырчит о намереньях праведных Осуетившегося, дескать, шустро Медведь В Сюртуке обок дебрей Вефиль мастерит Присносущному, за ретивым необрезанным греющий примус латунный в кустах, с тем же рвение анархистское чинит заводские погромы, ночами изгаживая машинерию, неких отлавливают, кочергой истязают да после живьём зарывают стороченных, всё чужеядные поползновенья резьбы вольнодумства колёсных зубцов, бугорчаткою расхворавшихся, смутьянов да выползней кумпольно-богоушибленных от простолюдья, на ратованье за восьмичасовые фабричные смены поверх шестидневной каймы распорядка, надутые вкось пролетарские веянья меж революций промышленных о разводимую вшарню, готовую стряпать шальные побоища, выгадать чтобы хоть медный жетон пианолы, Эжен Де Лефевр, вздев каменьями грани запонок манжеты крахмальной под шашечный клубный жакет, целлулоидный воротничок оправляет, дающий Вольтерчику из гарнитура бельгийские вычурные тонкоствольные капсюльные пистолеты, о карточный свод упражняясь в стрельбе по гирляндам игральных колод, на залом патрон углубляющий, казёнником дёргает отсвет замка под щелчки, гомоня на изрытых рубцами сосновых ростральных фигурах, меж войлоком проконопаченной через обои вьюна позолоты, изящно обставленной комнаты, хоббадехоя приятель ведёт речь о сделках фамильных, торгашеством стухлого мыла карболового переполненных, да уговорах на выход гурьбой патентованного разрыхлителя дамского для подбородного валика, сбруей цепляемого у ремней по челу, и прокаткою движимого за шнурки вдоль объевшейся рожи, Вольтерчик отводит узорный курок, продолжающий изъяснения, касательно Мортимера, оказавшего точно себя не вконец ископаемой рухлядью, бережностью поспешая втирать ревматический оподельдок врозь шерстистых колен, что намерен досуг проводить, рукосуйничая с миллионщиком Астором из паспарту, а засим уж посвистывать ростром ко дрёме, однако на деле Медведь В Сюртуке по зазнобе имеет у Франции, Бельгии, Пруссии, Австро-Венгерской Империи, Сербии, Швеции, Мальты, Канады и Грюндерских Штатов, крейсируя меж иноземной державностью на пароходе, за что носит прозвище верное Первого Трансатлантического Кобеля, да Кроватии Председателя, среди пуританства домов нетерпимости вкось шансонеток нечёсанностей верещания кафешантанного за побурелым абсентом, считающим, будто настойки разбавлены, да и барон сей дрянцо, под шатленный свес копошащийся, футлярною карточкой очаровательной леди кичась пред бровями изогнутыми Де Лефевра, Паж Кубков окрест адюльтера поборников ставит образчицей противовеса Шарлотту, отсель нарекаемую Серноскверной, эринией трубочно-машинописной и склочною душенькой, предпочитающую дамы юной вослед облаченья раскованными полудлинными платьями только до ваксы мысков, тем же временем благообразно миледи чванливые рядятся лишь в помело, ярдах на тридцати мостовыми впитавшее конский навоз, глину, докеров бравых сморкание, угольный снег от котелен и стылый помёт ворошеньем исподниц, ведя целевую стрельбу через капсюльные пистолеты салонные между пробитых тузов да валетов, ощупавший кобблер хрустальным гранением, Вардемен ропщет на выморочность кулуарных издохших затей подлокотников, инграциацией для сберегательных обществ, могущих укрючливо выверты концессионные из прожектёрства намять, где с извозчичьей биржей справиться, готовые от рестораций метаться к обжорному ряду беспамятно, наново сюртуконосная милость, подхваченная да бланшированная за куцик оравою трапперской из прокуроров, старается морды своей не казать подле Бостона, рыщет наездами, сплошь поглощён возведеньем лихой раскоряки усадебной, шастает слух, будто крепко издержан под ломберной партией обок судейских, его косолапию ибо в берлоге валежной и место, спознавшийся с торфодобытчиком Шрайхартом от Мичигана, елозит стекляшкой пенсне к рудникам назади Айрон Маунтин, вширь скопидомства радетельно прущий свои ассигнациями начинённые в треске ремней саквояжи ковровые из облинялого половика, оконфузившись для блезиру лишь, стараясь подошвами радостно шибко не дёргать, слепых комбинаций аккорд разыграв деташе, всё покуда сии крючкотворы несутся стремглав по конторам гузно колупать в бесполезье сургучно-огарочном, Вардемен, Пембертону отворивший, раскланивается с Эженом, опробовав кобблер, плотиною ряжевой долготерпенья обрушенной, перед завёрткою Орвилла вскользь надевает промазкою черт алебастровою Ахелоя личину, портьерой закутывая рамена, кобурою наплечною вынувший Борхардт, Вольтерчик размеренно шествует по галерее аквариумной вдоль столбцов балюстрады, высаживая клокот восьмипатронной обоймы из короткоходного рыканья мимо разлопавшихся на давлении внутреннем стёкол под мутную толщу воды, шлейф креветочный обрушающий, сползанием ракообразных врозь тинистой кипы фужерам для гибсоновских визитёрок жеманством камен, грудой лобстеров между крабами, средь бостонского джентльменского клуба в сутажной кайме пелерин заливающий светское общество через балконы, шпигатами словно балясинными выпуская чилимов японских усатую хмарь, бесклешнёвых лангустов да раковины домовито-колючих отшельников, самозарядной пальбой объясняющий, как сметь не должно коктейлем буфетчику вместо Моэт И Шандон подавать лангедокский креман, постоянного тока лязганьем, трамвай без кобыльной упряжки на звон колокольчика бронзы впускает за мелочью двух сорванцов при салазках, шинели окрест распихавших вознёю, покуда, чертясь меж ледовым катком благочинной согбенностью ездит слуга, набиравший в корзинку персты, отчекрыженные конькобежцами споро друг другу при бряканьях навзничь, тесня гранд-отель постоялый, вращавшейся дверью бликующий, из чемоданов да воплей натужных бореньем, ах, нумер, ах, дайте же нумер, за свитою Беры и Бирши стеной костоломов огрузших, пестрит Вседержителем истово впрок облобызанный Мортимер, точно бы апологет живоглотства в шубейке собольей да гнутом полями цилиндре, оборвышам из кошелька-пистолета дарящий ворованные у закройщика пуговицы и ржавелые шайбочки от мастерской, сняв шапчонки вкривь зауголышей, себе по карманам рассовывает, наказавши трудиться без проволочек, ибо оное верный итог проволочек, наполненный заревом тягот мирской добродетельности, огибая вагонные ледники мясом забитых одёров, придирчивостью созерцает отвне глыбы, сеном проложенные, что складированы вглубь железнодорожных пакгаузов, Осуетившийся взором лабазничьим шустро окидывает заснежённо-всхолмлённый игольчато-пихтовый берег, до ломовиков на подводах, сугробы, окутавшие хрипло треском речной ледостав у долблёных корыт под ячмень для ардена, мадьяров к оглоблям подласого мерина, сани, гружёные плотностью стылых брусков, миллионщика хруст сапожками, вослед колеи от полозьев, облапливая машинерию, во избежание порчи нетронутую, паровым агрегатом для льда распиловки, владетель Столпов Геркулесовых радостно треплет косматую голову ветхого серба окрест инструмента направщиком, двинувшийся о кедровые лапы на шарканье северных коловоротов, буравящих дыры у мёрзлого слоя, ручной ледяной плуг-разметчик, скребущийся рваного шва бороздой за сновавшие пилы над кромкою вогнутой, около чернорабочих, в отрепье укутанных, будто шершавою пряжею о мотовило, кирками, ссекающими льдин поля, многоштанности строй подёнщиков, за шпрынтовый долгий багор, отгоняющий глыбы подхватам щипцов для саней, гардекорами Харвин Доналбайн и Люциус Бэрдолф шарашутся подле десятников разноплеменной артели, бригады работницкие до вагонов товарных поклажей возов нагружают платформы у стрел накренённых, покуда их милость, гостинцами при детворе раздающий компост, утверждая тем родословную, вдогон репутации узких кругов меж деляг величаемую племенными реестрами заимодавческого поголовья, фундамент мздоимства крепит, ибо в сущности, вычищенный колер лядвей испуганной нимфы не слишком различен с оттенком помёта завшивевшей псины, Медведь В Сюртуке оправляет сосновою веткой шубейку от снега, на скрип жестяной тачки для увезённых клещей и ломов, к подрубанию льда за пикою, сопит носогрейками ругань двоих провалившихся мимо разводья, тревогою греющих месиво стоп вдоль чулок шерстяных при костре, в гнёт корёжимых подрезов ольхи, за крючьями до канифас-блоков следом прибрежной отгрузки на лаянье смольно-кудлатых барбе да бувье, складов льдистою мутью крепости, соломою проконопаченные от свищей, заготовленные поперёд укрыванья вагонкой щербатою, меж бахромою сосулек, играя дюймовой жилетной цепочки зажимом над партией в трант-э-карант, миллионщика размышления, к пенсне до мундштучной сигары, имеющего зубы крепкие врозь несговорчивости, требник строф гнутоухо-карманный и жилы стальные при медном челе, дижестивом сдвиг искры вермута хрустальный крутящий по рюмке высокой, среди шерстобитов да меховщиков от Залива Гудзонова, исподволь чахнущих вымаранно за прогресса стальным башмаком, канделяброво изготовленный узреть драпировки сжевавшего лося, о тысячедолларовые билеты кредитные зыбью мерцающей псевдосвечного торшера на газокалильном прогреве, Медведь В Сюртуке испытующим взором буравит понтёров квебекских, ванкуверских да массачусетских, шторками стриженных мускусно-быкоподобно на свежий манер, банкомёта ряд наформованный раскладом из полной колоды для руж-э-нуар, повышается ставкою Рихарда Гейстингера, стоеросового долгоплечего австро-венгерского контрабасиста, по светской беседе с их милостью будто знававшего прежних гранильщиков, напрочно высекших статуи многоголовые для пьедесталов именья Пенумбры, считающий мимо набора от красного ряда под выигрыш, бостонский грюндер меж зенками сально-звериными споро прикидываясь Рип Ван Винклем, оглядкой на Джозефа Джефферсона, чугунок прочесавший, выгадывает за картинками фоски, вослед обремизившийся к полуставке доходов игорного клуба, сгребающий ворохом пук обязательств казённых, набивкой взвалив погребец о закорки, лабазной отрадою из косолапости следует через проём, углублявшийся в маркитантское основ созерцанье, настенною вышивкою буера стародавних торговцев поверх ледостава речного, до пены фужерной буфетного клокота навеселеди, среди бенуаров носящих подушечки конского волоса меж головой от извозчичьего кизяка, добродетельно сберегающий признанья девичества у нафталина смердения вдоль своего сюртука, заявив им чего мерзопакостного, столковавшийся обок филёров за пёстрый набор ассигнаций отвне промокательно-кляузных стычек, подряд гранд-отелей зеркальности, где разновесно их скотоподобия, атаковавши хайлом табльдот, поспешают гурьбой в будуаров томленье синюшное, между пилястр судомоек ощипывая у передников, будто казарок, вдогон раскорячив гусарами бэнтонскими тушь парадного снимка, обляпавши чинно галунные светлые кители петель сутажа при тёмных шако волонтёрского строя, на лае отрыжечно-благопристойном гостиных мистерий да столоверчений поклонниц, от хворей втирающих виски в виски, различая за шансонетками, при хомбурге сизом и трости фигурной обводы рамен Де Лефевра крылаткою, Осуетившийся пышет окурком извилисто, сморщившись, будто бы опротестованный вексель, шершавой радетельностью визитёра пустив, корабельщики вровень докеров плутают сквозь бостонские судоверфи, гудками буксиров скользящие лихтеры над плювиозом среди ледохода, сподручники весовщика меж инспекторов от продовольствия сверок на груз Корда старшего, иски, вчинённые подле арматоров, заковылявший старпом обок рельсовых кранов портовых, до берегового припая, мостками взбиравшийся через складской пароходофрегат, на бакштаге виндзейлем продувку чинящий у трюмов, ероша метелью подпалубный тёс рукавом парусины в распорах, вельботы да ялы качая окрест полушубков матросских с фуражками за суетой каботажных громад, снегом конусы восьмискатные желобчатых викторианских щелей черепицы сокрыв, над волютами посреди люкарн фронтона меж лестниц вороньих Столпов Геркулесовых, морды бизоньи настенные да исполины скелетные под винтовыми ступенями особняка, выстилающий чад пророчества копытною трубкою, Азариил, сквозь портьеры густые привычный бродить, выдавая себя за кого-то великого, леди Орайга, трёхтысячной брачною ночью при Мортимере, у жакетки гарнированной меховою опушкою на рукавах, зажимавшая волхвователей цепочных привесок узорности том под серебряные наугольники до фермуаров застёжек, плывущая возле супруга четою, за мглистостью шляпки с плюмажными крыльями вровень эгреток бутонных гипюра меж туфф перьевых, окаймлявшая куафюрные тройные клубы на звучание дамской прогулочной трости, близ щёлканья литер, отколе торчит исполинский олень черепной капителью лопатных рогов наравне кабинетного створа, Шарлотты сдувание прядок играется в пишущем треске машины от кнопочного дугового набора словес, ибо милость их вне способности размыслить ученье печатное держится, будто телёнок двумордый, жуя канифас перед швейным устройством, ероша зубами челночный стежок, нагружающий антрепризную гримасницу Форрестер, шаркая врозь остриём куп-папье до конверта, однако засим воли против своей поглощающий юной эринии вздор со французским прононсом из корчей планшетных, Медведь В Сюртуке отпирает шкатулку манильских сигар, урождённый виргинцем, считая, что ричмондские смоловёрты закуривать столь же престижно меж общества, сколь и жрать лук со двора, этажерки зуд при фонографе надбавивши ересью всякой заметок поверх воскового цилиндра с игольным резцом, ибо Мортимер довольнёхонек в степенности делается оттого, сутью запечатлев криворотую вязкую дичь над мембраной по раструбу около дрыганья машинописных листов, щеголяющий вдоль усадебных балясин моноклем да шапочкой бархатной, юноша, вызнобивши ретивое о пальчики скачущие чаровницы мисс Форрестер, лезет гостинцами для Серноскверны, окрест прогонявшей его мелким дэрринджером переломным с витой гравировкою Рэмингтон, что одобряется грюндером, впрок изъясняющим, коль баронету приличествует ныне шастать везде с куафюрою малого чада девичьей наружности, пусть и себе ошивается, а кулуарностей шёпотом хоббадехою, заморышем кажущемуся при сытых угодий драбантах, бурчит, мол, симпатия та высшей марки дурища, и коли сей пащенок, высвеченно шмендеферить повадившийся кобылиц опереточных меж авансценною тряской, дикарку в супруги намерен зазвать, так сперва христианство пускай дама буйнокопытная примет, засим высылающий отрока прочь, обольщению мзды предавшийся, Медведь В Сюртуке, точно пнём, углубляется через концессий реестры внутри патентованного кровожорно-пиявочного аппарата, дотоль обнаружившего при говяжьей торгашеской сальной душонке оплот лихоимства дыры, впрок навыкнув слыть чистым с гирями неверными подле весов, ибо нищему благотворящий, даёт Саваофу взаймы, что кругом для чинов благодетельных искус непреоборимый да будто бы гальванизацией правимый радикулит, отпускающих за наценкою, вдвойне, потому как велит им Господь, ныне ведь просвещённое естествознание плавит зверьё на когорты чеканные из мягкотелых, лучистых, суставчатых, спиннохребетных да Мортимера, кой Всевышнего Милостью не собирается изгнанным делаться, чтоб колобродить с наплечными лямками вдоль чемодана громоздкого, иль разъездное жилище устраивать в шляпной картонке зазнобы, когда поспевает филёрский марьяж бередить авуары среди подглядунства констеблей, всё дабы прознать, а пассив-то медвежий каков, гололедицы тротуарный брус кирпичный взвихряет метелистой шалью, чертясь многоместною конной линейкою на перегнутых железом полозьях, шарахаемой от вагоновожатых трамваев на электротяге со штангою роликовой по зацепленному вдоль столбов парных кабелю, вкривь задающихся, точно прищепка пружинная, тем возвеличенная над иной беспружинной прищепкой, сэр Вардемен Осуетившегося наблюдает пенсне визави, между гербовой запряжённою двуколкою, врозь церемонностей, будто развод караулов окрест зачастившего Гровера Кливленда вымаранным башмаком из оконца в Правительственный Особняк, митингующих дёгтемазное расслышавши вспять клеветничество, до заглушаемых панегиристов, надёванных чересседалищно, впредь избегая контрарных суждений, что всё прохиндейство, манеру берущее только на Библии Линкольновской присягать, для блезиру отстреливают благодетеля наперво, пьеску дряннющую сплошь доглядеть не позволив, утаскивают его томик Писания и присягают намереньем брустверным, обок в чернильнице запропастившихся вензельной жижи указов, среди миловидностей да неприглядностей ранговых лестниц покорства залогом для всякого мимоходящего, счётными книгами жерла мартенов топя, от просушенной репутации вдогон положенья завинченного, шапки снега на кронах иглистых, оградах и памятниках, дамских чучельных шляпах бескрайнею и безразмерною тратой, на гривах коней да попонах, горжетках пальто, на конторских чинах, фабрикантах да простонародье, на рострах и жбанах, цигарках да трубках, на всячине и обыдёнщине, муфты ондатровые к пристяжным пелеринам ажурною вышивкою подле брошей в кругу меховых палантинов рассыпчатых, где с цуговою каретной упряжкой задиристо вертится колкий позёмок, бураном окрест величаемый, бостонский грюндер, прилежно доваривая консоме разливное из дичи несомой, чувырлом означивается у лампы аргандовой сквозь экипаж, точно по цинкографии невидаль статная бронзовых щёк паспарту, истекающий славословьями о выгодности разведенья закройщиков пастей, кадавроукладчиков, башенной свиты драбантов умелых да прямоходящих к отсчитанной ценности, ибо же всякий дурак есть оружие, что пособляет вослед богаделом прослыть, цента не издержав, одаривши по ложечке всякого, будто инспектора податного, над костями товариществ лихо выплясывавшего у зыка медвежьего аккордеона, однако же Вардемен гулко парирует, выставив рельсовые авантюры Кредит Мобильер, под блудилище казначейское, негоже каскад опереточный путать с канканом бесстыдниц, отколе ночными девицами впредь щеголяют копчёнки смазливые, что сапоги бригадира кавкорпусного, дескать, из перспективы концессий метода сия наподобие краба в сугробе иль краба в литом чугунке, вроде чем-то вода, только вовсе не та, взбеленившийся трёпкой Мортимер охаживает костяной тростью пащенка через каретное дёрганье, ибо по вывертов части мастак о расчёт выделений ко мнимостроительству Асторских библиотек, начинённых томами об Асторе, выдумает пусть ещё электрический хор, электрический шарж, электрический гвоздь, электрический брус, электрический флюс, электрический хрящ, электрический стул да иной небывальщины ламповой чушеобразчик диковиннее парового омнибуса, где подвизается газовый ключ ремонтёра-лошадника, споро коням перекручивавшего хвосты, с бенуарами провонявшими от боен чикагских на правописании грязной культяпкою, за полисменов шинели минуя вкось угольных топок чернеющий снег, шебуршание миллионщика, бугристо сменив полушубок отсель укороченным фрачным плащом к пелерине да шляпой тирольскою с перьями тетерева, посещая зеркальную гуту на рёв заводскими компаундами, вширь достоинства поступи чертятся гетры у бриджей их милости, хоббадехоя подталкивая наконечником шафта гулять пред собой, мимо шедшего к серебрению листа вровень цеха травимых рабочих-наводчиков тряской беззубою меж капюшонов, оглядывая маховые колёса для рупорной вытяжки ртутных паров, за личинами домодельными раскроенных сетчато хрипов среди прорезиненных комбинезонов у амальгамированья, на перчатках с подкладкою бычьего выстланного пузыря, окрик Бэрдолфа перед Харвином, встречавших гурьбой сорванцов, уносящихся свиристом огнепроводного зуда брикетов ладошек по фабрике, шастая гарканьем о длинноствольный имперский Смит-Вессон вослед анархистских сподручников неугомонности Кинкейда Бёрна, из цоканья гвоздиками у подошв, за плитой накреняемый мраморный стол к выливанию ртути поверх оловянной фольги до явления окисла, взрывом испортив пласты, обработанные на краях резаком, вдоль ремней проносимых зеркальщиков дюжиной под шлифовальное снятье изъянов, дурная ватага ярится, коробящая гнёт машинной прогонки для матовости через трение молотым кварцем у полога дымного, сдвинув чуть ниже камею булавкою по антрацитному банту крахмального воротничка-стойки, Мортимер Корд переламывает из каленья цветной побежалости четырёхствольный Ланкастер, цепляя над балочным свесом Валета Копыт, между дёрганья Пляски Виттовой, баварского кавалерийского Вердера пулей взрезая башмак зауголышу, Доналбайн, прочь отшвырнув из брикета фитиль, созерцает немотность Вольтерчика, за полировкой граненья стекла в обрезной остерёгшегося вынуть Борхардт, шагами к станочной рихтовке, смещая погромов да выстрелов ломаный фронт сквозь плавильню на гвалте чугунными колосниками по гуте зеркальной, где встык цехового литья за откаткой листов для убранств иль витрин, прокалённого стеклоделия рабочие ждут от составщика масс подготовленную смесь на извести, щёлочи да промельчённом песке глубиной тридцатичасового томления, через печную заделку щипцами о звенья цепляющие потаённое бремя горшка, распалённого горловиною, за свес к поворотной машине подъёмной, когда черпаком старший мастер, снимающий накипь, указывает глыбу опорожнять на чугунный стол, клокотом сгустков заливки пласта, в револьверный гам по Смит-Вессону, хлопками от шашек рудничных ватагою из подмастерьев, окрест чехарды соумышленников анархистских рубцом барабанного рявканья Гассер-Кропачек, увесисто Бера за Биршею, панцирями утверждённые мимо шинелей да низких цилиндров, рассаживают гардекорами Осуетившегося мельтешенье сподручников гутой зеркальной, отколе разбалованно Кинкейд Бёрн, зацепившийся гаком наискось, обваливается вдоль крана хребтом о чугунный литейный стол, заживо ставший кипеть, лохм нечёсаных гарь взвихряется полями бон-тон, ударяя ольховым копытным протезом за судорогой через вопли, покуда Медведь В Сюртуке громовые даёт указания опорожнить сквозь него все поскрёбки от смесовой гущи, рабочих клещами сдвигая горшок, стекловарною массой, кренимой вослед, и прозрачною огнегривою струёю поверх трубочиста ременный жакет заливая, напротив калильной печи обмурованной, где маслянисто доходят листы на поду, грюндер бостонский, приближавшийся, Валета брезгливостью тычет вдогон костяным набалдашником трости прогулочной о башмаки, меж стенания раскалённого, упомнив минувшим палаческого колпака из дерюги болтанье среди анфилады горящей, окидывая беглым взором смятенье Вольтерчика, распорядившись катком по нему прогуляться, размазав, что зудня да скнип, несессером об ассигнации отсчитывает сверху разницы мастеру под изведённое даром стекло, выдвигаемый корпус рельсовый чугунным столом о ровняющийся восьмисильный каток паровой навесною машиной, давящей к вальцовке фигуру вращением сквозь остывавшее месиво, отроку рядом урок преподавши, как надобно впредь трубочистов обхаживать, нравоученьем ланиты трепля, жерминаль вспоров окаймлением теней строевых вашингтонского марша протестного Армии Кокси, напичканной сплошь безработными карандашистами от биржевого обвала третьёвошнего, через Пуллманские Забастовки, при коих винтовочной да револьверною хмарью отстреливают полисмены и национальная гвардия скотски обобранных втуне Отчизной пикетчиков, Мортимер, заблаговременно дав стрекача вне конвойных, прилежностью Бостону телеграфируя, он, мол, что, мол, благоденствует, неуставному прещенью подвергнутый да отлучённый из комьев глиста чинодрален, спешит вдоль орехово-грабовых куп между ельниками у Великих Озёр, прыготнёй рыхля нрав ребяческий, опушкой несётся в непреоборимые заросли хэмлоков через дубравы с кедровником, дабы оков не растрясывать через подгорную проповедь для каторжан рудника, ибо странники все перед Господом, шустро вложившийся к фрезерному съёму торфа болотных пластов у бригадных десятников Шрайхарта, акции перекупая железом от чепинских выработок да окрестных посёлков при шахтенном зеве, деляжески распотрошив лесопилен бревенчатые лагеря и охотничьи хижины трапперов, громоподобной колонною двигая угольные паровые трелёвочные тягачи, взрезав надолбы пней корчёванных, разлатостью около вырубленного удела, оббитых землистых кореньев растопкой для локомобиля за конною тягой поверх котлована, готовимого врозь гружёных телег у навесов обозом гранита да портландцемента, оттоль промысловую дружбу заведши с добытчиками барибалов, лосей, благородных оленей, куниц, долгомордых жуйков, прибрюшных сычугов, кистеухих дриад, сонь-засонь, императорской вошки хохлатой, толкунчиков ратных, древесных зазноб, вихлопузых туёвников-пирогоедов, швеи чепухабистой, ондабобров, боброндатр, ворчунов-шерсточёсов, смурных колтунов-брюхотрясов, кривых просвистушек мохнатых двоякоикающих, выползней, поползней, оползней, вывернутых размахристых плясуний дурных, метлошубных фьють-фьютей, каретников обыкновенных, марающихся кизяков-утиральников, стряпчевых камушков, дупеля чешуебокого, лазающих поскребух исчихавшихся, выщербленных трясогузок фуфырчатых, копотунов-канительщиков, жижеутробных свистальщиков, изъерепенившихся космачей-шестопёров, тройных гребешков-дровогрызов, лесных дергачей-шепелявчиков, дыбящихся бестолковых колючеголовых сучков, зудней, сидней, пупырчатых копчиков треснутых, пахтаньем выкормленных закадушечников, живоплёвок лохматых да прочего дива от чучельно-склеенного балаганного естествознания, клапанным воем сквозь чад нефтяной паровоза-компаунда топки мазутной очерчивается для зодчества вширь просмерделых берлог материалами под инструментами опорожняемый гулко товарный состав, застегнувши сплошь гетры с крагами, тугой обстоятельностью бульвардье, навестив Мичиган в куньей шапке хвостатой да мехом взвихрённой бизоньей накидке, сэр Вардемен спешивается окрест, покидая отважно купейный вагон с чемоданами трефовой масти обтяжки подряд наугольников, альтер-реалу довьючивая эгоистку при хлыстике, где по бурьяну шныряющий от возведённой местами кирпичной ограды именья кнаружи разлаписто-хвойных лесов, приосаненным всадником на пенни-фартинге, с терпкой мундштучной сигарою и во французской флейтистской шапчонке под смокинг, их милость бесспорностью выглядит первым болваном, а пащенок юный его, несомненно, вторым, гоготавшие друг над дружкою, виляют за глинистых тропок строительный хлам, назади чащоб Айрон Маунтин, разбив чемоданную фабрику, выторговав да открыв её, Мортимер Корд, созывая портных у станочной возни оснащённого швейного цеха, наказывает мастерить о разъёмные днища карманы подкладочные, углубления да отделения передвижных тайников, спешной высылкой для заказчиков, складируя гнёт инкрустированных барельефов покражею, гемм навесных, ювелирной резьбы статуэток, тесня при багажном вагоне курьерского поезда, выстланного кладовою салонною мимо купе для раздатчиков, тамбурами пробирающихся сквозь дорожные лари, баулы из кожи да трубчатые саквояжи обтяжкою замшевых крапин, радетельно упаковавши ворованные канделябры, часы для столешниц фигурные, севрскую розовую глазуровку, лепные графины, подсвечники беличьи, люстры развинченные позолотой, шандалы извилисто-орнаментальные да жирандоли чеканные на массачусетского заявителя, рощицами вдоль Шарлотты прогулочного трициклетта с цепной передачей для дамы расшивкою фрачной пестрит мажордомом назначенный впрок моложавости юркой исполненный прихвостень Стоун, к услуженью до срока по дебрям носившийся с банджо-часами, окрест положительно не разумея, куда бы привесить, минуя натёков смолисто-занозистых штабеля свежий торцованный брус на паз-гребень, аскезы ревнительный странник, подчас водевильно Спасителю уподоблявшийся, Азариил в балахоне гагатовом шествует буковых зарослей стёжками, чующий исподволь между ветвления крон обнаруживающий себя вертоград, за упряжкою пароконною ландо миллионщика и баронета удерживает квортерхорсов, стремясь наглядеть усача из купальщицкой мутности кущ прудовых, упиравшийся вдоль нагрудника площадкой, осваивая патентованный ричардсоновский, лудильщиком выстланный, плавательный аппарат, Максимилиан Шрайхарт близится подводным устройством, гребные колёса педально крутящий о валовый шафт хвостового винта, поднимаясь на илистый берег, упрятав достоинство, вылезшее за трико шерстяным, культуристски сложённый, толкующий сплошь нараспев, златозубости светской оплот мичиганский и торфодобытчик, опорой избравши гребное весло, перед трестовой побирушкою валежною, коих отсель превеликое множество, ставший балясничать с казнозарядною прачкою для ассигнаций, тотчас вымеряя бродяжностью степень замшелости харистократии от парвеню, дескать, Мортимер буревалами в сюртучности рыщет, вальдшнепов зубами ловя да жучков заштанинных о пни ковыряя, на выселках грюндерством пестующий благоприобретённую дурость окрест ревматизма, покуда баронствующее мурло навыкает звать мухами пёсьими бостонцев, ибо мздоимен, пристрастен и любостяжателен, с тем же дубрав компаньона заверить готовый вдвойне, мол, чин-чином всё да чемодан-чемоданом, сэр Вардемен, переменив одеянье фронтирское оленебоя у пряжек за норфолкским твида охотным жакетом, вслед кобальтовой зыби туч отжимных вечера коротает над ямой медвежьей из увеселительных гризли сражений, по ставкам для вымесков при егерях и нимвродах, где подле ремней нарекаемый в честь гардекора отцовского мраморный дог Рэмбрандт, спущенный Осуетившегося бойким приобретением, рыкает, занятый травлею по барибалу в уделе его, своркой дёрганой меж бурбулями канадских французов, к потехе Всевышнего, ибо таков уж, лягается колко стороченный вапити, брошенный для столбового косматого зверя аляскинского, сноровисто терзавшего громоподобностью рёва оленьи бока, навещающий предприятие болотного толка чащобы, раскланявшийся Максимилиан Шрайхарт, заправив достоинство к брючному шву, деловито обряженный лаковостью в шапокляк да визитку графитную под франтоватым пальто, культуристскою статью чопорной замшелых валунных коряг усача златовласого и златозубого, Кордов зовёт провожатым о локомобиль дровяной с барабанным рыхлителем на гужевой тяге, между иного надела, отколе просушенный фрезерный торф упряжной ворошилкою крошат, при третьем работники тесно валки мастерят из добытого, чтобы грузить на четвёртом уже в ломовые подводы, шурша сквозь Великих Озёр хвойный пасмурный лес намельчённою рыхлой породой, корчёвщики из безземельных индейцев оттава всплошную селянских подёнщиков, занятых валкой деревьев и выстилкою торфяных кирпичей, гладкой поступью Кордов тросточки, бликуют фигурностью за паровою лопатой вослед навесного рыхлителя, коего двигавшийся барабан углубляется к залежам, верхний слой перемолачивая до наточенных вил шевеленья, канавщиков сгорбившихся брезентовки да комбинезоны измаранные, фрезоторф завалкованный переносящих к телегам, складируемый по буртам на просушку, ровняя шатлен, Максимилиан, луковичными часами барона окрест восторгается, перезнакомив их милость плотней со старейшинами вдоль общины крестьянской на шесть дюжин чернорабочих, устроивших мимо болота дерновые волглые хижины, кажущиеся вигвамом с распорами балочными, иль же кладкой брикетной проложенные за бурьянною крышей, чинимые сплошь от потёков щелей за холстиною внутренних стен, приглашая свет к толчее цехов громоздких фабричных машин для формовки врозь чанов проклёпанных на коксование, дабы котельным отправить брикетное топливо, всадниками полуночными возле барьера елового Вардемен Корд обок Мортимера, неврасцеп затушёвываются горчичной луной меж лесами строительными дощаного посёлка рабочих, ногавками вычищенных лошадей бередя можжевельник да папоротник, шерстью кущ проступая сквозь ведьмин орех, от брезентовой мглы палаточной, гружёных телег пароконных кирпичные насыпи ждут за укутанными штабелями соснового тёса у ящиков под инструменты, развешанные керосинокалильные лампы свеченьем на фордеке поднятом брички, отрог из мешков джута портландцементом к заливке фундамента высится около чаш земляных волхвованья, где Азариил Имре Этвеш, тягучим элизия аспидом в чёрный стихарь прозорливца наряженный, для Присносущного строки молебнов читающий, над котлованом, о факелы меж разгородками из частокола живьём прогорать заставляет глубинный зверинец лосей, барибалов, оленей да гризли во славу Господню, каймой одеяний цыганских на простоволосой Орайге, сжимающей вапити череп ко дланям, обрядовостью тараторя ступенчатые наговоры из ломкой толпы, ореолами под свербевшую калильную сетку обоза шатёрных кибиток, плащами-крылатками слуг от Столпов Геркулесовых, у егерей лесопиленных дебрей, вослед кителей обмахрённых нимвродов капканного промысла, ваксенные пламена верховым созерцающий, Мортимер на квортерхорсе муругом бросает поверх основанью грядущего особняка деревянный протез трубочистский Валета Копыт, заложивши Бэргарден огнём, ибо ныне в Салиме Его обиталище.